VII. ВОЗВРАЩЕНИЕ НА РОДИНУ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

VII. ВОЗВРАЩЕНИЕ НА РОДИНУ

Собинова неудержимо тянуло на родину. Появилась возможность после трехлетнего перерыва вернуться вновь на сцену Большого театра.

То, что наконец-то он снова дома, опять на сцене родного театра, вселяло в артиста новые силы. Он ощущал необыкновенный творческий подъем.

Первой новой работой, которую Собинов готовил для москвичей, была опера «Вертер». Созданная Масснэ в восьмидесятых годах прошлого столетия, она продолжила то качественно новое направление французской оперы, которое получило название «лирической» оперы и родоначальником которой явился Гуно с его оперой «Фауст», впервые поставленной в Париже в 1859 году. До Гуно на французской сцене господствовала так называемая большая опера. Ее представителем был Дж. Мейербер. Часто фоном его опер служили социальные конфликты; подавались они всегда в романтизированной форме.

Пришедшая на смену большой опере лирическая в силу исторических условий не могла уже разрешать большие социальные темы. Центром развития сюжета оперы, ее образов стали личные, интимные переживания. Любовно-романтический элемент стал играть главную роль.

Это, безусловно, сужало и масштабы и значимость новой оперы. Тем не менее она обладала достаточными художественными достоинствами, позволившими ей дожить и до наших дней. Искренность, теплота, простота и человечность — вот что привлекало слушателей в этих операх. На смену развернутым ариям большой оперы приходят мелодичные, доходчивые романсы и ариозо.

Опера «Вертер» принадлежит к числу наиболее удачных произведений этого жанра. В основу ее сюжета композитор положил широко известный роман Гёте «Страдания молодого Вертера».

По словам самого поэта, «Вертер» был его исповедью, благодаря которой он избавился от того, что мучило его. Но для молодого поколения Германии тех лет «Вертер» явился как раз началом страданий и драм. Роман этот наделал много шума, и не один немецкий юноша увидел в трагедии героя Гёте Самого себя, свои разрушенные мечты.

Трагедию разрушенного идеала увидел в «Вертере» и Собинов. Мещанская мораль буржуазного общества губит талантливого, духовно богатого человека, не желающего подчиниться ей. И губит самым страшным образом: отнимает у него надежду на счастье и радость, заставляет добровольно предпочесть смерть.

Разрабатывая сценический рисунок образа Вертера, Собинов сознательно подчеркивал в первом акте молодость, жизнерадостность своего героя. Звуки голоса Собинова были здесь особенно чистыми, безмятежными. Ему это важно было для того, чтобы показать отсутствие в характере Вертера черт обреченности, показать, что причина гибели героя совсем не в его меланхолии, как часто это получалось у большинства исполнителей партии. Правда, будучи тонким художником, Собинов понимал и то, что в подобной ситуации смерть — далеко не единственный выход. Не стрелялись же Альфред, Ионтек, Де-Грие. Значит, есть еще какие-то внутренние причины, побуждающие людей, попавших в одинаковые условия, по-разному преодолевать душевные страдания.

Собинов нашел их в очень тонкой и впечатлительной натуре Вертера.

В первой сцене оперы есть место, где артист увидел намек на ту бурю, которая может в любую минуту подняться в душе Вертера. Это сцена рассказа Шарлотты о своей жизни, о смерти матери, о том, как поручала она ей, старшей, заботы о младших братьях и сестрах. Вертер-Собинов слушал ее, не отрываясь, и, как в зеркале, угадывал в ее интонациях, чуть заметном изменении выражения глаз самые разнообразные чувства. Вертер восхищался Шарлоттой, печалился вместе с ней, страдал и еще больше восхищался ее терпением и мужеством. В его глазах Шарлотта вдруг поднялась на недосягаемую высоту. И вот эта способность так быстро нарисовать в своем воображении сверхидеальный образ, так полно отдаться первому впечатлению и было началом трагедии Вертера. Он уже любил Шарлотту, но… она другому отдана. В силу того, что он слишком высоко вознес ее, как бы она теперь ни относилась к нему — даже если бы полюбила его, конец все равно был бы трагичен. Сам того не подозревая, Вертер оказался поэтом своего чувства. И изменить ему уже не мог. Не перенес бы он и падения женщины, перед которой преклонялся.

Теплота и лиризм образа Вертера подсказали Собинову правдивые мизансцены: встреча с детьми, знакомство с Шарлоттой, разговор с мужем Шарлотты — Альбертом, последнее свидание с любимой, смерть. Тщательное изучение текста гётевского романа и музыки Масснэ позволили артисту логически оправдать поступки героя, найти точные вокальные интонации.

Вот Вертер-Собинов разговаривает с Альбертом. Ему трудно и больно смотреть на мужа Шарлотты. Он невольно думает о том, что, может быть, с большим правом мог бы быть на месте Альберта. И потому свое объяснение с другом он начинает, стоя к нему спиной. Вертер понимает, что это некрасиво, нетактично. Он поворачивается, но продолжает упрямо смотреть вбок, мимо веселого, добродушно улыбающегося Альберта даже в то время как его рука доброжелательно пожимает протянутую руку друга. Ведь Альберт ни в чем не виноват. Вертер. понимает это и все же не может примириться с мыслью, что женщина, которую он обожает, принадлежит другому. Драма осложняется тем, что Вертер слишком слаб, в нем нет силы восстать против нелепого обычая, который разъединяет два любящих сердца.

В следующей сцене, когда Собинов-Вертер входил в комнату Шарлотты, зрители уже чувствовали — Вертер сдался без боя, уступил глупому закону мещанского мирка. Казалось, что о нем говорят строки Блока:

К чему спускать на окнах шторы?

День догорел в душе давно.

Весь вид Вертера говорил, что им овладело отчаяние, иначе он никогда не пришел бы сюда. Медленно и внимательно, будто стараясь навсегда запечатлеть увиденное, осматривал Вертер знакомую комнату. Взгляд его падал на книгу. Грустно улыбнувшись, он листал страницы и словно про себя запел знакомые, но теперь полные иного значения строки Оссиана — «О, не буди меня дыхание весны…»

Зачем будить, если смерть неизбежна?! Именно эту мысль подчеркивал здесь Собинов-певец. Артист пел здесь страдание, пел в полутонах и тем самым еще более подчеркивал всю глубину трагедии юноши.

Испуганная отчаянием, которое звучало в его голосе, Шарлотта пыталась утешить Вертера. И в этот момент к Вертеру-Собинову на миг возвращалась вера: быть может, еще возможно счастье?! Только человек, разуверившийся во всем и внезапно вновь обретший веру, мог пережить такой страстный порыв ликования, так потерять власть над собой. Он пылко обнимал Шарлотту, целовал ее руки, лицо, пока внезапно не замечал ее страдальческого взгляда, который, казалось, говорил: а долг?!

Л. В. Собинов-Вертер.

Теперь не было сомнений: печальная развязка страданий молодого Вертера уже недалека.

Критика единодушно отмечала волнующую и захватывающую сердечность исполнения певцом партии Вертера: «О тонком художественном исполнении и говорить нечего: это был настоящий чистый жемчуг вокального искусства», — писала одна из газет. И еще отзыв: «Собинов исполнил ее (партию Вертера. — В.-Б.) тонко, мягко и проникновенно. Он вложил в нее всю массу своего лиризма, создал поэтический… образ томящегося влюбленного и был благородно красив в драматических местах последнего акта. Он согрел эту роль всей силой своего чувства, и его Вертер предстал перед нами полон тихой, затаенной грусти, страдающий и в то же время великий в своих страданиях. Образ яркий, рельефно-выпуклый, тонко и тщательно отделанный».

Собинов и сам чувствовал, что Вертер — его большая удача. Над этой партией артист работал с исключительным подъемом, ощущая глубокое внутреннее удовлетворение. Тем сильнее коробила его небрежная постановка оперы в Большом театре.

Дирекция обставила спектакль из рук вон плохо. Декорации были старые, собранные из различных постановок. Особенно возмутился Собинов, увидев домик судьи, который на огромной сцене Большого театра больше походил на скворечник. Не смогли найти даже поющих детей: по сцене бегали какие-то неуклюжие подростки, игравшие пудовыми бутафорскими игрушками, а когда им нужно было петь, за кулисами вместо них пели хористы. Собинов категорически восстал против этого и добился приглашения детей-певчих. Однако со всеми другими недостатками пришлось в конце концов примириться.

И от этого он испытывал еще большее чувство досады, потому что знал, какие богатые возможности театра остаются неиспользованными.

Сравнивая постановку оперного дела за границей и в России, Леонид Витальевич высоко оценивал русский оперный театр: первый в мире балет, прекрасный оркестр, звучный, мощный хор, превосходные солисты и дирижеры, талантливые художники-декораторы — все было налицо для того, чтобы создавать полноценные художественные спектакли. Не было только одного: подлинной заинтересованности и понимания задач искусства со стороны бюрократического чиновничьего руководства.

Премьера оперы «Вертер» состоялась 16 декабря 1907 года. Она явилась и своеобразным юбилеем Собинова.

Собинову исполнилось тридцать пять лет, десять из которых он посвятил театру. На эти первые сценические годы пришлась наиболее интенсивная работа певца: он спел более тридцати теноровых партий (а разучил гораздо больше, так как считал своим долгом постоянно обогащать репертуар новыми партиями) и огромное количество камерных произведений— концертный репертуар Леонида Витальевича состоял более чем из двухсот пятидесяти романсов. К этому же времени молодой артист завоевал не только мировую славу, как певец исключительного вокального обаяния, как артист, пожалуй, самый культурный и интеллектуальный среди не только русских, но и зарубежных представителей оперного искусства. Он завоевал нечто большее — любовь своего народа.

Подводя итоги его десятилетней творческой деятельности, музыкальный критик журнала «Русский артист» писал:

«Десять лет неустанного труда, непрерывного совершенствования — факт крупный. Для певца первые десять лет сценической деятельности — эпоха, полоса жизни. Эти десять лет не прошли для Собинова даром. Он рос с каждым днем, совершенствовался, приобретая все новые обаятельные черты в голосе и сценической игре, с каждым днем все глубже вдумывался в характер изображаемых им типов и все это синтезировал в последние годы. Его проникающий в глубину души, ласкающий голос креп и развивался быстрым темпом. Собинов — певец высшей культуры, певец, ясно понимающий задачи искусства, человек с полным и определенным художественным миросозерцанием, сознательный и вдумчивый. Собинов — провозвестник новой эпохи — эпохи высокого и осмысленного взгляда на оперное искусство».

Да, певец высшей культуры, с определенным художественным миросозерцанием, своим искусством утверждающий новую эпоху в оперном театре.

Но, подводя итоги десятилетнему служению искусству, нельзя было пройти и мимо своеобразного юбилея общественной деятельности артиста. Это не была та «круглая» дата, которую принято обычно отмечать, потому что служение общественности началось для Собинова задолго до поступления в Большой театр, и сам он не считал себя в этом плане личностью выдающейся, сделавшей что-то особенное.

Между тем общественное лицо Собинова было настолько ярко, что умолчать об этом значило бы обеднить облик артиста, утаить один из тех «ключиков», которые раскрывают заветные двери человеческой души.

Был ли Собинов богат? Очень. Но не тем богатством, которое исчисляется в накопленных рублях. Он был богат талантом, и это давало ему возможность жить безбедно. Он был безгранично богат душою и редко кому отказывал в помощи, особенно нуждающейся учащейся молодежи.

Московский университет навсегда остался для Собинова alma mater. Там, в стенах старейшего русского учебного заведения Собинов научился думать, там почерпнул первые серьезные знания, там осознал свою любовь к музыке и театру. В Университете развилась способность Собинова правильно оценивать явления общественной жизни, и там же завязались дружеские отношения е прогрессивной молодежью, выросли и окрепли демократические симпатии. Именно там, в Университете, Собинов впервые проявил себя как общественный деятель, принимая горячее участие’ в работе Ярославского землячества и Комитета по оказанию помощи нуждающимся студентам.

Ему до всего было дело: организовать бесплатные или дешевые обеды, побеспокоиться об одежде и книгах для остро нуждающихся, рекомендовать студента в качестве репетитора или переводчика — все это Леонид Собинов делал с энтузиазмом. И вместе с тем — с необыкновенной простотой, так, словно это всегда входило в его обязанности. И позднее, став знаменитым, он никогда не забывал о сотнях обездоленных молодых людей, которые жадно стремятся к знаниям, но часто не имеют средств, чтобы заплатить за учение, купить учебник, сытно пообедать Слишком часто в студенческие годы он сам бывал в таком положении, чтобы забыть все это.

Многие из знакомых Собинова из среды интеллигенции, как и он, знали о бедственном положении русской учащейся молодежи, но далеко не всякий по-настоящему болел о ее будущем. Будет только справедливо, если мы скажем, что вряд ли кто помогал так много студентам, как Собинов.

Основным и единственным источником доходов Собинова-певца была сцена. По существующему тогда положению артист императорских театров имел право ежегодно выступить в двух концертах на любой эстраде. Многие из артистов пользовались этими концертами, чтобы получить немалый гонорар. Собинов же неизменно один из концертов давал в пользу недостаточных московских студентов, другой в пользу Медведниковской гимназии, где учились его дети.

Собиновские студенческие концерты! На протяжении более пятнадцати лет они являлись одним из выдающихся событий московской музыкальной жизни. Он был инициатором и душой этих концертов. Конечно, одного имени Собинова было достаточно, чтобы обеспечить аншлаг в кассе.

Репертуар этих концертов подбирался очень тщательно, а об исполнителях и говорить не приходится. В собиновских концертах принимали участие такие мастера, как С. В. Рахманинов, А. В. Нежданова, В. И. Качалов, А. А. Яблочкина, С. И. Мигай, писательница Т. Щепкина-Куперник и другие.

Сборы с этих концертов достигали иногда до десяти тысяч рублей. Если сравнить эту цифру с общим доходом комитета (а она иногда равнялась 20 % годового дохода комитета), станет понятным, чем были собиновские концерты для студенчества. А если учесть, что такую помощь оказывал артист, существовавший исключительно на свой заработок, то этот поступок Леонида Витальевича можно расценивать как гражданский подвиг.

В некоторые годы, когда Обществу приходилось особенно туго и оно не могло удовлетворить просьб всех нуждающихся, Собинов устраивал закрытые концерты в частных домах под видом литературно-музыкальных вечеров. Билеты распространялись по рукам по очень дорогим ценам в виде пригласительных карточек.

На деньги, вырученные с собиновских концертов, получили образование десятки молодых людей. Среди них такие известные, как революционер И. П. Каляев, казненный в 1905 году; профессор математики А. С. Бутягин; выдающийся хирург Р. О. Венгловский; артисты Большого театра М. В. Воротынский и Г. С. Чернорук; известный психиатр В. Н. Павлов-Сильванский; профессор-бактериолог Е. И. Марциновский. Нет нужды продолжать этот список, он занял бы не одну страницу.

Собинов всегда помнил о добровольно взятом на себя обязательстве помогать молодежи. Случалось, что он сезон-два пел в Милане. Но и оттуда артист находил время и возможность приезжать в Москву специально для студенческих концертов. Даже в трудные годы первой мировой войны он не оставляет Общество без помощи. Собинов договаривается с начальством и дает несколько концертов, ? дохода которых поступает в фонд армии, а ? — в студенческую кассу.

Студенты отвечали Собинову на заботу о них самой искренней любовью и называли его «светлым рыцарем», «рыцарем без страха и упрека».

«Мы, студенты, его боготворили, — рассказывает Н. А. Семашко (впоследствии известный врач и общественный деятель). — Любили мы его по двум причинам: во-первых, конечно, за его несравненный голос. Во-вторых, мы любили его за то, что он никогда не отказывался петь в пользу студентов… Собинов не выходил с таких вечеров. Мы его выносили на руках и торжественно водружали на пролетку лихача. Так чествовали и благодарили Собинова студенты».

Не многие артисты того времени могли похвалиться такой искренней, горячей, идейной любовью со стороны молодежи. Пожалуй, только М. Н. Ермолова да П. А. Хохлов, которые, как и Собинов, охотно соглашались выступать перед молодежью и которых молодежь также выносила на руках из театра.

Охотно помогал Собинов и учащимся многих других городов. Только в 1902 году артист дал 47 благотворительных концертов, из них 20 в пользу нуждающихся студентов и курсисток. Вот еще факт. В 1906 году группа киевских студентов обратилась с просьбой к Собинову дать концерт в пользу студентов Киевского университета, высланных за революционную деятельность в Нарымский край Собинов приехал в Киев и дал не один, а несколько концертов.

Собинов знал, что в Москве существовал кружок, который всячески помогал русским студентам, по политическим причинам оторванным от родины и вынужденным учиться в университетах Швейцарии и Германии. С некоторыми деятелями этого кружка его связывали простые дружеские отношения. Так же просто, от всего сердца помогал он своими концертами и далеким, совсем незнакомым молодым людям.

Горячее участие, с которым Собинов относился к молодежи, тревожило представителей столпов общества. Общественная деятельность артиста императорских театров, его помощь прогрессивно настроенному студенчеству были им явно не по вкусу. Собинова поставили под сомнение, и царская охранка установила за ним слежку.

«Собинов Л. В., артист императорских театров, в речи своей указал на угнетенное состояние современного русского общества и заявил о своем полном сочувствии студенческому движению», — писалось в донесении.

Одной из причин, почему Собинов так любил свой второй родной дом — Университет, была большая любовь артиста ко всему юному, молодому, жизнеутверждающему, светлому. Может быть, потому он и принимал так горячо к сердцу все радости и горести молодежи? Отчасти да. Но не только поэтому и не только молодежи.

Еще будучи студентом, Собинов очень точно определил свое жизненное призвание: вечное стремление к общественности, к справедливости и защите обиженного. И пусть ему не пришлось следовать этому призыву на адвокатской стезе. Он с успехом делал это будучи артистом, оказывая помощь всем, кто в ней нуждался. Вот документы, красноречивее всех эпитетов рисующие большое сердце этого необыкновенного человека.

«Комитет Общества для пособия нуждающимся литераторам и ученым приносит Вам глубокую благодарность за Ваше любезное участие в опере «Лоэнгрин» 13 февраля в Мариинском театре…» (сбор с этого спектакля пошел на нужды Общества).

«От имени моего Правительства и Итальянской колонии в Москве позвольте выразить Вам искреннюю признательность за Ваше великодушное участие в концерте 7/1 — 1909 г. в пользу пострадавших от землетрясения наших братьев — итальянцев в Сицилии и Калабрии.

С искренним уважением

Зав. итальянским королевским консульством».

«Правление Секции гигиены воспитания и образования при Нижегородском отделе Русского общества охранения народного здравия…выражает глубокую благодарность за отзывчивость на нужды секции».

«Мы приветствуем сегодня не только талант художника, мы кланяемся гению доброго сердца, чутко откликается оно на каждое горе, на всякую нужду и особенно ему близки печали нашей многострадальной учащейся молодежи…» — писалось в адресе Комитета нуждающимся студентам. Благодарность от артистов императорского Большого театра, от слушательниц и Совета педагогических курсов, от комиссии для организации товарищеской помощи присяжным поверенным и их помощникам, призываемым на русско-японскую войну, и их семьям, от Московского общества взаимного вспоможения оркестровых музыкантов. Концерты в фонд нуждающихся в Москве, в Петербурге, в Киеве, в Одессе, в Нижнем Новгороде и даже в Испании во время мадридских гастролей.

Это ли не верное служение своему народу, своей Родине!

Собинов сам признавался, что главное в жизни для него — служение искусству. Но он был гражданином в самом высоком понимании этого слова. Идеалы правды, добра и свободы всегда были для него священны. И в силу своих возможностей он отстаивал эти идеалы.

«Я слышал твою пламенную благородную речь в дни великой реакции, когда каждое свободное слово было опасным подвигом, когда лучшие люди и ты в их числе — исполняли завещанную поколениями борцов за свободу аннибалову клятву борьбы с произволом и насилием. И ты был всегда честным борцом», — писал о Собинове его друг и соратник артист А. Юяуш.

Широкообразованный, прогрессивный человек, жадно стремящийся ко всему новому, Собинов хотя и не был революционером в полном смысле этого слова, но серьезно интересовался марксистской литературой и даже помогал «делать» ее. Сохранилось несколько писем революционерки Т. В. Шиффер, в которых она предлагает Собинову принять зачастив в издании прогрессивного журнала «Наша жизнь», выпускавшегося деятелями русского революционного подполья. Собинов отклонил предложение, но неоднократно передавал через Шиффер революционным организациям и политическим эмигрантам часть доходов со своих концертов. Помогать людям, активно борющимся против насилия и угнетения, Собинов считал своим прямым долгом, долгом человека и гражданина. Больше того, он был твердо уверен, что когда голос изменит ему и он бросит сцену, то навсегда уйдет к людям, отстаивающим идеалы свободы, равенства и братства.

Всматриваясь в духовный облик этого замечательного человека, невольно напрашивается сравнение великого артиста с великим его современником — А. М. Горьким. Оба они стремились к справедливости, к защите обиженного. Оба широко, по-русски дарили людям радость, никогда не отказывали в помощи. Оба одинаково подходили к людям — и Горький и Собинов всегда говорили, что о человеке надо судить по тому хорошему, что в нем заложено. Свое отношение к человеку Горький выразил словами Сатина: «Человек — это звучит гордо!» И разве не это же утверждал Собинов своим лучезарным искусством, чутким, справедливым отношением к людям?!

В любую минуту готов он был помочь не только деньгами, но и личным заступничеством. Его чуткое, бережное отношение к окружающим поразительно. Он вечно кого-то выручает, за кого-то хлопочет.

«…По моим просьбам, — пишет он Е. М. Садовской в 1902 году, — уже освободили в Питере одного арестованного… а теперь я хлопочу за другого, которого тоже обещали вернуть семье в 6 человек… обещали мне устроить сносную жизнь одного моего здешнего приятеля, в настоящую минуту очень несчастного… А ты знаешь, в Москве моего… студента тоже освободили и отправили домой, как я просил. Ты себе не можешь представить, как я доволен, когда удается кого-нибудь вызволить. Это для меня большая радость».

В этом письме весь Собинов. Многое ему удавалось делать, конечно, благодаря только его личным качествам. Таким чистым, обаятельным, честным, морально красивым был сам Леонид Витальевич, что отказать ему в любой просьбе было очень трудно.

Да и все знали, что порука Собинова стоит самых лучших аттестаций.

Таким же добрым гением предстает перед нами Собинов и в истории с А. В. Богдановичем. Познакомившись в 1897 году со скромным студентом-медиком и заметив в нем музыкальные способности, Леонид Витальевич не выпускает его уже из поля своего зрения. Он помог Богдановичу поступить в консерваторию, ввел в кружок Керзиных, содействовал освобождению из тюрьмы, куда «не в меру ретиво настроенный» молодой человек попал за революционную деятельность, давал советы, руководил занятиями молодого певца. Дружеские отношения связали Богдановича с великим артистом на многие годы.

Еще пример.

Нижний Новгород. Во время ежегодной Макарьевской ярмарки сюда съезжалось много артистов самых разнообразных жанров. Однажды Собинов услышал в городском ресторане певицу с необычайным чувством и правдивостью исполнявшую русские народные песни. Она пела так, как поют русские крестьянки, со всем своеобразием народной манеры и тембра. По тому, как просто она пела, как робела и смущалась, как несмело кланялась, Собинов понял, что она совсем недавно начала зарабатывать на жизнь пением в ресторане. Артист сразу угадал в ней огромное художественное дарование. Естественно, пройти мимо этой богато одаренной души, не помочь ей выбраться из страшного мира кафешантанов и кабаре, Собинов не мог. Они познакомились. Почти силой удалось Леониду Витальевичу заставить певицу выступить в концерте вместе с ним и другими оперными артистами. Так вышла на широкую дорогу настоящего искусства впоследствии знаменитая исполнительница русских песен Надежда Плевицкая

Этот случай наделал много шума. Какой крик подняли газеты! «Недопустимы совместные выступления артистов императорских театров и кафешантанной певицы!» Но Собинов был тверд. «Искусство свободно, и все его представители — артисты, где бы они ни служили, равны между собою», — заявил он громко. Демократизм победил и на этот раз.

Собинов никогда не ставил себя в исключительное положение, хотя как человек высокоодаренный, талантливый имел право на особое отношение к себе. Для него чуткое, дружеское расположение к знакомым, товарищам по работе, даже просто к незнакомым людям было тоже в какой-то степени служением общественности, идеалам добра и справедливости. Все, кто встречался с Леонидом Витальевичем, никогда не видели его раздраженным, злым, несправедливым. Как никто другой, этот человек, окруженный славой и поклонением, умел слушать и понять собеседника даже тогда, когда был с ним не согласен. Он, по удачному выражению одного из своих друзей, оказывал «гостеприимство мысли другого». Это тоже являлось одной из причин, почему к нему так жадно тянулись люди, считали за счастье общаться с ним.

Гостеприимство, поддержку новой мысли, новой идеи оказывал Собинов очень многим. Вернемся опять к документам, потому что они самые правдивые свидетели.

«Я никогда не забуду, — писал дирижер Эмиль Купер Собинову, — как много я обязан тебе в моем культурно-художественном образовании, как и не могу забыть твоей необычайно деликатной и трогательной поддержки, оказанной мне в начале моей карьеры. Близость с тобою — одним из культурнейших и выдающихся артистов России — и частое сотрудничество были для меня необычайно важны в моем моральном развитии, а постоянное общение влияло на общий уровень моего образования».

Или вот еще высказывание:

«Вы… не только не приняли участия в дискредитировании нового начинания (речь идет об открытии театра Музыкальной драмы. — В.-Б.), но помогли ему и деньгами и личным участием в его работе. Нужно было быть или героем, или человеком большой культуры, чтобы во имя идеи, наперекор своим интересам, поддержать дело…» — пишет главный режиссер театра Лащицкий.

Таким же широким душою останется Собинов на всю жизнь. Наступят бурные дни великих свершений Октября, в театр придет новый зритель, на одних подмостках с Собиновым займет свое место новое поколение певцов. И для каждого из них найдется у великого артиста — большого человека — дружеское слово, умный совет, доброе пожелание. Своим личным примером доказывал он молодежи, что «искусству и общественности надо служить одинаково и разумением и восхищением». Это был девиз Собинова — певца, человека, гражданина.

Собинов владел в высшей степени тем, что называется организаторским талантом. Он как-то удивительно непосредственно влиял на окружающих его людей.

Большая общественная работа не мешала артисту с увлечением, талантливо творить на сцене. Более того, она помогала. Верно отмечала критика, говоря, что «стиль его искусства был так благороден потому, что был благороден он сам».

…Но никакие достоинства, никакая слава не могли спасти Собинова от грызущей его мысли.

Вот он снова на родине. Всю душу, весь десятилетний артистический опыт вложил он в создание Вертера. Полный сил, энергии, неукротимого желания работать над новыми операми, он вынужден мириться с деляческим отношением руководства к театру, к искусству. Полнейшее равнодушие дирекции к вопросам художественного руководства создавало в театре тоскливую, будничную атмосферу.

«Ужасно скучно, господа, в Большом театре!» — пишет Собинов.

И не потому ли так настойчиво добивается он отпуска, чтобы поехать в Испанию?!