Вновь «Мистерия»

Вновь «Мистерия»

Наступил год 1921-ый. 7 января рижская газета «Сегодня», упомянув поэму Есенина «Инония», назвала её «диссертацией на получение привилегированного пайка».

А Маяковский, продолжая переписывать на свой лад произведения мировой литературы, дошёл до самого себя и принялся переделывать свою же собственную «Мистерию-буфф». Прежде всего, он написал предисловие к пьесе:

«" Мистерия-буфф" – дорога. Дорога революции. Никто не представляет с точностью, какие ещё горы придётся взрывать нам, идущим этой дорогой…

Поэтому, оставив дорогу (форму), я опять изменил части пейзажа (содержания)».

Будучи уверенным в том, что будущее он знает, как свои пять пальцев, Маяковский не сомневался в том, что его «Мистерию» потомки будут возобновлять на сцене неоднократно. И обратился к ним с призывом:

«В будущем все играющие, ставящие, читающие, печатающие „Мистерию-буфф“, меняйте содержание – делайте содержание её современным, сегодняшним, сиюминутным».

И поэт продемонстрировал, как и что следует «менять». Если в первом варианте пьесы на полюсе первым появлялся француз (с рассказом о том, как «Париж / был вырван / и вытоплен в бездне / у мира в расплавленном горле»), то теперь этим первым стал немец (с рассказом о «вырванном» Берлине). Произошло это оттого, что в XX веке во Франции революции не было, а в Германии она случилась – в конце апреля 1919 года: появилась и целых две недели просуществовала Баварская Советская Республика.

Среди действующих лиц новой «Мистерии-буфф» уже не было Дамы-истерики – ведь Мария Андреева, послужившая её прообразом, от Горького ушла, уступив своё место другой Марии, Закревской-Бенкендорф. Поэтому вместо Дамы-истерики появилась Дама с картонками, переменившая «наций сорок»:

«Сначала была русской —

Россия мне стала узкой.

Эти большевики – такой ужас!»

Прежних реплик («Послушайте, я не могу!», «Отпустите!», «Не надо!») Дама уже не произносила, они были переданы другому «истеричному» персонажу – Соглашателю:

«Соглашатель

(в истерике отделяется от толпы)

Милые красные! / Милые белые!

Послушайте, я не могу!..

Бросьте друг на друга коситься.

Господа, товарищи, / надо согласиться».

С этими словами на протяжении всей пьесы он обращается ко всем другим действующим лицам:

«Товарищи!/ Согласитесь,

…послушайте старого / опытного меньшевика!..

Бросьте трения, / надо согласиться».

Второй вариант «Мистерии» отчётливо демонстрировал, что мировозрение Маяковского изменилось, и его отношение к происходившему в стране стало несколько иным. Если первое действие первого варианта завершалось тем, что «нечистые» принимались за сооружение ковчега, то во втором варианте около работавших появлялся Соглашатель, призывавший работать «поскорее». Рядом с ним был некий Интеллигент, «спец», представлявший когорту умелых, обученных людей, которым предстояло вывести Советскую Россию из разрухи. Маяковский насмехался и над «спецом»:

«Интеллигент (отходит в сторону)

Работать – / и не подумаю даже.

Сяду себе вот тут / и займусь саботажем.

(кричит на работающих)

Живей поворачивайся!

Руби, да не промахивайся мимо!

Плотник

А ты чего сидишь, руки сложивши?

Интеллигент

Я спец. Я незаменимый».

«Человек просто» во втором варианте пьесы заменён «Человеком будущего», который представлял себя так:

«Я видел тридцатый, / сороковой век.

Я из будущего времени / просто человек».

То есть Маяковский как бы нашёл, наконец, для себя точное определение: «Человек будущего». Он уже не обещал заоблачных «царств», он сулил нечто другое:

«Всякий, / кому нестерпимо и тесно,

знай: / ему – / царствие моё

земное – не небесное».

Если в первом варианте упоминался мёрзнувший в зимнюю пору Петроград:

«Вельзевул

Довольно разговаривать! Пожалте на костры!

Булочник

Остри!

Нашёл чем пугать! Смешно, ей-богу!

Да у нас / в Питере / вам бы ещё заплатили

за такую головню»,

то во втором варианте речь шла уже о замерзавшей Москве:

«Булочник

Да у нас / в Москве / вам бы ещё заплатили за дрова.

От мороза колики, / ау вас / температура здорова».

В первом варианте «нечистые», покидая ад, восклицали:

«Хор

Шагайте по ярусам! Выше! По тучам!»,

А во втором варианте Маяковский отдавал на съедение чертям Даму, ставшую уже никому не нужной:

«Дама

(откуда ни возьмись, бросается на грудь к Вельзевулу)

Вельзевульчик! / Милый! / Родной!

Не дайте даме погибнуть одной!

Пустите меня, / пустите к своим! / Пустите, милый!

А то эти нечистые такие громилы!

Вельзевул

Ну, что ж! / Приют дам.

Пожалуйте, мадам!

(Показывает на дверь, из-за которой моментально выскакивают два чёрта с вилами и выволакивают даму. Он потирает руки.)

Одна есть.

Дезертира всегда приятно съесть».

Вот таким образом поэт «расправлялся» с Марией Андреевой, препятствовавшей три года назад постановке спектакля по его пьесе.

В финале второго варианта «Мистерии» уже не прославлялась «солнечная Коммуна». Вместо этого все участники представления говорили:

«Все хором

Солнцепоклонники у мира в храме —

покажем, как петь умеем мы.

Становитесь хорами —

будущему псалмы!»

И все начинали петь на мотив «Интернационала» слова, написанные Маяковским. Впрочем, нет – их пение предворя-лось словами:

«Соглашатель

«Товарищи, не надо зря голосить,

пение обязательно надо согласить.

(Отходит в сторону и тихо дирижирует ручкой.

Кузнец отодвигает его вежливо)».

Эта тема – «обязательного согласования» – прозвучит и в самой последней пьесе Маяковского.