Месяц август, день двадцать пятый

Месяц август, день двадцать пятый

Совет Олега Рязанского с боярами и воеводами. Сомнения князя Олега.

Рязанский князь Олег Иванович был весьма энергичен для своего преклонного возраста. Имея давнюю вражду с Москвой, он готовился соединиться с Мамаем. Осталось только определить срок выступления. Для этого он собрал на совет своих бояр и воевод. Князь восседал в своей палате на высоком кресле, справа и слева от него на скамьях вдоль стен расположились бояре и воеводы. Князь Олег продолжал говорить:

— Всё готово и полки собраны, завтра выступаем. Через неделю мы должны соединиться с нашим союзником царём Мамаем. На этот раз мы одолеем князя Московского Дмитрия, все его земли царь Мамай обещал отдать нам во владение. Вам всем будет прибытку достаточно. Что скажете?

Зная крутой нрав князя, все сидели молча, склонив головы. Наконец боярин Тимофей, тяжело вздохнув, обратился к князю:

— Дозволь, князь, слово молвить.

— Сказывай, — разрешил князь.

— Тут гонец был и сообщил, что князь Дмитрий войском великим вышел из Коломенского, идёт на Котёл и далее к броду и станет там для обороны.

Князь Олег с удивлением посмотрел на боярина, затем на всех присутствующих. Боясь княжеского гнева, все сидели с мрачными лицами, не поднимая глаз.

— Почему я узнаю о его большом войске только теперь? — нахмурившись, не повышая голоса, спросил князь. — Я думал, что русские князья не поспешат объединиться и вместе противостоять Мамаю. Как мне понимать то, что я слышу теперь? — он повысил голос. — Откуда Дмитрий получил такую помощь, что против нас троих вооружился? Что, раньше вы не ведали о том?

— Мы, князь, боялись говорить тебе.

— Боялись? А теперь не боитесь? — князь начинал гневаться.

— И теперь, князь, боимся, но есть ещё новость, — не глядя на князя, сказал другой боярин.

— Что ещё? — князь уже еле сдерживал гнев.

Боярин продолжал:

— Нам, княже, поведали, что в отчине князя Дмитрия в обители близ Москвы живёт старец Сергий, имеющий от Бога дар пророчества. Говорят, что он благословил князя Дмитрия идти против Мамая.

— И ещё сказывают, что старец тот призвал народ и князей на битву, потому и пошли князья за Дмитрием, — добавил другой боярин.

Князь Олег помрачнел, помолчал, подумал и, не скрывая огорчения, произнёс:

— Пошто раньше мне ничего не сказали о том? Тогда я пошёл бы к Мамаю навстречу и стал бы умолять его не ходить на сей раз на Дмитрия, и не было бы беды никому. А теперь идти поздно.

— Знать, на то воля Божия, князь, — заметил боярин Тимофей, пожимая плечами.

Понурые бояре и воеводы молчали.

— Ступайте! — резко произнёс князь.

Все поспешно вышли.

Оставшись один, князь Олег задумался. Многолетняя вражда с Москвой за главенство среди русских княжеств затуманила его ум и, в конечном счёте, привела его к союзу с врагами народа русского. Узнав о пророчестве Сергия, он начинал прозревать и понимать, какой грех ляжет на него, если он пойдёт против братьев своих на стороне врага лютого в этой битве, которая может стать судьбоносной для Державы Русской. Его одолевали сомнения. Самолюбие, гордыня и старая неприязнь к Москве постепенно покидали его. Однако он помнил о разрушительных набегах царя Мамая на Рязанское княжество и сегодня знал о несметном войске, с которым Мамай пришёл на этот раз. Потому князь Олег не нашёл в себе мужества присоединиться к войскам князя Дмитрия, решил быть осторожным и принять нейтралитет. Вмешательство Божественных сил, способствующих объединению Русских княжеств, окончательно повлияло на его сознание, и он сделал первый шаг к исправлению своих ошибок:

— Видно, старец сей предсказал князю Дмитрию победу. Получается, не зря митрополит Алексий перенёс свою кафедру из Владимира в Москву, видать, Москве предначертано главенство над княжествами русскими. Лучше отложу я наше выступление, тем и народ свой сохраню. Всё равно сражение их теперь неизбежно, Мамай будет воевать и без нас, он слишком самоуверен. А гонца к Ягайло я всё-таки пошлю, надобно предупредить его о пророчестве старца, может быть, он тоже остановится и не пойдёт на подмогу Мамаю.