Post Mortem Запретно-заветная книга об Иосифе Бродском

Post Mortem

Запретно-заветная книга об Иосифе Бродском

Резонансная, на грани фола, с уклоном в скандал запретная книга Владимира Соловьева о Бродском «POST MORTEM» написана от лица юной особы, которая, благодаря родителям (художник критикесса), с младых ногтей вращалась среди великих мира сего от литературы и искусства, а после отвала за кордон снова оказалась в том же – плюс-минус – кругу. Здесь, в Америке, она определилась как профессиональный фотограф («фотографиня», как она сама себя величает), и к ее услугам частенько прибегают русско-американские випы – Барышников, Довлатов, Ростропович, Шемякин и другие. Она у них – а иногда между ними – мальчик на побегушках (несмотря на гендерное отличие от последнего). Самый близкий ей из этой разношерстной компании – семейный друг, по ее подозрениям, бывший чичисбей ее матери, мнимотаинственный персонаж, обозначенный в этом докуромане, ему посвященном и к нему адресованном, инициалами – ИБ: поэт, изгнанник, нобелевец и прочее. Секрет Полишинеля, а после двух изданий этой книги – одна с подзаголовком «Запретная книга о Бродском», а другая под шапкой «Два шедевра о Бродском»: секрет – на весь свет. Вот почему в настоящем издании автор впервые декодирует, точнее, раскодирует этого литературного персонажа и ставит его реальное имя. Однако автор снимает с себя ответственность за высказывания рассказчицы, которая не совсем его altra ega, хотя «горячо».

Футуристский пролог был написан десять лет назад как бы из будущего, а потому у читателя есть теперь возможность сверить мрачные прогнозы русской Кассандры (как, впрочем, и самого Бродского) с наступающей на нас реальностью. Что сбылось, а что еще нет.

Ах! почто она предвидит

То, чего не отвратит?

Сюжетный и концептуальный стержень – любовная драма Бродского, его открытая, так и не зажившая до конца кровоточащая рана. С другой стороны, однако, эта драма – кормовая база его поэзии.

Психоаналитический парадокс: скажи мне, с кем ты спишь, и я скажу, кто ты. Бродский сам дал ключ в руки биографа, посвятив бессчетное число стихотворений своей «снежной красавице», измена которой стала причиной Катастрофы, пустившей его жизнь под эмоциональный откос. Недаром он в качестве постскриптума к своей любовной лирике сочинил антилюбовный стих, который ему не могут простить многие женщины. Собственно, потому и роман-исследование, чтобы прозвучал пронзительно-болевой камертон жизни, поэзии и судьбы Бродского.

Название первого питерского издания – «POST MORTEM. ИСТОРИЯ ОДНОЙ ИЗМЕНЫ НА ФОНЕ ЖИЗНИ И СМЕРТИ». Увы, это объявленное и запущенное в производство издание так и не состоялось – книга была запрещена литературно-мафиозным истеблишментом города, а потому на обложку московского издания был вынесен подзаголовок «ЗАПРЕТНАЯ КНИГА О БРОДСКОМ», которое теперь, наверное, стоит переименовать: «ЗАВЕТНАЯ КНИГА О БРОДСКОМ».

Либо дать оба эпитета через дефис?

В предыдущей книге авторского сериала «Фрагменты великой судьбы» – «БЫТЬ СЕРГЕЕМ ДОВЛАТОВЫМ. ТРАГЕДИЯ ВЕСЕЛОГО ЧЕЛОВЕКА» – были опубликованы три главы, напрямую связанные с Довлатовым. Здесь даны с незначительными сокращениями все главы, но далеко не вся книга: вынужденно, по техническим причинам, опущен обширный автокомментарий – книга в книге, который служил своего рода громоотводом, заземляя и подтверждая художество ссылками на документы. С подлинным верно. Тем паче читатель имел возможность благодаря автокомментам сравнить заимствования из Бродского с моими собственными открытиями и откровениями, которые я ему приписал, хоть и было немного жаль. Два исключения: сокращенный коммент к главе «Голова профессора ИБ» и целиком к семантически ключевому и сюжетно стержневому, а художнически лучшему отсеку книги, вровень с высшими литературными образцами, которым автор следует в своей работе, – к главе «Хроническая любовь. Реконструкция на четыре голоса». Тут особый автокомментарий – не построчный, но общего, обобщенного характера, а в роли источников выступают эпиграфы из стиховых, прозаических и оральных заявлений Бродского, но дабы дать слово не только протагонисту, но и антагонисту к монологу ДБ даны эпиграфами стихи Дмитрия Бобышева, а в комментарии – цитаты из его воспоминаний.

Любопытствующий читатель – вычеркиваю «может» – должен (императив!) обратиться к предыдущим «риполовским» полным изданиям «Post mortem» 2006 и 2007 годов, дабы заглянуть в источники, которыми пользовался «породистый автор», как меня здесь величают – в том смысле, что не дворняга, хотя именно дворняжки – плод настоящей любви, а не случек.

По жанру «Post mortem» – роман, хоть и с реальными героями, а потому – при портретном сходстве основных персонажей и аутентичности их поступков, реплик, словечек и интонаций – неизбежны и преднамеренны беллетристические швы, топографические подмены, хронологические смещения и прочие анахронизмы, исходя из требований сюжета, контекста, концепции и ритма прозы. Ну да: дух важнее буквы. Касаемо Бродского, автор стремился сделать его «живее всех живых» – реальнее реального Бродского, который в последние годы жизни сильно забронзовел и покрылся патиной. Цель автора – превратить условное в безусловное, маловероятное и даже невероятное – в абсолют. Чтобы художественный образ подменил и затмил своим сюрреализмом реального человека – задача под стать человеку, с которого Бродский в этой книге списан. В его энергичный и энергетический, как он сам говорил, «стоячий» период. А потому портрет художника на пороге смерти есть одновременно портрет художника в молодости.

Цель этой книги – как и предыдущей о Довлатове и следующей о Евтушенко – дать не анкетную биографию, а портрет писателя на интимно-личностном уровне и одновременно в историческом и культурном контексте.