Глава 18 Убийцы
Глава 18
Убийцы
Лорел, Мэриленд, 1972; Нью-Йорк, 1980; Вашингтон, округ Колумбия, 1981; Брентвуд, Нью-Йорк, 1983; Голливуд, 1989.
В 80-х годах о романе «Над пропастью во ржи» заговорили вновь, рассматривая его – ошибочно, конечно, – как пособие для убийц.
Дэвид Шилдс: В романе Сэлинджера очень много физического насилия. Голос Холден проникнут страшной яростью. Если вы прочли книгу по необходимости или от отчаянья, вы истолкуете антипатию Холдена к культуре как разрешение на убийство. Если книга попадает в «неправильные» руки, и ее читают «неправильным» образом, заложенная в книге эмоциональная ярость может послужить одобрением проявления ненависти к «подделкам» в актах насилия.
Является ли роман опасной книгой? В интервью, которое дал нам Джон Гуэр, автор пьесы Six Degrees of Separation («Шесть степеней отчуждения»[538]), сказал: «Если кто-то использует что-то из написанного мною как оправдание совершенного им убийства, я говорю: «Господи, да люди с ума сошли». Но если три человека используют что-то из написанного мною как оправдание актов насилия, я буду очень, очень сильно обеспокоен этим. Ведь речь-то идет не об одном человеке, а о трех людях, совершивших преступления». В случае с Сэлинджером появляется осложняющее (и усугубляющее) обстоятельство: исключительная близость, которую писатель создал между рассказчиком и читателем, и эта близость смешана с сублимированным насилием. Сэлинджеру прекрасно удалось модулировать голос, который, кажется, практически ласкает внутренний слух читателя.
Похоже, что убийцы и потенциальные убийцы, читающие «Над пропастью во ржи», читают книгу слишком уж буквально. Куда бы ни шел Холден – в Пэнси, на Манхэттен, в квартиру своих родителей, он оказывается совершенно бессильным человеком. И книга демонстрирует, как Холден приходит к признанию и даже приятию этой слабости, этого внутреннего надлома в себе, в Фиби, в любом человеке. Если читать книгу в очках, дающих особое искажение, начинаешь чувствовать бессилие Холдена так сильно, что говоришь: «Да, я чувствую и собственное бессилие». Но не делаешь крайне важного прыжка, который в конце концов совершает Холден, и всегда совершает Сэлинджер в конце каждого произведения. А этот прыжок – то, к чему приглашает Сэлинджер наделенного воображением читателя, – это призыв понять, что Толстая Тетя – это и есть Иисус Христос, дружище.
* * *
Шейн Салерно: В пьесе Джона Гуэра «Шесть степеней отчуждения» главный герой, Пол, много говорит о романе Сэлинджера.
Джон Гуэр: ПОЛ: Учитель, заменяющий штатного преподавателя на Лонг-Айленде, был уволен за драку с учеником. Через несколько недель после этого учитель вернулся в школу, стрелял в того ученика (безуспешно), взял целый класс в заложники, а потом стрелял в себя – успешно. Это последнее предложение мне и запало в душу. Сообщение в Times. Сосед этого учителя описал его как славного парня, который вечно читал «Над пропастью во ржи».
Марк Дэвид Чэпмен.
Этот кретин Чэпмен, застреливший Джона Леннона, сказал, что совершил убийство потому, что хотел привлечь внимание мира к роману «Над пропастью во ржи», и что текст этой книги станет его защитой. А молодой Хинкли, способный молодой человек, стрелявший в Рейгана и его пресс-секретаря, сказал, что если ему необходима защита, то для этого надо прочитать «Над пропастью во ржи». Казалось, пришло время перечитать этот роман.
Я взял экземпляр книги у моей молодой приятельницы, так как хотел посмотреть, что она подчеркнула. И я заново перечитал книгу для того, чтобы выяснить, почему эта трогательная, прекрасная, сентиментальная история, опубликованная в июне 1951 года, превратилась в манифест ненависти. Я начал читать книгу. Я отлично помнил текст. Все – ненастоящие, все – липа. На второй странице читаю: «Мой брат в Голливуде, совсем скурвился». На третьей странице: «Его папаша – трепло несусветное»[539]. Читаю дальше: «Люди никогда ничего не замечают».
Но на странице двадцать третьей у меня волосы дыбом встают. Вспомните, Холден Колфилд, определенно чувствительный юноша, носит красную охотничью шапку. «В моих краях в таких шапках на охоту ходят. В них дичь стреляют.
– Черта с два, – говорю. Прищурил один глаз, как будто целюсь. – В ней людей стреляют, – говорю, – я в ней людей стреляю».
Гм, сказал я. Эта книга готовит людей к более важным событиям их жизни, чем я думал прежде. А на странице восемьдесят девятой читаю: «Мне легче было бы выкинуть человека из окошка или отрубить ему голову топором, чем ударить по лицу. Ненавижу кулачную расправу… Но я ужасно боюсь бить человека по лицу, лица его боюсь…»
Я закончил чтение книги. Это трогательная история, комичная потому, что мальчик хочет совершить многое, но ничего не может сделать. Ненавидит всех надутых пижонов и все ненастоящее – и только лжет другим людям. Хочет всем нравиться – но исходит ненавистью и полностью поглощен самим собой. Другими словами, в книге воспроизведен совершенно точный портрет мальчика-подростка.
А больше всего меня встревожила не столько сама книга, сколько исходящий от книги тончайший, почти неуловимый аромат, суть которого можно выразить словами: это книга, прежде всего, о параличе. Парень не может функционировать, действовать. В финале книги, до того, как он сможет убежать и зажить новой жизнью, начинается ливень, и герой свертывается, сжимается.
Ныне в описании эмоционального и интеллектуального паралича нет ничего неприемлемого. Возможно, благодаря Чехову и Сэмюэлю Беккетту такой паралич стал важной современной темой. Поразительны последние строки пьесы «В ожидании Годо»: «Идем. Да, идем». Но на сцене никакого движения не происходит.
Но аромат, аура, исходящая от этой книги Сэлинджера – а это, пожалуй, то, почему книгу должны прочитать все, кроме молодых людей, – такова: книга отражает смерть воображения, одну из величайших трагедий нашего времени, как кривое зеркало и усиливает эту трагедию, словно работающий с искажениями микрофон[540].
* * *
Джеймс Йенгер: Чэпмен окончил школу в 1973 году. На фотографии, сделанной для школьного ежегодника в том году, он выглядит круглолицым юнцом с зачесанными на лоб темными волосами, подстриженными под «битлов». Какое-то время Чэпмен проработал консультантом в Христианской ассоциации молодых людей, где был на хорошем счету. Особенно успешно он работал с молодыми наркоманами. В течение восемнадцати месяцев обучения в местном неполном колледже округа Де Кальб Чэпмен оставался в ассоциации[541].
Тони Адамс: Помню парня, опустившегося на колено, чтобы помочь ребенку. Или с двумя детишками, которые висели у него на шее и следовали за ним повсюду. Никогда не видел человека, который бы так добросовестно относился бы к своей работе и был бы так же близок к детям. Дети всегда называли его капитаном Немо. И он хотел, чтобы его так все называли[542].
Джеймс Йенгер: Слишком беспокойный для того, чтобы продолжать образование в колледже (Чэпмену было двадцать лет, и его одолевала жажда странствий), он заручился помощью Адамса и получил работу в программе профессиональной подготовки, которую вела Христианская ассоциация молодых людей в Бейруте, Ливан. Впрочем, это приключение оказалось неудачным.
«Оказавшись в Ливане, Чэпмен попал в самый центр гражданской войны, – рассказывал Адамс. – Ему приходилось сидеть в убежище, и он просто не мог делать то, что хотел делать в Ливане, а именно работать с детьми»[543].
Джек Джонс: Чэпмен и другой молодой доброволец все дни прятались под мебелью в то время, как на улицах рвались бомбы, ракеты и шла стрельба. Добровольцев Христианской ассоциации молодых людей эвакуировали из Ливана в числе первых. Испуганный и разочарованный, Чэпмен вернулся домой в Декатур. Как вспоминают его друзья, он с ужасом вспоминал о пережитом и слушал сделанные ими записи звуков стрельбы и разрывов бомб на улицах рядом с отелем, в котором он проживал в Бейруте[544].
Джеймс Йенгер: Чэпмен вернулся из Ливана настолько подавленным, что функционеры Христианской ассоциации молодых людей устроили его на работу в программу переселения вьетнамских беженцев в Форт-Чаффи, Арканзас[545].
Марк Дэвид Чэпмен: Из поездки в Ливан, моей первой зарубежной поездки, я вынес важный опыт и, выжив в зоне боевых действий, использовал этот опыт для успешной работы в Форт-Чаффи. Затем, совершенно неожиданно, я оказался в Ковенант-колледже [пресвитерианском колледже в Теннеси], где напряженно учился, но не понимал (и продолжаю не понимать по сей день, до этого утра), что меня стукнуло и почему я так угнетен. Подлинной причиной было то, что я чувствовал свою ничтожность… Я ничем не управлял. Я не был в чужой стране и не записывал звуки взрывов на улицах… Я был таким же, как и все остальные, – я был никем[546].
Пол Л. Монтгомери: Пол Тарп, директор по связям с общественностью Мемориальной больницы Касл на Оаху, Гавайи, рассказал, что этот молодой человек работал в типографии больницы с августа 1977 по ноябрь 1979 года. По словам Тарпа, мистер Чэпмен ушел из типографии, чтобы найти место в службе охраны.
В июне 1979 года Глория Г. Абе вышла замуж за мистера Чэпмена. Она работала в туристическом бюро в Гонолулу. Мать Чэпмена тоже живет на Гавайях и, как говорят, она давала сыну деньги на поездки в Нью-Йорк[547].
Джон Винер: Марк Дэвид Чэпмен катился под откос. Он работал охранником на Гавайях и носил на форме ленту с именем Леннона над собственным именем. У него появилась маниакальная фиксация внимания на Ленноне.
Пол Л. Монтгомери: 27 октября мистер Чэпмен за 169 долларов купил пятизарядный револьвер Charter Arms с двухдюймовым стволом в оружейной лавке J&S Enterprises-Guns в Гонолулу. Это револьвер, который легко спрятать[548].
Джон Винер: Он написал приятелю: «Схожу с ума». Он определенно понимал, что с ним происходит что-то скверное. Он бросил работу и решил, что содержать его будет жена. Но лучше от этого ему не стало. У него все чаще стали возникать бредовые идеи, галлюцинации. Он слышал голоса, и весь окружающий мир доставлял ему беспокойство и неудобства.
Дж. Рейд Мелой: В случае Марка Дэвида Чэпмена мы имеем дело с человеком, страдающим различными умственными расстройствами. Чэпмен был человеком с разрушенной жизнью. Его отец дурно обращался с его матерью, а его отношения с матерью имели сильную эротическую окраску. У самого Чэпмена отсутствовало целостное, здравое ощущение собственной личности.
Джон Винер: В ноябре 1980 года Чэпмен прочитал в журнале Esquire статью Лоренса Шейма о Джоне Ленноне, одном из героев Чэпмена. Когда самолет взлетел и взял курс на Нью-Йорк, Чэпмен был погружен в чтение этой статьи. Ее автор саркастично критиковал роскошный образ жизни «шестидесятников», который вел сторонник мира Джон Леннон.
Лоренс Шеймс: 3 февраля газета Los Angeles Times сообщила, что Леннон заплатил более 700 тысяч долларов за дом в Палм-Бич, Флорида, с видом на пляж. В мае газета New York Daily News сообщила, что Леннон приобрел шестидесятитрехфутовую яхту и поставил ее на якорь на Лонг-Айленде, где у Леннона был дом со шпилями в Колд-Спринг Харбор стоимостью 450 тысяч долларов.
Джон Винер: Леннон был человеком, воплощавшим все мечты, надежды и утопии 60-х. Он пел: «Представьте, что нет собственности; сделать это нетрудно». Статья в журнале Esquire разоблачала Леннона как дезертира, ставшего капиталистом, богатея, отбросившего свои прежние идеалы, владельца четырех особняков, яхты, плавательных бассейнов и многих объектов недвижимости. У него были юристы, находившие для него лазейки в налоговом законодательстве. Центральная мысль статьи: Леннон продался. Оказался липой. Для Чэпмена это имело особый смысл, поскольку Чэпмен был одним из десятков миллионов тех, кто прочел «Над пропастью во ржи», и для него одной из главных идей романа была идея «подделки», «фальшивости», идея человека, который не является тем, за кого он себя выдает. Как считал Марк Дэвид Чэпмен, это и было корнем проблем мира.
Частью психического заболевания Чэпмена было его помрачение на борьбе сил зла и добра в мире. Он слышал голоса, которые считал голосами посланцев зла. Он говорил, что слышит эти голоса внутри себя. Это – классическое помрачение при шизофренической паранойе. Несколькими годами ранее Чэпмен пытался совершить самоубийство. А теперь он прочитал статью в Esquire и обрел новую миссию. Леннон оказался дутой фигурой, и Чэпмен решил, что должен что-то с этим сделать.
Джей Мартин: После того, как Чэпмену не удалось совершить самоубийство, его идентификация с Ленноном стала приобретать все более зловещие черты. Чэпмен спроецировал свои позывы к самоубийству на объект, с которым идентифицировал себя. Чтобы убить плохое в себе, ему надо было убить своего двойника, Леннона. Как только он решил, что Леннон – подделка, предатель идеалов его поколения, проходимец, он решил, что, убив Леннона, он убьет и все дурное в самом себе. Очевидно, что Чэпмен стал рассматривать свою задачу как очищение своих фантазий. Если он сможет убить мошенника – сорокатрехлетнего бизнесмена Леннона, который много смотрел телевизор и имел 150 миллионов долларов, сына, которого он любил до безумия, и жену, которая перехватывала его телефонные звонки (такое описание Леннона дал сам Чэпмен), это станет поражением самого сатаны. В результате мир и сам Чэпмен очистятся. И Чэпмен созвал свой кабинет [выдуманный больным сознанием Чэпмена управляющий комитет, работавший под его руководством] и внес в этот кабинет предложение: он, Чэпмен, убьет мошенника Джона Леннона.
Джон Винер: Джон Леннон в течение четырех лет отчасти отстранялся от мира. Я считаю это временем выздоровления, исцеления Леннона от всей той шумихи и всех невзгод продлившейся два или три года борьбы за иммиграцию. Леннон хотел растить маленького сына Шона. А в 1980 году Леннон вернулся к музыке, чего его поклонники уже давно желали. Последняя запись Леннона вышла в 1975 году, и пять лет он молчал. В декабре 1980 года Леннон вернулся в студию. Он записывал музыку. Он выпустил сингл «Начиная заново». Этот сингл должен был стать частью нового альбома. Леннон возвращался после периода отсутствия.
Темой статьи в Esquire была продажность Джона Леннона. Джон Леннон – мошенник, подделка, липа.
Лоуренс Гробел: Да только посмотрите на этого парня. Он, знаете ли, большая рок-звезда. Разъезжает на лимузине. Все это – ненастоящее, говорит Чэпмен.
Марк Дэвид Чэпмен: Ну да, Леннон – фуфло. Липа[549].
Дж. Рейд Мелой: В романе «Над пропастью во ржи» это слово использовано более тридцати раз… Да и глагол «убить» встречается в книге часто.
Лоуренс Гробел: Хотите, чтобы я научил вас тому, что такое реальность… БАХ!
* * *
Джек Джонс: Вернувшись на квартиру Ривс [подруги детства Даны Ривс, заместителя шерифа округа Генри, Джорджия], Чэпмен признался, что привез из Гонолулу в Нью-Йорк пистолет. Чэпмен сказал, что купил пистолет для самозащиты, поскольку при нем была крупная сумма наличных денег, и он опасался, что в закоулках Нью-Йорка, где так много насилия, на него нападут и ограбят. Ривс он сказал, что не привез с Гавайев боеприпасы, и объяснил, что не смог купить патроны в Нью-Йорке. Чэпмен сказал Дане, что хотел бы иметь несколько патронов для пистолета, который лежал в чемодане под кроватью в его гостиничном номере…
Чэпмен отказался от стандартных патронов с пулями с закругленными головками, которые поначалу предложила ему Ривс. Он хотел иметь боеприпасы, обладающие «реальной останавливающей силой» – как он сказал, «просто на всякий случай». Он выбрал пять патронов Smith & Wesson Plus P с экспансивными пулями, которые должны с губительным эффектом раскрываться в мягких тканях людей, становящихся целями… Просто на всякий случай[550].
Стефан Линн: Попав в цель, такие пули разрываются и увеличивают раны. Чэпмен знал об этом. Он знал, что могут наделать эти пули.
Джон Винер: В дальнейшем Чэпмен будет говорить, что хотел стать Холденом Колфилдом. Это было здоровым желанием. Колфилд был одиноким и беспокойным, но на удивление здравомыслящим юнцом. У Чэпмена был момент просветления, когда он вернулся в Нью-Йорк из Атланты в конце ноября. Он позвонил жене и сказал: «Я одержал великую победу. Я возвращаюсь домой». Он записался на прием в психиатрической клинике Гонолулу. Прием был назначен на 26 ноября. Чэпмен был прав: это решение было великой победой, победой здравого ума над силами, терзавшими его изнутри. Но этот момент прошел. Чэпмен так и не пришел в клинику, а через неделю он начала бродить возле «Дакоты». Марк Дэвид Чэпмен проиграл войну с самим собой.
Чэпмен стоял неподалеку от «Дакоты» и читал «Над пропастью во ржи». В начале декабря 1980 года он разыгрывал главные эпизоды романа. Утром 8 декабря он присоединился к группе поклонников Леннона, поджидавших своего кумира у «Дакоты» для того, чтобы получить автографы. Где проживает Леннон в Нью-Йорке, знали все. Было известно, что он занят записью музыки, так что в полудюжине поклонников, ожидавших Леннона, ничего необычного не было.
Марк Дэвид Чэпмен: 8 декабря 1980 года Марк Дэвид Чэпмен был в полном смятении чувств. Он буквально жил в романе Дж. Д. Сэлинджера «Над пропастью во ржи» (у Чэпмена был экземпляр в мягкой обложке). Чэпмен испытывал колебания: то ли совершить самоубийство, то ли поймать первое попавшееся такси и поехать домой, на Гавайи, то ли убить человека, который, как вы [Ларри Кинг] сказали, стал символом… В этот момент Марк Дэвид Чэпмен был бродячим снарядом и даже не знал, как проявить свои чувства гнева и разочарования. У Марка Дэвида Чэпмена «переклинило» мозги. Он хотел стать кем-то важным, Ларри. Он не знал, как справиться с собственной ничтожностью. Много лет он пытался стать кем-то значительным, но ему становилось все хуже и хуже. Полагаю, и я в то время был шизофреником. Никто не может сказать, что не был шизофреником, хотя я и был вменяемым, ответственным человеком. Марк Дэвид Чэпмен придумал что-то. Он сфокусировался на представлявшемся ему фальшивкой, подделкой человеке, на чем-то, вызывавшем у него гнев и ставшем чем-то, чем Чэпмен стать не смог[551].
Дж. Рейд Мелой: Для Чэпмена роман «Над пропастью во ржи» стал орудием убийства, которое ему предстояло осуществить. «Над пропастью во ржи» – милая книга. Холден фантазировал о том, как будет спасать детей. Это – не мрачная фантазия, не убивающая фантазия. Извращение в случаях [вроде случая Чэпмена] заключается в том, что люди «выдергивают» из текста фрагменты и делают их обоснованием совершения убийства. Важно понимать, что если человек намеревается совершить убийство, он может из любого повествования извлечь обоснование, мотив, который позволяет пойти и убить другого.
Чэпмен приехал в Нью-Йорк. Он имитировал поведение и поступки Холдена. Он вызвал проститутку и встретился с нею. Но потом включилась агрессия, и Чэпмен стал планировать убийство, ради которого он и приехал в Нью-Йорк. Чэпмен завидовал тому, что было у Джона Леннона. Он хотел отобрать то, что было у Леннона.
Пол Александер: Поздним утром 8 декабря Чэпмен поздоровался с домработницей Леннона, которая вывела Шона на прогулку, и даже позволил себе потрепать пятилетнего мальчика по голове. Тремя неделями раньше компания Geffen Records выпустила новый альбом Леннона «Двойная фантазия» (Леннон записывал альбом в сотрудничестве с Йоко Оно).
Марк Дэвид Чэпмен: В то утро взрослый и ребенок проснулись в одно время и составили план всех важных для ребенка дел: чтение Библии; фотография с вьетнамскими детьми; музыка [Ballad of Todd Rundgren, альбом соперника Леннона Тодда Рундгрена]. Картинки в «Волшебнике из страны Оз». Паспорт и письма благодарности за мою работу с вьетнамскими детьми. Это было посланием ребенка, картинкой, говорившей: вот чем я был. Вот что я делал. Я собирался перейти в другое измерение[552].
Пол Л. Монтгомери: Около пяти часов дня… мистер Леннон и мисс Оно отправились из «Дакоты» в студию звукозаписи. Мистер Чэпмен подошел к мистеру Леннону за автографом… и Леннон расписался на конверте нового альбома – совместного с мисс Оно альбома, вышедшего двумя неделями ранее[553].
Марк Дэвид Чэпмен: Я покинул номер отеля, купил экземпляр «Над пропастью во ржи», подписал книгу «Холдену Колфилду от Холдена Колфилда», а ниже написал: «Это мое заявление» подчеркнув слово «это», сделал на нем ударение. Я планировал после выстрелов ничего не говорить. Быстро прошел Центральным парком до 72-й улицы и начал слоняться там вместе с поклонниками Леннона, Джуд и Джерри, а потом подошел какой-то фотограф…
[Леннон] работал на особой программе радио RKO и вышел из здания, а фотограф… Пол Горс вроде как подтолкнул меня вперед и сказал: это твой шанс. Знаете, если ждешь целый день, прилетев с Гавайев для того, чтобы он расписался на конверте пластинки. Давай же, давай.
Я очень нервничал. Я внезапно оказался прямо напротив Джона Леннона, у меня была черная шариковая ручка Bic, и я сказал: «Джон, не подпишешь мне альбом?» И он ответил: конечно. Вышла Йоко и села в машину, а он нажал кнопку ручки и собрался подписывать. Поначалу писать ему было трудно. Но он все же написал свое имя, Джон Леннон, а ниже написал: 1980 год.
Потом взглянул на меня… и сказал: «Это всё? Или хочешь еще чего-то?» И тогда я почувствовал (и продолжаю чувствовать сейчас): он нутром чуял, что смотрит в глаза человеку, который собирается убить его[554].
Пол Л. Монтгомери: На воспроизведенной в газете фотографии этой встречи (снимок был сделан фотографом-фрилансером Горсом) виден мистер Чэпмен со взъерошенными волосами, в очках с тонкой оправой, в черном плаще и шарфе[555].
Джей Мартин: В какой-то момент Чэпмен вернулся в свой номер в отеле, где оставил подписанную Ленноном пластинку «Двойная фантазия». А потом вернулся к «Дакоте».
Джон Винер: В конце концов, подъехала машина, в которой были Джон и Йоко. Чэпмен поджидал на улице.
Пол Л. Монтгомери: Ленноны вернулись в «Дакоту» примерно без десяти одиннадцать вечера, вышли из машины на тротуар 72-й улицы, хотя лимузин мог проехать во двор… Трое свидетелей – швейцар на входе в дом, лифтер и водитель машины, из которой только что вышел пассажир, – видели мистера Чэпмена, стоявшего в тени под аркой, в самом начале въезда во двор[556].
Марк Дэвид Чэпмен.
Марк Дэвид Чэпмен: Джон вышел, посмотрел на меня и, кажется, узнал малого, которому раньше подписал альбом. Он прошел мимо меня. Я сделал пять шагов к улице, повернулся, вытащил мой пистолет Charter Arms 38-го калибра и пять раз выстрелил ему в спину… До этого стояла мертвая тишина. И я был готов к тому, что должно было произойти. Я даже слышал, как внутри меня мой голос сказал: «Сделай это, сделай». Вот так, понимаете, это и произошло[557].
Пол Л. Монтгомери: Когда Джон и Йоко проходили мимо, Чэпмен, по словам судьи Салливана, окликнул Джона: «Мистер Леннон». Затем, по словам судьи, нападавший приблизился на близкое расстояние и разрядил пистолет в певца.
Мистер Леннон, шатаясь, преодолел шесть ступеней, которые вели в помещение, где сидел швейцар, сказал: «Меня пристрелили» и упал ничком[558].
Марк Дэвид Чэпмен: А потом словно кинопленка оборвалась. Я пришел в себя. Кажется, я впал в состояние шока. Я стоял там с пистолетом, болтавшимся где-то на моем правом боку, и Хосе, швейцар, вышел из дверей, рыдая. Он схватил мою руку, подергал ее и вытряхнул из руки пистолет. Разоружать только что стрелявшего человека – это очень смело. И он отшвырнул пистолет по тротуару, чтобы кто-нибудь забрал пистолет. А я был просто … ошеломлен[559].
Джей Мартин: Сразу же после выстрелов Чэпмен спокойно снял с себя плащ и свитер. По-видимому, так оно и было, так как когда приехали полицейские, они увидели, что Чэпмен безоружен и не собирается причинить какой-либо новый вред. Чэпмен взял «Над пропастью во ржи» и сосредоточенно читал книгу. При нем была книга – и он был там, с Дж. Д. Сэлинджером и с Холденом.
* * *
Стивен Спиро: Я был полицейским, служил в Двадцатом участке. Примерно без десяти одиннадцать вечера 8 декабря я находился в радиофицированной машине, когда нас с напарником Питером Калленом вызвали к «Дакоте». У дома на улице стоял человек, который указывал на подъезд и говорил: «Там человек стреляет!» Я выскочил из машины, вытащил пистолет, стал подходить вдоль стены дома и увидел человека, стоявшего с поднятыми руками. Освещение было очень плохое, но так как этот человек поднял руки и был в белой рубашке, я сразу же увидел, что он безоружен. Я приблизился, стараясь понять, что произошло. Я подошел к этому парню, обхватил его плечи и развернул его так, что он оказался спиной ко мне. Я сделал ему захват шеи. Я подумал, что стрелков может быть больше. Может, они грабили кого-то из жильцов «Дакоты».
В этот момент я повернулся направо и увидел человека, который был мне известен как швейцар дома Хосе. Хосе сказал: «Он один». Я взглянул на схваченного мной парня и прижал его к стене. Как только я стал делать это, Хосе закричал: «Он застрелил Джона Леннона! Он застрелил Джона Леннона!» «О Господи», – сказал я.
Я спросил парня: «Что ты сделал?». Он ответил: «Я действовал один». Я подумал: «Это самое странное заявление из всех, какие мне довелось слышать». Я прижал его к стене и надел на него наручники. Тут подоспел и мой напарник.
Появились и другие полицейские, приехавшие по вызову. Они бросились в вестибюль, где нашли истекавшего кровью Джона Леннона. Они подняли Леннона – Херби Фраунбергер и Тони Палмер, они оба занимались тяжелой атлетикой. Когда я повернулся, я увидел, как они выносят Джона Леннона. Они несли его на высоте плеч. Глаза Леннона были закрыты, из уголка рта текла кровь. Все сразу же стало понятно. Если раненого переворачивают лицом вверх, а у него ртом кровь идет, ясно, что у него легкие полны крови. Было ясно, что ранение серьезное. Я понял: они решили, что смогут доставить Леннона в больницу Рузвельта быстрее, чем это сделает «Скорая помощь». Может быть, так они могли спасти ему жизнь.
Задержание Марка Дэвида Чэпмена; справа от него – сотрудник полиции города Нью-Йорка Стивен Спиро.
Дэвид Шилдс: Леннона внесли в машину полицейских Билла Гэмбла и Джеймса Морана и повезли в больницу Рузвельта, которая находилась примерно в миле от места происшествия.
Пол Л. Монтгомери: Полицейский Моран сказал, что мистера Леннона положили на заднее сиденье, и что певец «стонал». Моран вспомнил, что спросил: «Вы – Джон Леннон?» И Леннон простонал: «Да-а»[560].
Стивен Спиро: Я стоял возле «Дакоты» в удивлении. Я прижал к стене парня (позднее я узнал, что его зовут Марк Дэвид Чэпмен), который говорил: «Не делайте мне больно!»
Я сказал: «Никто не собирается причинять тебе боль. Мы доставим тебя в полицейский участок». Я посмотрел на землю и спросил: «Это твоя одежда?» Он снял с себя верхнюю одежду, чтобы было наверняка видно, что он в белой рубашке. Мы находились метрах в 150 от входа в подземку. Он мог бы убежать и скрыться в метро за какие-то секунды. Было ясно, что он хотел остаться на месте преступления.
«Это твоя одежда?» – спросил я. Он ответил: «Да, и книга тоже моя». Книга была «Над пропастью во ржи». Я подобрал ее и сказал задержанному, что заберем ее вместе с его одеждой.
Когда мы доставили его в участок, мы поместили его в камеру для задержанных. Мы обыскали его, сняв с него одежду, чтобы убедиться, что у него нет больше оружия. Во время этого обыска мы и узнали, что малый прилетел с Гавайев, и что на нем термобелье, хотя на улице было тепло. Заглянув в книгу, я увидел, что он написал: «Это мое заявление». В тот момент я не понял, что эти слова значат.
* * *
Стефан Линн: Я вошел в операционную экстренной медицинской помощи до того, как туда доставили раненого. Когда внесли пациента, старший хирург был уже там. Раненого доставила не «Скорая помощь», а полицейские, которые его и внесли.
Мы бросились в травматологическую палату. Мы раздели раненого. В верхней левой части груди было три раны и одна сквозная рана была в левой руке. У раненого не было давления крови, пульса, он не подавал признаков жизни, ни на что не реагировал. Мы точно знали, что надо делать: реанимационные процедуры, переливание крови, хирургические операции в отделении экстренной помощи. Мы обнажили грудь раненого, чтобы найти источник кровотечения. По ходу дела медсестры вытащили из кармана раненого бумажник и сказали: «Он не может быть Джоном Ленноном». Что это все же Джон Леннон мы поняли тогда, когда в палате срочной помощи появилась Йоко Оно.
Когда мы обнажили грудь Леннона, то увидели море крови. Три пули порвали сосуды, ведущие от сердца, разорвали их в клочья. Мы старались. Мы переливали ему кровь. Мы спешно восстанавливали поврежденные сосуды. Я буквально держал в руках его сердце. Мы проводили массаж сердца, но оно не наполнялось кровью. В нем не было крови. Мы пытались запустить его сердце, но ничего не смогли сделать. Через 20 минут мы объявили, что Джон Леннон скончался. После этого медсестры, я, все находившиеся в палате на секунду застыли, чтобы осознать, что произошло, и где мы находимся.
Йоко Оно под охраной полиции идет на поминовение Джона Леннона.
Затем я должен был сообщить Йоко Оно о смерти Леннона. С Йоко был Дэвид Геффен. Я сказал: «У меня плохие новости. Несмотря на все наши усилия, он скончался». Йоко отказалась верить. Она воскликнула: «Нет! Это ложь! Этого быть не может. Вы мне лжете. Это не может быть правдой. Скажите мне, что он не умер». Но через пять минут она осознала, что произошло. Первым, что она сказала мне, были слова: «Доктор, пожалуйста, не делайте официального сообщения в течение 20 минут. За это время я успею добраться до дому и сказать Шону, что произошло».
Ричард Стейтон: Я был в ресторане, ел стейк и смотрел по телевизору передачу «Футбол в понедельник вечером». Помню, как Говард Коселл прервал игру и сказал: «Иногда события меняют видение жизни. Почему мы смотрим эту игру? Она не имеет значения. Убили Джона Леннона». Фрэнк Гиффорд спросил: «Джона Леннона?» Все, кто был в ресторане, вскочили, спрашивая: «Джона Леннона? Да вы шутите». Это был удар, который я уже испытал однажды, когда услышал об убийстве Роберта Кеннеди, но я чувствовал к Джону Леннону большую близость, чем к Роберту или Джону Кеннеди.
Марк Дэвид Чэпмен: Я никогда не хотел причинять кому-либо боль, мои друзья подтвердят вам это. Во мне две части. Бо`льшая часть очень добра. Это вам скажут дети, с которыми я работал. Но во мне есть какая-то малая частица, которую невозможно понять… Я не хотел никого убивать и действительно не знаю, почему я это сделал. Я долгое время боролся с этой малой частью моего существа. Но на несколько секунд эта часть взяла верх. Я просил Бога о помощи, но мы ответственны за свои поступки. У меня нет счетов с Джоном Ленноном, и нет возражений против чего-либо, что он делал в музыке, или против его личных убеждений. Я приехал в Нью-Йорк примерно пять недель назад, приехал с Гавайев, и большая часть меня не хотела стрелять в Леннона. Я вернулся на Гавайи и попытался избавиться от меньшей части моего «я», но не смог. Тогда я вернулся в Нью-Йорк [6 декабря Чэпмен прилетел в Нью-Йорк из Гонолулу] в пятницу, 5 декабря 1980 года. Я остановился в общежитии Христианской ассоциации молодых людей на 62-й улице, где провел ночь. Потом я отправился в «Шератон-Центр» на Седьмой авеню. Сегодня утром я пошел в книжный магазин и купил «Над пропастью во ржи».
Я уверен, что бо`льшая часть меня – это Холден Колфилд, герой этой книги. А меньшая часть меня, должно быть, дьявол. Я пошел к зданию под названием «Дакота». Я простоял там до тех пор, пока Леннон не вышел, и попросил его подписать мне альбом.
В то время победила большая часть моего «я», и я хотел вернуться в отель, но не смог. Я ждал возвращения Леннона. Он приехал на машине. Сначала мимо меня прошла Йоко, и я поздоровался. Я не хотел причинять ей зла. Потом подошел Леннон, взглянул на меня и узнал меня. Я вытащил пистолет из кармана плаща и выстрелил в Леннона. Не могу поверить, что смог сделать это. Я просто стоял там, сжимая книгу. Бежать я не хотел. Куда делся пистолет, я не знаю, помню только, что Хосе отбросил его. Хосе кричал и говорил мне уходить. Я так виноват перед Хосе. Потом появилась полиция. Мне велели упереться руками в стену и надели на меня наручники[561].
Стивен Спиро: Меня вот что приводит в недоумение: эти люди следуют этой книге так, словно это Библия, указующая путь к достижению чего-то в жизни. А этот малый был запутавшимся подростком, который приехал в Нью-Йорк и предавался разным фантазиям. Не думаю, чтобы Дж. Д. Сэлинджер предполагал, что его мысли побудят кого-то причинить вред другому человеку. Марк Дэвид Чэпмен изображает себя тем, кто ловит во ржи детишек, чтобы они не упали со скалы, когда перебегут поле. Он хотел останавливать детей и спасть их. Но я не понимаю, каким образом это желание привело его к смертоубийству.
Сделанный в зале суда рисунок: Марк Дэвид Чэпмен заявляет, что доводы в его защиту можно найти в романе «Над пропастью во ржи».
Дэвид Шилдс: После того, как его обвинили в убийстве второй степени, Чэпмен в январе 1981 года решил использовать процесс для оглашения своей трактовки «Над пропастью во ржи». Чэпмен сказал своему защитнику Джонатану Марксу, что Бог велел ему признать себя виновным. Через две недели, 22 июня, судья Деннис Эдвардс в начале судебного процесса допросил Чэпмена и счел его вменяемым. Эдвардс принял признание вины и 24 августа приговорил Чэпмена к тюремному заключению на срок от 20 лет до пожизненного.
Стивен Спиро: Марк Дэвид Чэпмен написал мне письмо, в котором призвал меня прочитать «Над пропастью во ржи» для того, чтобы понять причины совершения им убийства.
Марк Дэвид Чэпмен (выдержка из письма Стивену Спиро, 28 января 1983 года):
Причина, по которой я захотел написать вам, заключается в том, что с момента моего ареста я чувствую близость с вами. Такое могло бы случиться с Холденом Колфилдом. Если вы знакомы с ним и книгой «Над пропастью во ржи», перечитайте, пожалуйста, книгу. Она объяснит многое из того, что произошло вечером 8 декабря. Ответить на ваш вопрос, что я имел в виду, написав: «Это мое заявление», я могу только так. Помните молодую женщину из Сайгона, которая искалечила себя во время войны во Вьетнаме? Помнится, ее звали Нхат Чи Май. Она настолько сильно верила в цель, что решила покончить с собой, лишь бы не жить в фальшивом мире. Такой ее сделала чертова война. Какая благородная женщина. О ней слагали стихи. О ней и о ее стремлении жить в соответствии с ее убеждениями. Это было заявлением, которое она оставила миру. «Над пропастью во ржи» – мое заявление. Это невероятная книга[562].
Джей Мартин: Когда судья перед вынесением приговора спросил Чэпмена, не хочет ли тот сказать суду что-либо, что могло бы повлиять на приговор, наступил драматический момент. Судья спрашивал о возможных объяснениях поступка Чэпмена. И Чэпмен ответил: «Да». Он хотел принести обет молчания, но сначала желал высказаться от всего сердца. Бог позволил ему стать Холденом Колфилдом и говорить словами Холдена. Он убил фальшь. Он убил зло. ОН избавлял мир от смерти. Он был тем, кто ловит заблудившихся – заблудших – во ржи.
Выступая в суде, Чэпмен говорил словами, взятыми прямо из «Над пропастью во ржи», только он пересказывал эти слова так, словно это были его собственные слова, точно выражавшие позицию, к которой он сам пришел. «Я продолжал воображать всех маленьких детей, которые играли в какую-то игру на большом ржаном поле, и все такое. Тысячи маленьких детей. И рядом с ними нет ни одного взрослого, ни одного, кроме меня. А я стою на краю какой-то ужасной скалы. И должен ловить всех, кто вот-вот упадет с этой скалы. Я хочу сказать, ловить детей, если они подбегают к краю, а они ведь не смотрят, куда бегут. Я должен был появиться откуда-то и поймать их. Вот все, что я весь день делал. Я был просто человеком, ловящим детей во ржи, и всё. Я знаю, что это безумие, но это было единственным, что мне действительно нравилось делать». Стать Холденом – вот то единственное, что хотел делать Чэпмен. Он срежиссировал свое выступление так, словно сам был Холденом Колфилдом, поскольку он считал себя Холденом. Это были последние слова, произнесенные Чэпменом в суде.
Последнее показание Чэпмена сводилось к следующему: сам он перестал существовать. Он подтвердил это и в письме жене. Он перестал существовать как Марк Дэвид Чэпмен. Свою подлинную личность он нашел в романе Сэлинджера.
У Холдена Чэпмен заимствовал противоположность свободы. Он идентифицировал себя с Холденом настолько сильно, что эта идентификация стала автоматической и независимой. Она дала Чэпмену личность, которой раньше у него не было. Чэпмен должен был сделать то, чего не сделал Сэлинджер и не сделал Холден: он дошел до конца. Роман «Над пропастью во ржи» не был написан как опасная книга. По замыслу автора, это должно было стать исцеляющей книгой.
Марк Дэвид Чэпмен (выдержка из письма Стивену Спиро, 15 января 1983 года):
Вы прочли «Над пропастью во ржи»? Знаю, это поможет вам лучше понять ответ на ваш вопрос. «Над пропастью во ржи» – заявление, декларация. Возможно, я забыл сказать вам, что я подчеркнул слово «это», так что читать следует: «Это мое заявление», под словом «это» я имею в виду книгу. Вы видели когда-нибудь то, что я послал в New York Times 9 февраля 1981 года? [В тот день в газете было опубликовано письмо Чэпмена]. В этом письме есть дополнительные объяснения того, что произошло 8 декабря 1980 года. Я предоставлю вам самому решить, был ли мистер Леннон подделкой или нет. Его собственные слова изрешетили цель его жизни. Если вы копнете глубже и не станете обожествлять его, то там сказано все. Да, Леннон был подделкой высочайшей пробы, и были другие люди, которые могли бы служить той же цели и служили ей[563].
Дж. Рейд Мелой: Холден Колфилд не был убийцей. Однако психопатология Марка Дэвида Чэпмена позволила ему извратить смысл книги и вырвать из текста то, с чем он мог идентифицировать себя, и что каким-то образом привело его к убийству Джона Леннона. Чэпмен уверовал в то, что он – Холден Колфилд своего поколения, и что он мог спасти это поколение. Это – чистая мания величия, которую называют патологическим нарциссизмом: человек в своем собственном сознании становится легендой. Побуждением, инструментом и мотивом была агрессия, связанная с нарциссизмом такого рода.
Джей Мартин: Когда Сэлинджер писал «Над пропастью во ржи», он определенно хотел только одного – написать хорошую книгу, книгу, которую, как сказал Сэлинджер, надо было написать. Эффект того, что Сэлинджер вложил в героя свое собственное недовольство, сделал героя книги доступным миллионам людей. Из этих многих миллионов несколько человек, возможно, восприняли книгу более серьезно, более драматично, чем нормальный читатель, который просто скажет: «Это интересная книга».
* * *
Марк Дэвид Чэпмен: Со смерью Джона Леннона это не закончилось. Знаете, вы продолжаете снова и снова платить за это, когда слышите о смерти какой-нибудь знаменитости. Возможно, они прочли «Над пропастью во ржи», как Джон Хинкли[564].
Джон Гуэр: Да, «Над пропастью во ржи» – замечательная книга для взрослых, которые должны прочесть ее в какой-то момент жизни. Но эта книга дает также обоснование словам пятнадцатилетних, которые говорят: «Я – пуп земли и венец творения, а вы все заслуживаете уничтожения, потому что все вы – фальшивки». Я использовал роман в пьесе «Шесть степеней отчуждения» потому, что в пьесе поставлен вопрос: Настоящий ли этот молодой человек [Пол] или он – фальшивка? А «Над пропастью во ржи» воплощает конфликт между подлинным и фальшивым.
Джон Хинкли, под влиянием «Над пропасти во ржи» пытавшийся убить президента США Рональда Рейгана.
Динти Мур: В вечер [убийства Леннона] тысячи скорбящих начали собираться напротив «Дакоты». Среди них был и Джон Хинкли-младший. Хинкли посмотрел фильм «Таксист», посмотрел пятнадцать раз и начал копировать внешний вид Тревиса Бикла, отдававшего предпочтение армейским разгрузочным жилетам, армейским ботинкам и персиковому брэнди. У Хинкли также развилась маниакальная страсть к Джоди Фостер, сыгравшей в «Таксисте» девочку-проститутку, и Хинкли стал тайком преследовать актрису[565].
Джек Джонс: В перечень ингредиентов для убийства от Хинкли, как и от Чэпмена и [Роберта] Бардо [который позднее убил актрису Ребекку Шеффер] входил пистолет Chareter Arms Special 38-го калибра и экземпляр «Над пропастью во ржи»[566].
Джей Мартин: Чэпмен попал в газеты. Его показывали по телевизору. Он, как Холден, стал персонажем. И люди начинают подражать ему. Совершенствуетесь в этом подражании, заглядываете в роман «Над пропастью во ржи» и говорите: «Вот как я стану Джоном Хинкли, став Марком Дэвидом Чэпменом и Холденом Колфилдом, и, в конце концов, возможно, и прочитав произведения Дж. Д. Сэлинджера».
Динти Мур: Хинкли решился на убийство потому, что счел это лучшим способом завоевать сердце Джоди Фостер. И 30 марта 1981 года он шесть раз выстрелил в президента Рональда Рейгана на улице перед отелем «Хилтон» в Вашингтоне, округ Колумбия. В гостиничном номере, который снимал Хинкли, полиция обнаружила календарь с портретом Джона Леннона и экземпляр «Над пропастью во ржи» в мягкой обложке[567].
Сайрус Наурасте: После ланча Рейган вышел из отеля. На улице совсем небольшая группа людей за натянутой лентой дожидалась появления президента. Среди ожидавших был и Джон Хинкли. Собственно говоря, он был там еще тогда, когда президент приехал на ланч, и потом слонялся вокруг отеля. Он то заходил в отель, то выходил оттуда. Возможно, Хинкли спорил сам с собой о том, на самом ли деле намеревается совершить то, что наметил.
Когда Рейган появился после ланча, внутри Хинкли что-то щелкнуло, и он нажал на спусковой крючок.
Дж. Рейд Мелой: Джон Хинкли говорил о том, что хотел навечно быть связанным с Джоди Фостер, чего он и добился благодаря покушению на убийство Рональда Рейгана. В сознании многих людей он действительно связан с Фостер, которая едва ли когда-нибудь забудет имя Джона Хинкли.
Сайрус Наурасте: Зачем повторять одну и ту же историю? В случае с Хинкли история получилась поживей, более сексуальной: в этой истории есть Джоди Фостер, фильм «Таксист», Де Ниро, Скорсезе. Ребята из СМИ могут найти и показать клипы, а это всегда оказывает более непосредственное воздействие, чем роман, о котором они уже сказали для «подводки» к событиям.
* * *
Роберт Д. Макфадден: Младший преподаватель, недавно уволенный за драку с учеником. вернулся в школу на Лонг-Айленде в армейской одежде и с винтовкой, застрелил юношу, директора школы и взял 18 учеников в заложники.
Через девять часов, отпустив группами 17 заложников, которых он удерживал на протяжении одного дня и вечера, живыми и здоровыми, двадцатичетырехлетний Роберт О. Уикс застрелился, пустив себе пулю в правый висок[568].
Джеймс Бэррон: Мистер Уикс был спокоен, он ни разу не наводил ствол на заложников и пытался подбодрить их, когда они начинали нервничать. Он освободил особенно нервных учащихся, долее всего удерживая в заложниках самых спокойных. Он даже советовался с некоторыми заложниками перед тем, как стрелять.
«Он спросил меня, не буду ли я возражать, если он сделает несколько выстрелов в карту, – рассказал Брайнт [один из учащихся]. – Он был очень вежлив. Я сказал: «Пожалуйста, не надо. Я очень нервничаю, когда стреляют».
Закрывшись в классе социальных наук на втором этаже и нагромоздив на учительский стол всякий хлам, чтобы, спрятавшись за ним, стрелять в случае, если полиция начнет штурм класса, Уикс снова и снова говорил учащимся, что никому не верит, и у него есть единственный друг – его собака Гоали.
Нэнси ДеСоуза, дочь мистера Гонсалеса, отметила интерес, который Уикс проявил к иудаизму, и сказала, что он изучал иврит. Он поговаривал о том, что уедет в Израиль, вспомнила ДеСоуза. «Бобби очень интересовался всем-всем, – рассказала она. – Просто он был очень интеллигентным».
Миссис ДеСоуза поведала о любви Уикса к Дж. Д. Сэлинджеру. «Бобби всегда носил с собой «Над пропастью во ржи», эта книга была для него вроде Библии, – сказала она. – Он был более задумчивым, чем средний мальчик его возраста. Тут что-то глубокое. Это не просто безумный убийца с оружием»[569].
Марша Кларк: В течение 1989 года Роберт Бардо вел переписку с Ребеккой Шеффер, которой какое-то время посылал открытки и письма. Поначалу он писал Ребекке так, как пишут любимой девушке, а не обычной голливудской талантливой молодой актрисе. Ребекка ответила ему только дважды, открытками очень нейтрального, очень милого содержания, в соответствии со стандартом «спасибо вам за поддержку», но ничего более. Ничего личного, ничего такого, что показалось бы неуместным.
Дж. Рейд Мелой: Шеффер не знала того, что Бардо приехал в Лос-Анджелес и пару раз пытался увидеть ее, разъезжая на машине вокруг Голливуд-Хиллс, так как он прочел в статье, опубликованной в журнале TV Guide, что она живет в этом районе, и считал, что найдет Ребекку, просто разъезжая на машине по улицам. Он приехал на ранчо кинокомпании Warner Bros, где Шеффер снималась в телефильме «Моя сестра Сэм», и установил контакт с охранниками. Для Шеффер у Бардо были шоколадки и большой игрушечный медведь, но охранники сказали ему: «Ты не сможешь увидеться с нею, и тебе следует ехать домой». Охранник попытался увещевать Бардо и действительно вытеснил его на автобусную остановку, считая Бардо безвредным, одиноким парнем, который влюбился в кинозвезду, но никогда больше не увидит и не услышит ее.
Роберт Бардо, под влиянием «Над пропастью во ржи» убивший актрису Ребекку Шеффер.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.