ПОСЛЕСЛОВИЕ. ЗАБЫТЫ И ОТКРЫТЫ ВНОВЬ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ПОСЛЕСЛОВИЕ. ЗАБЫТЫ И ОТКРЫТЫ ВНОВЬ

«…Но краски чуждые, с летами

Спадают ветхой чешуей;

Созданье гения пред нами

Выходит с прежней красотой».

(А. С. Пушкин)

Пятнадцатого апреля 1886 года состоялось торжественное собрание членов Русского технического общества, посвященное 50-летнему юбилею русских железных дорог. В обширной аудитории, украшенной флагами, эмблемами железнодорожного дела, живыми цветами и зеленью, присутствовали министр путей сообщения и другие высокопоставленные лица. На самом видном месте красовались царские портреты.

Ораторы рассказывали в своих речах о том событии, которое, по их выражению, явилось «первым камнем в основании русского железнодорожного дела». Этим историческим событием было, оказывается, издание указа Николаем I от 15 апреля 1836 года о разрешении Ф.-А. Герстнеру строить Царскосельскую железную дорогу.

Выступавшие восхваляли Герстнера как инициатора постройки первой в России рельсовой дороги с паровой тягой, а еще больше Николая I, который дал ход докладной записке Герстнера.

В начале заседания было также зачитано письмо, полученное от герцога H. M. Лейхтенбергского. Не отрицая заслуг Герстнера, автор письма считал еще более выдающимся пионером русского железнодорожного дела своего отца, герцога Максимилиана. Паровоз «Максимилиан», построенный на петербургском заводе герцога Лейхтенбергского, именовался в этом письме «дедом русских паровозов».

И никто из выступавших не назвал имени подлинных создателей первой русской рельсовой дороги с паровой тягой — Черепановых.

Это и неудивительно. За полвека, прошедшие со времени смерти Ефима и Мирона Черепановых, их деятельность была почти полностью забыта.

Сотни и тысячи документов, хранившихся в демидовских конторах, содержали исчерпывающие сведения о многогранном творчестве Черепановых. Но эти документы лежали под спудом вплоть до нашего времени, и русская общественность о них ничего не знала.

Дело дошло до того, что само имя строителя первого русского паровоза было забыто. Ведь составитель первых и единственных заметок о «сухопутном пароходе» Черепановых указал в 1835 году лишь имя старшего механика, а как звали «сына означенного Черепанова», не сообщил. И хотя в «Горном журнале» за 1846 год В. Колтовский упомянул о сооружении «нижнетагильским механиком Мироном Черепановым» одной из паровых машин, но никто не сопоставлял сведений «Горного журнала» за 1835 и 1846 годы, никто не высказал догадки, что механик Мирон Черепанов и строитель первого русского паровоза — одно и то же лицо.

В изданиях конца XIX — начала XX века замалчивание имени Черепановых сделалось общим правилом. В этих книгах ни о черепановских двигателях, ни о черепановской «чугунке» не упоминалось. Исключение составляли лишь несколько работ (В. Белова, А. Брандта). Но и они в основном не выходили за рамки данных все тех же двух заметок «Горного журнала» и содержали к тому же ряд неточностей. В работе В. Белова, например, оба уральских механика слились в образ одного «мастерового Черепанова».

Инженер Р. Р. Тонков в начале XX века сделал единственную в дореволюционной литературе попытку привлечь дополнительный материал и подвергнуть конструкцию черепановского паровоза, более подробному анализу.

Но и эти немногочисленные работы касались обычно только одного-двух моментов в деятельности Черепановых, которая в целом авторами не рассматривалась.

О том, настолько прочно было забыто даже то немногое, что сообщалось о Черепановых в печати, свидетельствует такой эпизод.

В 1913 году профессор Петербургского политехнического института, специалист по подвижному составу железных дорог М. В. Гололобов написал в журнал «Вестник Общества технологов» возмущенное письмо «О нашем презрении к истории родной техники». Дав уничтожающую оценку книгам авторов, признававших лишь заграничный технический опыт, профессор Гололобов писал: «Наше презрение к родной стране стало привычным, наша неблагодарность к трудящимся на пользу родины в технических областях никого не удивляет… Берущиеся писать об истории паровозостроения в большинстве случаев предпочитают компилировать по иностранным книжкам, чем затратить некоторый труд на раскопки в родных архивах, правда не особенно легко доступных и не образцово содержимых».

Но характерно, что сам-то автор письма, специально интересовавшийся историей подвижного состава русских железных дорог, видимо, не знал даже о публикациях «Горного журнала» и мог сослаться только на дошедшие до него неопределенные слухи о том, что «у нас был в Сибири свой изобретатель паровоза», по фамилии ему неизвестный.

***

Правда о Черепановых, как и о многих других выдающихся русских изобретателях, стала восстанавливаться лишь в советскую эпоху.

В советских работах по истории горного дела, машиностроения и транспорта все чаще стали появляться упоминания о Черепановых. Впрочем, вплоть до 1936–1937 годов дело ограничивалось, как правило, перепечаткой все тех же данных «Горного журнала». Поскольку имя строителя первого паровоза было забыто, некоторые авторы восполняли этот пробел догадками и называли механика «Михаилом».

Инициатива разработки биографии Черепановых на основе местных (нижнетагильских архивных данных исходила не от историка-исследователя, а от писателя.

В 1935 году ленинградский писатель А. Г. Бармин решил создать книгу о Черепановых и сразу обнаружил, что, кроме все тех же кратких публикаций и модели черепановского паровоза в музее ЛИИЖТа, никаких иных материалов о жизни и деятельности тагильских механиков нет.

А. Г. Бармин поехал в Нижний Тагил, получил доступ в местный архив и убедился, что о Черепановых говорится в десятках дел необработанного и почти неизвестного исследователям демидовского фонда. Прежде всего он установил, что Черепанова-младшего звали Мироном и что был еще один Черепанов — Аммос. Каждый день приносил Бармину новые и новые сведения о Черепановых. Из сотен мелочей складывался постепенно далеко не законченный, но уже достаточно отчетливый набросок картины творчества Черепановых.

А. Г. Бармин установил, что изобретатели были родом с Выйского завода; что они организовали при этом заводе механическое заведение, явившееся технической базой для постройки сначала рудничных паровых машин, а затем и паровозов; что не было почти ни одной отрасли заводского производства, которую Черепановы не подвергли бы улучшениям.

Бармин не преследовал научно-исследовательских целей. Он хотел написать историческую повесть о Черепановых, что и выполнил десять лет спустя, издав интересную полубеллетристическую книжку «Тагильские мастера», кое в чем, к сожалению, отступающую от исторической действительности.

Почин ленинградского писателя оказался очень плодотворным и положил начало новому этапу в изучении биографии Черепановых. Советские авторы, привлекая дополнительные архивные материалы, стали постепенно давать все более полную и правильную картину деятельности замечательных механиков.

Весной 1933 года газета «Тагильский рабочий» впервые опубликовала портреты Черепановых. Портрет Е. А. Черепанова был; писан с натуры каким-то петербургским художником; что же касается портрета младшего механика, то его писал местный тагильский художник{Данные о происхождении этих портретов сообщил нам А. П. Гуляев со слов своей матери, Е. М. Гуляевой, — дочери Мирона Черепанова.}.

Портреты стали собственностью семьи Гуляевых в начале 80-х годов XIX века, после того, как оставшиеся в то время в живых дочери M. E. Черепанова продали принадлежавший им дом Черепановых Тагильскому заводоуправлению. В 1942 году А. П. Гуляев передал портреты профессору В. В. Данилевскому, во владении которого они оставались до 1953 года, когда, как сообщалось в печати, они поступили в Государственный Эрмитаж.

Оба портрета говорят об уме и воле механиков. Ефиму Черепанову, судя по портрету, лет шестьдесят. На нем праздничный кафтан. Грудь украшена серебряной медалью на красной муаровой аннинской ленте. Кажется, что и сейчас старый механик обдумывает очередной творческий замысел. Слегка воспаленные неустанной работой глаза смотрят мудро и спокойно.

Мирону Черепанову на портрете лет сорок. От широкоплечей фигуры в простом кафтане веет силой. Лицо его, с окладистой рыжей бородой, сурово и энергично.

На родине выдающихся изобретателей их имена пользуются огромным уважением. В 1949 году в столетнюю годовщину смерти Мирона Черепанова и весной 1953 года, когда исполнилось 150 лет со дня его рождения, общественность Нижнего Тагила горячо откликнулась на эти памятные даты.

В память славных русских механиков в Нижнем Тагиле была учреждена Почетная грамота имени Ефима и Мирона Черепановых, которой награждены сотни активных рационализаторов и изобретателей на нижнетагильских предприятиях.

В ноябре 1956 года на Театральной площади Нижнего Тагила был открыт памятник Черепановым. На пьедестале из красного мрамора возвышается бронзовая группа, изображающая отца и сына Черепановых, занятых обсуждением чертежа.

***

Исследовательская работа по изучению жизни и творчества Черепановых продолжается. В ней остается еще немало «белых пятен».

Но советскими исследователями восстановлено многое из жизни замечательных русских механиков. Перед нами вновь открывается во всей своей яркости творческий подвиг Черепановых.