На холостом ходу
На холостом ходу
В 60-е годы к Туру Хейердалу пришло относительное спокойствие. Годы борьбы остались позади, по крайней мере, было похоже на то. С 1938 года, когда он вернулся домой с Фату-Хивы, его мысли были прикованы к полинезийскому вопросу. Тур осуществил несколько грандиозных экспедиций и опубликовал по их результатам весомые труды. От обвинений в шарлатанстве он смог привести своих противников к признанию возможности контактов между Южной Америкой и Полинезией и необходимости дальнейших исследований в данной области. Но теперь Хейердал отказался от решения этой задачи, вдруг обидевшись, что не все критики замолчали. Он не хотел больше смотреть в сторону Тихого океана.
Что привело к такому повороту? Его делом были экспедиции и книги. Однако о новых экспедициях он не думал. И кроме запланированной работы о пещерных фигурках — трофеях экспедиции на остров Пасхи, он не имел никаких планов насчет написания книг. Впрочем, не совсем.
Наверное, пришло время позаботиться о своем месте в жизни. В любом случае он начал работу вместе со своим другом юности Арнольдом Якоби, который должен был написать его биографию. Целыми днями напролет и даже неделями сидели они голова к голове в Колла-Микьери, и осенью 1965 года появился результат — «Сеньор Кон-Тики». Книга была хорошо принята читателями и была переведена на многие языки.
Тем не менее в этот период затишья Тур по-прежнему много ездил. В одном только 1964 году он посетил дюжину стран. Требовало времени и ведение хозяйства в Колла-Микьери. Кроме того, он решил для себя, что все, кто писал ему письма, должны получить ответ. Это само по себе было грандиозной задачей, поскольку письма потоком шли к нему со всего мира, и в таком количестве, что пришлось организовать собственную почту в деревне.
Время от времени он выполнял представительские поручения, как, например, во время визита могущественного Первого секретаря ЦК Коммунистической партии Советского Союза Хрущева, который летом 1964 года прибыл в Норвегию с официальным визитом. Хрущев очень хотел осмотреть Музей «Кон-Тики», и Тур Хейердал с готовностью выступил в качестве гостеприимного хозяина.
Во время этого визита присутствовал и Typ-младший, отчасти в качестве гида дочерей и жены Хрущева Нины Петровны, а отчасти в качестве тайного шпиона, внимательно следящего за происходящим. В письме матери он рассказал, что на посещение было выделено двадцать минут, но восторженный Хрущев провел в музее целый час.
Пока свита стояла, собравшись вокруг плота, и слушала рассказ Тура-старшего, от внимания сына не ускользнула фраза твердокаменного советского министра иностранных дел Андрея Громыко: «Прежде чем сесть на такой плот и отправиться в море, я хотел бы стать капиталистом».
Хрущев о таком не думал. Он извинился за то, что ничего не понимает в морском деле, но он с удовольствием принял бы участие в качестве кока в следующей экспедиции Хейердала. Тур ответил, что пока не планирует новую экспедицию, но если Хрущев действительно хочет отправиться вместе с ним, то он подумает — не повторить ли снова путешествие на «Кон-Тики», особенно если русский лидер возьмет с собой достаточно черной икры.
Лето 1964 года. Никита Хрущев посетил Музей «Кон-Тики» и попросился в следующую экспедицию Тура Хейердала в качестве кока
Собравшиеся прыснули от смеха, и под последующие аплодисменты Хейердал имел честь передать Хрущеву модель плота «Кон-Тики». В своей благодарственной речи советский партийный руководитель не находил слов, достаточных для того, чтобы выразить восхищение Туром Хейердалом и его достижениями. Все присутствовавшие, в том числе премьер-министр Эйнар Герхардсен, должны были знать, что Тур Хейердал весьма популярен в Советском Союзе и все читали его книгу о «Кон-Тики». На тот момент на родине Хрущева было продано два миллиона экземпляров этой книги{492}.
Выходя, Герхардсен положил Хейердалу руку на плечо. «Хорошо сказал!» — заметил он{493}, откровенно гордясь своим знаменитым соотечественником.
Вечером состоялся прием в советском посольстве. На следующий день Тур получил посылку, в которой было три банки черной икры, бутылка русского коньяка и золотые часы с гравировкой. Посылка пришла из Бюгдёй Конгсгорд, где Хрущев жил во время визита в Осло.
Встреча с Хрущевым еще больше укрепила популярность Тура Хейердала в Советском Союзе. Спустя всего лишь месяц он уже был в Москве, где принял участие в Международном конгрессе антропологов и этнологов. Журналисты толпой собирались вокруг него, а его выступление о «сложной культуре острова Пасхи», к его удивлению, напечатали в газете «Правда». В последний день работы конгресса газета попросила его рассказать о своих впечатлениях от конгресса в отдельной статье. И Тур был уверен, что этот особенно любезный прием со стороны советской прессы имел связь с визитом Хрущева в Музей «Кон-Тики»{494}.
Конгресс в Москве. Тур Хейердал был близорук еще с детства, но редко пользовался очками, стесняясь их носить
Главной темой конгресса была миграция в Тихом океане. Тур принял активное участие в дискуссиях, «не сталкиваясь с реальным противодействием»{495}. Однако из прошлых споров с советскими антропологами он знал, что такая оппозиция существует. Желая с ней расквитаться, Туру, с помощью зятя Никиты Хрущева, удалось организовать дуэль со своими противниками в правительственной газете «Известия». Снова им пришлось показать когти, и более того, он увидел, что некоторые бывшие противники теперь открыто его поддерживали. В пересказе, который Тур послал Эду Фердону, он, не стесняясь, назвал себя победителем битвы в «Известиях»{496}.
Этот победитель дома, в Колла-Микьери, захотел победить и себя самого. Приближался пятидесятилетний юбилей, и он знал, к чему приведет это событие. Большое общество, знаменитые гости, льстивые речи и обилие подарков. Но что, если он нарушит обычай, сядет в поезд и уедет в Неаполь?
Сам день рождения — 6 октября. За несколько дней до этого он сел на поезд до Неаполя. Он ехал вместе с другом Арнольдом Якоби.
Следующий день после приезда — это воскресенье, и они отправились в древние Помпеи. В Колла-Микьери он встретился с молодым священником и под бокал вина изложил свой план, как он желал бы отпраздновать пятидесятилетний юбилей. Тур хотел пригласить пятьдесят гостей на отличный обед, но это должны быть люди, которым не особо повезло в жизни. Он не предъявлял требования к их безупречности, как раз наоборот. Бандиты и воры тоже приветствуются. Но, поскольку он не знает Неаполя и не знает, с чего начать, то не поможет ли ему священник составить список гостей?
Священник покачал головой.
— Прекрасная мысль, — сказал он, — но она, к сожалению, неосуществима.
— Почему?
— В Неаполе нет ресторана, который согласился бы накрыть стол для такой компании.
Но Тур, мастер импровизации, знал, что делать.
Он попросил священника связаться с монастырем, который, но своему милосердию, согласился помочь.
Среди неимущего населения весть об угощении быстро распространялась из уст в уста, и количество гостей выросло с пятидесяти до ста пятидесяти, пока все они не уселись за ломившийся от яств стол от Тура.
Сочувствуя отверженным, которых общество забыло где-то на своем пути к прогрессу, аббат предпринял только одну предосторожность. Боясь, что гости не устоят перед соблазном, уходя, спрятать что-нибудь из столовых приборов себе под рубашку, еду подавали на бумажных тарелках и сервировали стол одноразовыми приборами{497}.
Тур Хейердал не был эксцентриком в социальных отношениях, он обращал на себя внимание скорее своей педантичностью. Он имел консервативные взгляды на общественные привычки и старался изо всех сил, чтобы дети получили правильное воспитание. Поэтому более чем странно, что на свое пятидесятилетие он решил сбежать от семьи, друзей и важных лиц, взамен проводя его вместе с неаполитанскими вольными птицами.
Тур желал большинству людей добра. Тратя деньги на бедных гостей, а не на богатых, он таким образом следовал высоким моральным принципам. Но в то же время монастырский банкет послужил некой уловкой, чтобы было о чем рассказать, когда он вернется домой. Так истолковали это его сыновья, когда услышали о праздновании в монастыре{498}. Это был самый настоящий трюк, отчасти потому, что он говорил об изобретательности и спонтанности Тура Хейердала, отчасти потому, что он сделал это мероприятие неподвластным критике, придав ему гуманитарное значение.
После празднования Тур снова остался один и провел в окрестностях Неаполя еще три недели. Он находился большей частью на острове Искья в большой бухте за городом. Купался и катался на водных лыжах, посетил на пароме остров Капри, испытывал шторм и штиль, солнце и дождь. Ел пищу, приготовленную лучшими поварами, пил изысканные вина. Он поддерживал связь с Ивонн по телефону, и, кроме нее, вряд ли кто-то знал, где он находится. Никаких журналистов, никаких встреч, никакой переписки, разве только книга. Тур делал нечто, чего не делал никогда, — отдыхал. Он наслаждался редкой роскошью тратить впустую время и не испытывать мук совести.
В некоторой степени это было то, что Тур называл самой приятной частью экспедиции, время между интенсивными приготовлениями и требующей сил работой, ожидавшей по возвращении из путешествия. В эту часть входили и сидение на плоту, и разглядывание ночного звездного неба или прогулки вокруг немых, но выразительных моаи. Только в этот раз он сидел в роскошной обстановке на средиземноморском острове и не знал, какие испытания могут его ожидать, когда он вернется домой.
Он вернулся обратно в Колла-Микьери 24 октября. Это время сбора урожая, и земля принесла свои плоды. Виноград для вина, оливки для масла. Три маленькие девочки бегут к нему навстречу. Младшей, Хелене Элизабет, или просто Беттине, как ее называли, всего пять лет, Мариан — семь и Аннетте — одиннадцать. Навстречу ему бежит и Ивонн, а за ней — Бритта, норвежская нянька.
Бритта Норли из Скотфосса в районе Скиена была по профессии медсестрой для душевнобольных, как это называлось в то время. Она работала в клинике для душевнобольных в Осло, когда однажды утром увидела объявление в «Афтенпостен». «Няня для трех детей требуется на Итальянскую Ривьеру». Контракт заключался сроком на один год.
Бритта одно время думала о том, чтобы поехать в США и работать там, но Итальянская Ривьера выглядела более привлекательно, и она откликнулась на объявление. В объявлении не указывалось имя, и она очень удивилась, когда встретилась с Ивонн на собеседовании и узнала, что трое детей — дочери Тура Хейердала. Ивонн объяснила, что она много времени проводит в разъездах и ей нужно, чтобы кто-то заботился о детях, пока ее нет. Бритта получила место, и спустя год все так ее полюбили, что попросили остаться. Через два года она вышла замуж за итальянского крестьянина, но продолжала работать няней в Колла-Микьери{499}.
Приятные минуты. Ивонн читает детям, Беттине, Мариан и Аннетте. По воскресеньям они забирались к отцу на колени и слушали норвежские народные сказки
Позволив Бритте так привязаться к дочерям, Ивонн и особенно Тур могли не беспокоиться, когда они покидали Колла-Микьери.
Бритта была из простой семьи и поначалу с трудом привыкала к благородным порядкам в доме Хейердалов. Но она смогла отказаться от диалекта, на котором говорили в Скотфоссе, и старалась придерживаться принятого в доме этикета, насколько у нее хватало сил и возможностей. Тур хотел, чтобы во всем был порядок — от того, как выглядит гостиная и спальни, до точного часа обеда. И упаси Бог потревожить его, когда он каждый день после обеда ложился на диван, чтобы отдохнуть. Этот отдых продолжался всего десять минут, и, чтобы не проспать, он держал в руках брелок. Когда он падал со стуком на пол, отдых заканчивался. Бритта с этим хорошо справлялась, и со временем она так сблизилась с Ивонн, что обращаться к ней по имени стало естественным.
Тур, напротив, всегда для Бритты оставался господином Хейердалом. Она смотрела на него снизу вверх и боялась помешать ему. Она видела фильм о путешествии на «Кон-Тики» и восхищалась его мужеством. Но в первую очередь она уважала Тура Хейердала как человека, и она боялась, что это уважение пострадает, если тон между ними станет более фамильярным{500}.
В глазах Бритты Хейердал очень хорошо обращался с детьми. Но она считала, что он порой бывал слишком строг, и ей довелось от него слышать, что она их балует. Если девочкам что-то нужно, то они должны были сначала это заслужить. Украшения и косметика запрещались, и он не любил, даже когда дочери носили бантики. С косами было лучше. Он так же придирчиво относился к их одежде, как и к своей собственной.
Утро воскресенья было временем для приятного времяпрепровождения. Тогда дочери могли забраться к нему на колени и слушать, как он читал им норвежские народные сказки в обработке Асбьёрнсена и Му. Любимыми были «Колобок» и «Мальчик, который соревновался с троллем в еде»{501}.
То, чего не хватало в детстве сыновьям, дочери получили гораздо в большей степени. Отсутствие Тура во время войны и экспедиция на «Кон-Тики» плюс развод во многом осложнили отношения с мальчиками. Им никогда не довелось испытать таких идиллических отношений с отцом, что царили в Колла-Микьери. Если девочки росли в постоянных отношениях с отцом, то мальчикам этого не досталось. Наверное, поэтому дочери впоследствии относились к отцу с большей нежностью, чем сыновья.
Тем не менее в идиллии Колла-Микьери не обошлось без темных сторон. Тур постоянно занимался реставрацией стен и домов в деревне, он также заботился о том, чтобы выращивать на собственной земле как можно больше из того, что необходимо для ведения хозяйства. На это требовалось много рук, и кроме норвежского секретаря он нанял крестьян, ремесленников, садовников, повара и даже официанта. Ежедневные обязанности по управлению этой маленькой империей все больше и больше переходили к Ивонн, которая кроме обязанностей матери должна была следить за закупками, выплатой жалованья и бухгалтерией.
В доме часто устраивались званые обеды и приемы с такими требованиями к хозяйке, чтобы все было на высшем уровне. Дальние гости прилетали, как правило, в Ниццу самолетом, оттуда Ивонн забирала их и много часов везла на машине по узким дорогам вдоль изрезанного берега. Затем требовалось готовить еду, заботиться о порядке на кухне и в спальнях, как правило, в течение нескольких дней без перерыва. В таких случаях от Тура помощи было мало. Он не понимал, что стоит за хорошо организованным приемом, так как приходил только к столу{502}.
Светское общество. В Колла-Микьери бывало много гостей, и Ивонн считала своей обязанностью быть для них отменной хозяйкой
Ивонн переутомлялась, это сказалось на ее здоровье. Врачи просили ее снизить темп жизни{503}. Она этого не сделала и в итоге попала в Королевскую клинику в Осло{504}. Определенного диагноза поставить не смогли, и Ивонн пришлось пройти через долгий процесс реабилитации, чтобы вернуть силы.
Было и другое, что утомляло. Тур говорил большей частью о себе и о своем. Даже Ивонн, с таким энтузиазмом принимавшей участие во всем, что он делал, надоело это слушать без конца. У него случались резкие перепады настроения, особенно в периоды, когда он подвергался научной критике, как во время утомительной борьбы с Робертом Саггсом, и все это выплескивалось на Ивонн.
Самым невыносимым все-таки стало то, что она в результате своего переутомления потеряла место женщины в чувственной жизни Тура. Он начал встречаться с другими женщинами, у него появились любовницы.
В интимной жизни у Тура и Ивонн всегда дела обстояли не очень гладко. Тур все хотел по-своему. Например, он не любил целоваться, их отношениям не хватало нежности. Ивонн рассчитывала на то, что это все придет со временем. Но она просчиталась. Тур не исправился{505}. Он не скрывал своих походов «налево» от жены, наоборот, он вел себя так же открыто, как он поступил с Лив, когда приехал из «Невра Хойфьелльс» после первой ночи с Ивонн. Она позволяла ему все, зная, что не сможет его остановить, но также и потому, что чувствовала уверенность в том, что он вернется обратно{506}.
Тур вырос в таком доме, где мать так и не смогла забыть, как отец поцеловал на кухне горничную{507}. Алисон вышла замуж в третий раз и так разочаровалась в муже и во всех мужчинах в целом, что больше не захотела иметь с ними дело. Вместо этого она «посвятила себя сыну, которого хотела воспитать так, как считала нужным»{508}. Частью этого воспитания стала пуританская мораль, и, когда Тур вышел во взрослую жизнь, он имел комплекс моральных принципов, которые безжалостно применял по отношению к другим. Однако, судя по всему, на него самого эти принципы не распространялись, поскольку он предал сначала Лив, а потом и Ивонн, и случилось это без зазрения совести, как будто он имел полное право так поступать.
В апреле 1967 года Typ-младший должен был жениться на своей Грете. Свадьбу праздновали в Лиллехаммере, и жених с должным уважением пригласил на праздник отца и Ивонн. В то время у Тура была замужняя любовница из Рима. Кроме Ивонн он взял с собой в Лиллехаммер и любовницу, и ее мужа, и они остановились — да, именно — в гостинице «Невра Хойфьелльс». Когда зазвенели колокола и отец невесты повел дочь к алтарю, отца семейства Хейердал все еще не было видно. Рассерженному жениху пришлось сказать свое «да» в отсутствие отца{509}, который проделал далекий путь из Италии, но так и не появился в церкви. Однако он все-таки пришел под конец церемонии, вместе с Ивонн и итальянской супружеской парой. Он объяснял свое опоздание тем, что итальянцы устроили ему сцену{510}.
Контакт между Туром и сыновьями не стал лучше оттого, что они жили в таких разных местах. Мальчики редко приезжали в Коллу, а отец, как правило, имел мало свободного времени, когда бывал в Осло. Typ-младший в одном из писем к матери упомянул о том, что получил «получасовую аудиенцию» у отца в «Континентале», но она не должна понять его неправильно, они очень хорошо общались по переписке. «Он всегда идет навстречу, когда я прошу его о чем-то, и заботится, чтобы у меня было все очень хорошо»{511}.
После окончания офицерских курсов Typ-младший пошел учиться в университет — какое-то время в Осло, а затем в Калифорнии и в Бергене. Он хотел стать морским биологом, этот предмет в немалой степени интересовал и отца. Однако, «поскольку отец — миллионер», он не получил заем на учебу, ведь заем выдавался только нуждающимся. Но отец был щедр, и, пока младший демонстрировал успехи в учебе и представлял ежемесячно отчет об использовании средств, деньги ему поступали.
Что касается Бамсе, то тут не получилось ни реального училища, ни торгового. Тур по-прежнему беспокоился о его будущем, и с ужасом понял, что во время пребывания в Колла-Микьери сын «связался с известной здесь компанией гомосексуалистов»{512}. Однако вскоре выяснилось, что подозрения, связанные с этой новостью, появились в результате недоразумения, и Хейердал «вздохнул с облегчением», когда Typ-младший все ему объяснил{513}. Но, поскольку Бамсе не ставил перед собой конкретных целей, он не мог, как брат, рассчитывать на помощь отца. И если отец все-таки время от времени посылал ему деньги, то они засчитывались как заем, а не как содержание.
Этот заем следовало выплатить. Когда Бамсе в 1964 году исполнилось двадцать три года и ему полагался подарок на день рождения, то он получил его от отца в форме сокращения долга на 200 крон{514}.
Бамсе получил место разнорабочего на одной из фабрик, находившейся в Ванвикане на полуострове Фосен под Тронхеймом. Директор фабрики, Бьорн Линг, приходился Туру двоюродным братом. По инициативе Тура и при согласии Бамсе была достигнута договоренность, что молодой человек под особым присмотром директора будет трудиться на фабрике год.
Дело сладилось. Бамсе смог приспособиться к своей новой жизни и стал ответственным рабочим. Хотя место было незначительным, он отлично развлекался и сорил деньгами, как и прежде; то, что ему приходилось теперь зарабатывать их самому, не помогало. Однако со временем он начал уставать от однообразия работы, и Линг заметил, что Бамсе стал часто пользоваться больничным. В отчете Туру он писал, что молодому человеку требуется «сильная рука, до тех пор пока он не повзрослеет. У него есть и ум, и все необходимые данные, и, когда он увидит, что время идет, а он все еще ничего собой не представляет, я лично считаю, что это даст ему хороший толчок»{515}.
Когда год закончился, Бамсе осознал, что фабрика — это вовсе не то место, где стоит задерживаться надолго. Он понял, что ему надо двигаться дальше. Он поймал Линга на слове и приготовился к рывку. Но он делал ставку не на Норвегию, а на Африку.
В предостережениях недостатка не было. Африке требовались врачи и инженеры, а не разнорабочие. Однако матери Бамсе идея так понравилась, что она решила сделать все, что в ее силах. С помощью своих связей в Осло Лив смогла найти ему работу на табачных плантациях в английской колонии Южная Родезия. «Я так обрадовалась, что села и заплакала. Надеюсь, это пойдет ему на пользу», — писала она с восторгом Туру.
Табачная фабрика Тидемана имела свою долю в плантациях, но, когда лидер белого меньшинства Ян Смит в 1965 году провозгласил колонию независимой от Великобритании, норвежцы вышли из игры. Бамсе тоже уволился. Он встретил девушку из Южной Африки, и они вместе отправились в ее родной город Дурбан. Они хотели пожениться, и Бамсе пригласил отца и мать на свадьбу.
Тур со временем стал разделять восторги Лив по поводу африканского проекта Бамсе, особенно после того, как норвежский начальник начал хвалил Бамсе за хорошую работу{516}. Но когда он услышал, что Бамсе собирается жениться, то испугался. В письме Лив и Пебблу он писал о присущей Бамсе «небрежности и полном отсутствии зрелости». Как может он жениться, да и вообще — с его точки зрения «это полный блеф, ведь у него нет даже постоянной работы»{517}.
Тур не поехал на свадьбу к сыну. Он сказал, что у него нет на это времени{518}.
Южная Африка. В 1965 году Бамсе женился в Дурбане. Лив поехала на свадьбу. Тур не приехал, у него не было времени
Но Лив отправилась. Она хотела быть рядом с сыном в такой счастливый для него момент.
Через год после свадьбы Тур, тем не менее, писал своему американскому другу Эду Фердону: «Бамсе уже проработал два года совершенно без какой-либо помощи с моей стороны. Он добился таких успехов в качестве торгового представителя норвежской пароходной компании в Дурбане, что они собираются отправить его в четырехмесячную поездку по Европе, чтобы найти еще больше клиентов»{519}. Карьера Бамсе пошла в гору, он стал многообещающим бизнесменом, и Тур Хейердал наслаждался в лучах его славы.
Однажды осенью 1966 года Typ-младший получил письмо от отца, которое очень его расстроило. Сын не предоставил удовлетворительного отчета о расходах, и в своем раздражении отец обрушился на него с обвинениями, как понял Typ-младший, в пьянстве и разврате.
«Какого черта он выдумывает — пьянство и разврат! — писал он матери. — Неужели он забыл, как сын вез его, дважды женатого и отца пятерых детей, на грязное свидание со старой шлюхой, а он дал сыну на пиво и попросил подождать в баре! Как он унизил свою жену и своих детей, взяв ту же самую шлюху с собой в средиземноморский круиз, чтобы приятно проводить время, когда с ним были и жена, и дети!»{520}
На отца у него был еще один зуб. Взамен на обещание молчания Тур-старший поведал ему тайну, относительно которой он получил «очень ясное указание держать язык за зубами». Тур-младший выполнил обещание, за одним исключением — он рассказал об этом Лив.
Во время визита в Колла-Микьери летом 1966 года отец доверил ему «интересный план путешествия на тростниковом судне из Африки (с Канарских островов) в Центральную Америку»{521}. Он обосновывал это «предприятие очень интересными теориями об Атлантике, пирамидах и тростнике». Чтобы продемонстрировать миру пример того, что путь международного сотрудничества является в наше конфликтное время единственно возможным, он хотел нанять команду из разных стран и частей света. Он думал об Америке, Советском Союзе, Китае, Италии, Германии и «о негре из Африки». Он назвал имена некоторых лиц, но, когда он сказал, что Пеббл со своей фамилией Рокфеллер станет отличным представителем для Америки, это вызвало неприятные чувства у Ивонн. Пеббл, муж его первой жены?
— А как насчет Тура? — спросила она, чтобы перевести разговор.
— Тур — нет, я не могу взять его. Он же норвежец!{522}
Typ-младший участвовал в экспедиции на остров Пасхи, он был океанолог и моряк, у него имелся сертификат дайвера, он сдал экзамен на капитана каботажного плавания, и теперь он не годится, потому что он — норвежец?
— И что ты на это скажешь, мама?{523}
Но Тур Хейердал был упрям. Только по одному человеку от каждой нации.
На тростниковой лодке из Африки в Центральную Америку, вот куда устремил он свой взгляд.
Спокойное время закончилось. Он собрался в очередную экспедицию.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.