Невзгоды

Невзгоды

Успехи одних вызывают зависть и недоброжелательность других, и послевоенная жизнь А.И. была далеко не безоблачна и полна невзгодами.

Во время войны возникла и получила довольно широкое распространение практика присваивания руководителям оборонной промышленности воинские звания. Поэтому в утвержденном еще Маленковым штате военнослужащих Комитета? 3 должность заместителя председателя соответствовала званию генерал-майора инженерно — технической службы или инженер-контр-адмирала. Однако 16 июля 1946 года приказом по личному составу ВМС воинское звание А.И. Шокина "инженер-капитан 1 ранга", как присвоенное временно было отменено. Попытки восстановить его, несмотря на поддержку того же Маленкова и ставшего к этому времени заместителем Министра вооруженных сил Н. Г. Кузнецова, успехом не увенчались. Впрочем, поддержка Маленкова, как раз к этому моменту попавшего в опалу, скорее всего не могла быть эффективной.

Довольно малозначительным выглядел бы этот эпизод в карьере А.И., если бы он не совпал во времени с публикацией 19 июля в "Правде" статьи известной писательницы Мариэтты Шагинян "О советском изобретателе", в которой на трех примерах показывалась практика торможения внедрения очень нужных стране изобретений. Первый, и самый большой, занимавший половину статьи эпизод, был связан с А.И…

История началась с того, что в 1939 году два работавших в НИИ-10 еще НКОП инженера-изобретателя Н. В. Дымма и Д. С. Гафанович предложили прибор для рентгеновской дефектоскопии. Как многие увлекающиеся люди, они явно переоценивали возможности и значение своего изобретения. Вспоминая свою работу в те годы в Наркомсудпроме, В. С. Емельянов писал:

"К нам в главное управление поступало много разных предложений: и разумных и наивных. Этот поток предложений свидетельствовал о том, как много людей в нашей стране заботились об обороне и всячески хотели помочь ее укреплению.

Большинство из них искренне считало, что именно их предложения и были чрезвычайно важными. Разобраться в ценности каждого из этих предложений и установить, кто в действительности его автор — советский патриот или очковтиратель и эгоист, ищущий славы и денег, было делом нелегким. <…> Было часто трудно отличить рационализатора от лжерационализатора, искренне заблуждавшегося — от авантюриста"

Так и Дымма и Гафанович, не удовлетворившись отношением к их детищу в институте, обратились за помощью к своему новому наркому И. Ф. Тевосяну. К делу отнеслись внимательно, и заместитель наркома А. М. Редькин организовал проведение экспертизы. Для оценки полезности изобретения был разработан вопросник, рассылавшийся в ведущие институты промышленности и Академии наук.

Поступившие отзывы были противоречивы. В основном, отмечалось отсутствие принципиальной новизны, непригодность для тех применений, на которых настаивали авторы, но полезность осуществления изобретения на практике в некоторых отзывах не отрицалась.

Наиболее любопытным (более как образец стиля и мышления автора) представляется отзыв, присланный П. Л. Капицей:

АКАДЕМИЯ НАУК СССР

ИНСТИТУТ ФИЗИЧЕСКИХ ПРОБЛЕМ

Москва, 133, Калужское шоссе, 32

Телеграфный адрес: Москва, "Магнит"

22 июля 1940 г.

НАРОДНЫЙ КОМИССАРИАТ

СУДОСТРОИТЕЛЬНОЙ ПРОМЫШЛЕННОСТИ СССР

Зам. Наркома тов. А. Редькину

Уважаемый товарищ РЕДЬКИН!

В ответ на Ваше письмо от 15 июля 1940 г.? 461 по поводу предложений инж. И. В. Дымма и Д. С. Гафановича могу сообщить следующее:

1. Значение дефектоскопии — ультразвуковой, магнитной и рентгеновской — безусловно велико в современной технике и с каждым годом все более в нее проникает. С этой точки зрения всякое новое предложение, каким является работа тт. Дымма и Гафановича, заслуживает большого внимания.

2. Так как для каждого вида материала и его обработки может быть применен тот или другой метод дефектоскопии, то решение вопроса о практичности того или иного метода вырабатывается только на практике и будет зависеть только от того, насколько сами изобретатели смогут найти наиболее подходящую область его применения. Очень сомнительно, чтобы можно было найти такой метод дефектоскопии, который был бы применим сразу во всех случаях.

3. Предложение тт. Дымма и Гафановича грамотно, но ничего революционизирующего для рентгеноскопии не представляет и может, по-видимому, иметь значение как один из методов, применяемых при просвечивании материалов рентгеновскими лучами, и оказаться практичным в ряде случаев.

4. Поэтому вместо того, чтобы терять время на коллекционирование бесконечного количества отзывов и беспокоить людей самое лучшее по возможности скорее этот метод испробовать на практике. К тому же он очень прост и больших затрат не потребует, так как может быть сделан легко доступными средствами.

Уважающий Вас П. Л. Капица

Итоги экспертизы были подведены на совещании у молодого главного инженера четвертого главка. А.И., еще не имевший трудного опыта общения с изобретателями, имел неосторожность высказать сомнение в том, что данное изобретение будет полезно на предприятиях главка, отметив также, что обеспечение дефектоскопами остальной промышленности не входит в его (главка) обязательства. Несмотря на это его мнение, вызвавшее бурную реакцию изобретателей, аппарат и главк наркомата еще долго с ними возились, подыскивая место, где бы они могли заняться реализацией своих идей.

Сначала это был Ленинградский электротехнический институт, тоже входивший в систему НКСП, где профессор С. Я. Соколов (впоследствии член-корреспондент АН СССР) успешно разрабатывал для Ижорского завода метод ультраакустической дефектоскопии броневых плит. Несмотря на близость тематики и наличие специального вакуумного ехать в Ленинград изобретатели не выразили. Тогда четвертым главком было принято решение перевести их в хорошо оснащенную электромеханическую лабораторию завода? 251. Вот как описывал впоследствии эти события бывший начальник заводской лаборатории И. Я. Левин:

"В 1940 г. я был вызван гл. инженером завода 251 т. Чуйковым, который сообщил мне, что им получено распоряжение от 4-го Гл. управления НКСП — зачислить в штат завода двух инженеров т. т. Дымма и Гафановича и предоставить им все необходимые условия для разработки сделанного им изобретения <…>, что и было мною полностью выполнено. <…> Имея все необходимые материальные условия и полную свободу действий, т. Дымма и Гафанович проработали на заводе более года. Чем они занимались в это время установить было невозможно, но никаких заявок на конструкторские и экспериментальные работы, связанные с изобретениями от авторов не поступало. Более того, интересуясь изобретением, я часто разговаривал с авторами, спрашивал о причинах, тормозящих его реализацию, но конкретного ответа не получал, причем авторы всегда отмечали, что к заводу никаких претензий не имеют.

Вследствие такой бездеятельности, проявленной авторами в отношении собственного изобретения, у меня и у других работников завода сложилось впечатление, что они разочаровались в своем изобретении или признали его технически несостоятельным. Это казалось нам тем более верным, что авторы по собственной инициативе принялись за разрешение ряда проблемных задач, интересовавших в то время завод 251, окончательно забросив собственное изобретение. <…>".

Потом началась война, научно — исследовательские работы на заводе были прекращены, многие, включая начальника лаборатории ушли в Красную Армию и история, казалось бы, полностью ушла в прошлое. Но вот кому-то понадобилась.

Вот, что написал в первой части этой статьи Шагинян:

"Сотнями тысяч двигаются по конвейеру металлические предметы. Они должны служить верную службу, и очень важно, чтобы в металле, из которого они отлиты, не было изъянов. Для проверки этого существует специальные приборы — дефектоскопы, основанные на просвечивании металла рентгеновским лучами: рентген показывает структуру, дефект обнаруживается, и недоброкачественный предмет своевременно бракуется.

Но прошла та пора, когда рентген был последним словом в этой области. Оказывается, он и медлен, и громоздок, и не экономичен. Почему? Да потому, что фотопленка для реакции на рентгеновский луч требует от суток до двух — свыше 86 тысяч секунд. При такой медлительности фотосъемки проверить каждый предмет на конвейере, конечно, нельзя, да и сама процедура съемки требует много рабочей силы. Но разве есть способ более быстрого фотоконтроля, нежели рентген?

Оказывается, есть.

Два человека изобрели этот более быстрый способ: советские инженеры Н. В. Дымма, сын потомственного литейщика, 28 лет работающий на ответственных участках промышленности и 14 лет занятый научно-исследовательской инженерной работой, и Д. С. Гафанович, ведущий 11 лет большую инженерную и научную работу как старший инженер и начальник лаборатории. До создания этого прибора инженеры сделали не одно изобретение. <…>Прибор очень портативен (размером в полулитровую банку!), он может контролировать при прохождении конвейера каждый предмет, автоматически выбрасывая с конвейера тот, в котором обнаружен брак. Прибор, несомненно, повысит качество контроля, он на 30 % процентов освобождает контрольных работников; он автоматизирует один из ответственейших участков производства. И трудно даже сразу охватить все открывающиеся возможности развития этого прибора. В условиях фронта, полевых медпунктов, этот маленький прибор мог оказать неоценимую услугу для хирургов при извлечении пуль и определения характера ранения, заменяя громоздкую рентгеноаппаратуру, вдобавок часто не имеющуюся под рукой.

Крупные ученые сразу оценили значение нового изобретения, могущего дать миллионы рублей экономии. <…>Все девять отзывов — положительных; все эксперты подтвердили целесообразность и необходимость изготовления прибора, указали на возможность его практического осуществления и широкого применения в различных областях рентгенодефектоскопии. К ученым присоединились организации: положительные промышленные заключения дали наркоматы вооружений, судостроительной промышленности и др.

Когда это было? Семь лет назад. В течение семи лет дело стоит без движения, вернее сказать, медленно движется по заколдованному кругу резолюций и отношений. Сама по себе история этого изобретения, которое до сих пор еще не реализовано и которое помогло бы нам во время войны, если бы осуществили его тогда же, когда оно было сделано, то есть в апреле 1939 года, — могла бы стать темой для отдельной статьи. Все есть в этой истории. Семь лет назад заместитель наркома судостроения тов. Редькин дал указание главному инженеру одного из управлений наркомата Шокину подготовить реализацию изобретения. Товарищ Шокин тогда подписал приказ о реализации изобретения, а другой рукой снял с рычага трубку и дал устное указание тому же институту не выполнять этого приказа (факт, подтвержденный документом). Тот же Шокин, когда его спросили из Госплана об изобретении тт. Дымма и Гафановича, ответил не менее классически: "Возьмите билет в Политехнический музей, заплатите рубль и увидите множество таких приборов". И это в то время, когда прибор Дымма и Гафановича уникален, и Министерчство судостроительной промышленности еще в апреле 1941 года, т. е. спустя год после заявления Шокина, вынуждено было выписывать из-за границы приборы несравненно худшего качества, нежели советский прибор советских изобретателей. Таков один из конкретных примеров тех многочисленных образчиков инертности некоторых заводов и главков, нежелания их приспособиться к новым предложениям, необычайной медлительности внедрения изобретения, о которых не так давно писали в "Правде" С. И. Вавилов и С. В. Кафтанов".

Итак, А.И. выведен здесь как бюрократ, воспрепятствовавший еще до войны двум талантливым инженерам реализовать изобретенный ими прибор, и тем самым нанесший громадный ущерб стране (вплоть до гибели раненых) в годы войны.

Вряд ли случайны совпадения во времени с отставкой Маленкова отказ в присвоении А.И. воинского звания и появления статьи Шагинян. И все это как раз в тот момент, когда решался вопрос о назначении А.И. на должность заместителя председателя Комитета! Можно отметить, что два других эпизода в статье носят куда менее яркий, скорее даже проходной характер, что наводит на дополнительные мысли о возможности заказа.

Такая статья в газете могла тогда иметь самые серьезные последствия и выбить кого угодно из жизненной колеи если не навсегда, то надолго. "Для советского человека публикация в "Правде" обвинений значила больше, чем заключение прокурора. Для партийного деятеля, прямо или косвенно обвиненного в "Правде", — это политическая смерть", — так пишет Р. Г. Пихоя в своей книге "Советский Союз: история власти. 1945–1991". (Москва, изд-во РАГС, 1998., с. 63) Недаром до сих пор вспоминают о "травле" прессе разных композиторов и режиссеров.

Но не таков был А.И., чтобы смиренно воспринять клевету, да еще и в печати.

Дело (вовсе не "о защите собственного достоинства", каких теперь так много, речь шла о гораздо большем) потребовало от отрицательного героя статьи полной мобилизации и стоило ему больших затрат нервной энергии. Для подготовки опровержения А.И. пришлось вплоть до поздней осени поднимать архив переписки 1940 года, собирать показания свидетелей и привлекать для своей защиты руководство Комитета.

Письмо на имя главного редактора газеты П. Н. Поспелова с изложением истинной, подкрепленная документами картины событий было отправлено за подписью А.И. Берга в ноябре 1946 года. В декабре уже сам А.И. направил в тот же адрес свое заявление с просьбой об опровержении. Действительность настолько расходилась с фельетонной историей, что главному редактору пришлось делать оргвыводы. За публикацию непроверенных фактов был наказан (А.И. говорил, что был снят с должности) зав. отдела фельетонов, а для Шагинян возможность печататься в "Правде" была потом очень долго строго-настрого заказана.

Эти события оставили глубокий след: собранные бумаги А.И. так и хранил всю жизнь дома в особой папке, а книги М. Шагинян в домашнюю библиотеку долгое время категорически не допускались. Особенно его возмущало то место, где он якобы: "… подписал приказ о реализации изобретения, а другой рукой снял с рычага трубку и дал устное указание тому же институту не выполнять этого приказа."

- Вранье, — говорил он, вспоминая именно это место, когда каким либо образом в разговоре приходилось возвращаться к этой неприятной истории. Что касается совета пойти в Политехнический музей, где за рубль можно увидеть множество таких приборов, то впервые эту фразу я узнал только недавно, когда, работая над книгой, достал и прочитал, наконец, злополучную статью. Это выражение очень в духе А.И., горячего и в пылу несдержанного на язык, и похоже, имело место в жизни.

… а воинское звание ему так и не присвоили, и 29 июля 1947 года он сдал в комендатуру ВМС пистолет ТТ и кортик, полагавшиеся ему как морскому офицеру. Совсем с оружием он, правда, не распрощался — у него оставался привезенный из Германии офицерский "Вальтер".

Были случаи и похуже. Если в статье Шагинян речь шла о делах минувших дней, то теперь на плечах А.И. лежала огромная ответственность по радиолокационной технике, и эта ответственность несла с собой постоянные угрозы. В первые послевоенные годы личный состав войск, включая офицеров, был еще очень слабо подготовлен к обслуживанию начавшей поступать к ним в значительных количествах радиолокационной техники, а высший командный состав армии от вопросов ее эксплуатации, а иногда и применения был далек. Многие свои грехи военные пытались списать на качество техники, тем более что оно иногда действительно оставляло желать лучшего.

Ситуация, при которой споры между армией и промышленностью могли решаться своим чередом, резко поменялась ко времени начала войны в Корее. Международная обстановка так накалилась, достигла такой остроты, что по словам А.И. "нападения ждали со дня на день".

Теперь известно, что при обсуждении возможных сценариев развития военных действий И. В. Сталина вновь серьезно озаботила возможность воздушного нападения американцев на Москву самолетами — носителями ядерного оружия. Одним из последствий этого стала проверка состояния армейских средств ПВО, включая и радиолокационные. Проверка проводилась военными и показала весьма слабую боеготовность радиолокационных войск, причем во всех случаях в качестве причины комиссией были указаны конструктивные недостатки и заводские дефекты РЛС.

А.И. был вызван к Маршалу Советского Союза А. М. Василевскому. Они не раз встречались, когда Василевский был еще начальником Генерального Штаба и первым заместителем министра Вооруженных сил (министром, как известно, до 1947 года был И. В. Сталин, а потом до Н. А. Булганин) и когда он возглавлял Министерство вооруженных сил СССР. А.И. отмечал неизменно вежливое и уважительное отношение маршала к собеседникам, что было тогда редкостью 9.

А. М. Василевский, ознакомив А.И. с выводами комиссии, и на сей раз вежливо и уважительно сказал:

"Придется вам, Александр Иванович, садиться в тюрьму".

Угроза была вполне реальна. Так, на основании постановления Совмина СССР "О недостатках 57 мм автоматических зенитных пушек С-60", принятого 31 декабря 1951 года, были сняты со своих постов и отданы под суд заместитель министра Вооруженных Сил СССР Н. Д. Яковлев, начальник ГАУ И. Волкотрубенко и заместитель министра вооружения И. Мирзаханов.

Но надеюсь, что читатель уже имел возможность убедиться, что А.И. умел постоять за себя и за свое Дело. Он не согласился ни с выводами комиссии, ни с предложением прославленного маршала и, не теряя времени, предпринял быстрые, энергичные ответные ходы с выездом на места. Результаты собственного расследования непосредственно в войсках случаев, приведенных в докладе комиссии, показали в общем-то обратную картину. Так, в одной части радиолокационная станция, числившаяся вышедшей из строя вследствие дефектов, оказалась загнанной неумелыми водителями в болото, где и стояла. Никаких попыток вытащить ее оттуда со стороны командиров (не исключено, что еще с кавалерийской школой) не предпринималось.

В этих столкновениях только авторитет А.И. и его связи в военных кругах зачастую могли спасти ситуацию. Его позиции всегда были сильными прежде всего потому, что в повседневной своей деятельности, а уж тем более в конфликтных положениях он принципиально исходил только из своего понимания государственных интересов, никогда не врал и не изворачивался, а знания техники ему тоже не надо было занимать.

В конечном итоге стороны согласились на ничью, недостатки признали обоюдными и выработали очередные совместные действия по повышению уровня эксплуатации аппаратуры, обучения войсковых офицеров и т. д., включая и меры по повышению качества техники. Отношение же А. М. Василевского к А.И. только улучшилось и оставалось самым искренним и уважительным до самого конца долгой жизни маршала. Он неизменно присылал поздравления А.И. с каждым праздником, написанные всегда собственноручно характерным, почти каллиграфическим почерком профессионального штабиста. Например, такое:

"Дорогой Александр Иванович!

Более чем тронут Вашим вниманием ко мне. Вас сердечно поздравляю с общенародным праздником 52 годовщины славных Вооруженных Сил и вместе со всем советским народом хочется от всей души поблагодарить Вас, дорогой Александр Иванович, за все созданное для них Вами лично. С сердечным приветом и глубоким уважением к Вам

А. Василевский"

Так же неизменно и с собственноручными надписями присылал он в подарок книги из каждого издания своих мемуаров.

Комитет по радиолокации все же понес потери, но не вследствие основной своей деятельности. В январе 1948 года был арестован Георгий Александрович Угер, генерал-лейтенант авиации, возглавлявший военный отдел Комитета. На свое несчастье он проживал в "доме на набережной" в квартире вдовы Павла Аллилуева — брата покойной супруги Сталина — Евгении Александровны Молочниковой (по второму мужу), куда был подселен в 1943 году в порядке уплотнения, и попал в сопутствующую волну дела Еврейского антифашистского комитета. А.И. рассказывал, что Угер иногда любил вполголоса похвастаться своими знаниями о событиях в среде родственников Сталина. И вот в конце 1947 года была арестована соседка с мужем, а затем последовал арест Угера и его жены. Выпустили его только после смерти Сталина. Это событие оставило тяжелый осадок в душах товарищей Угера по Комитету.

Случались у А.И. и житейские неприятности. Так, в 1943 году были сделаны попытки уплотнить его квартиру на Патриарших прудах, а то и совсем выселить его с семьей оттуда. Пришлось обращаться к народному комиссару боеприпасов Б. Л. Ванникову, в ведении которого находился в это время дом. Решила дело резолюция последнего на письме зампреда Совета по Радиолокации А.И. Берга:

т. Кутикову

т. Шокина оставить Ванников

Адская работа и невзгоды не прошли даром для здоровья А.И. В 1946 году у него начались приступы бронхиальной астмы, с которой он не расставался уже до конца жизни. Много сил было отдано борьбе с этой болезнью, вновь пришлось напрягать все свои лучшие качества: волю, организованность и аналитическое мышление. По принципу "Исцелися сам!" в конечном итоге А.И. стал едва ли не крупнейшим специалистом по астме. Своими познаниями, а часто и лекарствами он делился с встречавшимися на жизненном пути коллегами по несчастью и многим принес облегчение. Не упускал случая слегка подтрунить над не слишком сведущими врачами, а иногда и им давал советы по особенностям применения тех или иных препаратов.

Но это было потом, а бурное начало непонятной болезни со страшными приступами удушья ввергло его в глубокий пессимизм по своему будущему.

Лечили его в Кремлевке. Среди врачей были такие светила, как Виноградов и Ефуни. Для лечения применяли самые передовые методики того времени, которые хотя не излечили, но несколько улучшили состояние больного. После курса инъекций аутовакцины в 1952 — гг. выраженных приступов бронхиальной астмы не было, но почти постоянное ощущение недостатка воздуха, одышка, переходящая при физической нагрузке или сырой погоде в приступ удушья остались на всю жизнь. Помимо одышки мучило постоянно затрудненное отхождение мокроты. Позже А.И. лечил частным образом врач И. А. Андреев, приходивший вечерами на квартиру (Вовси и Ефуни к тому времени были арестованы по "делу врачей"). Ходил он в военной форме, носил бороду, что было тогда довольно редким явлением, в общем, "интересный мужчина", но врач был хороший. Для отхождения мокроты он предложил принимать йодистые препараты, что также принесло определенное облегчение. По специальной методике А.И. упорно занимался дыхательной гимнастикой и в результате при эмфиземе легких сумел развить их рабочий объем больше, чем у среднего здорового человека.