Глава XVI. Г. Н. ПОТАНИН КАК ПУТЕШЕСТВЕННИК- ИССЛЕДОВАТЕЛЬ АЗИИ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава XVI. Г. Н. ПОТАНИН КАК ПУТЕШЕСТВЕННИК- ИССЛЕДОВАТЕЛЬ АЗИИ

Сравнение Г. Н. Потанина, Н. М. Пржевальского и М. В. Певцова как пионеров в изучении Внутренней Азии. Особенности Г. Н. Потанина как путешественника, его путевые отчеты, этнографические наблюдения и ботанические сборы. Материалы по народному эпосу и труды Г. Н. Потанина по их обработке

Наиболее полное и правильное представление о заслугах Потанина как исследователя Азии дает нам сопоставление его наблюдений с трудами других путешественников, работавших в глубине Азии одновременно с ним.

Когда будет написана история географических открытий и исследований во Внутренней Азии во второй поло вине XIX века, на ее страницах займут почетное место и будут поставлены рядом имена трех русских путешественников — Г. Н. Потанина, Н. М. Пржевальского и М. В Певцова.

Ранее этих трех путешественников в глубь материка Азии, конечно, уже проникали многие европейцы, начиная с христианских миссионеров VII века. Многочисленные исследователи побывали там и после них, так что научных данных о внутренних странах величайшего материка мы имеем теперь гораздо больше, чем имели 50 лет назад, когда Потанин, Пржевальский и Певцов закончили свои путешествия и обнародовали их результаты.

Но эти три имени стоят как-раз на рубеже исследований: старых, случайных, несистематичных — и новейших. Эти три путешественника являются пионерами современной научной работы во Внутренней Азии. До них мы знали о громадных пространствах Монголии, Джунгарии. Восточного Туркестана и Тибета очень мало, а из того, что мы знали, много было неверно или прямо фантастично, как, например, сведения о действующих вулканах Восточного Тянь-шаня, рассказы о таинственной пещере Уйбэ в Джунгарии, из которой вылетают ветры невероятной силы, сметающие проезжающие караваны в соседнее озеро, или, наконец, сказания об огненных горах возле Турфана, из которых торчат огромные кости святых, и т. п.

Сколько кропотливого труда должны были употребить Ремюза, Клапрот, Риттер, Гумбольдт и другие ученые первой половины прошлого века, чтобы извлечь скудные географические данные из писаний старинных китайских путешественников на запад вроде Чан-чуня, Ши-фа-хян, Чан-де и других, чтобы истолковать и приурочить к географической карте сказания Марко Поло, Плано Карпини, Рубруквиса и других средневековых странников, проникавших в глубь Азии!

Но несмотря на многолетние труды этих ученых, карты Внутренней Азии, которые они составили, содержали не только много белых пространств, но и много ошибок, часто очень грубых, чтo легко обнаружить, если сравнить даже лучшие из них, например карту Гумбольдта, приложенную к его классическому труду «Asie Centrale», с современными картами.

Действительное научное исследование Внутренней Азии началось именно с путешествий Потанина, Пржевальского и Певцова. Все трое посетили и Джунгарию, и Монголию, и Китай, и Тибет. Маршруты их то сближаются и даже скрещиваются, то далеко расходятся; есть местности, где побывали все трое, но гораздо больше местностей, где прошли только двое или один из них.

Если нанести маршруты всех троих на одну и ту же карту, мы увидим, что Внутренняя Азия будет искрещена ими е разных частях и в разных направлениях, и не останется ни одной страны, кроме южной половины Тибета, где бы не пролегал маршрут хотя бы одного из них. Их путевые отчеты то являются единственными для данной местности, то дополняют друг друга.

Все трое в совокупности создали ту основную канву географического лика Внутренней Азии, на которой позднейшие путешественники разных специальностей начали уже вышивать узоры, т. е. наносить детали общей картины. До путешествий Потанина, Пржевальского и Певцова этой основной канвы, необходимой для более детальной современной работы, еще не было, а были только обрывки ее, клочки, часто не вязавшиеся друг с другом, вопреки усилиям таких мастеров, как Риттер, Гумбольдт, Рихтгофен.

Из этой троицы пионеров географической работы невозможно вырвать ни одного — в канве сейчас же образуются большие дыры. Трудно даже решить вопрос, кто из них сделал больше другого, кому отвести первое место, кому второе, кому третье как исследователям Внутренней Азии. Правильный ответ будет такой: для одних стран сделал больше Потанин (например для Северной Монголии, Ордоса, восточной окраины Тибета), для других — Пржевальский (для Алашаня, Цайдама, Сев. Тибета), для третьих — Певцов (для Джунгарии, Зап. Куэн-луня). Но и Потанин и Пржевальский собрали много данных о Джунгарии, Пржевальский — об Ордосе, Певцов — о Северном Тибете и т. п.

Пржевальский сделал больше крупных географических открытий, потому что проник первым в Ордос, Алашань, Нань-шань, на Лоб-нор и в Тибет. Но и оба другие сделали немало открытий, а в отношении этнографии Потанин сделал больше, чем Пржевальский и Певцов, взятые вместе.

Путевые отчеты всех трех пионеров являются настольными книгами современного натуралиста, занимающегося, изучением природы и жителей Внутренней Азии, не только географа и этнографа, но и геолога, зоолога, ботаника, даже климатолога и археолога.

Но эти путевые отчеты при всем своем богатом содержании не одинаковы: у Пржевальского мы найдем более красочные описания природы, более интересное изложение хода путешествия, путевых встреч, охотничьих приключений; у Потанина и Певцова зато имеются белее точные характеристики местности, более детальные данные о виденном и слышанном. Пржевальский и Певцов были офицеры, путешествовавшие с более или менее многочисленным военным конвоем, который делал их более смелыми, более независимыми от местного населения и туземных властей, но зато мешал их тесному общению с туземцами, часто внушая последним недоверие или страх.

Пржевальский имел целые сражения с тангутами и тибетцами. Потанин военного конвоя не имел, путешествовал в гражданском платье и со своей женой, провел много дней в селениях туземцев, в китайских городах, в буддийских монастырях и потому изучил быт и нравы народов гораздо лучше, чем Пржевальский и Певцов. Он доказал своим примером, что по Внутренней Азии (кроме Тибета) можно спокойно путешествовать без конвоя, с наемными рабочими, и все-таки проникать туда, куда нужно.

Потанин относился с особенным вниманием и любовью к различным народностям Внутренней Азии, и естественно, что в его отчетах мы находим гораздо более полные и подробные описания их быта, фольклора и т. д., чем в отчетах других двух путешественников.

Для Потанина страны Центральной Азии являлись своеобразным музеем, в котором хранились памятники материальной и духовной культуры народов, частью уже исчезнувших, и в котором можно собрать богатые материалы по народному эпосу и этнографии вообще. Умение расположить к себе население страны и заслужить его доверие очень способствовало успеху работы Потанина в такой деликатной области человеческой жизни, как религия, обряды и обычаи. Его палатка, юрта или фанза часто была полна посетителями, от которых он умел получать интересовавшие его сведения.

Пржевальский жаждал географических открытий и особенно стремился в ту страну, где можно было сделать наиболее крупные открытия, именно в таинственный Тибет с его столицей Лхассой и северной оградой — хребтом Куэн-лунь, которые и были конечной целью всех его путешествий. Тем странам Азии, через которые он шел к Тибету, внимание уделялось только попутно и, к сожалению, часто недостаточное. Пржевальского манили огромные нагорья, поднятые на высоту Монблана, исполинские горные цепи, вытянувшиеся на сотни верст и увенчанные вечными снегами. Мелкосопочники и пустынные равнины, занимавшие огромные пространства Внутренней Азии, были для него мало интересны, и это сильно отражается на их описании. Певцов и особенно Потанин этого упрека не заслуживают.

Потанин имел необходимые для путешественника по Внутренней Азии личные качества: закаленное трудами и лишениями здоровье, чрезвычайную неприхотливость и выносливость, знакомство с местными языками, уменье обращаться с туземцами, хорошие познания в области географии и естественных наук, отличное знакомство с литературой по географии Сибири и Внутренней Азии и, конечно, любовь к делу и полную самоотверженную преданность науке.

Итак, Г. Н. Потанин, наряду с Пржевальским и Певцовым, положил основу современного земледелия Внутренней Азии. Благодаря его путешествиям наука получила первые достаточно подробные сведения о многих частях

Монголии — Северной, Восточной и Центральной, с громадными хребтами Монгольского Алтая, Хангая, Танну-ола и Хингана и с многочисленными озерами и пустынями, далее — о частях Северного Китая с Ордосом и У-тай-шанем, о восточной окраине Тибета и прилежащей части Южного Китая и Восточного Нань-шаня. Потанин познакомил нас также с различными народностями, населяющими эти страны, с их бытом, нравами, верованиями и словесностью. В его отчетах о путешествиях мы встретим сведения о племенах тюркских (тюрках Русского Алтая, урянхайцах, киргизах, узбеках, котонах), монгольских (халхасцах, дюрбютах, дархатах, бурятах, торгоутах, ордосских монголах, кукунорских и наньшанских саларах, широнголах, хара- и шира-егурах), о тангутах, дунганах и китайцах. В этих отчетах помещено больше трехсот легенд, сказок, исторических преданий и других произведений народной словесности, а также наречия монгольских племен, затерявшихся на окраине Тибета среди китайского и тангутского населения. Эти обширные записи дали Потанину материал для его работы о восточном народном эпосе вообще и для сравнения его с славянским и западноевропейским.

Но и народам монгольского и тюркского племен, живущим в пределах Российской империи, Григорий Николаевич посвятил много работ,— он изучал быт, поверья, эпос бурят Иркутской губернии и Забайкальской области, калмыков Русского Алтая, киргизов Западной Сибири, вотяков и чувашей Казанской и Вятской губерний.

Особенные заслуги экспедиций Потанина заключаются в богатстве и новизне собранных им материалов по этнографии, и в этом отношении они занимают первое место среди всех других экспедиций во Внутреннюю Азию, не только современных с ним, но и позднейших. Это обусловлено тем, что этнографические сведения, особенно народный эпос, были предметом большого внимания Потанина. С увлечением и любовью он собирал легенды, сказки и верования различных народов Азии, сопоставлял варианты однородных сюжетов у разных народов, доискиваясь их внутренней связи и единства идеи, и приходил к интересным заключениям о духовном родстве европейских и азиатских народов, в частности о единстве средневекового эпоса Европы с восточноордынским и о влиянии последнего на первый.

В его отчетах мы находим также сведения о торговле и промыслах населения исследованных стран, например о русской торговле в Монголии, о рыбном промысле на озере Зайсане и т. д. Нельзя не упомянуть также о ботанических сборах Потанина. По отзыву ботаников, наиболее полные и тщательно собранные гербарии из всех русских путешественников по Внутренней Азии доставил Григорий Николаевич; дополнением к ним служат его заметки в путевых дневниках об общем характере флоры данной местности и распространении того или другого растения. Гербарии Григорий Николаевич составлял сам при помощи жены, тогда как зоологические сборы часто велись другими членами его экспедиций. Ботанику Григорий Николаевич знал и любил больше других естественных наук и относился к собиранию растений так же ревниво и тщательно, как и к собиранию образцов народной словесности. Э. Бретшнейдер в своей известной книге «История европейских ботанических открытий в Китае» (английской) перечислил 160 новых явнобрачных растений, среди которых — три новых рода, открытых Потаниным, причем часть новинок его сборов в то время (в 1898 г.) еще не была рассмотрена, так что в настоящее время количество его открытий должно быть еще больше; многие новые виды и один род получили его имя.

Зоологические коллекции экспедиции Потанина, собранные частью им самим, частью его сотрудниками, которые не отставали от него в своем усердии, также отличаются большой полнотой, содержат много новых родов и видов и дают сведения о распространении животных.

Уже в 1886 г. Г. Н. Потанин получил от Географического общества его высшую награду — Константиновскую медаль — за экспедицию на восточную окраину Тибета и за всю его деятельность на пользу географической науки. Он состоял почетным членом, как Географического общества, так и ряда других ученых обществ, имеющих отношение к географии и этнографии.

Огромный материал по народному эпосу, собранный Потаниным у разных азиатских племен, составил два тома, его «Очерков северо-западной Монголии» и второй том путешествия на окраину Тибета. В последние годы жизни, когда он уже не мог собирать новый материал посредством путешествий, он начал обрабатывать собранное и из собирателя фольклора сделался фольклористом. Сюжеты некоторых сказок и преданий были близки друг другу, хотя записаны у разных народов, говорящих на разных языках и живущих далеко друг от друга. Потанин стал искать, причины этого и пришел к выводу, что культ Иисуса Христа, сына неба, создался не на западе, а на востоке — у народов Центральной Азии, и гораздо раньше. Он считал, что борьба с верой в Христа, верой в сказочную личность, разоблачение ее устно и письменно сделалось теперь задачей его жизни, с которой нужно торопиться, так как он уже очень стар.

Так, при обработке азиатского народного эпоса постепенно возникли сочинения Потанина: «Восточные мотивы в средневековом эпосе», вышедшее в 1899 г., затем «Восточные параллели некоторым русским сказкам», «Русская девица Дарига в киргизской сказке», «Греческий эпос и ордынский фольклор», «Былина о Добрыне и монгольское сказание о Гэсэре», «Ордынские параллели к поэмам лонгобардского цикла», «Ставр Годинович и Гэсэр», «Сага о царе Соломоне», напечатанная в 1912 г. Эти изыскания о происхождении легенды об Иисусе Христе из глубины Центральной Азии окончательно завершились в последней книге Потанина «Ерке, сын неба Северной Азии», вышедшей в Томске в 1916 г.

Закончив текст этой книги, Потанин сделал в конце 1915 г. доклад в Томском обществе изучения Сибири о культе сына неба в Северной Азии. Он обрисовал в образах легенды Монголии, описывающие Ерлика, участника сотворения мира, сына творца, но свергнутого в преисподнюю и ведущего вечную борьбу с царем неба, изложил поэмы о сыне неба, фигурирующем в образах Пороса. Ирин-саина, Гэсэра и Чингис-хана, и картины обрядов, связанных с его почитанием. В легендах восстает образ низвергнутого в преисподнюю сотрудника и сына творца в виде одетого шерстью сурка, а в виде летучей мыши — образ духа, провинившегося отказом помощи страдающему сыну неба, прикованному к скале. Затем Потанин рассмотрел перенесение культа сына неба из Азии на запад. привел сказания Кавказа, легенды киргизских степей и сказки, распространенные в русских губерниях, и высказал уверенность, что этнологи и фольклористы со временем осветят историческую связь между легендарным эпосом Востока и Запада о культе сына неба.

Потанин ждал, что эта книга привлечет внимание и вызовет критику и возражения со стороны защитников западнического направления в фольклоре. Но отзывов не было, западники молчали, и Потанин огорчался этим. Нужно заметить, что время выхода книги почти совпадало с революцией, гражданской войной, разрухой, которые отвлекли всеобщее внимание.

Кроме этих крупных произведений по народному эпосу Потанину принадлежат многочисленные статьи и заметки по разным вопросам, главным образом касающимся Сибири, которые печатались на протяжений 50 лет в различных газетах и журналах, преимущественно сибирских.

Подробное жизнеописание Г. Н. Потанина, оценка его научной и общественной деятельности и полный список его печатных трудов являются еще задачей будущего.