Последнее письмо из Ташкента. Ее уход…

Последнее письмо из Ташкента. Ее уход…

Галина Козловская – Татьяне Кузнецовой

19 октября 1990

Милая Танечка!

Спасибо Вам за память о сладкоежке. Пришла ваша посылочка в очень хороший для меня день, почти как поздравление. Я как раз кончила мои воспоминания об Алексее Федоровиче. Работала много и как будто хорошо. 15 октября ему было бы 85 лет. Местный Союз композиторов, как ни странно (принимая во внимание исламские беснования), хочет издать книгу, где будут его статьи и доклады. Предисловие – редактора, и мои большие воспоминания. Я работала так сосредоточенно, что не позволяла себе никаких отвлечений: не читала, не смотрела телевизор, мало принимала людей. И то ведь моя беда нарастала, у меня зрение всё хуже и хуже. Когда бывают магнитные бури, у меня перед глазами сплошной серый туман. Поэтому и спешила закончить свой труд, пока вижу.

Вы мне давно не писали, и я ничего о Вас не знаю. Здоровы ли Вы, интересная ли у Вас жизнь в нашем обезумевшем мире? Как дела у Надежды Ивановны? О ней я тоже ничего не знаю, так же, как и об Ирме Викторовне. Напишите мне. Как Вы провели лето? У нас был ад. Если попаду в преисподнюю, не будет страшно. Два месяца стояла жара: плюс 38 градусов, плюс 40 градусов, плюс 45 градусов. Если бы не кондиционер и спанье ночью в саду, можно было бы испариться. Даже молодые люди очень трудно переносят и жару, и какие-то непостижимые атмосферные аномалии. Журушка также не хотел быть днем в саду, и вообще, старея, становится всё ласковей и спит ночью только рядом с моей постелью.

Еще не успела почитать присланное Вами. Я теперь редко читаю сама, мне читают мои молодые друзья. Очень трудно сохранить мир в душе, когда гибнет Россия, когда страна стоит над бездной, а люди дичают или страдают от такого множества бед, что их не охватить. Без конца жалею бедных, старых, одиноких людей, обреченных уже теперь на полную нищету и голод в связи с реформой цен, которую наметили до того, чтобы хоть как-нибудь помочь им не умереть с голоду. Да, грустно и страшно.

В моей жизни произошла большая перемена. Мой американский друг[157], приехав сюда, подарил мне семью совершенно удивительных людей. Муж – узбек – самый добрый, самый умный, самый образованный из всех узбеков, которых я встретила в жизни. Жена его – русская по матери и узбечка по отцу. Это совершенно святая душа, с добротой небывалой, умница, с удивительной способностью любить. Они молодые, но у них уже четыре девочки от семнадцати до двух, прелестные, ласковые и чистые очаровательным детством. Они все полюбили меня, и Света взяла на себя все заботы о моем существовании. Они ежедневно кормят меня вкусной свежей едой и заботятся обо всех моих нуждах. Мне стало легко жить, и я легко принимаю их доброту, потому что они по-настоящему любят меня, и я люблю их. Поэтому порадуйтесь за меня. Я действительно очень нуждалась в том, чтобы кто-то заботился обо мне, ибо физически стала очень слаба и крайне дурно хожу. Очень резкий контраст между моим физическим состоянием и моим духом. Я ничего не отдала времени, и душа моя полна.

Напишите мне, милая Танечка, о себе и о наших общих знакомых. И не забывайте меня. Передайте привет другу белых медведей. Видели ли Вы меня в ахматовской телевизионной передаче? А еще меня показывали в большом фильме о России в Америке. Сама не видела, но, говорят, очень хорошо прошла эта картина Хедрика Смита.

Целую Вас

Галина Лонгиновна

[Это было ее последнее письмо. Я действительно была очень рада за нее, что нашлись люди, которые могли за ней хорошо и, главное, регулярно ухаживать. Я звонила в Ташкент и говорила с ними, они мне понравились даже по телефону. Передавали ей трубочку, и мы обменивались с ней мыслями, новостями и надеждами на новую, непременно лучшую жизнь. Ведь это было только-только начало 1990-х, время больших откровений, надежд и ожиданий…

А жизнь так быстро менялась, так обескураживала людей, нанося всё новые и новые шоковые удары, что написать письмо было уже недосуг. И вот однажды, когда я позвонила ей в Ташкент, трубку взял Боря. От него я получила страшное известие о том, что Галина Лонгиновна умерла… Это случилось 6 сентября 1991 года (а родилась она 4 февраля 1906 года).

Вскоре пришло его письмо, последнее адресованное мне письмо с обратным адресом: Ташкент, Тупик 1, дом 1. Но надписан конверт был уже не ее рукой, а незнакомым мне почерком Бориса Дубровина. Привожу это письмо. – Примеч. Т. Кузнецовой.]

Борис Дубровин – Татьяне Кузнецовой

Ноябрь 1992

Милая Таня!

Простите, что не мог написать Вам сразу после нашего разговора по телефону.

Вас я помню и знаю по Вашим письмам, по разговорам о Вас с Галиной Лонгиновной, знаю о Вашей дружбе, которой Галина Лонгиновна очень дорожила. Вы, наверное, знаете, что я зимовал в Саянах и вернулся в конце мая по просьбе Галины Лонгиновны: она очень плохо себя чувствовала: сначала почки, потом общая слабость. Всё лето я прожил с ней здесь, в домике, и она поправилась, писала (вернее, диктовала – плохо видела в последнее время). Но к концу лета стала всё больше чувствовать себя плохо, слабеть, всё больше лежала.

Весь август мы активно лечились, были хорошие врачи из военного госпиталя. Возили ее в госпиталь, приглашали врачей на дом. И вот тут-то и обнаружилось, что у Галины Лонгиновны в брюшной полости две большие опухоли. Одна с детскую головку, другая чуть меньше. Пригласили онколога, он подтвердил. Но до начала сентября Галина Лонгиновна хоть и чувствовала страшную слабость, но по дому двигалась, нормально ела и никаких болей не чувствовала. И буквально в несколько дней она настолько ослабла, что 5 сентября ей трудно было разговаривать. Организм изжил себя, износился. И это помогло ей уйти раньше, до того, когда начались бы страшные боли, которые бывают при этой болезни.

6-го утром Галина Лонгиновна хорошо спала, в 12 попросила поесть, я ее покормил, она ела, сидя в постели, потом, повернувшись на правый бок (к стене), она заснула. Я находился в комнате. Вдруг я почувствовал, что она стала труднее дышать. Я понял, что ей становится плохо, вызвал скорую, но в несколько минут дыхание стало реже, я взял ее за руки, она вздохнула и, не открывая глаз, медленно выдохнула. Я стал будить ее, но она уже умерла. Скорее всего, это произошло во сне. Приехала «Скорая», но ее помощь уже не понадобилась. Вот так ушел от нас Человек.

Похоронили мы ее рядом с Алексеем Федоровичем. Людей проводить Галину Лонгиновну пришло много, отпевали на Боткинском кладбище в церкви. Могилу завалили цветами.

Вот, наверное, и весь грустный рассказ о нашей дорогой Галине Лонгиновне. Может быть, я что-то не написал, что для Вас важно знать, напишите мне, я Вам с удовольствием отвечу. Буду ждать Вашего письма.

До свидания, Таня. Да хранит Вас Бог.

Боря