Последнее письмо

Последнее письмо

У Бениславской нервы были напряжены. Требовалась душевная разрядка. Решила летний отпуск провести вне Москвы. Хотелось еще раз встретиться с Есениным. Поговорить им есть о чем. Она не могла уехать, не высказав ему свои советы и пожелания, сознавая свою ответственность перед ним. Ей казалось, что таким образом она сможет уберечь Есенина от необдуманных поступков.

Встретиться не удалось. Галина решила написать письмо Есенину, которое, как потом выяснилось, стало последним в их многолетней переписке.

Бениславская не стала писать о причинах их расставания, не упрекала в этом Есенина, не каялась со своей стороны. Основное внимание уделила характеристикам друзей поэта, привлекая к ним еще раз есенинское внимание. Начала с Ивана Приблудного.

Этот молодой поэт был ей симпатичен. Бениславской нравились его стихи, кроме того, она знала, что Приблудный искренне любит Есенина.

Настоящая фамилия Ивана была Овчаренко. Прозвище Приблудный, которое стало его литературным псевдонимом, он получил в годы Гражданской войны, во время которой беспризорный Иван как бы «приблудился» к бойцам дивизии Котовского и стал служить юным солдатом. Быстро выделился своей способностью писать и читать стихи. После войны начинающего поэта в 1922 г. приняли в Высший литературно-художественный институт. Здесь он познакомился со многими поэтами. Его встреча с Есениным в августе 1923 года переросла в дружбу, хотя Иван был на 10 лет моложе Сергея. Для него Есенин стал духовным и поэтическим учителем, старшим братом.

Иногда отношения между ними обострялись, они не раз по различным бытовым проблемам конфликтовали, например, когда Приблудный без разрешения Есенина пользовался его обувью, одеждой. Эти стычки у них заканчивались миром.

В конце октября 1923 года, когда в квартире Бениславской проживало много гостей в связи с приездом Николая Клюева из Петрограда, обнаружилось исчезновение 14 тысяч рублей, крайне необходимых для семейного бюджета. Подозрение пало на Приблудного. Это его обескуражило. 28 октября написал Галине письмо, пытаясь своеобразно оправдаться: «Если что и должен я Вам, то, во всяком случае, не выдуманные Вами 14 тысяч . Если они у Вас вообще пропали, то причиной этому может быть что-либо иное, не Я, если же ЭТО Вы выдумали, то надо еще подумать, кого больше должна совесть мучить — меня ли, причинившего Вам первую неприятность, или Вас, обвиняющую меня во второй, столько же некрасивой. Я так Вас полюбил, я так был благодарен Вам за первую жертву прощения».

Галина не стала придавать большого значения пропаже денег. Приблудный продолжал изредка навещать ее во время пребывания Есенина на Кавказе. В то же время подруги Бениславской своих подозрений с Приблудного не сняли. Они 4 февраля 1925 года вручили Галине официальную записку-предупреждение: «Мы уже предупреждали Вас письменно, что если Приблудный будет бывать в нашей квартире, мы будем вынуждены обратиться в комендатуру. Он продолжает бывать. Вы развязали нам руки, пеняйте на себя. Я. Козловская, С. Виноградская».

Бениславская серьезно обиделась на Приблудного за его поддержку в присутствии Сергея Есенина распространяемых слухов о том, что она как чекистка была приставлена к Есенину для соответствующего надзора за ним. Этого несправедливого оговора она не могла простить. «Сергей, — предупреждала она, — если Приблудный когда-либо в своих мерзостях пойдет далеко, и притом окружающие забудут, кем он был до сих пор, — расскажи об этом Яне — она, быть может, поможет выявить его физиономию, но только, если это действительно будет нужно и если он начнет именно тебе начнет делать гадости».

Свои подозрения с Приблудного Бениславская сняла только после смерти С. Есенина. 26 марта 1926 г. писала поэту В. Эрлиху: «Да, не могу не поделиться — здесь Приблудный (знаю, что Вы не очень-то к нему, но все же он лучше других) — был у нас с ним при Кате разговор, помните, о той истории, что Сергей говорил про меня (о том, что служила в ГПУ — С. З .). И Приблудный совершенно прямо и честно подтвердил и рассказал, как было дело, так что Катя убедилась, что это Сергей раздул, а не Приблудный рассказывал и что я-то ни при чем. Я несколько дней ходила, как сто пудов с плеч свалилось, и убедилась, что я была права, щадя тогда его, и что он не отплатил подлостью. Думаю — это так. Ведь не так важно, что думают, а важно то, что это была бы ложь».

Нелестно в письме Бениславская отозвалась о Сахарове. Была уверена, что именно он сыграл большую роль в уходе от нее Есенина, использовав для этого даже женитьбу поэта на Софье Толстой. «Начало сахаровского замысла вытекало отсюда, — писала в «Воспоминаниях» Бениславская. — Остальное зависело от его хитрости, изворотливости и от знания слабых струн Сергея Александровича. Сахаров был ревнив и завистлив, как обыкновенная маленькая женщина. Пока он был единственным (тщеславие ли, корысть ли к рукописному наследству или только чистая ревность — не знаю) — он мог оберегать Есенина. Но если Сергей Александрович находился на попечении кого-либо другого, Сахаров делал все, чтобы это попечение обанкротить. Он даже говорил, что в бытность в Питере он прекрасно сдерживал Сергея Александровича, тот не пил и был совершенно здоровым. В Москве же Сахаров всегда возвращался с Сергеем Александровичем пьяным. Об отношении Сахарова я писала Сергею Александровичу, но не знаю, преувеличено ли там что-либо моей тревогой за него. Я и сейчас думаю, что все это правда».

В письме Г. Бениславская нелицеприятно охарактеризовала Есенину Сахарова, прибегая к сравнению с историческим персонажем:

«Знай еще: Сахаров — Сальери нашего времени, немного лучше, но и немного хуже пушкинского. Он может придумать тебе конец хуже моцартовского. Он умнее того Сальери и сумеет рассчитать, чтобы не только уничтожить тебя физически (это ему может не понадобиться), но и испортить то, что останется во времени после тебя. Не будь дураком и в дураках, не показывай беспардонную храбрость там, где ее смешно показывать. Ты не имеешь права давать волю твоему истеричному любопытству и лететь в огонь. Помни, что Сахаров может дать только плохой конец, только унизить тебя. Он хорош, когда ты силен и совсем здоров. Имей силу уйти от него, несмотря на то, что он много отдал тебе. Ты же не виноват, что ему дано очень много, но не все, чтобы быть равным тебе. А зло против тебя у него в глубине большое, ты это как будто сам знаешь…».

Тепло Галина отозвалась о поэте В. Эрлихе. «Из твоих друзей — очень умный, тонкий и хороший — Эрлих, — писала Бениславская. — Это, конечно, не значит, что ему ничего от тебя не нужно. Но на это, это ему надо, он имеет право. Больше среди них я никого не видела».

С Вольфом Иосифовичем Эрлихом, одним из участников ленинградского «Воинствующего Ордена имажинистов», у Бениславской было полное взаимопонимание. Есенин познакомил Эрлиха с ней в Москве 1 августа 1924 г., предварительно подготовив друга: «Вот ты сейчас и Галю увидишь! Замеча-ательный друг!».

Эрлих никогда не забывал отзыва Есенина: «Галя — мой друг! Больше, чем друг! Галя — мой хранитель! Каждую услугу, оказанную Гале, ты оказываешь лично мне! Аминь!». Этот наказ Эрлих достойно исполнял, с большим вниманием и любовью относясь не только к Бениславской, но и к сестрам Есенина, особенно юной Шуре.

Галина вспомнила некоторых из близких Есенину женщин. О своих подругах отозвалась кратко, но с душевной теплотой: «Яна (Козловская) тебе большой друг, несмотря на то, что она на жертвы не пойдет, — это верный друг.

А Соня Виноградская — ты даже не представляешь, от чего она спасла тебя в 1923 году. Запомни это».

Вспомнила А. А. Берзинь. Отношение Бениславской к ней было противоречивым. Если бы попросили Галину написать характеристику Анны Абрамовны, то она охарактеризовала бы ее следующими словами: «Исключительная, незаурядная женщина. Умная, но, увы, ее ум часто дает срывы — чисто женская особенность. Честолюбивая, тщеславная, умеющая добиваться намеченного, часто очень отзывчивая и такая часто очень неискренняя. Отношение ее к С. А. (Есенину) — искреннее, большое преклонение, искренняя и большая любовь и тревога за его судьбу, готовность иногда перегрызть горло всему, что враждебно Есенину, и легкомысленные, совершенно необдуманные поступки в отношении него. И, кроме того, в эту бочку меда — тщеславное желание вершить его поэтическими делами, показывать себя рядом с ним. Все ее поступки возникали из такого противоречивого отношения».

Для доказательства Галина могла бы привести много примеров, подтверждающих ее наблюдения, но не стала о них напоминать, а только советовала Есенину: «Не слишком доверяй себя Анне Абрамовне. Здесь можно ошибиться и в хорошую, и в плохую сторону. Хорошего она много сделала, и может сделать, и все же внимательно смотри. Мне кажется, тебе надо устроить свою собственную пристань, чтобы не бросать якоря всегда в открытое море. Плавай, но знай, где твоя пристань».

В связи с этим советом Бениславская подумала о Софье Андреевне Толстой. Она к ней не испытывала ревности. Ей хотелось поверить, что Есенин, возможно, с ней будет счастлив. «По-моему, — писала она Есенину, — Толстая очень хорошая (по рассказам о ней, я ведь ее не знаю), будь бережливым, если будешь с ней — не швыряйся ею; она слабее других, меньше знает тебя, ей труднее, и не она тебя, а ты ее должен беречь — может статься, что в этой ее слабости и твое спасение».

В письме Бениславская настойчиво призывала Есенина: «Береги себя, пока тебе еще рано — ты сам это знаешь, и береги тех, очень немногих настоящих друзей, которые около тебя. Не делай над ними экспериментов, сумей раскусить их без этого. Не швыряйся людьми, по-настоящему, а не из расчета и корысти хорошими к тебе. Всякому терпению бывает конец».

Перечитала написанное. Непроизвольно возник вопрос: «А зачем я это пишу?». И тут же в письме ответила: «И для тебя, и для моего собственного спокойствия, чтобы, уехав, не мучиться сознанием, что не сказала, а тебе может пригодиться».

Бениславская отчетливо представила реакцию Есенина при чтении этого письма. Ей не хотелось, чтобы содержание стало кому-нибудь известным. На всякий случай письмо закончила просьбой: «Письмо порви и не болтай о нем направо и налево».

Не известно, читал ли Есенин это письмо. Оно сохранилось в личном архиве Галины Бениславской. Можно предполагать, что после 16 июля поэт заходил к Бениславской, но читал ли он ее послание или оно так и осталось для него неизвестным — об этом можно только высказывать разные предположения без убедительных доказательств. Бесспорно только, что это было последнее письменное обращение Бениславской к Есенину.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.