Луч из детства

Луч из детства

Густой белесый туман, идущий волнами, скрыл находившуюся под косогором деревеньку Слобода. По дороге медленно двигалась телега, запряженная пегой лошаденкой. В телеге сидел старик, а на соломе лежал мальчонка лет восьми.

— А не заблудимся, батя? Чай, столица-то далеко, — спросил мальчонка. Для него это была первая поездка в далекие и неведомые края.

Поежившись от утреннего холодка, бородатый мужчина глухо ответил:

— Не трусь, Коля, разве можно в родных краях заблудиться?

Он замолчал, а парнишка сильнее стянул отцовский зипун веревкой, подбросил на ноги, обутые в лапти, побольше соломы, всмотрелся в дорогу.

Слева вдруг поднялись стеной громадные деревья. Тяжелые кроны их как-то таинственно раскачивались из стороны в сторону, и мальчонке казалось, что он попал в сказку.

Раздался четкий цокот копыт. За поворотом, где дорога спускалась к логу, телегу нагнали всадники на добрых конях, в буденовках. Топот копыт теперь уже гулко отдавался на длинном деревянном мосту.

— Послушай, отец, — наклонился низко один из них, видимо, командир. — Как нам перебраться на ту сторону реки?

— Да не река это. Болото! Понимаешь, болото, — вскинул голову бородач.

— А нам все равно! Скорее бы к своим присоединиться.

Возница долго рассказывал, как объехать гиблые места, терпеливо объяснял, какими тропами двигаться.

— Ну, спасибо, отец! — почти выкрикнул всадник. — Зовут-то тебя как?

— Ефим!

— А по отчеству?

— Ефим Егорович, — уже полностью произнес бородач. — Ефим Егорович Лавицкий.

— Будь здоров, Ефим Егорович!

Всадники скрылись в тумане, а отец вновь повернул голову к сыну:

— Вон за этим парком большие дома стоят. Так вот, жил там помещик Михайло Васильич Потоцкий. Из старых польских фамилий. Ох, и лютовал, когда узнал, что к власти Советы пришли. Приказал тогда разрушить деревянный настил через озеро. Мы тот настил мостом называли. С полверсты был он длиной. Считай, несколько тысяч дубовых свай вогнали мужики, чтобы потом по ним проложить бревна. А сколько людей сгинуло? Тут, если посмотреть, кладбище на кладбище. Дед твой рассказывал, что стали ладить ту дорогу сразу, как царь «крестьянскую свободу» объявил, и подходила она к церкви. В ней венчались. Отпевали покойников. Крестили детей. Да что там… Так вот, и лютовал этот Потоцкий, но видел, что власть его уже кончилась. Сбежал куда-то за границу со своими чадами.

Ефим Егорович задумался, перестал понукать лошаденку. Она остановилась и, повернув исхудалую морду, скосила глаза в сторону, куда смотрели Ефим Егорович и Коля. Ей была непонятно, почему это вдруг смолк привычный окрик: «Но-о-о, милая!»

— Пусть отдохнет! Считай верст двадцать отмахали, — произнес Ефим Егорович.

— Пусть! — согласился Коля. — Трава тут сочная. Пощиплет.

Постепенно туман рассеялся, и Коля увидел, что они остановились у огромных деревьев. Остроконечные вершины елей, словно шишаки русских богатырей, выделялись среди белой кипени берез.

Ефим Егорович смотрел на свои огрубевшие от непосильной работы руки:

— Батрачил я, сынок, у попа. Со мной — твоя мать. Это вот сейчас ее зовут Анастасия Федоровна. А тогда все больше Настей. Настя, подай! Настя, принести надо! Настя, скотину напои! Настя, за детьми присмотри! Доставалось ей! Платить, конечно, не платили. За харчи работали. А я ведь и плотник, и шорник, да на сенокосе редко кто за мной мог угнаться. И звали меня тоже только по имени: Ефим да Ефим! А то и вовсе просто: «Эй, мужик!» И хотя духовного звания был мой хозяин, а как загнет иной раз в бога и в анафему. Да к соленому словечку еще и кулаком так пригладит, что искры из глаз сыплются. Когда Советская власть пришла, стал я товарищем. И ты слышал, как командир назвал меня по имени-отчеству. Вот только тогда и стали мы людьми. Получила семья землю. Выделили нам надел, помогли избу поставить.

И услышал Коля от отца рассказ о том, как враги поднимали мятежи, устраивали заговоры. Особенно лютовали они в период коллективизации.

Мерно двигалась телега, и куда-то удалялся голос отца. И Николай уже ничего не воспринимал. Глубокий сон уводил его опять в какой-то мир смутных видений.