Предисловие

Предисловие

Владимир Набоков и немцы — их отношения можно описать очень просто: у немцев он своего рода культовый автор, причем не только из-за романа «Лолита», который благодаря намеку на эротическое содержание стал мировым бестселлером. Ни на один другой язык его произведения не переводились больше, чем на немецкий. Но любовь эта и почитание весьма односторонни. Ведь Набоков относился к Германии и немцам неприязненно и всячески выражал это в своих произведениях. 15 лет с 1922 по 1937 год прожил он в столице этих немцев. На берлинский период приходятся решающие моменты его биографии: смерть отца во время политического покушения (1922), женитьба (1925), рождение сына (1934). В Берлине же был арестован и один из его братьев как противник нацистского режима, он погиб в одном из концлагерей.

Как литератор Набоков считается представителем «искусства для искусства». Это верно в том смысле, что какие-либо политические или социальные устремления никогда не становились главным содержанием его произведений. Социально-критическую литературу он презирал, по отношению к авторам, которые стремились обратить читателя в свою веру, он находил только ироничные или уничижительные слова. Политика в его литературных произведениях играет лишь периферийную роль и то в весьма мягких тонах.

И все же политически он занимал четкие позиции — и как публицист и в частной жизни. Он был в лучшем смысле слова либералом и демократом, отвергал как национал-социализм, так и советский социализм. То, что он в своей частной переписке ставил эти две системы на одну ступень, приводило в смущение многих его партнеров. Ведь Набоков за несколько десятилетий до того, как теория тоталитаризма вызвала ожесточенную полемику (она известна как спор историков), по сути дела стоял именно на этой позиции, которая еще недавно считалась на Западе реакционной. То, что сегодня многие интеллектуалы, в том числе и у него на родине в России, придерживаются точно такой же точки зрения, можно считать запоздалым признанием правоты политического наблюдателя Набокова.

Набоков и политика — к этой теме литературоведение до сих пор относилось как мачеха. В предлагаемой книге эта тема занимает центральное место. Ведь именно в Берлине Набокову пришлось вопреки собственной воле все больше и больше заниматься политикой. Будучи женатым на русской еврейке, он не мог не уделять особого внимания национал-социалистам. В конечном счете ему дважды пришлось вместе с семьей спасаться от них бегством: в 1937 году из Германии, в 1940 — из стоявшей на грани разгрома Франции.

В то же время он постоянно держал в поле зрения и развитие событий на родине, ставшей советской. В противоположность многим западным интеллектуалам у него с самого начала не было никаких иллюзий по поводу введенной Лениным и усовершенствованной Сталиным системы подавления. То, что он в свою очередь тоже подвергался на протяжении берлинского периода наблюдению со стороны представителей Москвы, до сих пор остается почти неизвестным. В настоящей книге предпринимается первая попытка показать это, насколько позволяют имеющиеся материалы, а их совсем не много.

Несомненно, в московских архивах лежит еще множество папок с материалами о Набокове, в том числе и о его берлинском периоде, которые ждут своего исследователя. Когда я в 1992 году приехал в Москву, где мне предстояло в течение четырех лет работать корреспондентом газеты, я решил попутно поискать соответствующие материалы. Однако в первые два года моего пребывания журналистская информация о борьбе за власть на берегах Москвы-реки не оставляла для этого ни времени, ни физической возможности. Когда к 1994 году положение стабилизировалось, мне пришлось убедиться, что архивы, открытые в начале 90-х годов для западных исследователей, снова закрыты. Московские набоковцы тоже не смогли мне помочь. Статья о Набокове на целую газетную полосу, опубликованная в «Литературной газете» от 29 марта 1995 года под заголовком «Сенсационные материалы из архивов КГБ» вселила в меня при первом чтении надежду. Но уже при повторном чтении стало ясно, что это первоапрельская шутка (на этой странице «Литературки» за 29 марта стояла дата 1 апреля).

Точно так же мне не удалось получить в Москве информацию ни о берлинском периоде писателя, ни о подозревавшемся в принадлежности к разведывательной службе Марке Леви. Было в высшей степени вероятно, что Леви является автором возникшего в Берлине и вызвавшего скандал «Романа с кокаином», автор которого скрылся за псевдонимом «М. Агеев». Однако некоторыми литературными критиками этот роман приписывается Набокову. В завершающем эту книгу протоколе поиска следов впервые дается совокупное изложение «дела» Агеев/Леви/Набоков. Не исключено, что в Москве еще всплывут документы, которые окончательно прольют свет на это дело.

За исключением дела Агеева предлагаемая книга не касается ни одного спорного вопроса относительно Набокова. В ней не играет никакой роли то, что два биографа Набокова — Брайан Бойд и Эндрю Филд — оспаривают друг друга, что семья Набокова одного биографа благословила, а против другого возбудила судебный процесс, что сын писателя Дмитрий Набоков называет второго биографа «самозванцем» и резко критикует его работу. Я поставил перед собой более скромную задачу пройти по следам Набокова в Берлине. При этом каждая глава представляет законченное целое. Какие-то повторения были при этом неизбежны, более того, они совершенно преднамеренны.

Пользуясь случаем, я благодарю Дитера Е. Циммера, который двукратно расставил акценты в главе «Набоков и немцы». Он как переводчик и издатель сделал произведения и взгляды Набокова доступными для немцев. Но он в своих разговорах с писателем в немалой степени способствовал также тому, что тот в конце своей жизни стал смотреть на немцев более дифференцированно. Будучи знатоком жизни и произведений Набокова, Дитер Е. Циммер терпеливо отвечал на все мои вопросы и критически просмотрел черновик этой книги.

Я посвящаю книгу моей первой учительнице русского языка Ольге Степанской, с которой я, будучи гимназистом, выучил первые русские фразы, которая и в студенческие годы давала мне много ценных советов. Ей выпала та же участь, что и Набокову, — горькое одиночество на чужбине.

Москва/Берлин, январь 1999 г.