XXXIV. НАШ ЧЕХОВ
XXXIV. НАШ ЧЕХОВ
Грянула очистительная буря, и родина наша начала превращаться в прекрасный сад, законы ее жизни стали законами правды и красоты.
«Людей надо заботливо и внимательно выращивать, как садовник выращивает облюбованное плодовое дерево».[31] Эти мудрые слова вождя вдохновляют на новые и новые подвиги творческого труда рабочих, крестьян, интеллигенцию, слившихся в единый народ. Ленин и Сталин воспитали этот народ, помогли миллионам «рядовых», «обыкновенных» людей подняться во весь свой рост.
А. П. Чехов в 1904 году (Ялта)
«Какое наслаждение уважать людей!» — записал в своей записной книжке Чехов.
Мы узнали это наслаждение. Все, что мы строили и строим, вдохновлено великим уважением к человеку. И красота родной земли слилась с нашей правдой — с простой и мудрой правдой любви к трудовым людям и веры в них, с правдой свободного созидания во имя прекрасной родины нашей. Наш народ стал народом неутомимых новаторов, никогда не удовлетворяющихся достигнутым, ставящих перед собою все новые и новые величественные творческие цели.
Чехову страстно «хотелось дожить, самому участвовать» в созидательном труде родины, исполинский размах которого он предчувствовал.
Он жил и работал и для своего времени и для будущего, для нас. Он верил в нас, в наш разум, в нашу волю, в наше счастье.
Баднвейлер. Дом, в котором скончался А. П. Чехов
«По мере того, как сгущалась атмосфера и дело приближалось к революции, — вспоминал К. С. Станиславский о Чехове, — он становился все более решительным. Ошибаются те, кто считают его безвольным и нерешительным, как многие из тех людей, которых он описывал. Я уже говорил, что он не раз удивлял нас своей твердостью, определенностью и решительностью…
В художественной литературе конца прошлого и начала нынешнего века он один из первых почувствовал неизбежность революции, когда она была лишь в зародыше…
Человек, который задолго предчувствовал многое из того, что теперь совершалось, сумел бы принять все предсказанное им». (Подчеркнуто мною. — В. Е.)
С каждым новым годом, с каждым новым днем нашей жизни мы все глубже чувствуем и понимаем ясную правду этих слов К. С. Станиславского.
Очень, очень русский человек, Антон Павлович утверждал всем своим творчеством право на счастье обыкновенных русских маленьких людей, тружеников и созидателей, тосковавших о свободном труде, о великой общей идее, по-русски предпочитавших правду, красоту, справедливость всем благам мира.
Надгробный памятник А. П. Чехову на Новодевичьем кладбище в Москве
Наша советская действительность служит счастью миллионов честных тружеников, миллионов великих маленьких людей. Она, наша советская жизнь, подняла на небывалую высоту «маленького человека», вдохновила его великой идеей, наполнила светлой целью его жизнь, вела и ведет его на подвиги, придает благородный смысл и значение каждой минуте его труда и отдыха. Простые, обыкновенные люди — основа всей нашей жизни.
«— Не думайте, что я скажу что-нибудь необычайное. У меня самый простой, обыкновенный тост. Я бы хотел выпить за здоровье людей, у которых чинов мало и звание незавидное. За людей, которых считают «винтиками» великого государственного механизма, но без которых все мы — маршалы и-командующие фронтами и армиями, говоря грубо, ни черта не стоим. Какой-либо «винтик» разладился — и кончено. Я подымаю тост за людей простых, обычных, скромных, за «винтики», которые держат в состоянии активности наш великий государственный механизм во всех отраслях науки, хозяйства и военного дела. Их очень много, имя им легион, потому что это десятки миллионов людей. Это — скромные люди. Никто о них ничего не пишет, звания у них нет, чинов мало, но это — люди, которые держат нас, как основание держит вершину. Я пью за здоровье этих людей, наших уважаемых товарищей».[32]
Памятник А. П. Чехову в Баденвейлере. У памятника К. С. Станиславский и О. Л. Книппер-Чехова
Таковы законы жизни той страны, где самым уважаемым товарищем больших командиров, руководителей, маршалов, самого вождя стал обыкновенный, простой человек, страны, где миллионы простых людей знают непререкаемо-твердо, что они служат своим трудом не «дьяволу», не «идолу», а своему счастью, счастью своей родины и всего трудового, прогрессивного, свободолюбивого человечества.
Это и было мечтой Чехова.
В нашей стране выросла новая интеллигенция, кровно связанная с народом, вдохновленная созидательной общей идеей, служащая не золотому мешку, а подлинному прогрессу и культуре.
Чехов мечтал о таком положении интеллигенции в родной стране.
Ленин ценил и любил его великие творения. Сталин поставил его имя в ряд священных имен русского народа. Имя Чехова, образы его произведений оживали в речах вождей, помогали нам строить нашу жизнь, бороться с врагами, пытавшимися «пресечь», остановить наше неудержимое движение вперед, к новым, все более разумным и светлым формам жизни. Ленин и Сталин обращались к образам Чехова, как к оружию в борьбе за счастье и свободу родины. И образ учителя географии Ипполита Ипполитовича из рассказа «Учитель словесности», с его плоскими трюизмами, и образ чеховской «душечки», и образ учителя Беликова были использованы Лениным в его борьбе с врагами родины. «… жалкие человеки в футляре, которые все время стояли далеко в стороне от жизни»,[33] — сказал Ленин о врагах трудового народа, выразив вместе с тем главное в образе Беликова, жалкого в своей чуждости и враждебности жизни. Товарищ Сталин взял сатирический образ Беликова, как оружие в борьбе (в политическом отчете Центрального Комитета XVI съезду партии), разоблачив с гениальной ясностью и простотой презренную сущность врагов родины, подлых агентов фашизма, с их ненавистью к жизни и страхом перед ней.
Враги Чехова — это и враги всего советского народа. «В нашей стране не любят Пришибеевых», — сказал Сталин. В нашей стране ненавидят все то, что принижает человека и его достоинство; в стране тружеников и новаторов ненавидят чванство, спесь, самодовольство, здесь любят правду, мысль, красоту, скромность подлинной силы. И поэтому в нашей стране так любят Чехова.
Когда гитлеровская Германия оборвала мирный творческий труд нашей родины, то мы противопоставили дикому мракобесию фашизма нашу могучую культуру, наши национальные святыни и среди них — дорогое имя Чехова.
«И эти люди, лишенные совести и чести, люди с моралью животных имеют наглость призывать к уничтожению великой русской нации, нации Плеханова и Ленина, Белинского и Чернышевского, Пушкина и Толстого, Глинки и Чайковского, Горького и Чехова, Сеченова и Павлова, Репина и Сурикова, Суворова и Кутузова!..».[34]
Непобедим народ, который столетиями вынашивал благородную мечту и осуществил ее. Неистребимым было стремление этого народа к правде. Дети, подрастая, слушали мудрые сказки о Правде и Кривде и учились любить правду и ненавидеть ложь, которая «ест душу», как «тля — траву, а ржа — железо». Нельзя победить народ, добившийся торжества правды.
Ясный ум, стойкий характер, терпение — так охарактеризовал мудрый вождь коренные свойства национального характера русского народа.
Вся жизнь, все творчество Чехова, весь его трудный путь — «вперед! и — выше! все вперед! и — выше!» — говорит нам о ясном русском уме, стойкости, терпении, воле к победе над всеми препятствиями.
Наш народ отстоял красоту и счастье родной земли. Он разводит новые сады на месте погубленных, разрушенных врагами, строит прекрасные города, возводит дворцы, свершает новые подвиги смелого творчества, неутомимого созидания. И в каждой новой победе участвует своим трудом, своей правдой, своей мечтой светлый гений простого русского человека — Антона Павловича Чехова.
Более 800 000 книг и аудиокниг! 📚
Получи 2 месяца Литрес Подписки в подарок и наслаждайся неограниченным чтением
ПОЛУЧИТЬ ПОДАРОКЧитайте также
XXXIV
XXXIV Граница, отделяющая Спортсменов от Официальных лиц, не является абсолютно непроходимой и потому ещё сильнее маркирована. Обычно крайне лаконичные Законы W — молчание которых уже представляет собой смертельную угрозу подвластным им Атлетам — здесь на удивление
XXXIV
XXXIV …Таблетки принимать два раз в день до еды; направление на анализы положил в серую папку; в воскресенье посмотреть передачу «Очевидное-невероятное»; чистую рубаху надел 14 марта; спросить у невестки Лиды, можно ли купить в аптеке витамины для пожилого человека… Петр
XXXIV
XXXIV Как мне жаль всех умирающих! Не говорю о молодых существах, о прелестных женщинах, умирающих от первых родов, о свежей и божественной красоте, предаваемой мукам и гниению, о загадочных, талантливых детях, задушаемых смертью при первом проблеске вполне самобытного, едва
XXXIV
XXXIV Провидение. Предопределение. Эти слова существуют спокон века. У одного журналиста я нашел более верную форму для того же понятия: «таинственное руководительство судьбы». Да! Во всех общественных и личных делах я его чувствовал. Немногим дано его
XXXIV
XXXIV Если бы я не говорил, в некоторых из этих моих приключений, что сознаю, что поступил дурно, то те другие, где я сознаю, что поступил хорошо, не сошли бы за истинные; поэтому я сознаю, что сделал ошибку, желая отомстить столь странным образом Паголо Миччери. Хотя, если бы я
XXXIV
XXXIV Галина:Я гляжу в иллюминатор и вижу нескончаемую белую равнину. Это — облака, над которыми летит наш самолет. И я думаю о том, что он движется очень медленно… Хочется, чтобы он мчался как можно быстрее. Рядом со мною сидит отец, мы летим в Ереван — там попала в больницу
XXXIV
XXXIV Красин уехал. Я продолжал работать. Литвинов, относясь ко мне лично вполне корректно и даже по товарищески наружно тепло, вымещал свою злобу против Красина и меня на моих близких сотрудниках, которые слезно просили меня, при получении мною нового назначения, взять их
XXXIV
XXXIV Амос приехал на площадь перед церковью в смятенном состоянии духа. Его отчаяние с каждой минутой становилось все более невыносимым. Он сжал зубы и кулаки и набрал в легкие побольше воздуха, чтобы не разрыдаться. Элена молча шагала рядом с мужем, стараясь не смотреть на
XXXIV
XXXIV У портного, у которого я жил, была жена, женщина любезная и приятная. У него часто собирались гости. Среди лиц, что часто посещали этот небольшой близкий круг, была одна вдова, очень богатая, которая приближалась к шестидесяти и думала более о том, чтобы снова выйти замуж,
XXXIV
XXXIV С тяжелым чувством грусти расстался я с моими ревельскими сотрудниками… И все-таки я радовался предстоящему, довольно продолжительному путешествию на пароходе, которое оказалось для меня настоящим пребыванием в санатории. Пассажиров на «Балтиморе» было очень мало,