XXXIV

XXXIV

…Таблетки принимать два раз в день до еды; направление на анализы положил в серую папку; в воскресенье посмотреть передачу «Очевидное-невероятное»; чистую рубаху надел 14 марта; спросить у невестки Лиды, можно ли купить в аптеке витамины для пожилого человека… Петр Степанович теперь все записывал, память-то все чаще стала отказывать Петру Степановичу. Все бы хорошо, да потом он забывал смотреть в свои записи, а то и не мог найти их. Если все же попадал вовремя к врачу или находил свое направление на сдачу анализов, то только потому, что за этим следила невестка Лида. А передачу «Очевидное-невероятное» мог и пропустить, чаще всего и пропускал, позже, конечно, вспоминал об этом с досадой.

Через свою забывчивость Петр Степанович даже в общении с близкими частично перешел на письменную форму, как будто опасался провалов памяти во время разговора. Хотя, как знать, может, и не в том было дело… Может, его обижало недостаточное внимание собеседников? Или ему казалось, что он раздражает их, особенно старшего сына, своими разглагольствованиями? Мы не можем ответить на эти вопросы, мы всего лишь описываем известные нам факты.

Как-то Петр Степанович пожаловался старшему сыну на неисправность своей электробритвы, но тот, видимо, при своей всегдашней занятости, не посчитал дело срочным и через пару дней, вернувшись с работы, обнаружил у себя на письменном столе такое послание.

Пока не покупай новой электробритвы. Может быть, я скоро выздоровею, то я попробую сам взять с собой неисправную электробритву и начну с ней ходить по парикмахерским в г. Харькове, чтобы у них достать и вставить в мою электробритву недостающие части. Думаю, что мне удастся это: в Харькове много парикмахерских и, вероятно, в них можно найти частицы к старой электробритве, недостающие в моем хозяйстве. Я хочу тебя освободить от хлопот по организации ремонта электробритвы. Папа.

Прочитав это письмо, старший сын Петра Степановича занес к нему в комнату свою бритву.

– Побрейся пока моей, а в субботу я куплю тебе новую, до субботы у меня не получится. И при чем тут парикмахерские? В них же стригут, а не бритвы ремонтируют.

Петр Степанович посмотрел на сына растерянно, но бритву взял и побрился.

А на следующий день старшего сына Петра Степановича ждало новое письмо.

Дорогой сын, моё здоровье с каждым днем все ухудшается и ухудшается. А мне нужно обязательно побывать в тех местах, где можно исправить старую электробритву или купить новую. Я хотел это проделать так: занявшись бритвами, взять с собою электробритву и пойти с нею по Сумской или по Пушкинской улице, зайти в несколько бритвенных мастерских и попросить в них ознакомиться со старой бритвой, разобрать её и исправить, заплатив деньги в кассу, когда ремонт будет закончен. Если не сделают такой ремонт, то купи новую в мастерских бритвенных. На этом заканчиваю свою просьбу.

Извини за эту просьбу, но мне самому нельзя сделать иначе, так как состояние моего здоровья в плохом положении.

Твой папа.

Собираясь к врачу, Петр Степанович подготовил письменный доклад.

Доклад

врачу больного мужчины 92-летнего возраста,

для ознакомления с его состоянием теперь здоровья и принятия мер лечения этого больного

Фамилия, имя и отчество этого больного – К. Петр Степанович, родился в 1896 году в Валковском уезде Харьковской губернии.

Получив в больнице справку (смотрите копию ее), я эту справку сохранил, т. к. она может быть «фундаментом» для лечения и принятия мер для нового лечения, хотя уже прошло 5 лет ровно: я пробыл в больнице 18 суток: с 14/VII по 31/VII 1983 года.

5 лет, что я прожил после больницы (она называется «Харківська обласна клінічна лікарня», урологічний відділ), где мне сделали операцию, я, как будто бы, был вылеченный, но потом начали желудочные и мочевые дела мои ухудшаться и дошли до такого состояния, что теперь бывают «катастрофы»: то необходимо через каждые 1,5–2 часа в сутки освобождаться от мочи, от кала приходится через 4–5 суток освобождаться, или клизмой, или принимать, скажем, касторовое масло, или другие лекарства, употребляемые при таких болезнях. Теперь я дожил до катастрофических фактов. Моя жизнь сложилась так, что хочется умереть.

Вот поэтому и решил кратко описать мое состояние при встрече с вами. Если у вас будут еще вопросы, то это дело примет совсем медицинскую ясность. Поскольку мне 92 года, я не страдаю, ибо такой возраст является редкостью. Правда, несколько лет тому назад в литературе мне встретились такие факты: один англичанин родился не на своих островах, а где-то в Африке (в гористой местности), так он прожил 208 лет, а одна женщина, азербайджанка, прожила на Кавказе 197 лет. Но ведь это редкость. Я считаю, что 92 года прожить трудновато тоже.

Если у Вас найдутся подходящие предложения для продолжения моей жизни, то я буду Вам благодарен. Ведь люди редко проживают 100 лет, а я все-таки уже прожил 92 года и вступил в 93-й год.

Извините, что я написал такую длинную просьбу, но лучше получить от Вас подходящие предложения о поддержании моей жизни, если они у Вас найдутся, или прямо сказать мне: «Вы уже не особенно надейтесь на продолжение своей 92-летней жизни и особенно не переживайте».

Примечание: к этому докладу приложена копия «Справки».

Интересно, чем все это кончится.

Ученый агроном Петр Степанович К.

14-05-1988 г.

Судя по всему, возможности медицины помочь Петру Степановичу становились все более ограниченными. Об этом мы узнаем из письма, оставленного Петром Степановичем в кухне на столе, хотя адресовано оно было, конечно, не нам, а невестке Лиде.

Дорогая Лида,

За 93 года моей жизни я, впервые, вынужден написать такое письмо своей дочери – невестке, то есть тебе.

Дело в том, что в моем организме, в моем желудочно-мочевом отделе начали происходить изменения. Эти изменения: ночью, когда я сплю, вдруг, без моего сознания, выделяется моча, и я вынужден, когда проснусь, вытащить с постели простыню подвесить, чтобы она подсохла. Утром, когда простыня подсохнет, остается желтенькое пятно, довольно порядочного размера. Простыня эта уже высохшая, снова на вторую ночь мною используется, я снова под себя подстилаю эту простыню. И во вторую, третью ночь мною используется. И во вторую ночь, третью ночь эта простыня замачивается без моего сознания.

Я решил обратиться к тебе с просьбой: не менять этих простынь ежедневно, а можно пользоваться одной и той же в течение недели. Чтобы тебя в это дело не вмешивать, ты разреши мне самому прополаскивать в умывальнике помоченную простыню; до вечера пусть она просыхает на балконе, а когда я буду ложиться спать, то снова ее использовать, застилая постель. Если эта болезнь в моем организме перестанет существовать, то можно будет без полосканий использовать, как это было в течение 93 лет моей жизни.

Ты извини, дорогая невестка, меня за это письмо, но я хотел бы, чтобы я сам включился в эту мойку простынь. Разреши мне, чтобы не ты занималась этим деликатным случаем в моей жизни, а я сам.

Еще прошу тебя, не знакомить моего сына с этим письмом, так как его оно может расстроить, и у него будут только лишние переживания. Без этого можно обойтись.

Извини меня еще раз за это письмо, так как оно за 93 года моей жизни пишется впервые, а я хочу, чтобы такие письма не повторялись.

Прошу тебя очень не переживать. Извини…

Петр Степанович, твой отец-свекор.

После продажи дома в Задонецке Петр Степанович все деньги – порядочную сумму – положил на сберкнижку. Когда переехал в Харьков, показал сберкнижку старшему сыну.

– С той истории со вкладами в золочевскую сберкассу я им не очень доверяю. Но не держать же такую сумму дома под подушкой! Времена сейчас поспокойнее, чем тогда, войны, вроде, не предвидится, – как ты считаешь? Ты только узнай, как сделать, чтобы перевести вклад из задонецкой сберкассы в Харьков. Не стану же я всякий раз ездить в Задонецк, когда деньги понадобятся.

Деньги, лежавшие на сберкнижке, казались Петру Степановичу очень значительными, впервые в жизни он чувствовал себя богатым человеком. Впрочем, тратить свои деньги почем зря Петр Степанович все равно не собирался. Держал на черный день. Давно ушел Петр Степанович из родительского дома, с тех пор никогда не нахлебничал у кого-то, всегда был сам себе хозяин. И теперь жить у старшего сына ему было как-то непривычно, неловко, стеснительно. Невестка Лида была хорошая женщина, не всякому такая невестка попадается, но и ей может надоесть кормить его и обстирывать при его-то постыдной болезни. Так если уже совсем он им станет в тягость, рассуждал Петр Степанович, у него есть деньги, он снимет себе где-нибудь комнату и будет доживать в ней свой век самостоятельно.

Нам кажется, по-настоящему Петр Степанович никуда съезжать и не собирался, так, тешил себя мыслями о своей независимости. Но если бы сберкнижки не было, так и тешить бы не мог, разве было бы лучше? Время, однако же, шло, здоровье ухудшалось… Старший сын Петра Степановича уже привык находить у себя на столе листки бумаги с отцовскими посланиями, а тут его ждал заклеенный конверт с картинкой – развевающиеся на фоне голубого неба красные флаги и поверх всего слова: Май! Мир! Труд! Старший сын распечатал этот конверт, который он же и дал Петру Степановичу накануне, и извлек оттуда письмо.

Дорогие дети,

Если бы я сегодня умер, то я бы оставил вам такую записку распределения моих денежных средств сыновьям и невестке:

Старшему сыну, у которого я живу – 6000 рублей.

Среднему сыну 5000

Младшему сыну 5000

Невестке Аиде, которая за мной ухаживает 2000

Итого 18 000

Сейчас у меня, кроме 16 602 рублей, хранящихся в сберкассе, есть при мне около 2000 рублей. Если я еще буду жить, то в сберкассе к 16602 рублям прибавятся проценты, и хранящиеся деньги увеличатся. Тогда всем вам четырем пропорционально можно выдачу увеличить. Если хотите, я сейчас могу дать часть денег вам, а хотите, то пусть эти деньги сохранятся в сберкассе.

Платеж Аиде я сейчас вношу за квартиру со столом 50 рублей в месяц, а хотите, то могу платить 60 рублей в месяц, так как мне государство ежемесячно выплачивает пенсии 62 руб. 70 копеек.

Обсудите этот вопрос, и вы увидите, что я живу у вас не даром. Правда, Лиде приходится за мной ухаживать: стирка белья, приготовление пищи и т. д. Все это отнимает время у нее.

Мне освободить вас от моей персоны, при моем состоянии здоровья, никак нельзя. Мне сейчас трудно сходить даже в аптеку. Чувствую, что я буду жить у вас уже не долго, но я не знаю, куда мне перейти от вас при моем ужасном состоянии здоровья: ведь Лиде, наверно, хочется, чтобы я немедленно вас «освободил».

Прошу вас, сына и невестку, оставить меня на жительство у вас до моей смерти; мои средства в сберкассе на сегодняшний день составляют 16 602 рубля и прибавляются на 3 % ежегодно.

Быть на квартире у частников с моим заболеванием живота и мочевых каналов в последнее время ужасно, и в частной квартире я буду от стыда бедствовать. А когда я живу у вас, то вы уже привыкли к моим позорным заболеваниям, и мне от этого легче.

Цель этого письма: сделайте мне предсмертное одолжение, чтобы мне представилось более спокойно прожить остаток моей жизни; мне уже идет 94-й год…

Ваш папа и свекор.

Старший сын Петра Степановича показал это письмо жене, и на следующий день, когда Петр Степанович ел на кухне геркулесовую кашу, которую он готовил себе каждое утро, она села за стол напротив него.

– Петр Степанович, вы меня обижаете. С чего вы взяли, что я хочу от вас освободиться? У меня такого и в мыслях не было!

Петр Степанович посмотрел на нее вопросительно.

– А я и не говорю, что ты хочешь от меня освободиться. Ты всегда обо мне заботишься, я тебе очень благодарен.

– Но вы же написали в письме…

– В каком письме? – искренне удивился Петр Степанович.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.