CABO VERDE

CABO VERDE

За этими словами даже мне, человеку, побывавшему на этом архипелаге много раз, хочется видеть тропическую зелень, пальмы, экзотику — такая магическая сила излучается из слов «Зеленый Мыс». К сожалению, там нет ни одного зеленого мыса, там нет зеленых лесов. Мыс Зеленый находится в 300 милях восточнее на африканском материке, на той же широте, что и острова. На этом мысу раскинулся город Дакар — столица Сенегала — африканский Париж, по заверению моряков. Острова же — это безлесные скалистые образования в океане, вызывающие разочарование у мореплавателей своей дисгармонией между названием и почти полным отсутствием зелени, особенно в сухой сезон.

Португальские капитаны давно, в XV столетии, начали торить путь на юг. После песчаных белых мысов нынешних Марокко и Мавритании первый мыс, покрытый джунглями (это слово войдет в обиход значительно позже), они нарекли «Зеленый». В 1460 году два корабля заметили к Wot мыса острова. В церковных святцах этот день был днем св. Яго, поэтому один из островов был наречен Сант-Яго. Это название сохранилось до наших дней. На этом острове находится город Прая — столица государства Острова Зеленого Мыса, по-португальски Cabo Verde; в этом государстве 10 островов и 5 скал. Название красивое, но несуразное. Логичнее было бы — «Острова, лежащие на широте мыса Зеленый». Но это было время так называемых великих географических открытий, правильнее сказать, великих географических агрессий, когда названия захваченным («открытым») землям давались впопыхах и эти названия не несли никакой характеристики terranova.

Генуэзский купец Америго Веспуччи не был первооткрывателем нового континента, но он сделал описание побережья нынеш ней Бразилии; книга попала к немецкому монаху-картографу Вальдземюллеру, и с его легкой руки новая земля — южный континент — получила название «Америго», переделанное позже в «Америка». История подтверждает: чтобы стать знаменитым, недостаточно совершить что-то необычное. Нужно, чтобы об этом узнало как можно больше людей, выражаясь современным языком — нужно паблисити. Не напиши Джошуа Слокам книгу о своем плавании на яхте вокруг света — вряд ли этот мужественный капитан стал бы символом для яхтсменов-одиночек. Двадцатью годами ранее кругосветки Слокама датчанин Альфред Енсен, живший в Соединенных Штатах Северной Америки (так назывались Штаты раньше), пересек Атлантику на маленькой 6-метровой яхте, переделанной из рыбацкой дори. О его подвиге — а это плавание можно назвать только таким словом — местная английская газета известила в небольшой заметке, как о простом факте, и не более. Напиши Енсен книгу — о нем бы знал весь мир. (Но я пишу книги не для этой цели, просто хочу рассказать людям об увиденном.) В наше время паблисити художественных книг позволяет поддерживать на плаву мглистый талант писателя. Не издай Пастернак за границей скандальную книгу «Доктор Живаго», довольно тусклую, кто бы из нас знал этого еврейского писателя, возведенного сейчас в России в ранг классика и вытеснившего из школьных программ русского гиганта Горького. Кстати, американский писатель В. Набоков сказал о «Докторе Живаго» так: «…с художественной точки зрения это жалкая вещь, неуклюжая, мелодраматическая, с ходульными ситуациями и пошлыми героями». Надо сказать, что и Набокова мы знаем благодаря его полупорнографической «Лолите». Мужчины-издатели со смаком читали историю о двенадцатилетней девочке и печатали, печатали, печатали. Качество литературного стиля «Лолиты», безусловно, на несколько ступеней выше «Доктора Живаго». Остальные произведения, на мой взгляд, довольно серые, но тщательно, грамотно выписаны профессором русской литературы американского университета Владимиром Набоковым.

Еще об одном интересном названии. У входа в пролив Магеллана северный мыс носит название Вирхенес — Девственницы. Фердинанд Магеллан в действительности нарек этот мыс «Одиннадцать тысяч девственниц». (Русские мужчины-читатели сразу скажут: «Где он нашел столько ц…к?») Легенда об этих юных невинных девушках такова.

Тринадцатилетняя принцесса Урсула, дочь местного князя с реки Рейн (там, где сейчас город Кельн), должна была выйти замуж, как того хотел ее отец. Но она отказалась, заявив, что хочет остаться девственницей. Вместе с 10 другими девушками-девственницами Урсула направилась в священный Рим (Ватикана тогда еще не было). В это время — это был 451 год нашей эры — к Рейну подошли армии гуннов с вождем Атиллой. Пилигримки попались солдатам, и те по праву завоевателей обесчестили девочек, а затем убили их, отрубив головы. Эта красиво вымышленная история была записана почти через тысячу лет, в 1275 году. В рукописи обозначили латинскими буквами — одиннадцать убитых — XI М, где «М» — «martyris» (убитые). Но М в латыни одновременно значит и цифру 1000. Спустя какое-то столетие церковники, не моргнув глазом, сделали из XIМ одиннадцать тысяч. И даже придумали дату убийства, чтобы люди верили в этот миф. Когда Магеллан входил в долгожданный пролив, в святцах в этот день значились девственницы, и мыс получил название. В начале XX века картографы убрали с карт «одиннадцать тысяч», чтобы эта цифра не вызывала у моряков вопроса «а где он взял столько?», и оставили просто — мыс Вирхенес.

Карта мира усеяна сотнями названий, незаслуженно несущих имена жестоких убийц, пиратов, работорговцев. Иностранные слова скрывают порой истинное значение. Если сделать переводы на понятный русский язык, то и Карибское море должно называться на наших картах морем Людоедов, а Саргассово — Виноградным морем.

Ровно неделя потребовалась на переход от Канар к Кабо-Верде. Пассат хорошо надувал паруса, и 5-узловая скорость вполне устраивала нас. Когда ветер чуть крепчал и мы переваливали через 6-узловой лимит — брали рифы. Тише едешь — дальше будешь. Путь далекий, жить хотим долго и не только долго, но жить здоровыми.

К острову Сал подошли в полдень. На рейде порта пришлось долго маневрировать между стоявших на якорях рыболовных и двух грузовых судов. Один из этих торгашей на следующий день, снимаясь с якоря, чуть не задел нас своей кормой. За штампами в паспортах нам пришлось ехать в иммиграционный офис аэропорта. Самолеты многих авиакомпаний делают здесь посадку перед «прыжком» в Южную Америку. «Аэрофлот», прежде чем стал израильским (израильтянин Березовский — хозяин его), был фаворитом, ежедневно несколько Ил-80 и Ил-86 садилось на посадочную дорожку. Мы прошлись по залу скромного вокзала, посмотрели сувениры, купили еще один CD певицы Cesaria Evora. В ее песнях проскальзывает легкая грусть черной африканской доли. Первый ее диск я приобрел здесь много лет назад; мне довелось быть на этом острове 8 раз.

Возвращались мы на «aluquer» — открытом пикапе. Это основное транспортное средство на островах. Дорога шла по голой коричневой земле. Лишь кое-где росли кактусы и колючие кустарники. Эти неприхотливые растения с маленькими листьями и длинными, до 4 сантиметров колючками приспособились расти и радоваться (я абсолютно убежден, что растения могут страдать и радоваться) на полупустынных землях тропической зоны. Мы видели их на скалистом побережье и островах северо-восточной Венесуэлы, и на острове Кюрасао. Трудно полакомиться листьями этих кустарников какому-нибудь животному — природа надежно защищает их взращенными за миллионы лет колючками. Инстинкт выживания. Но ученые слово «инстинкт» используют только для животных, а растения пока остаются «неживой природой», что в корне неверно.

Молва, подтвержденная фактами, гласит, что до прихода колонизаторов острова были покрыты лесами. Земли показались португальцам плодородными, и вскоре сюда стали доставлять черных рабов. (Сейчас 95 % населения — потомки выходцев из Африки.) В долинах появились плантации сахарного тростника и кофе. Прокладывались дороги из брусчатки, хорошо сохранившиеся до наших дней. Даже в городах центральные улицы вымощены аккуратными квадратиками камней. Можно сказать, что это португальская мода; там и сейчас тротуары мостят из мелких камней, часто разноцветных, делая красивые узоры. Но здесь, на островах, проезжая по хорошо мощеным дорогам, мы представляли, как тысячи рабов тесали гранит. Они сотнями умирали от болезней, голода, избиений. Трупы их сбрасывали с утесов в море, часто на прибрежные камни. Грифы в то время были жирными от человечины. Кстати, эти птицы, питающиеся в основном падалью, появились на островах вслед за людьми, вслед за рабами. «Какие прочные мостовые и какие они мрачные, — сказали мы с Гиной. — Каждый обтесанный камень смотрится, как надгробие могилы черного раба».

С появлением на кораблях паровых машин острова Кабо-Верде стали складом каменного угля, который доставляли из Англии. Суда, идущие на юг, бункеровались здесь. Для топок первых, особенно колесных, пароходов хорошо шел и древесный уголь. Поэтому леса были хищнически вырублены, почва эрозировалась. Мы смотрели на эту полупустынную землю и думали: здесь не природа хозяйничала, здесь зверствовал капитал.

На острове Сан-Николас мы встретились еще с одной немецкой яхтой. «Вот хорошо, что вы зашли сюда, — сказали немцы (муж с женой), — теперь мы сможем поехать на лендровере в зеленую долину. Для шести человек машина будет дешевле». Один пожилой голландец, поселившийся здесь несколько лет назад, организовывал иногда экскурсии для яхтенных людей. Когда-то он имел яхту и, хоть не делал на ней дальних плаваний, тем не менее умудрился стать представителем немецкой яхтенной ассоциации «Transocean» на Кабо-Верде. (Мы были пару лет членами ее, Гина даже опубликовала в их журнале одну статью.)

Утром наша группа подошла к дому голландца. Новый, еще не до конца отделанный большой дом стоял на пригорке в одиночестве, без соседей. Дизайн чем-то напоминал тюрьму, то ли высоко встроенными маленькими оконцами, то ли массивной стальной решеткой, загораживающей вход-мансарду, из которой навстречу нам вышел хозяин, мужчина за 60, с лицом не то чтобы неприветливым, но каким-то бюрократически затаенным, не очень открытым. Гина шепнула мне: «Гей» (гомосексуал). Мы присели к столу в мансарде, местный подросток принес кофейник и чашки. Второй парнишка убирал прихожую. «Пытаюсь вот организовать здесь школу для трудных подростков, — начал объяснять Ханнес (так звали хозяина), уловив наши взгляды на парней, — да не так просто это: некоторые после первых уроков убегают». «Хороший человек, — подумал я и спросил его: — А чем вы занимались на родине, в Голландии?» — «Я офицер полиции, работал в тюрьмах для малолетних преступников». Гина легонько толкнула меня в бок.

Русский писатель Эдуард Лимонов в одном из своих рассказов о жизни в США показывает священника-гея. «Моя беда в том, — исповедовался служитель церкви автору, — что я гей-педофил, я счастлив только с мальчиками». Видимо, бывший офицер полиции тоже счастлив только с подростками.

Среди яхтенных людей-одиночек мы встречали довольно много геев. Гина со своим журналистским опытом сразу распознает их. Жизнь этих людей намного сложнее, чем у гетеросексуалов — они не имеют семьи, а если и заводят, то со временем любовь к мужскому телу превалирует и приходится разводиться с женой, даже при наличии детей. Скрытость жизни и сложности в поиске партнера толкают их на необдуманные поступки. Я был свидетелем скандала в Лондоне, когда один член английского парламента — гей по природе — глубокой ночью пошел в парк, где собирались наркоманы-геи. Там его избили, обобрали; он обратился в полицию (?!), и на следующий день все лондонские газеты поместили на первой полосе его фотографию с текстом: «Что делает ночью член парламента в злачном месте?».

Многие люди считают геев извращенцами. Я тоже до недавнего времени думал так. Но если природа с ее причудами сделала 10 % мужчин и женщин гомосексуалами и лесбиянками, значит, был какой-то резон у нее — природа не делает ошибок. Многие годы медицина утверждала, что аппендикс — ненужный отросток в нашем теле, одни только проблемы от него: воспалится — операция или смерть. (Знаменитый русский путешественник и ведущий программы советского ТВ «Клуб путешественников» Юрий Сенкевич, врач по образованию, вырезал у себя воспаленный аппендикс собственноручно на антарктической станции.) Но уже доказано, что у этого отростка слепой кишки есть свои особенные функции, не только «воспалительные». Все в природе разумно, надо только научиться познавать это. В силу своей особенности мозг гомосексуалов работает чуточку иначе, чуточку чувствительнее и уязвимее, чем у остальных людей. Может быть, поэтому среди них так много великих композиторов, писателей, танцоров (Чайковский, Оскар Уайльд, Дягилев, Нуриев). Технарей меньше, но один из создателей атомной бомбы, уничтожившей почти полмиллиона японцев, был еврей-гомосексуал (90 % штаба создания бомбы были евреями, включая и знаменитого Эйнштейна — автора идеи. Он был, кстати, ярый сионист).

В советское время тема гомосексуализма была если не под запретом, то считалась очень «грязной» и редко обсуждалась. В уголовном кодексе была статья, где говорилось: за мужеложство наказание — 6 лет тюрьмы. Уже после оккупации СССР (сионистами) в литературе стало проскальзывать: гомосексуалы предпочитают работать в школах-интернатах, в колониях для малолетних преступников и на кораблях. Меня поначалу коробило от этого «и на кораблях», я всегда считал, что моряки очень «здоровые» мужчины. Но память подсказала: когда-то после мореходки мы набирали нужный плавценз для первого рабочего диплома и были на одном СРТ вместе с таким же горемыкой, как я — Колей Сеиным. Спали мы в 6-местном кубрике вместе с другими матросами. Однажды ночью на койку Коли присел матрос-литовец и пытался поласкать его. Коля поднял шум, а утром мы сказали этому литовцу: если не хочешь быть за бортом — прекрати свои болезненные попытки. Бедный гей прекратил. На плавбазе «Приволжск» был фельдшер Антанас — гомосексуал. По сообщению нашего однокашника Бича, Антанас имел партнеров. Но эти два факта улетучились из моей памяти, и я не обращал внимания на эту тему. Уже позже, когда я ушел с капитанского мостика и сидел в директорском кресле в офисе, один мой помощник — бывший технолог — рассказал о «гомиках» на моем судне. Новость удивила меня. Это были прекрасные люди, куда более интеллигентные, чем тот технолог, смаковавший детали. И я радикально изменил свой взгляд на гомосексуалов. Существуют десятки разных извращений и миллионы извращенцев, особенно в США, где еврейская мафия держит в руках всю порнографию и «секретные» бордели для любителей детей. Но геев и лесбиянок никак нельзя включить в список извращенцев. А то, что пожилые геи любят молодых подростков, это так же естественно, как и влечение стареющих гетеросексуалов к молодым девушкам.

Яхтсмены-геи часто идут в Бразилию, где этот культ не под запретом и где среди 180 миллионов легче найти молодого партнера. Наш друг Герард, бывший директор театра в Амстердаме, плавает на своей яхте «Boekrah» уже много лет. Мы встретились с ним четыре года назад в Уругвае, куда он пришел один (без экипажа) из чилийского порта Монт. Плавание на север вдоль аргентинского побережья очень сложное, особенно если ты один. Позже мы шли с Герардом почти параллельными курсами в Бразилию. В порту Сальвадор он нашел себе друга — мулата Франсиско, и они уже два года плавают вместе. Герард потихоньку обучает своего партнера не только искусству хождения под парусами, но и английскому языку. Сейчас они стоят на острове Кюрасао — голландской колонии в Карибском море. Герард купил небольшой дом, а Франсиско оказался хорошим певцом и по вечерам подрабатывает в ресторане. Симпатичный 30-летний мулат нравится многим женщинам, но увы… у него есть Герард.

Бывший офицер полиции, специалист по малолетним преступникам, повез нас в зеленую долину. Цена за поездку была невысокая — 800 местных эскудо с души (1 килограмм бананов стоит 80 эскудо), и хоть наш гид был не очень улыбчив и разговорчив — работа в тюрьме наложила отпечаток — мы радовались каждому открывавшемуся виду холмистого острова, каждому клочку зелени, сохранившейся с дождливого сезона. Долина, куда мы приехали по мощеной руками рабов дороге, действительно оказалась райским уголком. Большой ручей, потупя глаза можно назвать его маленькой речушкой, бежал с гор. На берегах росли высокие деревья манго и колы, на земле лежало множество упавших орехов. Плодов манго не было — не сезон. В одном месте пороги перегородили ручей и образовали «бассейн», где местные мальчишки нагишом весело барахтались в воде. Наш гид чуть дольше положенного задержал взгляд на них. С десяток богатых вилл притаились среди зелени, контрастируя с бедностью остальной части острова. Радость деревьев, берущих влагу из ручья, передалась и нам; мы с грустью покидали это место, возвращаясь в полупустынный пейзаж. По пути заехали в небольшую бухточку, где волны и ветер сотворили удивительные скульптуры, напоминающие полуразрушенных сфинксов древнего Египта. Здесь же была маленькая лагуна. Мы не успели оглянуться, как наш гид стоял в воде в чем мама родила и предлагал последовать его примеру. Он член общества натуристов (нудистов). Одна женщина с яхты «Alk» сняла только блузку и бюстгальтер, выставляя на солнце чуть отвисшие, но еще полные груди.

На следующий день, пока Гина еще спала, усталая от экскурсии, я поднялся рано. Утро тихое, ленивое, чисто африканское. Здесь никогда не увидишь чудной картины, когда солнце выпрыгивает из-за горизонта, веселое, огромное и улыбающееся, обдавая всех радостными брызгами. Здесь оно выползает потихоньку, и когда выглядывает из-за дымки, диаметр его уже маленький и всегда оно бледно-серебристого свечения.

Мы подняли якорь и — вперед, к следующей земле.

На острове Сант-Яго находится столица государства — город- порт Прая. При подходе мы увидели заброшенную советскую станцию слежения за спутниками. Была когда-то могучая держава СССР. Были русские люди Королев и Гагарин, была наука и образование. Мы были гордыми людьми, пусть и без миллионов в карманах. Теперь все растоптано израильтянами. Космическая станция «Мир» утоплена сморчком Путиным в Тихом океане по приказу американских хозяев. На месте СССР живут две самые глупые нации: еврейская, жирующая, как перед погибелью, без меры, и русская, вымирающая от истощения, туберкулеза, СПИДа.

Мы с «Надиром» стали на рейде. Кроме нас здесь было еще несколько яхт, судя по обтрепанным флагам, стоящих давно и без людей. После обеда мы с Гиной сидели в кокпите и наблюдали за катамараном, заходящим на рейд. Я смотрел в бинокль, стараясь рассмотреть флаг: «Кажется, австрияк». Мы встречали много яхт под австрийским флагом. Катамаран стал на якорь далеко, в двух кабельтовых от нас. Вскоре динги с него подходила к нашей корме. За рулем сидел бородатый мужчина, смахивающий на кавказца, а впереди — русоволосая женщина с таким милым русским лицом, что еще до того, как она заговорила со мной по-английски с «рязанским» акцентом, стало ясно — наши! Светлана и Саша Поповы с рижского катамарана «Каиро». (Флаги Австрии и Латвии почти одинаковы.) Нашей радости не было предела: впервые за два года мы встретили земляков, людей советского времени, когда все жили одной многонациональной семьей в одной могучей державе.

Мы побывали на борту катамарана, завершающего кругосветку, познакомились с капитаном Валдисом Грененбергсом, в прошлом известным советским яхтсменом, с Игорем и Юрием — членами экипажа.

Через год мы скорбели, узнав, что капитан Валдис умер. Светлана написала книгу о плавании латвийского катамарана вокруг света — впервые за всю небольшую историю этого маленького государства. Русский вариант книги мы получили по Интернету. Мы читали о приключениях пяти отважных мореплавателей и были рады, что знаем их.

В порту Прая через несколько лет случилась одна из тяжелейших морских трагедий, чем-то напоминающая историю плота «Медузы».

Уже не первый десяток лет сотни и тысячи западноафриканцев пытаются пробраться в богатую Европу через Канарские острова. Они платят хозяину мотобота от 1000 до 2000 долларов, и тот доставляет их, часто полуживых, на пляжи островов, где полиция спокойно арестовывает беглецов и депортирует обратно в Африку. (Мы были свидетелями этого. В 2006 году было доставлено туда 30 тысяч африканцев.) Но наивные черные люди продолжают верить обманщикам-грабителям с мотоботами, и новые жертвы (часто волны выбрасывают на пляж мертвые тела) опять и опять плывут через море к Канарам, принадлежащим Европе. Африка продолжает оставаться колонией. Декларация ООН о правах человека, придуманный во времена «холодной войны» лицемерный документ, кричала: «Каждый человек имеет право передвижения из одной страны в другую», подразумевая — из СССР в голдамейеровский Израиль. Сейчас ни одно «демократическое» государство не вспоминает об этой Декларации и о правах на передвижение. Богатые европейцы и японцы путешествуют везде, бедные рабы из Африки, Азии, Латинской Америки должны сидеть в своих странах, выращивать для белых кофе и бананы и потихоньку вымирать от СПИДа — очень уж много их расплодилось.

В декабре 2003 года в порту Прая стояло небольшое суденышко, корпусом похожее на яхту, но без мачты. На борту находились 52 африканца. Испанец, работающий на Канарах, обещал доставить их туда в течение трех дней (весьма сомнительное обещание при дистанции более 800 миль и встречном ветре). Каждый из пассажиров уплатил ему от 1500 до 1900 долларов. После выхода из порта вскоре пришлось вернуться, так как забарахлила машина. Испанец-хозяин, механик по профессии, подремонтировал старый двигатель и исчез из борта. Вместо него — за капитана — пришел рослый сенегалец. Несколько пассажиров, видя это, покинули борт, а один даже выпрыгнул в воду, когда «яхта» выходила из порта.

На полпути, недалеко от мавританского порта Нуадибу, двигатель заглох. Сенегалец связался с испанцем, и тот направил небольшой катер, взявший «яхту» на буксир. Ночью буксирный конец перерезали, катер исчез. «Яхта» с полусотней «пассажиров» стала дрейфовать по воле волн на запад.

Почти двести лет назад, в 1816 году, красивый фрегат «Медуза», гордость Франции, с самоуверенным, но трусливым, предавшим свой экипаж капитаном Шомаре (это имя должно быть нарицательным, как Иуда, как Горбачев, как Ельцин-Путин) сел на банку (отмель) Аргуен. (Это как раз воды, где испанец бросил «яхту».) На борту «Медузы» было 400 человек, включая женщин и детей. Имеющиеся 6 шлюпок не могли взять такое количество людей. Происходит неслыханное в истории флота: капитан слагает с себя обязанности, не желая думать о спасении жертв его навигационной ошибки. (Другой французский корабль, следующий мателотом за день до трагедии, предупреждал «Медузу», что она идет очень близко к берегу.) Губернатор Сенегала, находившийся на корабле в качестве пассажира, приказал соорудить плот из мачт, рей, тросов. Когда на нем разместили пассажиров, в основном, солдат экспедиционного корпуса, плот (20x7 метров) погрузился в воду на метр — никто не догадался подвести под него пустые бочки. В шлюпки сели начальство с семьями и слугами, некоторые офицеры и бывший капитан. Солдаты, увидев, что их хотят бросить, заволновались и схватились за оружие, но губернатор успокоил их, сказав, что шлюпки будут буксировать плот. Пару дней плот в связке со шлюпками еле двигался. Затем начальство, включая бывшего капитана, посоветовавшись между собой, решило: «Каждый сам за себя и бог за всех», и ночью буксирные тросы были перерезаны. На плоту сто сорок семь мужчин и одна женщина, маркитантка бывшей наполеоновской армии, жена солдата, оставшаяся с мужем. Кроме солдат, на плоту было 30 матросов и горстка честных офицеров, отказавшихся сесть в шлюпки, так как считали своим долгом быть среди обездоленных. Позже немногие из оставшихся в живых, хирург и географ, описали в своей книге ужасы, творившиеся на плоту. «Погода была ужасная, бушующие волны захлестывали нас и порой сбивали с ног». Десять или двенадцать несчастных, которым защемило ноги между бревнами, не смогли их вытащить и скончались; некоторых унесло волнами. Женщина дважды сваливалась с плота, но ее оба раза спасали. На поверхности воды оставалась только середина плота. Там все и сгрудились, сильные давили слабых. Мертвых выбрасывали в воду. Решив, что наступил последний час, солдаты и матросы открыли бочонки с вином и напились; один из них с топором в руках пытался разрушить плот. Началась свалка, резня. Когда утром успокоилось море и успокоились люди, оказалось, что в живых их осталось около шестидесяти. Были утеряны две бочки с водой и две с вином. На борту осталась только одна бочка с вином. Опять были драки. На пятый день только тридцать мучеников были в центре плота. Люди надеялись, что начальство, спасшись на шлюпках, направит корабли на поиск. Но начальство в это время давало балы в губернаторском дворце. Через двадцать пять дней корабль «Аргус» случайно заметил плот и снял с него 15 оставшихся в живых, шесть из которых через несколько часов умерло. Также были спасены трое из семнадцати моряков, оставшихся на борту «Медузы».

Хирурга Савиньи и географа Карреара, которые опубликовали в Париже книгу о пережитом на плоту, правительство Франции отправило в тюрьму, а книгу конфисковало. Только вышедший в Англии ее перевод всколыхнул всю Европу, и капитан Шомаре наконец-то предстал перед военным трибуналом. Общественное мнение требовало смертной казни, но он получил всего три года тюрьмы; выйдя на свободу, стал государственным сборщиком налогов. Его сын, не перенеся позора, покончил с собой, но об этом отец узнал только перед смертью, в 75-летнем возрасте.

В те времена и позже бывали происшествия с еще большими жертвами, о которых мы мало знаем. Трагедия «Медузы» получила гласность благодаря картине французского художника Жерико «Плот «Медузы», которая находится в Лувре. Художник, руководствуясь рассказами очевидцев, постарался как можно правдивее изобразить живых мертвецов.

Что происходило на борту «яхты» из Кабо-Верде в течение 135-дневного дрейфа через тропическую Атлантику — можно только предполагать. Наверняка были драки и убийства, мертвых выбрасывали за борт. Но никто об этом не расскажет. Когда «яхту» пригнало к острову Барбадос, на борту нашли одиннадцать тел молодых людей, погибших, по заключению медиков, от обезвоживания[12].

Я очень рад, что именно русские моряки спасли людей. Не хочу утверждать, но предполагаю, что капитан-израильтянин и капитан-североамериканец видели «лодку», но не остановились. Не так давно мальтийское рыболовное судно, обнаружив в открытом море живых африканцев, уцепившихся за рыболовный буй (видимо, лодка утонула), не стало их спасать, а прошло мимо. И мальтийские власти не судили капитана. Я не знаю, какие нормативные документы существуют на российско-израильском флоте (который фактически продан за границу), но в советское время в Уставе Флота была статья, где говорилось, что капитан, не оказавший помощи терпящим бедствие в море людям, будет осужден.

В мореходном училище мы изучали предмет «Морское право». На одной из лекций преподаватель коротко рассказал нам о термине «морской обычай». По этому обычаю капитан имел право хоронить в море умершего члена экипажа или пассажира (это все в далеком прошлом, когда на судах не было холодильных камер). Покойника заворачивали в парусину, привязывали камень или балясину к ногам (считалось важным, чтобы в воде умерший находился в вертикальном положении), клали на доску, выставленную немного через планшир, а после прочтения молитвы два матроса приподнимали край доски и тело уходило в воду. Это, так сказать, классические похороны по морскому обычаю. После этой лекции мы, курсанты, знали, что «морской обычай» — это похороны в море и ничего более. Много позже, когда я прочитал десятки английских книг о море и лучше изучил историю мореплавания, этот звучащий немножко романтично термин«морской обычай» вдруг раскрылся своей страшной антигуманной сущностью — людоедством среди потерпевших кораблекрушение. Меня, моряка, капитана, всю жизнь верившего в исключительную чистоту моряков («Сам погибай, но товарища спасай»), шокировало это. «The custom of the sea» — «морской обычай» был придуман, чтобы в какой-то мере оправдать пожирателей человечины.

В средние века, когда началось интенсивное мореплавание к манящему золотому Эльдорадо, на открытом западном континенте гибли сотни, тысячи на скорую руку срубленных грубым топором судов. По пути на запад, в Вест-Индию, корабли попадали в ураганы, тропические шторма, разбивались на многочисленных рифах, разделив участь «Santa Maria». Люди спускали шлюпки, их, невзирая на небольшие размеры судов, брали всегда много, зная, что при кораблекрушении можно спастись только на них. И начинался многодневный, иногда многонедельный (боюсь употреблять слово «многомесячный») дрейф по пустынному океану. Правда, в XVIII–XIX веках он был не так уж пустынен — по нему шло много парусных судов, но не каждое из них останавливалось, чтобы спасти находящихся в шлюпке. Маневр требовал времени и рук, а их не всегда хватало, чтобы спустить быстро паруса, а затем идти на лодке спасать потерпевших. Капитаны делали вид, что в 50 метрах не видят несчастных, машущих руками и слабыми голосами просящих спасти. Такие достоверные случаи описаны очевидцами. Когда кончалась вода и пища, вступал в силу «The custom of the sea» (мне даже не хочется писать эти слова по-русски). Сначала убивали рабов. Кровь со вскрытых шейных артерий сцеживалась до того, как остановится сердце. Следующими были негры, затем женщины и дети, пассажиры, а потом убивали и съедали наиболее ослабевших. Происходило это довольно часто. В 1884 году утонуло 560 зарегистрированных в Англии судов — 4259 жизней было унесено, 1490 пассажиров и 2769 моряков. Но этот год был неплохим: тремя годами ранее утонуло 838 парусных судов. Это только английских; сколько погибло судов из других европейских стран — статистика молчит, но несомненно, что ежегодно гибли тысячи. Кораблестроители не сидели без работы.

Людоедство встречалось так часто среди потерпевших кораблекрушение, что это приняло обычную практику, совершающуюся по установившемуся обряду. Каждый опытный моряк, уходя в плавание, знал о «морском обычае» и был готов к нему в качестве жертвы или в качестве едока. В официальный закон «обычай» не мог быть включен. Англия захватила мир и всеми имеющимися средствами пропагандировала: в южных морях существует каннибализм, и наше право и долг перевоспитать этих бедных людоедов, поэтому наши пушки и наши солдаты находятся здесь. До сих пор не найдено ни одного факта, подтверждающего фантастические описания людоедства на островах Тихого океана, включая «остров» Австралию. Даже еврейский писатель Чаковский, живший в СССР, написал книгу о новозеландских людоедах. (Если не знаешь, о чем писать, то и эта тема сойдет.) Но в книгах ни разу не упоминалось о людоедстве среди моряков. Ходили устные анекдоты об этом и только. А ведь десятки англичан съедались ежегодно на просторах океана и на необитаемых островках. В Европе в XVI–XVII столетиях широко практиковались некоторые формы каннибализма в медицинских и религиозных целях. Человеческая кровь считалась магическим лекарством, особенно для эпилептиков. Евреи-ортодоксы использовали кровь мальчика христианской религии для священного хлеба — мацы. Евреи — не одиночки в этом, многие примитивные религии (собственно, все религии примитивны) и секты делали подобное.

Первый гласный скандал, затронувший общественное мнение английского общества, произошел в 1884 году. Небольшое парусное судно «Mignonette» с опытным капитаном и тремя моряками 19 мая вышло из Саутгемптона в Австралию. Хозяин, богатый аристократ, намеревался использовать его как гоночную яхту, так как по своему оснащению оно относилось к классу яхт. Судно было старое — 20 лет. Осмотр корпуса на верфи показал, что киль и набор слабые. Но контракт, подписанный капитаном с хозяином, не позволял произвести ремонт.

После пересечения Южного тропика они попали в жестокий шторм. Гигантская волна высотой 20 метров обрушилась на судно, старое дерево не выдержало удара и в считанные минуты яхта ушла под воду, экипаж едва успел спустить 5-метровую шлюпку. Бочонок с пресной водой, хранящийся для такого случая, не удалось найти в затопленной кабине, капитан успел схватить только одну банку консервированного турнепса. И начался мучительный дрейф. Без воды, без пищи. Из открытой на следующий день консервы сок испарялся на солнце еще до того, как кусочек овоща клали в рот. Капитан, опытный моряк, предупредил своих товарищей по несчастью, чтобы не пили морскую воду, от нее становишься больным и умираешь, уж лучше пить собственную мочу. «Но мы не собаки», — ответил один матрос. На четвертые сутки им божественно повезло: они наткнулись на спящую небольшую черепаху и сумели поймать ее. В банку со сцеженной кровью неожиданно попала морская вода с гребня небольшой волны и «эликсир» пришлось выплеснуть за борт, но тем не менее черепаха помогла продержаться несколько дней. Самый молодой семнадцатилетний матрос стал ночью незаметно для других пить морскую воду. Вскоре у него начались сильные боли в животе и потеря сознания. На 17 сутки дрейфа капитан сказал: «Он все равно скоро умрет: мы должны убить его и спасти жизни троих». Один матрос возразил: нужно, мол, дождаться смерти. «Тогда кровь застынет в венах и мы не сможем ее пить», — ответил капитан. (Все подробности этого случая были рассказаны на судебном процессе в Англии.)

На 24 сутки дрейфа немецкое судно, идущее в Европу, заметило шлюпку, и троих полуживых, худых, как скелеты, моряков подняли на борт. Находящаяся на судне жена капитана очень осторожно давала спасенным воду и маленькие порции пищи. Через несколько дней они встали на ноги.

Добравшись до Англии, моряки не скрывали, что выжили только благодаря крови и мясу умерщвленного полуживого товарища. Газетчики расписали это как чудовищное убийство, и дело дошло до суда. Аргументация защиты, что это обычная практика для потерпевших кораблекрушение, так как английский закон позволяет убить другого для своего спасения, судьями в париках не была принята, и двое — капитан и его помощник — получили по 6 месяцев тюрьмы. Tom Dudley — имя капитана — горько усмехнулся судьям: «Из вашего приговора вытекает, что не нужно говорить правды. Корабли будут тонуть, мужчины без воды и пищи будут всегда делать все, чтобы сохранить жизнь, ибо нет инстинкта более сильного, чем инстинкт выживания. Но никогда никто, вернувшись домой, не исповедуется, все будет глубоко спрятано. Спасшиеся будут говорить, что выжили благодаря сальным свечам, ботинкам, коже, планктону и божественному свежему воздуху. Их будут допрашивать, но они не скажут правды. «Морской обычай» будет существовать, как существует блуд в высшем обществе, которого вы, господа судьи, стараетесь не видеть. Но люди вроде меня знают правду».

Известно много случаев, когда в шлюпках потерпевших кораблекрушение видели части человеческого тела, но судьи разных стран не придавали этому значения. Во время Второй мировой войны сотни судов гибли от торпед и мин и, безусловно, «морской обычай» — «The custom of the sea» «процветал» вовсю.

Как часто на «яхте» из Кабо-Верде использовали этот «обычай» — неизвестно. Когда рыбаки обнаружили дрейфующее судно, на борту не было разрубленных на части человеческих тел, только мертвецы. Но за 4 месяца дрейфа главный инстинкт природы — выживание — срабатывал, без сомнения, не раз.

Уверен, что за такой переход несколько торговых судов видели «яхту», но не остановились на сей раз не из-за трудностей со спуском парусов. Капитализм — негуманная система, и потеря нескольких минут для капитана и судовладельца дороже человеческих жизней. Когда мы шли из Кабо-Верде в Бразилию, за две недели плавания наблюдали 13 судов. Правда, одно из них остановилось недалеко от нас. В 3 часа ночи мне пришлось менять стаксель. Я убрал грот и лег в дрейф. На всякий случай включил лампу-мигалку. Возился с парусом долго, около часа. Гина спала. Когда закончил работу, вдруг увидел недалеко, в какой-то миле, остановившееся большое судно. Я сразу догадался, что они, видя мигалку на маленькой яхте, решили выяснить, не нуждаемся ли мы в помощи. Я включил УКВ и на 16 канале связался с судном, извиняясь, что вынудил их остановиться. «Капитан, спасибо, что ты это сделал, спасибо, что заметил нас, ты — настоящий моряк». Наша мигалка оказалась очень эффективной. Но на «яхте» с 52 африканцами никто никаких огней не зажигал. Во всех странах есть закон: капитан, не оказавший помощи терпящим бедствие, должен быть осужден. Если на высоком мостике теплохода штурманская служба не видит или не хочет видеть бедствующую яхту — был ли за это наказан хоть один капитан? Думаю, что нет. Я хочу опять повторить мою философскую гипотезу: «Мы развиваем гигантскими скачками технологию производства оружия массового поражения (GPS и Internet — производные этой системы), но мы прекратили развивать „технологию души". Это произошло после разгрома СССР. Правители-сионисты всеми средствами массовой информации вбивают в наши мозги: думай только о себе, человек человеку волк. Наблюдая издалека за моей бедной, разоренной жидами (это слово использовали Толстой, Достоевский, Шевченко) Родиной, я вижу, как меняется менталитет так называемого среднего класса России, интеллигенции. Уходит потихоньку исконно славянская доброта; те, кто выживут, превратятся в жидов с холодной любовью к золоту, но не к людям.

Не хочется заканчивать рассказ об Островах Зеленого Мыса (Кабо-Верде) на такой грустной ноте. Последний остров, куда мы зашли вместе с «Надиром», был остров Фого («Огонь»), Отсюда «Надир» с обвенчанными мною Хэллой и Данкмаром отправился в Карибское море, а мы пошли в зелено-флажную Бразилию. Остров Фого называется так из-за действующего вулкана Pico de Сапо (Сапо — «Седой»), Последнее извержение было в 1995 году. Вулканический пепел (я бы назвал его песком) серого — «седого» — цвета покрывает весь пик высотой 2829 метров. Мы съездили к подножию вулкана, на высоте 1700 метров посетили деревню, я побывал на уроке в начальной школе. В плодородной вулканической золе-песке местные жители выращивают виноград и даже яблоки. На такой высоте климат не очень жаркий. Каждое дерево и каждая виноградная лоза посажены в воронке, как на Лансароте. Так легче собирать конденсированную влагу.

При возвращении назад наш микроавтобус сломался, и нас подобрал проходящий лендровер. Водитель спросил, откуда мы. «Из Англии». — «О, Тони Блэр — хороший человек». «Который убивает людей в Югославии и на Ближнем Востоке», — отпарировал я. Мужчина захохотал и показал на соседа: «Он кубинец». «Soy ruso», — сказал я по-испански. И вдруг местный мужчина обнял меня и заговорил по-русски. Он учился в Краснодарском сельхозинституте. Я — первый русский, встретившийся ему за последние 10 лет. «С развалом Советского Союза жизнь здесь стала тяжелой. Теперь нужно платить за школу и медицину. Правительство назначено американцами, помощи от них никакой. Возрождается дикий капитализм, только без всякого капитала на бедных островах». Кубинец — представитель ФАО — готовит для ООН документ об агрокультуре на островах. Когда мы приехали в город, Гина сфотографировала трех мужчин, трех коммунистов: кабовердца Карлоса, кубинца Альфредо и русского Петра. «Вставай, проклятьем заклейменный весь мир голодных и рабов…»