Глава VII. Заслуги и черная неблагодарность
Глава VII. Заслуги и черная неблагодарность
Барон Н. А. Корф как центр деятельности по народному образованию. – Письма попечителя Кавказского учебного округа Я.Неверова. – Отзыв Д.Д.Семенова о гиколах барона H.A. Корфа и его деятельности. – Признательность интеллигентной части русского общества барону Н. А. Корфу и пребывание его в Петербурге. – Жестокий удар и всеобщее сочувствие.
Благодаря барону Корфу на исходе 60-х и 70-х годов Александровский уезд Екатеринославской губернии стал своего рода педагогической Меккой в отношении собственно народного образования. Туда не только обращались за советами и указаниями земские деятели по школьной части, там не только искали прибежища и помощи молодые люди, желавшие потрудиться на пользу народного образования, – туда обращались также и крупные администраторы по учебной части и лица, пользовавшиеся большой педагогической известностью, чтобы умудриться примером и опытом барона Н. А. Корфа в деле народного образования и достигаемыми им прекрасными результатами. Он стал центром всей деятельности по народному образованию в России.
Как известно, за Кавказским учебным округом прочно сохраняется репутация одного из самых гуманных, деятельных и производительных районов в учебно-воспитательном отношении. В этом дореформенном крае с давних пор уже довольно значительные успехи делает и народное образование. Всем этим Кавказский округ очень много обязан той дельной закваске, которая была положена в бытность там попечителем учебного округа Неверова. Этот просвещенный и энергичный администратор с искренним увлечением отнесся к начинаниям барона Н. А. Корфа и задался целью воспринять от него и целиком насадить у себя на Кавказе все, что есть хорошего в созданной бароном Корфом организации народного образования. И он блестяще осуществил эту цель на свой страх и риск, не стесняя себя никаким формализмом.
Между бароном Корфом и Неверовым завязалась большая переписка, растянувшаяся года на четыре, чрезвычайно характерная для Неверова как талантливого администратора и для дела барона Корфа. Вот некоторые черты из этой переписки. В официальном, например, письме от 18 марта 1869 года попечитель Кавказского учебного округа пишет барону Корфу:
«Из моей долгой педагогической деятельности я вынес убеждение, что без правильной подготовки учителей для начальных и вообще низших учебных заведений развиваемое в высших слоях общества просвещение никогда не может проникнуть в низшие его слои, а всегда будет поверхностно и односторонне, потому что лишится самых питательных соков, которые оно может черпать только в непосредственно народной среде. При таком убеждении естественно, что я с особенным вниманием следил за вашею благотворною и просвещенною деятельностью на поприще народного образования. Несмотря на открытие в окрестностях Тифлиса правильной учительской семинарии, носящей название Александровской учительской школы, я счел необходимым для удовлетворения насущной потребности обучения прибегать к тем же мерам, какие были с успехом принимаемы и вами, как то: съезды начальных учителей и проч.».
В другом, тоже официальном, письме Неверов говорит:
«Приношу вам мою искреннейшую благодарность за письмо ваше от 15 мая и присланный мне вместе с ним „отчет“ ваш, который я прочел с особенным вниманием и самым теплым сочувствием к благим результатам столь блистательно начатого вами важного дела. Честь и слава вам: вы доказали, что правильная школа возможна на русской почве и что народ не только не чуждается ее, но вполне ей сочувствует. Вместе с сим я делаю распоряжение, чтобы все начальные училища вверенного мне округа были снабжены изданным вами руководством к обучению грамоте, а также экземпляром вашего отчета, который служит наилучшим комментарием к этому руководству… Я получил известие, что проект мой об открытии второй учительской семинарии в моем округе поступает в государственный совет ибудет утвержден в начале следующего года. Тотчас по получении утверждения я непременно командирую будущего директора в ваш уезд для ознакомления с вашими школами. Руководитель будущих народных учителей должен на месте ознакомиться с правильною русскою школою и изучить все особенности и условия ее быта. Я надеюсь, что вы и училищный совет не откажете в содействии этому лицу. Прилагая при сем для вас, барон, экземпляр моего отчета за минувший год, я покорнейше прошу у вас извинения в том, что, не спросив вашего позволения, я напечатал в моих циркулярах извлечения из вашего письма ко мне. Я придаю очень большую цену столь любезно предлагаемому вами обмену мыслей в таком общем деле и рад был случаю, предоставленному мне письмом вашим, чтоб показать моим сослуживцам, что в реформах, мною вводимых, я нахожу сочувствие и готовность содействия в вас – в лице, на деле доказавшем возможность существования у нас правильной школы» (14 августа 1869 г.).
Новая учительская семинария, о которой писал барону Корфу попечитель Кавказского учебного округа, – Кубанская. Директор ее – известный русский педагог Д. Д. Семенов, который и посетил школы Александровского уезда весною 1871 года. Вот что писал по этому поводу барону Корфу попечитель Кавказского учебного округа Неверов 11 декабря 1871 года:
«Я только что прочел официальный отчет Д. Д. Семенова о командировке его в Александровский уезд и, под влиянием впечатления, произведенного на меня подробным описанием того, что видел Семенов у вас, берусь за перо, чтобы выразить вам, барон, глубокое сочувствие к вашей общественной деятельности, поистине заслуживающей уважения не отдельных только симпатизирующих вам лиц, но и всего народа русского, которому вы показали возможность существования в среде его правильной школы. Благодаря вашему благому примеру теперь смело можно, с полною надеждою на успех, приниматься за великое дело народного образования».
Далее в письме говорится о намерении попечителя командировать в Александровский уезд весною 1872 года инспектора народных училищ Ставропольской губернии.
Отчет Д. Д. Семенова о командировке был напечатан в январской книжке циркуляров по Кавказскому учебному округу за 1872 год. Кроме того, Д. Д. Семенов поделился с публикой своими впечатлениями от этой командировки и в периодической печати. Описание им этой поездки, появившееся в «Народной школе» за 1871 и 1872 годы («Педагогические очерки школ Александровского уезда»), почти совпало с известной уже читателям статьей г-на Кашина, командированного московскими комитетами грамотности. Так как от появления «Педагогических очерков» Д. Д. Семенова отделяет нас период времени более чем в 20 лет, то мы предпочитаем ограничиться небольшой выдержкой из другой статьи этого автора – «Барон Николай Александрович Корф», помещенной в брошюре «Русские педагогические деятели», вышедшей в свет в 1887 году.
«Хотя прошло тому около 15-ти лет, – вспоминает Д. Д. Семенов в позднейшей своей статье о поездке для осмотра школ барона Н. А. Корфа, – но я живо припоминаю первую встречу мою с Н. А. Отыскивая школы в уезде в апреле 1871 года по грязным донельзя дорогам, я случайно попал в село Майорское, где ждали приезда барона для ревизии школы.
Тут я встретил уже попечителя школы, из местных помещиков, мирового посредника, члена училищного совета, заезжего учителя из Харькова, священника и учителя школы; возле школы толпились крестьяне. Наружность школы немногим отличалась от малороссийской хаты зажиточного крестьянина: та же белая мазанка, та же соломенная крыша; но школа особняком на холме; возле школы небольшой садик, обработанный учителем и учениками. Внутренность школы поражала поистине праздничным видом. Стены и потолок были выбелены; глиняный пол чист и полит водою во избежание пыли; по стенам развешаны картины, преимущественно из Священной истории; в углу – образ; на передней стене – портрет Государя и часы; на столе разложены тетради и рисунки детей; дети сидели чинно, в ожидании ?. ?.; ?се они были умыты и гладко причесаны, в чистых рубашках или свитках, и все в сапогах; перед каждым учеником лежало новое перо и пол-листа белой бумаги. Подобную обстановку школы я видел потом и в других школах, где и не ожидали ревизора. Но вот пробило два часа – время, назначенное Корфом для приезда. Вдали послышался колокольчик; все встрепенулись; приехал ?. ?., ?сталый, изнуренный, обрызганный грязью, в простой телеге, на обывательской тройке, объездивший без отдыха почти все школы своего участка и уже утром успевший обревизовать одну школу. В какие-нибудь 5-10 минут Н. А. успел наскоро перекусить, привести себя в порядок и вошел в школу бодрым и свежим. Вошли в школу и отцы. На приветствие Корфа: „Здравствуйте, хлопцы!“ – дети радостно закричали: „Здравствуйте и вы, Николай Александрович!“ Видно было, что дети хорошо знают своего гостя. После приветствия дети согласно пропели молитву „Достойно есть“. В этом пении участвовали священник, учитель и сам Н. А. Затем начался экзамен, который продолжался три часа. Сам Н. А. изложил детям рассказ для письменной работы, сам спрашивал по всем предметам, не исключая Закона Божия и славянского чтения, сам пересмотрел все письменные работы детей, их тетради и рисунки и, найдя все в порядке, присудил учителю высшую награду от земства, в 100 рублей. Что чувствовали отцы, видя и слыша все это, – решить трудно. А видели и слышали они, что дети их в какие-нибудь три зимы научились молиться Богу, толково передавали рассказы из Священной истории, бойко читали по-русски и славянски, умели грамотно написать слышанное, решали задачи, над которыми задумывались отцы, да еще умели начертить план хаты, мельницы, разбить поле на десятины; знали о полезных и вредных животных, насекомых и растениях. И таковы были все 70 школ уезда».
Сославшись затем на известную уже читателям статью г-на Кашина о несчастном положении школ Александровского уезда в дореформенное время, Д. Д. Семенов продолжает:
«Не то мы видим через пять лет по вступлении барона Корфа в члены училищного совета. Вместо двух сносных школ в уезде открывается до 70 прочно организованных, обеспеченных в материальном отношении, с приспособленными к учению школьными зданиями, с дельными учителями, с хорошими учебниками, наглядными пособиями, библиотеками и книжными складами».
Кроме указанных командировок от Кавказского учебного округа, к барону Корфу были и еще две: командировка учителя образцовой школы Кубанской учительской семинарии, выписанного из Петербурга, человека опытного уже в преподавании, и инспектора народных училищ Кубанской области. Сообщая об этих новых командировках барону Н. А. Корфу 12 февраля 1872 года, Д. Д. Семенов писал ему:
«Вероятно, оба они съедутся у вас в одно и то же время (около начала марта), притом в самое благоприятное время, когда вы обыкновенно делаете весенние объезды и ревизии школ. Было бы особенным счастьем для них обоих и для Кубанской семинарии в особенности, если бы вы, Николай Александрович, придали своим объездам тот же характер, который имели эти объезды, когда я посещал ваши школы, т. е. не только бы производили общие испытания, но и взяли бы на себя труд дать образцовые уроки по всем предметам обучения, заставили бы как моего образцового учителя, так и своих учителей дать по нескольку пробных уроков и в заключение показали бы, как совместно, с тремя отделениями, должен заниматься учитель в течение целого дня. В заключение я был бы весьма признателен вам, если бы вы откровенно написали мне о том, чего еще недостает для будущего моего образцового учителя».
По поводу приведенных цитат из статьи и письма Д. Д. Семенова необходимо заметить, что они принадлежат педагогу большой школы и высокой пробы, т. е. бывшему сподвижнику К. Д. Ушинского в его преобразовательной деятельности по Смольному институту – человеку, немало потрудившемуся над подготовкой учителей для средних учебных заведений на бывших «Педагогических курсах» при второй с. – петербургской военной гимназии, справедливо пользовавшихся большим уважением и давших России немало весьма дельных педагогов, и впоследствии ставшему одним из руководителей по начальному образованию в Петербурге. Одно уже это избавляет нас от необходимости вдаваться в перечень описаний других лиц, посетивших школы барона Н. А. Корфа, видевших на месте и работу школы, и деятельность самого барона Корфа. Следует, однако, сказать, что все они в один голос свидетельствуют о блистательном порядке и благоустройстве школ, стройном и отчетливом ходе занятий в них, законченности и прочности организации. Словом, это в полном смысле образцовые школы. Более 20 лет тому назад эти школы, помимо разумных учителей и всех необходимых учебных пособий, имели еще и «садики», и «библиотеки», и «книжные склады», тогда как большинство не только тогдашних, но и нынешних народных школ все еще не может добиться этих необходимых при них «учреждений» или даже испытывает горькую нужду и в хороших пособиях, и в дельных учителях.
Заслуживает особенного внимания, что даже лица, обладавшие обширными общепедагогическими познаниями и большой опытностью в ведении школьного дела вообще, тем не менее, находили для себя чему учиться у барона Корфа в отношении собственно народного образования, его организации, постановки и ведения и советовали отправляться к нему учиться другим лицам, тоже сведущим и опытным в школьном деле. Это, само собою, свидетельствует о большой трудности дела народного образования и оттеняет значение той заслуги барона Корфа перед всей Россией, которую он оказал отечеству как новатор, организатор и пламенный пропагандист великого дела просвещения народа.
Но как бы не доверяя себе, как бы желая еще более укрепиться во всех своих начинаниях в области народного образования, барон Н. А. Корф, несмотря на многосложность прямых своих обязанностей, предпринял еще объезд и осмотр длинного ряда учебных заведений, представлявших какую-нибудь характерную особенность по своей организации и постановке. Со многими из деятелей этих учебных заведений барон Корф вел деятельную переписку, – и они усиленно звали его, желая услышать от него авторитетную оценку. В 1871—1872 годах барон Корф посетил: элементарную школу Ильиных в Николаеве; начальные и воскресные народные училища города Харькова, а также и находящуюся там частную воскресную женскую школу, основанную дамским кружком и находящуюся под главным руководством известной деятельницы по народному образованию X. Д. Алчевской; фабричную школу братьев Милютиных под Москвою; воскресные школы московского общества распространения технических знаний; школу оборвышей Е. И. Чертковой в Петербурге; женские педагогические курсы П. И. Чепелевской в Москве; новгородскую и московскую земские учительские семинарии; наконец, комиссаровскую техническую школу в Москве. Эта масса осмотренных разнородных заведений была тщательно изучена им и описана в ряде статей, органически связанных между собою, хотя и помещенных в разных периодических изданиях: в «С. – Петербургских ведомостях», «Вестнике Европы», «Семье и школе» и «Народной школе». Помимо собственно педагогического значения этих статей, в смысле указания на хорошие и неудовлетворительные стороны осмотренных учебных заведений, они представляют большой интерес для оценки той эпохи, так как заключают в себе прекрасный анализ замечательного частного и общественного почина в деле учреждения самых разнообразных школ: начальных, воскресных, фабричных, технических, специально-рисовальных, школ для оборвышей и, наконец, семинарий для подготовления народных учителей и учительниц. Ничего этого не было раньше: все это как бы само собою явилось по почину городов и земств, частных лиц и обществ. Русское общество поняло свою отсталость в деле образования массы и, видимо, торопилось наверстать потерянное время. Это напряженное состояние общества прекрасно очерчено бароном Корфом, попутно указывающим, как поставлена за границей та или другая отрасль содействия массе населения в деле образования и чего недостает нам в том или ином отношении.
Статьи эти были собраны в одно и дополнены еще следующими статьями, в разное время появившимися в печати: «Быт крестьян, каким он отражается в письменных упражнениях учеников сельских школ», «Об инспекции народных училищ», «учительские съезды», «Программа народной школы», «Земские учительские семинарии», «Учительские семинарии» и «Об обязательности обучения в России». В общем, составилась, таким образом, объемистая книга «Наше школьное дело». Автор скромно назвал ее «Сборником статей по училищеведению», но это вовсе не случайные, отрывочные статьи, а органически связанные между собой, в смысле детального разъяснения и яркого освещения, что все будущее нашего народного образования всецело зависит от способов и средств проявления общественного почина и самодеятельности, от условий развития и самоусовершенствования народной школы, учительских семинарий и других воспособляющих учебных заведений в деле образования массы населения. «Наше школьное дело» существенно дополняет известный уже читателям труд барона Корфа по училищеведению – «Русскую начальную школу» – в бытовом, законодательном, дидактическом и общественном отношениях. Оба названных труда, в общей их совокупности, весьма полно обнимают собою теоретическую и практическую стороны училищеведения у нас, в России, давая вместе с тем и необходимое освещение этого дела за границей.
Такая энергическая, разносторонняя и плодотворная деятельность барона Н. А. Корфа была оценена интеллигентною частью русского общества с большой признательностью. В 1870 году, например, петербургское педагогическое общество избрало его своим почетным членом. В 1871 году Московский университет и московский комитет грамотности также избрали его в почетные свои члены. Во время приезда барона Корфа в Петербург, на исходе 1871 года, у него установились тесные и дружественные отношения со всеми лучшими представителями педагогической деятельности в столице. Не говоря уже о торжественном чествовании его педагогическим обществом как своего почетного члена, он был официально приглашен на заседание педагогических курсов при второй с. – петербургской военной гимназии. В присутствии великой княгини Евгении Максимилиановны он давал уроки в острожной женской школе, в образцовой школе учительской семинарии петербургского воспитательного дома, в частной воскресной школе и многих других учебных заведениях. Кроме того, он имел свидание с Головниным, предшественником графа Толстого по управлению министерством народного просвещения, графом С. Г. Строгановым и многими другими лицами, проявлявшими живой интерес к делу народного образования и желавшими ближе познакомиться с педагогическими его воззрениями.
Заслуживает также внимания и следующий эпизод из этой поездки барона Корфа в Петербург. Еще в 1870 году он получил от графа Д. А. Толстого, бывшего в то время министром народного просвещения, письмо с выражением «искренней благодарности» за присылку ему «при письме» книги «Русская начальная школа». Собственноручным же письмом 27 ноября 1871 года граф Д. А. Толстой пригласил барона Н. А. Корфа «пожаловать к нему откушать 28 ноября в 6 часов». В этот день он имел продолжительную беседу с министром о положении и нуждах народного образования, о задачах и условиях его организации. В то время, как известно, граф Д. А. Толстой сам сильно склонялся в пользу введения обязательного обучения в России. Немудрено поэтому, если из собеседования с Толстым барон Корф вынес уверенность, что невежеству русского народа настал конец, что правительство решилось, не щадя никаких средств, идти по пути народного образования. Вообще, после поездки в Петербург, которого барон Корф прямо-таки не любил, он возвратился в свой родной уезд с самыми лучшими надеждами и ожиданиями, но здесь его ожидало жестокое разочарование. Темная местная землевладельческая сила не пожелала иметь барона Н. А. Корфа своим гласным и забаллотировала его на земских выборах. Вот что, между прочим, писал он 1 июня 1872 года по этому поводу X. Д. Алчевской, с которою находился в деятельной и дружеской переписке:
«20-го мая я торжественно забаллотирован в уездные гласные двумя третями голосов на избирательном съезде землевладельцев Александровского уезда. Нечего удивляться тому, что могла собраться шайка негодяев и пожелать посредством баллотировки избавиться от честного человека. Огорчает меня не эта шайка, а то безучастное отношение к вопиющей наглости, отношение к ней со стороны 5—6 лиц, считавшихся порядочными и теперь не только позволивших баллотировать себя после того, что в лице моем дана пощечина всем слугам дела, но и не промолвивших ни одного слова протеста. Нужно вам знать, что я был 6 лет гласным, секретарем собрания в 6 сессиях, три года членом ревизионной комиссии, три года председателем съезда мировых судей, 5 лет членом училищного совета; все эти должности я отправлял безвозмездно и пожертвовал за все время в пользу кассы школ уезда более 5000 рублей серебром. Не стану судить о том, принес ли я какую-нибудь пользу, но все признают, что я трудился на пользу земства с самоотвержением. Теперь меньшинство, считающее себя прогрессивным (человек 5), не только не мешало шайке выбросить за борт слугу дела, но из зависти и тщеславия, желая попасть в гласные, старались дружественно относиться к шайке, владевшей выборами, и по возможности не только не обнаруживать солидарности со мною, но и не подходить ко мне в зале, для того чтобы не повредить себе в глазах шайки. Но откуда же эта шайка? Она сформирована старинными завистниками моими и одним господином, который по моей инициативе не избран вновь в мировые судьи, успевши вооружить против себя все население своею судебною деятельностью. Итак, повторяю, что огорчает меня безучастное отношение к делу со стороны людей, которым я верил, которых я считал годными для дела и которые оказались тряпицами. Впрочем, и тут были отрадные исключения: все члены училищного совета объявили после моей баллотировки, что считают за позор дозволить баллотировать себя; впрочем, и то нужно сказать, что если бы они допустили баллотировку, то их бы прокатили непременно, так как баллотировалось то дело, которому они служили вместе со мною. Тем не менее, я убежден в том – и это меня утешает, – что в среде земских людей, после того, что я в течение 6 лет распинался за общее благо, нашлось три честных человека, три члена училищного совета, которые не сумели отнестись холодно и равнодушно к мерзости, происшедшей на выборах. Итак, нашего училищного совета и меня в совете с сентября этого года не существует. Ввиду того, что на учительский съезд потребовалось бы издержать 1200 рублей серебром, мы не решились произвести этого расхода, не уверенные в сочувствии ему со стороны плательщиков и будущих руководителей училищного дела, и съезд, предполагавшийся на 8-е сентября, отменен. Само собою разумеется, что я не перестану служить делу народного образования словом и делом в тех местностях России, где пожелают услуг моих, и в печати. Само собою разумеется, что я не только не закрою той народной школы, попечителем которой я состою, но постараюсь увеличить затрату на нее и развить ее; но в уезде деятельность моя окончена: опыт состоялся; найдутся люди, то будет и дело, если не теперь, то со временем. В скором времени ожидают отделения части территории Александровского уезда к Мариупольскому, куда отойдет и мое имение; тогда будут новые выборы в гласные в обоих уездах, Александровском и Мариупольском; я буду баллотироваться в последнем и, если изберут, опять готов служить народной школе, хотя здоровье мое, т. е. нервы, и крайне расстроено. Впрочем, будущее впереди, а в настоящем совершился факт, еще раз доказавший мне, что у нас человеку прогрессивному нельзя рассчитывать не только на большинство, но даже и на меньшинство. Тем дороже для меня те немногие друзья за пределами уезда, которыми я обладаю».
Друзей, однако, оказалось у барона Н. А. Корфа несравненно больше, чем он думал. В печати дружно раздался крик негодования по поводу самодурно-самоуправного поступка землевладельцев Александровского уезда, проявивших самую низкую и черную неблагодарность к общественным заслугам барона Корфа, успевшим уже получить общерусскую известность и заслужившим признательность со стороны целого ряда ученых корпораций, наиболее компетентных в вопросах образования. Со всех концов России он был завален самыми горячими сочувствиями по поводу постигшей его неприятности и обиды. Тут были письма педагогов, частных лиц и общественных учреждений. Все в один голос признали, что та часть александровского дворянства, которая забаллотировала барона Корфа, положила «черные шары» самой же себе – в глазах всей мыслящей России навсегда осудила и опозорила себя, доказав лишь умственное и нравственное убожество свое, непонимание и недостоинство, неспособность стоять на высоте общественного служения. Вот, например, что писал барону Корфу известный педагог Евтушевский:
«Известие, прочтенное мною из газет, о сюрпризе, устроенном александровскому училищному совету, сначала меня сильно поразило; но потом, вспомнив, что мы живем еще пока в диких дебрях, где встречается больше зверей, нежели людей, я успокоился, так как различные курьезы на Руси довольно часты. Со своей же стороны я имею только к вам, многоуважаемый Николай Александрович, большую просьбу: несмотря на пошлости, вас окружающие, и несправедливости, которыми вам платят за великое, честное и доброе ваше дело, не бросайте этого дела. Поверьте, что есть гораздо больше таких людей, которые благодарят вас душевно теперь и всегда будут чтить вашу память как человека, действительно сделавшего доброе дело» (14 июня 1872 г.).
Мотив этого письма из Петербурга замечательно совпадает с мотивом адреса Бахмутского уездного училищного совета барону Корфу по поводу его забаллотировки. Правильно охарактеризовав значение его деятельности как для целого уезда, так и для всей России, бахмутский училищный совет говорит далее в своем адресе:
«Факт, так неожиданно совершившийся 20-го мая 1872 года, ясно говорит сам за себя, и особенно он понятен для нас, служащих и трудящихся на одном с вами многотрудном поприще начального народного образования… Совершившееся у вас событие не могло не произвести на вашу благородную душу впечатление самое тяжкое не в смысле личной обиды и оскорбления, а ввиду тех важных и великих по своим последствиям потерь, которые в подобных случаях и при подобных обстоятельствах терпит наш простой народ».
Выразив затем уверенность, что барон Корф «снисходительно отнесется к делу, которое совершилось и может повториться под влиянием непреодолимых еще обстоятельств самого грустного свойства», бахмутский училищный совет продолжает:
«Оставшиеся при вас и с вами неотъемлемо Богом данные вам гениальные способности и практический верный взгляд на дело начального образования, ваше в нем особое уменье, этот внутренний, счастливый, стройный порядок душевных ваших сил в состоянии явить нашему краю и всему отечеству, что для истинного гражданина, истинного сына отечества не сильны преграды, воздвигаемые иногда по недоразумению, а иногда и по другим причинам».
Но у барона Корфа нашлись друзья не только за пределами, но и в пределах уезда. Забаллотированный дворянами, он был выбран в земские гласные из пяти избирательных уездных крестьянских съездов в трех съездах, и притом подавляющим большинством голосов. Факт тем более отрадный и назидательный, что он произошел не только без малейшей агитации со стороны барона Корфа, но даже и при отсутствии его в Александровском уезде, так как немедленно после забаллотирования на съезде землевладельцев он уехал по делам в Екатеринослав.
Указанное единодушие крестьян при избрании барона Корфа в гласные вызвало задушевный отклик со стороны попечителя Кавказского учебного округа Неверова, который все еще находился с ним в деятельных связях, продолжая командировать в Александровский уезд новых и новых деятелей по народному образованию, так как от таких командировок была явная польза для успехов народного образования на Кавказе. В письме от 3 июля 1872 года Неверов, выражая барону Н. А. Корфу «глубочайшую благодарность» за ту «предупредительность», с которой он знакомил кавказцев с устройством своих школ и их ходом, а также и за «чисто русское радушие», говорит далее:
«При этом случае позволяю себе высказать то душевное наслаждение, с которым я прочел в газетах известие, что если вас не пожелали или не умели оценить помещики, то единодушный выбор вас крестьянами в свои представители ясно показал, что благотворная ваша деятельность на пользу народного просвещения вполне оценена народом русским. А это – не сомневаюсь в том – в глазах ваших и всех понимающих и сочувствующих вам, конечно, выше и дороже всего. Да даст вам Бог силы и здоровья трудиться на этом поприще, на котором вы стяжали вполне заслуженное вами сочувствие и уважение».
Единодушие, с которым крестьяне избирали барона Корфа (конечно, не без противодействия со стороны тайных его недоброжелателей),– факт единственный в летописях нашего общественного управления, и притом в высшей степени поучительный. Крестьяне, очевидно, понимали, за что именно выбирают они барона Корфа, для чего, собственно, необходим он им как гласный земства. Значит, у крестьян было уже сознательное отношение к народному образованию, была органическая связь с народными школами, насажденными неусыпными трудами и заботами барона Н. А. Корфа.