18 мая 1979 года
18 мая 1979 года
Сегодня пятница — конец рабочей недели. А сработали мы на этой неделе неважно. Даже был момент, когда стоял вопрос о возможности продолжения полета. А случилось вот что. В воскресенье был запущен очередной «Прогресс». Во вторник он благополучно состыковался со станцией. Правда, удар во время касания был сильным.
Мы думали, что нам разрешат в тот же день открыть люк в пришедший «Прогресс», да не тут-то было. Хотя по документации на проверку герметичности стыка полагается 24 часа, мы знали, что это время можно и уменьшить. Мы на это надеялись, и Земля нам обещала решить этот вопрос. Мы ждали весь день, а когда к вечеру спросили, когда откроем люк, — нам ответили, что по герметичности есть замечания и люк сегодня открывать не придется. Это было уже часов в 6 вечера, а так как мы встали в тот день в 4 утра, то, сильно расстроившись, сказали, что уходим со связи и отправляемся спать.
Утром настроение не улучшилось. Люк открыть не разрешили, но сказали, что через два-три витка разрешат. В этот день на корабле «Союз-32» надо было провести тест системы управления движением с включением большого двигателя. Этот тест проводит бортинженер. Я посмотрел еще раз документацию, хотя этот раздел и так знал наизусть. Там есть довольно жесткие ограничения по временам и последовательности выдачи команд. Отметил даже в инструкции одно тонкое место, для памяти, и даже написал карандашом слово «крышка». Настроение не улучшилось, но тест нужно было проводить, и я поплыл в транспортный корабль, чтобы в зоне связи выполнить эту работу. Тест проводится в зоне связи, чтобы сразу получить телеметрическую информацию. Я вел подробный репортаж о каждой выдаваемой команде и о том, что собираюсь делать дальше. В том месте инструкции, где вписал слово «крышка», я, видимо, боясь, что не уложусь в заданное время, нарушил последовательность выдачи команд. И хотя я перед каждой командой говорил, что собираюсь делать, Земля, видимо, не сразу поняла, к чему это ведет, и не одернула меня. На раздумье было секунд 40, но меня не остановили, и я включил двигатель. А нарушаемая последовательность команд приводит к тому, что включение двигателя происходит при закрытой теплозащитной крышке, которая в этом случае просто прогорает.
Приблизительно через минуту Вадим Кравец, бывший тогда заместителем руководителя полета, попросил повторить, в какой последовательности я выдавал команды. Я тут же сообразил, в чем дело, и сказал Вадиму: «Я все понял». Он еще раз спросил: «Ты понял?» Я говорю: «Да, крышка». И в голове стали лихорадочно прокручиваться варианты последствий этой ошибки. Вадим сказал, что они будут думать. Эта крышка обеспечивает температурные условия сопла двигателя, и без нее двигатель может переохладиться, а нам еще предстояло летать долго. Я понимал, что на Земле сейчас в каждом сеансе связи будут внимательно смотреть температуры на агрегатах двигателя, на баках с компонентами.
А температура на агрегатах стала падать. Мы вместе с Землей стали искать такое положение комплекса, чтобы стабилизировать температуру на «юбке» двигателя. Наконец оптимальное положение было найдено. Нужно было летать транспортным кораблем вниз, к Земле. Тогда на «юбке» двигателя держалась плюсовая температура. Только после этого у нас немного отлегло.
Дни летят за днями. Наш распорядок дня уже устоялся и выглядит следующим образом. Подъем в 8 часов утра — будит противным голосом сирена. Зарядка, в основном упражнения с эспандерами, минут на 30— 40. У меня уже сложился цикл из 10 упражнений. Вот они:
1) 70—80 оттягиваний носков ног с помощью длинного эспандера;
2) то же, только в быстром темпе, пока не начинает сводить мышцы голени;
3) имитация гребли с помощью длинного эспандера 150 раз;
4) приседания на двух ногах 60—80 раз;
5) рывок штанги снизу для мышц спины 50— 60 раз;
6) имитация подтягивания на перекладине 50— 60 раз;
7) связав два амортизатора в кольцо, надеваю их на шею и делаю 50—60 попыток распрямиться из согнутого положения;
8) имитация метания молота ? цикла по 15 раз каждой рукой;
9) упражнения на приводящие мышцы для обеих ног в обе стороны по 40—50 раз;
10) сгибания и разгибания с эспандером.
Такой комплекс я показывал по телевидению врачам, и они его одобрили.
После этого туалет и завтрак. Мы брились каждое утро электрической бритвой со специальной насадкой для сбора волос. Чистили зубы щеткой с вмонтированной в нее электрической батарейкой без зубной пасты. Протирали лицо и руки салфетками, пропитанными специальным лосьоном.
Завтрак, как правило, состоял из консервированного мяса, творога в тубах, хлеба, чая или кофе по желанию, печенья или бисквита. Все в подогретом виде. Набор консервированного мяса был очень разнообразным: свинина, говядина, антрекоты, язык, бекон, куры, индейки, различные паштеты... Нам больше всего нравился паштет из гусиной печени и колбаса. Завтрак занимал минут 10—15. Сразу после подъема я обычно закладывал пищу в подогреватель, и, пока мы занимались зарядкой, все уже было готово. Чай и кофе быстрорастворимые, и следовало в специальный пакет с сухим экстрактом только залить горячую воду. А воду горячую мы получали в основном из системы регенерации воды из конденсата. Конденсат — это водно-воздушная смесь, образующаяся из нашего пота и влаги и осаждающаяся на холодных трубах системы терморегулирования. Эта система давала около 0,85 литра воды на человека в день. Остальную часть воды нам доставляли грузовые корабли.
Естественно, что количество получаемой из конденсата воды во многом зависело от того, как мы занимаемся физическими упражнениями, с какой интенсивностью и как потеем. Конечно, мы пили не то, что собирается со стенок. Влага, или, как у нас называют, конденсат, собирается в холодильно-сушильных агрегатах и специальным насосом подается в систему регенерации воды из конденсата. Конденсат проходит через фильтр газо-жидкостной смеси. Здесь из смеси отделяется воздух, а жидкость идет дальше и поступает в блок колонок очистки, где происходит очищение жидкости от вредных примесей. Затем вода поступает в блок кондиционирования воды, где происходит насыщение воды солями. Специальные датчики контролируют качество воды, и если она не удовлетворяет всем предъявляемым требованиям, то вода поступает в контейнер технической воды. Если же вода находится в нужной кондиции, то она поступает в контейнер с питьевой водой. Дальше вода идет в блок раздачи и подогрева, где она доводится до кипения и используется для приготовления чая, кофе, продуктов из сублиматов, или же она может охлаждаться и тогда используется как питьевая вода. Эта система проходила длительный цикл отработки на Земле. И врачи самым тщательным образом контролировали качество воды. Множество доработок и изменений было внесено в процессе отработки системы, и мы действительно за все время полета не имели претензий к качеству воды и пили ее охотнее, чем воду, доставляемую в отдельных емкостях на грузовых кораблях.
Примерно в половине десятого утра начиналась работа по программе, которая до нас доводилась в предыдущий день. Эта утренняя работа в зависимости от ее характера продолжалась 2,5—3 часа. После этого в течение часа — физические упражнения. Один на вело-эргометре, а другой — на бегущей дорожке. На вело-эргометре каждый сам подбирал приемлемый для него цикл нагрузки, ускорений и расслаблений. На бегущей дорожке выполнялись бег и ходьба. Их темп также подбирался каждым по своим силам. Володя в основном бегал на дорожке в медленном темпе. Я же ходил и бегал в быстром темпе. Перед началом занятий мы надевали специальные спортивные костюмы и рядом размещали полотенца для вытирания пота. Минут через 10—15 после начала занятий лицо и открытые участки тела покрывались каплями пота, которые в невесомости не скатываются с тела, не соединяются друг с другом и имеют форму не чечевицы, как на Земле, а шара. Этот водяной горох можно убрать только полотенцем. К концу занятий вся форма была мокрой от пота, и мы ее сушили на вентиляторах.
После занятий — обед. Он состоял из первого блюда — какого-нибудь супа, заключенного в специальную тубу, и второго блюда — обычно в виде консервированного мяса, картофельного пюре — и различных соков, или чая, или кофе, или молока — по желанию. По субботам и воскресеньям в качестве деликатеса у нас была клубника с сахаром. Первые, вторые блюда и хлеб мы ели подогретыми. Кроме того, к обеду всегда был репчатый лук и чеснок. Любили также горчицу и хрен, фруктово-яблочные приправы.
После обеда, обычно минут 40, было личное время, которое каждый мог использовать по-своему, и, как правило, мы занимались подготовительными операциями к следующим сегодняшним экспериментам.
И опять работа по программе часа на 2—4, иногда больше, когда это требовалось или когда ее нельзя было прервать. Дальше следовали занятия физкультурой в течение одного часа. И если, допустим, я утром занимался на велоэргометре, то после обеда тренировался на бегущей дорожке.
Желания заниматься физкультурой не было. Это на Земле — удовольствие, а здесь каждый раз приходилось себя заставлять. Ведь, кроме того, что это тяжелая физическая работа, она еще и очень однообразная. Хотя бы придумать, что в это время еще можно делать, а то глядя в потолок — нудно же. Вот есть у нас такой прибор для электростимуляции мышц «Тонус». Наденешь электроды и сидишь 10—15 минут. За это время я успевал два рассказа Зощенко прочитать. И не только себе и Володе, но и смене в ЦУП. Зощенко действительно тонизировал. А вообще-то мы очень далеки от понимания, как действует невесомость. Может быть, надо не все мышцы нагружать, а выборочно? А вдруг наоборот? Но мы знали, что в столь длительном полете пока нет другого средства для сохранения здоровья.
В качестве ориентира мы имели предыдущий 140-дневный полет наших товарищей — Коваленка и Иванченкова. Для себя мы увеличили нагрузку примерно на 40—60 процентов по сравнению с ними. И мы надеялись, что после приземления относительно быстро восстановим свои силы.
Ужин, как правило, состоял из сублимированного картофельного пюре, сублимированного мяса, творога. Все это восстанавливали водой в течение 5—10 минут. Далее следовал чай или кофе с печеньем или бисквитом. У нас много было сладостей, конфет, но мы их ели мало. Больше хотелось чего-нибудь соленого. Но этого на борту не было вовсе.
За ужином следовало личное время. Но в течение этого времени нужно было изучить программу на следующий день, продумать ее, выяснить у Земли неясные места. В это же время мы выполняли мелкий ремонт, всякие усовершенствования, некоторую подготовку к завтрашней работе. Вечером же я вел записи в дневнике. В космосе, как ни странно, выяснилось, что оба мы малоразговорчивы. Редко беседовали о чем-то отвлеченном, не связанном с работой. Разве что в те дни, когда были сеансы связи с семьями. Разбередят душу, и предадимся потом воспоминаниям вслух. Мы слушали последние известия, новости спорта. Иногда нам передавали по телевидению на борт некоторые программы, в основном эстрадные и спортивные. В субботние дни группа психологической поддержки организовывала нам встречи с артистами. Это были приятные минуты для нас, но очень «волнительные», как нам уже потом рассказывали сами артисты, для них. Обычно такие встречи продолжались в течение двух, даже трех сеансов связи. Нам пели Ирина Понаровская и София Ротару. Рассказывали о своих творческих планах и работе Евгений Матвеев и Михаил Ульянов... Мы потом говорили, что считаем всех тех, кто принимал участие в таких встречах, соучастниками полета. Мы всем им очень благодарны за эти минуты отдыха.
Спать должны были ложиться в 23 часа, но, как правило, делали это с опозданием на час-полтора. Наблюдали Землю, проводили съемки ручными камерами, вели связь с Землей, слушали музыку. На борту у нас был кассетный магнитофон «Весна» и набор кассет. Успехом в основном пользовались эстрадная музыка, песни советских композиторов, лучшие зарубежные программы.
Был на борту и видеомагнитофон с запасом пленок. В основном это были юмористические фильмы и эстрадные программы. Иногда мы их смотрели. Володя очень любил мультфильмы.
В общем работали мы по земному расписанию, при двух выходных днях. Правда, один из них был санитарным. Мы или убирали станцию, или мылись. Ох эта космическая баня. Баня представляла из себя круглый целлофановый мешок, растянутый между металлическим полом и потолком, в диаметре около метра. На потолке снаружи помещались две емкости по 10 литров с горячей и холодной водой, подогреватель воздуха и пылесос, с помощью которого отсасывалась использованная вода в сборник для отходов.
Чтобы вода не попадала в глаза, надевались очки, как у пловцов. Вместо мыла использовались салфетки с моющим составом, причем почему-то таким едким, что если он случайно попадал в глаза, то глаза наливались кровью, и смотреть ни на что не хотелось. Кроме того, полдня уходило на то, чтобы подготовить баню, подогреть воду, а в конце все убрать и сложить в транспортное помещение. Видели, как собаки из воды вылезают и отряхиваются? Вот и мы в этой целлофановой трубе, что те собаки, так же отряхивали водную пыль с себя. Но все равно хорошо!
Как-то в сеансе связи комментатор Саша Тихомиров упрекнул нас в чрезмерной аккуратности! Вот, мол, готовимся к телесеансу, все раскладываем, убираем, а ему нужна рабочая обстановка. Его бы сюда! Понял бы, что в космосе лирический беспорядок не проходит. Космос любит аккуратность. Мне кажется, что я с закрытыми глазами мог любую вещь на станции найти. Что же касается «готовиться» — это да, я до сих пор не привык выступать перед телекамерой. Каждый раз волнуюсь.