I

I

Первые признаки недуга появились в начале 1962 года. У Каныша Имантаевича пропал аппетит. Неведомая ранее тяжесть разливалась по всему телу после еды, и он подолгу не мог избавиться от неприятного ощущения. Вначале академик относил это к последствиям недавно перенесенного гриппа и не придавал серьезного значения своему состоянию, надеялся, что в скором времени все пройдет.

Но шли дни, а перемены к лучшему не было. Сатпаев обратился к старому другу-врачу. Пройдя обычные процедуры обследования, Каныш Имантаевич понял, что доктор встревожен: стал настойчиво уговаривать его проконсультироваться у видного ученого-онколога...

— Ничего серьезного, Канеке. Какой-то воспалительный процесс в кишечнике... Может быть, потребуется небольшой курс лечения...

— А что, если до весны я съезжу на отдых? Источники Кисловодска никогда не были мне противопоказаны. Знакомое дело.

— Тогда уезжайте немедленно.

— Считайте, что я уже на курорте.

Этот разговор произошел в начале марта. Через неделю президент отправился на Кавказ. Проведя там с месяц, он почувствовал себя так, словно никакой хвори и не бывало. Каныш Имантаевич решил вернуться домой через Москву, чтобы мимоходом обсудить в столице неотложные дела. Однажды после ужина в гостинице он почувствовал режущую боль в желудке. Всю ночь академик не мог уснуть. На следующий день вновь пришлось обратиться к врачу. В больнице, куда его положили на обследование, через несколько дней состоялся консилиум, который постановил: необходима срочная операция.

— Дайте подумать, — сказал академик, — посоветоваться с семьей.

Вернувшись в гостиницу, он позвонил в Алма-Ату, на квартиру младшей дочери.

— Меиз, без тебя мне сейчас, видно, не обойтись. Отпросись с работы и побыстрее приезжай в Москву.

— Что случилось, папа?

— Ничего серьезного, балам29... Что я слышу — ты хнычешь? Я считал тебя взрослым, самостоятельным человеком!.. Мама не должна знать, что я тебя вызываю. Скажи, что едешь в командировку...

В столице Каныш Имантаевич постоянно останавливался в гостинице «Москва». В первое время он занимал трехкомнатный люкс на третьем этаже. Меиз в те годы еще училась в школе, иногда во время каникул отец брал ее с собой. Однажды, когда она уже была студенткой геологоразведочного факультета, они с отцом в очередной раз приехали в Москву. Обжитый ими люкс оказался занят. Знакомый администратор гостиницы предложил им день-два пожить на десятом этаже в однокомнатном номере. Им понравилось здесь — просторно, светло, уютно, а самое главное, тихо, сюда не доносился уличный шум, как на нижних этажах. А вид какой! Вся Москва словно на ладони: Манежная площадь, Кремль, университет, Мавзолей... Им так пришелся по душе этот номер, что и в следующие приезды Каныш Имантаевич стал останавливаться только в нем, даже звонил заранее, чтобы заполучить его. Вот и в этот приезд академик поселился в привычном 1052-м.

При входе в гостиницу Меиз встретила знакомых алма-атинских докторов — хирурга и онколога; это еще больше встревожило ее. Может, и они вызваны отцом? Значит, дело слишком серьезное...

— Папа, что это значит? — с дрожью в голосе проговорила она, едва войдя в номер.

С Меиз отец всегда бывал откровенен. Делился иной раз такими мыслями, в которые не посвящал даже жену. Они оберегали легкоранимую Таисию Алексеевну от волнений. Вот и теперь он вызвал из всего многочисленного семейства одну Меиз.

— Я сам ничего толком не знаю, балам, — начал академик, глядя прямо в глаза дочери. — Завтра поедем на прием к знаменитому хирургу Александру Александровичу Вишневскому. Он собирает из-за меня консилиум, будут все здешние светила медицины. А я пригласил туда алмаатинцев, которые давно уже лечат меня... И ты должна быть там.

Меиз отвернулась, чтобы отец не увидел выступившие слезы.

Мнения врачей на консилиуме разделились. Одни ратовали за немедленное хирургическое вмешательство, другие, сославшись на слишком высокое артериальное давление больного, возражали против операции и предлагали лечение радиоактивными лучами. Только в одном они были едины: прогрессирующая опухоль.

Чтобы лишний раз не мучить больного поездками взад-вперед, он был оставлен в госпитале Вишневского.

Утром следующего дня Каныш Имантаевич позвонил в гостиницу:

— Меиз, вызови машину из гаража Верховного Совета и увези меня скорее отсюда. Всю ночь глаз не сомкнул, давление поднялось.

Вернувшись в свой номер, он немедленно заказал билет на поезд.

В Алма-Ату приехали второго мая. Родственники, близкие друзья, которые все-таки узнали о неожиданной болезни президента, большой группой приехали встречать его на вокзал. А состояние академика тем временем улучшилось. Дорогой давление упало до нормы. Чем ближе подъезжали к дому, тем заметней настроение его повышалось.

Встречавшие, увидев по-прежнему веселого и жизнерадостного Каныша Имантаевича, терялись в догадках. Всей гурьбой проводили его до дома.