Глава двадцать четвертая
Глава двадцать четвертая
Я не знаю точно, как создать успешный ресторан
Так продолжалось двадцать лет. «Русский павильон» стал местом, необходимым Парижу. Нас полюбили посольства, Дома высокой моды, парфюмерные фирмы. Часто бывали банкеты после концертов, гастролей и премьер.
Я была довольна. Джонни, по горло занятый организацией дела, тоже. Наши милые служащие, представьте, тоже – и подолгу работали у нас.
И, наконец, публика явно получала удовольствие.
Иногда знаменитые пианисты или скрипачи приходили поужинать случайно или попадали на банкет, а потом возвращались и даже играли у нас.
Самой милой чертой «Русского павильона» (и моей гордостью!) было то, что посетители почти всегда возвращались к нам и приводили своих друзей. Видимо, такой был воздух в этом зале с розовыми абажурами на столах.
Фредерик Кастет, очень известный в Париже той поры дизайнер мехов, устраивал у нас вечера Дома Диора на семьдесят-восемьдесят человек. Он сам занимался оформлением «Русского павильона»: завешивал стены соболями, норками, шиншиллами, лисами и расставлял везде цветы – было очень красиво. Гостей встречали, как юные хозяйки, манекенщицы Диора, одетые в лучшие вечерние платья своей фирмы. Множество знаменитых клиенток Кастета – и София Лорен, и графиня Парижская, супруга графа де Бурбона, потомка свергнутых королей, местоблюстителя французского престола, и мадам Помпиду – бывали на этих вечерах, где все старались затмить друг друга (общий блеск не буду и описывать)…
Главный парфюмер Дома Диора всегда говорил своим манекенщицам: «Учитесь у Людмилы шарму и умению принимать гостей!»
Много вечеров устраивали у нас Дом Магги Руфф, Жан-Луи Шерер, Дом «Ланвен», Жак Хейм, г-жа Сизмек, владеющая теперь Домом Валентино.
В один из первых вечеров я пригласила господина Христиана Мило. Он был серьезный и известный кулинарный критик, автор «Кулинарного гида» по Парижу. Это очень важно для рестораторов: если попадешь в «Кулинарный гид», все к тебе приходят.
В тот вечер зал был переполнен, но я ему оставила столик. Вот уже десять часов… Одиннадцать… Грозного критика все нет. Ко мне подошла какая-то дама, спросила, почему пустует этот стол. Я была вынуждена объяснить, что жду одного журналиста (до сих пор помню, как она на меня посмотрела).
Вдруг из угла мне помахал господин, который пришел в мой ресторан в первый раз. Я подошла. «Позвольте спросить, кого вы ждете?» – «Мсье Мило», – отвечаю. А он говорит: «Это я. Уже час сижу здесь». О Боже…
Я ведь подошла к нему, как ко всякому новому посетителю, когда он только появился. И спросила: «Хотите селедки?» Он удивился, но сказал: «Да». – «Может быть, и котлеты по-киевски?» – «Да, да, пожалуйста». Когда же я узнала, что этот скромный незнакомец и есть Мило, то пришла в ужас, потому что кулинарным критикам всегда стараются предложить самое роскошное и дорогое (икру, например).
Но после этого он написал о ресторане замечательную статью: «Можете спокойно идти в “Русский павильон” – вас никто не будет “нагревать”». Это была отличная реклама – я до сих пор ему благодарна.
«Господа, начинайте с тихого вальса, чтобы людям не приходилось сразу есть с невероятной быстротой, – говорила я своим музыкантам. – Под медленную музыку ужинают с удовольствием, неспешно разговаривают. Ритмичная вынуждает быстрее есть, и вечер заканчивается после десерта».
У меня был свой столик (всегда кто-то был приглашен, было приятно по вечерам видеть рядом друзей). Но заниматься клиентами это не мешало. Когда я выходила петь, всегда говорила: «Какая публика!»
И говорила, право же, совершенно искренне.
Я гордилась тем, что к нам не раз приходил Феликс Юсупов. Он и в начале 1960-х был так же красив, изысканно одет, как в давние годы, когда я впервые его увидела. Никогда больше я не встречала человека с такой фигурой и осанкой! Однажды, когда он был у нас, пришла поужинать после гастрольного спектакля труппа Кировского балета. Их привел известный импресарио Томази. Не знаю, он ли сказал артистам, кто этот господин, или узнали сами, но у танцоров загорелись глаза: «Вот этот старик убил Распутина!»
Я спросила: «Князь, можно молодым людям подойти к вам, попросить автограф?» – «Конечно, графинюшка!» – так он меня в шутку называл.
Боже, как они смотрели на Юсупова! Точно какой-нибудь мифический «гений места», призрак старого Петербурга возник из сумерек у них на глазах, чтобы поужинать за соседним столиком «Русского павильона».
К нам приходил и Жозеф Кессель, французский писатель русского происхождения, автор романа «Княжеские ночи». Член Французской академии, он жил среди цыган. И у них научился есть – медленно, с хрустом, при стечении публики – стеклянные стаканы.
К счастью, у меня в ресторане он их никогда не ел.
Бывал у нас Эрте, которого я упоминала раньше, – талантливый декоратор. У него было прозвище «Бабушка», он ходил в парике, пудрил нос, украшал галстук элегантной заколкой и носил костюмы-тройки, застегнутые на все пуговицы, благо позволяли рост и талия. Он прожил в Париже около восьмидесяти лет, приехав из Петербурга еще до начала Первой мировой войны, и его настоящее имя было Роман Тыртов. А Эрте – псевдоним, составленный из первых букв имени и фамилии.
Я купила несколько его рисунков 1940-х – 1950-х годов, но не у него, а у своего друга, коллекционера Володи Хоффмана. Володин отец Ростислав, директор «Женес музикаль» и известный историк, выпустил в свет мою первую пластинку.
Наряду со старыми близкими и заочными знакомыми в ресторане стали бывать совершенно новые люди.
В 1961 году в Париже остался Рудольф Нуреев. Он очень подружился с Наташей, сестрой Никиты, моего первого мужа. И приходил к нам в течение долгих лет.
В мой ресторан часто приходили художники Борис Зеленин, Николай Дронников, Вильям Бруй, Иван Путелин, Олег Целков.
Я очень люблю семью Целкова! Мать актрисы Тони Целковой, жены художника, Лидия Федоровна Пипчук, делала для «Русского павильона» изумительные пельмени. Она сама пришла с ними ко мне, принесла на пробу. И я немедленно попросила ее лепить их для нас.
Лидия Федоровна была военной летчицей, а затем воспитательницей в детском саду в Полтаве. Замечательная дама! Она так и не овладела французским языком и объяснялась с бакалейщиками с помощью мимики и жестов, но пельмени и песни под русскую гитару стали символом ее жизни в Париже.
У меня есть несколько картин Зеленина, он часто бывал у нас с женой. Путелин пел у меня одно время, сейчас сделал большую карьеру (этого следовало ожидать, он талантливый человек, совместивший голос и художественный дар, что редкость).
Хорошо помню мать Михаила Шемякина, Юлию Николаевну Предтеченскую, бывшую актрису Ленинградского театра Акимова и советскую кинозвезду 1930-х годов. Муж ее был полковником, после войны они жили в Германии и Риге. Позже она руководила кукольным театром в Воркуте. А когда ее сын Миша оказался за границей, мама поехала к нему, за что Юлию Николаевну очень корили военные сослуживцы покойного мужа. Ее пугали тем, что она никогда больше не увидит «шестую часть суши».
Однако, естественно, после перестройки Юлия Николаевна возвращалась. И недавно скончалась в Нью-Йорке, в гостях у собственного сына.
Шемякин дружил с еще одной моей посетительницей, Диной Верни, галеристкой и моделью Аристида Майоля и Анри Матисса. Дина Верни основала музей в Париже, сейчас он хорошо известен.
Однажды в ресторан ко мне пришла советский министр культуры Екатерина Фурцева со своим добрым приятелем, французским импресарио и мужем балерины Ирины Бароновой, сыном Станиславского (Фурцева этого импрессарио обожала). Я предложила министерше семгу. А Фурцева ответила: «Нет, мне лососину». В тот вечер у меня пела певица Ольга Потемкина – Фурцевой очень понравилась ее длинная русая коса. Но меня госпожа министерша явно невзлюбила!
Очевидно, из-за семги. Лососина ценнее и дороже.
В разные вечера, в разные годы бывали: Джина Лоллобриджида, Софи Лорен, Вирна Лизи, Анна Маньяни, Людмила Черина, Наталия Макарова, хореографы Валерий Панов и Владимир Деревянко, мексиканская кинозвезда Мария Феликс, Роми Шнайдер, Мишель Морган, Майкл Кейн, Питер О’Тул, Питер Устинов и его сын, писатели Ромен Гари и Жозеф Кессель, Ален Делон, Роман Полански, Жан Маре, Теренс Янг, Жорж Чеко, югославская певица Вука, Витторио де Сика, Жан-Поль Бельмондо, скульптор Сезар, шахиня Сорайя, композитор Косма, Арманд Хаммер, испанская певица и актриса Надя Лопез, известный французский киноактер Лоран Терзиефф, Шарль Азнавур, Сергей Михалков, Илья Глазунов, Мстислав Ростропович, многие, многие…
Частым гостем был наследник престола Марокко, будущий король Хасан Второй. Его сестра Айша, посол Марокко в Лондоне, приходила с мужем, а то и со всей свитой. И брат, и сестра любили мое пение и мои пластинки.
Как и вначале, я часто пела в своем ресторане. В Le Monde появилась рецензия Куртина: «Людмила – большая, настоящая русская и цыганская певица. Славянская душа? Вот она! Нежная, сумасшедшая, дерзкая, насмешливая, дикая и божественно женственная, самая русская из парижских певиц, самая парижская – из всех русских…»
Чаще других появлялись, конечно, мои друзья разных поколений. Юный Даниэль Варсано праздновал у нас свое восемнадцатилетие (среди его гостей были внук де Голля, внук Дассо, ведущего французского авиаконструктора, знаменитая пианистка, профессор Парижской консерватории Магда Тальяферро, известные артисты).
Даниэль сел к роялю, играл Шопена. Я подошла к нему, он спросил: «Как вы думаете, стану я когда-нибудь пианистом?» Я сказала: «Думаю, да…» С тех пор мы стали большими друзьями, а юноша, как известно, сделался знаменитым музыкантом.
Его отец, Морис, был «сахарным королем» и, несмотря на то что был некрасив внешне, оставался человеком большого шарма и ума. Я у них часто гостила, в их замке Вильфранш на юге Франции. Даниэль, к большому моему сожалению, рано умер. Я очень грустила… С мамой Даниэля, Лидией Борисовной, мы дружны до сих пор.
Трогательное воспоминание: из Нью-Йорка приехал инженер Василий Лермонт и сказал, что долгие годы не может забыть ни мой голос, ни меня.
Ну что ж – я подарила ему свою пластинку. Любезность за любезность…
Мы провели вечер вместе, пили, говорили – и я сама вновь была очарована. Были мы совершенно разные люди, но оба русские. Он любил, главным образом, себя и свои представления о жизни. А я, наоборот, люблю людей и свободу.
И все же Лермонт приходил каждый вечер. И моему сердцу были дороги эти разговоры. Время шло. Чувства между нами становились все теплее. Однажды мы завтракали в «Ритце». И вдруг я сказала себе: «Не хочу, не хочу…»
И написала Лермонту прощальные стихи:
Печальный был день и суровый,
Как твои
С поволокой глаза.
Укутав лицо
В воротник бобровый,
Сказала я: – Ладно,
Прощай навсегда.
Помчались. Заискрились слезы,
Суетливо дрожала
В перчатке рука.
Разлетелись,
Рассыпались грезы,
Замутилась
От боли и горя душа.
Стихи опубликовала «Русская мысль». Позже я записала их на одну из своих кассет в виде мелодекламации. С Лермонтом мы больше никогда не встречались…
Кто еще приходил к нам?
Бывал, приезжая в Париж, композитор Никита Богословский. Я любила и пела его «Темную ночь», «Одессу», «Три года ты мне снилась», в эти вечера сам автор аккомпанировал мне.
Бывали, приезжая в Париж, русские харбинцы. И польская колония парижан – Януш Вакар с женой Галиной, Збышек Моравски, Войтек Сицински с женой Анной, Збигнев Носальски, принцесса Нинон Радзивилл со своим мужем, промышленником Агояном. Все они любили русские песни, много смеялись и сами пели.
Иногда в вечерних городских газетах появлялась такая вот бесхитростная светская хроника, как эта (France Soir от 9 мая 1963 г.):
«Жеральдина, королева Албании, в сопровождении сына обедала в “Русском павильоне” в обществе принца Наполеона и маркизы де Бретей. Меню: икра, котлеты по-киевски, сладкие пирожки по-украински, вино белое, вино красное и водка (в изрядных дозах)».
«Русский павильон» оказался весьма успешной во всех отношениях идеей. Семь месяцев в году мы были открыты, пять – отдыхали. Это позволяло нам ходить в театры, путешествовать.
Конечно, во владении рестораном есть свои трудности. И у нас их было немало. Но мы всегда вовремя получали кредит – и старались вернуть его как можно быстрей.
Я не могу объяснить, что нужно, чтоб ресторан стал успешен и любим. У меня нет и не было никакой системы. Я вела дело так, как всегда принимала людей дома: вот моя единственная идея. Если же я беру за это деньги – тем более обязана дать максимум удовольствия. И музыку, и пение, и чтобы каждому в этот вечер было хорошо – иначе зачем нужен ресторан?
У нас дома всегда были гости, так что я просто осталась верна своим привычкам.
Но уроков никому давать не могу.
Комментарии
Жан-Луи Шеррер (р. 1935) – французский кутюрье.
Жак Хейм (1899–1967) — французский кутюрье. Его ранние модели произвели сенсацию на знаменитой парижской выставке «Ар-деко» (1925), давшей название ведущему стилю дизайна 1920-х гг. В 1930 г. преобразовал меховое предприятие, унаследованное от родителей, в Дом моды. В 1930-х – 1940-х гг. – один из ведущих модельеров Парижа, в 1958–1962 гг. – президент Синдиката высокой моды.
Рудольф Нуреев – Нуриев (Нуреев) Рудольф Хаметович (1938–1993), артист балета, хореограф, дирижер. Солист Кировского театра (1958–1961), в 1961 г. во время гастролей остался на Западе. Работал в Королевском балете Великобритании, гастролировал с программой «Нуреев с друзьями». В 1985–1989 гг. – художественный директор балета парижской «Гранд-опера».
Николай Дронников (р. 1930) – художник, скульптор, книжный график. В 1974 г. эмигрировал из СССР во Францию. Известен как портретист, иллюстратор стихов Г. Айги, мастер малотиражной книги.
Олег Целков — Целков Олег Николаевич (р. 1934), художник, один из самых ярких представителей советского «неформального искусства». С 1977 г. живет во Франции.
Екатерина Фурцева – Фурцева Екатерина Алексеевна (1910–1974), министр культуры СССР в 1960–1974 гг.
Ольга Потемкина — Ольга Владимировна Потемкина (1942–1993), парижская кабаретная певица, состояла в браке с исполнителем русских песен Марком де Лючеком.
Людмила Черина — настоящее имя Моника Чемерцина (р. 1924), балерина, киноактриса. Ученица О. Преображенской. Солистка балета Парижской оперы, танцевала также в Метрополитен-опера, в балете Ла Скала и других труппах. В 1958 г. основала собственную балетную труппу. Исполнительница ведущих ролей классического репертуара, главных партий в балетах Фокина, Лифаря и др.
Наталия Макарова – Макарова Наталия Романовна (р. 1940), балерина, солистка Театра им. Кирова (1959–1970), с 1970 г. в эмиграции в США, в труппе «Американский балетный театр» (с 1970), в Королевском балете Великобритании (1972–1989) и других труппах. В 1989 г. оставила сцену, выступала в концертах.
Валерий Панов – Панов Валерий Матвеевич (р. 1938), артист балета, педагог, хореограф. Солист Театра им. Кирова, лауреат Госпремии СССР (1970). В 1974 г. эмигрировал, работал в труппах западного Берлина и Вены, в 1985–1986 гг. руководил Королевским балетом Фландрии (Антверпен), затем балетной труппой Боннского оперного театра. Десять постановок В. Панова были оформлены А.А. Васильевым.
Владимир Деревянко – Деревянко Владимир Ильич (р. 1959), артист, хореограф. В 1977–1983 гг. – солист Большого театра, с 1983 г. живет в Риме. В 1986–1990 гг. – солист труппы Цюрихского балета, в 1988–1991 гг. – солист балетной труппы Гамбургской оперы п/р Дж. Ноймайера. С 1993 г. – руководитель балетной труппы Дрезденской оперы.
Мария Феликс (р. 1919) – мексиканская киноактриса, снималась в фильмах Закариаса, Ренуара, Буньюэля.
Питер О’Тул (р. 1932) – американский киноактер.
Питер Устинов (р. 1921) – английский актер, режиссер, писатель. Двоюродный племянник художника А.Н. Бенуа.
Ромен Гари — настоящее имя Роман Касаев, псевдоним Эмиль Ажар (1914–1980), французский писатель и дипломат русского происхождения. В годы Второй мировой войны сражался в армии де Голля. В 1950–1960-х гг. был послом Франции в Швейцарии, консулом в Лос-Анджелесе, спикером ООН. В 1956 г. получил Гонкуровскую премию за роман «Корни неба». В 1974 г. придуманный Гари писатель Эмиль Ажар получил Гонкуровскую премию за роман «Вся жизнь впереди».
Роман Полански (р. 1933) – кинорежиссер польского происхождения. Дебютировал как актер в фильме Анджея Вайды «Поколение» (1955), в конце 1950-х снял свои первые фильмы, отмеченные мотивами гротеска, абсурда, садомазохизма. С 1965 г. жил и работал в Англии, затем в США, с 1977 г. в Париже. В 1969 г. имя Полански приобрело трагическую известность после жестокого убийства в Голливуде его жены, кинозвезды Шэрон Тейт. Среди его фильмов – «Отвращение» (1965), «Тупик» (1966), «Бал вампиров» (1967), «Ребенок Розмари» (1968), «Макбет» (1971), «Китайский квартал» (1974), «Тэсс» (1979), «Пираты» (1986), «Горькая луна» (1992), «Пианист» (2001).
Жорж Чеко – кинопродюсер фильма «Черный тюльпан».
Витторио де Сика (1901–1974) – итальянский кинорежиссер.
Сезар – Сезар Бальдаччини (р. 1921), один из крупнейших скульпторов Франции XX в. В 1960 г. вошел в группу «новых реалистов», однако искал свои способы «овладения реальностью». В середине 1960-х начал работать в «технике сжатия», создавая серии объектов, которым сжатие под прессом, деформация придавали особую выразительность.
Арманд Хаммер (1898–1990) – американский бизнесмен, нефтепромышленник. Основы многомиллионного состояния заложил в СССР в первые годы революции, в частности, скупая антикварное наследие. Создал музей Арманда Хаммера в Калифорнии.
Лоран Терзиефф — настоящая фамилия Чемерзин (р. 1935), французский актер. Снимался в фильмах Марселя Карне «Обманщики», Роберто Росселини «Ванина Ванини», Луиса Буньюэля «Млечный путь», Пьера Паоло Пазолини «Медея».
Никита Богословский – Богословский Никита Владимирович (1913–2004), композитор.
«Три года ты мне снилась» – песня Н. Богословского на стихи А. Фатьянова, написанная для второй серии фильма «Большая жизнь» (1946). Песня подверглась партийной критике, А. Фатьянов был заклеймен как «поэт кабацкой меланхолии».
Данный текст является ознакомительным фрагментом.