Поэзия, живопись, кино
Поэзия, живопись, кино
«Я НЕ ЗНАЮ, ОТКУДА ПРИХОДЯТ СЛОВА И МЕЛОДИИ»
— Творчество… сейчас это для меня физическая потребность, как спать, например. Я могу просто смотреть в окно, иногда толчком служит какая-то книга, фильм… Берешь гитару в руки, играешь на ней, просто перебираешь аккорды, и вдруг находишь какой-то рифф, появляются слова. Вещь может совершенно поменяться в процессе работы над ней, я имею в виду и ритмический рисунок, и текст. Бывает, что фразы, слова, которые были сначала в одной песне, потом оказываются в другой, может быть, даже служат поводом для написания новой.
Ленинград, 1985 [10]
— Я не пишу только ночью. Потому что это процесс немножко другой. Другое дело, что я пишу о каких-то ночных делах, но при этом необязательно, что самое большое количество впечатлений я получаю ночью, которые потом перерабатываются и становятся песнями. Что касается ночи и дождя, то действительно это все как-то меня, скажем, волнует.
Волгоград, апрель 1989 [53]
— Для того чтобы появилась мелодия, музыкального образования можно и не иметь.
Минск, май 1989 [55]
«МОЯ ДУША — В МОИХ ПЕСНЯХ»
— Нам за честность могут простить практически все: и, скажем, недостаточно профессиональную игру, и даже недостаточно профессиональные стихи. Этому есть масса примеров. Но когда пропадает честность — уже ничего не прощают… Можно считать себя честным сколько угодно. Главное в том, считают ли тебя честным остальные. Человеку же, который заведомо пишет музыку для того, чтобы жить в достатке, но поет о том, что он борец за идею, — просто не верят.
<…>У меня есть своя жизненная позиция. Я пишу песни, и это необходимый для меня процесс. Я пишу о том, что происходит вокруг меня. Я не думаю, что при помощи материальных благ можно как-то усыпить действительно талантливого человека. Конечно, ему будет уже труднее, как труднее понять друг друга, допустим, неустроенному и тому, кто уже достаточное время живет в полном комфорте, и последний вряд ли сможет написать правдиво о проблемах первого.
<…> Я пишу песни не потому, что нужно, а потому, что меня лично волнуют проблемы. Вот как раз, когда «нужно», получается нечестно. А если меня не волнует какая-то проблема, если не почувствовал то, что меня бы задело, — я не могу писать песню.
<…> Я считаю, что слова играют огромную роль. Очень часто бывает, что тексты доминируют над музыкой. И это, в принципе, единственный путь для самодеятельных групп, чтобы хоть как-то выжить, поскольку при современном уровне развития воспроизводящей, звукозаписывающей техники мы не можем конкурировать с западными музыкантами, которые имеют возможность записываться в специальных студиях, делать музыку гораздо более качественную… А если бы у нас еще и тексты были слабые[15], то нас бы просто никто не слушал.
Москва, 1987 [18]
— Совпадают ли «я» в песнях с собственным «Я»?
— Иногда полностью, иногда частично, иногда не совпадают совсем. Каждый раз по-своему.
Ленинград — Алма-Ата, ноябрь 1987 [25]
— «Мир Цоя — братство одиночек, сплоченное отсутствием выхода»?
— Это братство одиночек, но не сплоченное отсутствием выхода. Выход реальный существует… Ну, об этом долго можно рассказывать.
<…> Конечно, видны какие-то перемены, но на творчестве они никак не отражаются. А как они могут отражаться? Я же не певец социального протеста, не пишу песен «на злобу дня».
<…> Когда речь идет о песнях, я как раз сторонник слова «я». А что касается слова «мы», то я его сам не очень люблю. Как сказать, не то чтобы не очень люблю. Я сам пою песни такого рода, но в принципе такой путь иногда может привести к гораздо более страшным вещам, чем слово «я». Кто-то сказал замечательную фразу, что словом «мы» в истории всегда прикрывались самые последние подонки… Слово «я» в каком-то смысле честнее. Когда человек отвечает сам за себя: «я считаю так»… Но тоже это не всегда верно, потому что я слышал массу песен со словом «мы», и они мне нравятся…
Волгоград, апрель 1989 [53]
— Если бы я писал песни и заранее при этом вкладывал в них какую-то особую ответственность, думал об этом, — было бы плохо. Мне не нравятся люди, которые считают себя пророками и думают, что в состоянии научить других, как жить. Я пою о своих проблемах, увлечениях и никого учить жить не собираюсь. Если песни кому-то нравятся, то этому, конечно, рад.
<…> и еще — не принимать наши песни как истину в последней инстанции. Это всего-навсего песни, написанные на тексты одного человека, который может ошибаться.
Краснодар, май 1989 [57]
— Моя душа — в моих песнях.
Ленинград, октябрь 1989 [59]
«КОРНИ, БЕЗУСЛОВНО, КАКИЕ-ТО ЕСТЬ»
— Мы старались всячески избегать подражаний, конечно. Другое дело, что когда слушаешь много музыки, то неизбежно это как-то на тебя влияет. Поэтому, может быть, в каких-то песнях есть влияние там рэггей, каких-то песен, еще чего-то.
Минск, май 1989 [55]
— Все люди, с которыми я так или иначе дружил в жизни, оказывали на меня какое-то влияние, как, может быть, и я на них[16].
Харьков, сентябрь 1989 [61]
«ПЕСНИ ОЧЕНЬ МНОГИЕ ПОНИМАЮТ НЕПРАВИЛЬНО»
— Вместе с тем существуют разные тексты, в смысле отношения к ним слушателей и в смысле моего подхода к ним. Например, вопрос: что означает для меня слово «Камчатка»? Ничего конкретного, я там никогда не был, оно лишь подчеркивает некую абсурдность текста, его фантастичность. «Камчатка» и «Алюминиевые огурцы» — это чисто фонетика и, может быть, какие-то ключевые моменты, не связанные между собой и имеющие задачу вызвать ассоциативные связи. Можно назвать это реальной фантастикой. Можно в какой-то мере сравнить этот подход с театром абсурда Ионеско. Только у нас не мрачное разрешение элементов действительности, а более веселое. Но есть и другие вещи с совершенно конкретной ситуацией, например, «Бездельник», «Битник», в чем-то — «Троллейбус». Или — «Время есть, а денег нет» — эту ситуацию может понять любой.
<…> «Асфальт»[17], мне показалось, что это неудачная песня, мы ее убрали оттуда, а название сохранили (О длительности альбома «45». — Примеч. сост.).
Ленинград, декабрь 1985 [10].
— «Последний герой» — это, конечно, в песне герой такой. Много таких есть. Нет, не любер, но, может быть, также и любер. Это просто независимый человек. Или который хочет быть таким. Или ему кажется. Но это не я. Я не герой.
Алма-Ата, февраль 1989 [46]
Подход к иронии — глубоко закрытый. Когда пишу песни типа тех, что вошли в «Это не любовь», мне очень смешно. По идее, мы предназначали этот альбом молодым ребятам — лет под 20, а оказалось, что эту иронию улавливают более старшие люди — возраста 23–25 лет. Видимо, для более молодого возраста требуется повышенный драматизм ситуации. Может быть, поэтому молодежь так любит хэви-металл — требуется максимум энергии.
Ленинград, декабрь 1985 [10]
— «Восьмиклассница»[18], «Когда твоя девушка больна» и др.: у меня есть ряд песен, которые я называю шлягерами. Шлягерами в таком именно эстрадном смысле: максимально упрощенном, с упрощенными текстами. Если кто-нибудь знает альбом «Это не любовь», там есть несколько таких песен.
Москва, 1988 [30]
— Что такое Бошетунмай?
— Есть несколько разных версий возникновения этого слова… Просто такое вот волшебное слово.
Ленинград, 1988–1990 [32]
— Это древнее китайское слово, которое означает — «не продавайся». Но я не знаю, правильное оно или нет. Во всяком случае, я этого не имел в виду.
Ленинград, февраль 1988 [28]
— «Перемен!»… Как только началась гласность — все как с цепи сорвались говорить правду. Это было очень популярно. А в наших песнях нет никаких сенсационных разоблачений, но люди по привычке пытаются и здесь найти что-то эдакое. И в результате «Перемены» стали восприниматься как газетная статья о перестройке. Хотя я ее написал давно, когда еще и речи не было ни о какой перестройке, и совершенно не имел в виду никаких перестроек. Конечно, это не очень хорошо, но я думаю и надеюсь, что в конце концов все встанет на свои места.
Ленинград, 1988–1990 [32]
— Я не считаю «Перемен!» песней протеста.
Одесса, сентябрь 1988 [38]
— Вообще эти песни очень многие понимают неправильно…
Харьков, сентябрь 1989 [61]
«ТОЛКОВАНИЕ ПЕСЕН»
— Я считаю, что настоящая песня не нуждается ни в каких толкованиях. Она может быть многоплановой по смыслу, и каждый человек вправе сделать свое собственное толкование. Соответственно толкование песни будет субъективным. То есть оно может быть для одного хорошо, для другого плохо и т. д.
Новосибирск, декабрь 1988 [43]
— Объяснять песню — это все равно что объяснять анекдот. Это не интересно. Я не хотел бы ничего рассказывать. Я считаю, что все, что надо, там уже есть.
Мурманск, апрель 1989 [51]
— Я не пишу стихи. Я всегда писал только песни.
Таллинн, октябрь 1986 [13]
— Публиковать свои собственные стихи? Нет, я считаю, что они должны звучать вместе с музыкой, вернее даже, с группой.
Таллинн, лето 1987 [22]
«В ДЕТСТВЕ Я МЕЧТАЛ СТАТЬ ХУДОЖНИКОМ»
— Картины ты давно рисуешь?
— Давно.
— И много нарисовал?
— Довольно много.
— Ты их сильно ценишь?
— Очень.
<…> Иногда я рисую очень реалистические картины. Я учился рисованию, живописи десять или одиннадцать лет, поэтому я умею рисовать. Я знаю анатомию, как падает свет и все такое прочее. Иногда рисую собирательные картины, как «История любви», которая и висит в ДК Свердлова. Мне больше нравятся собирательные картины, как некая вещь, которая имеет меньше отношения к академическому искусству.
<…> Можно сделать коллаж из газетных статей, который будет отражением времени, который будет документом того времени, — это уже другое. И нужен человек, который его сделал бы[19].
Ленинград, 1988–1990 [32]
— Художественное училище им. В. Серова? Выгнали, но во многом это была и моя вина, потому что я не могу сказать, что отличался особой успеваемостью, так как в то время увлекся музыкой. Поскольку это для меня было уже совсем неинтересно, то совершенно закономерно — если б меня и не выгнали, я бы сам ушел.
Волгоград, апрель 1989 [53]
— Кем вы хотели быть в детстве?
— Художником.
— Чем вы занимаетесь в свободное время?
— Как несостоявшийся художник рисую для души.
Красноярск, декабрь 1989 [69]
— Конечно, это прекрасная идея — в зале выступает группа «Кино», а в фойе — мои картины, и особенно работы нашего барабанщика Георгия Гурьянова — известного авангардиста[20] за пределами нашей страны известного хорошо, а в Союзе значительно меньше. Но для таких серьезных гастролей, для попытки раскрыть себя наиболее многогранно как творческую личность, к сожалению, почти никогда не хватает времени, я бы сказал глубины организации гастролей. Наши менеджеры, к сожалению, считают своей главной задачей извлечение максимальной прибыли. Творческую сторону гастролей они во внимание не принимают. И зря. Во время моих выступлений в Америке американские менеджеры сразу устроили и выставку моих работ. Это, как они объяснили, значительно прибавило мне «долгосрочной популярности».
У нас, к сожалению, менеджеры еще не научились мыслить перспективно, живут в основном сиюминутным расчетом. Приносит Цой больше прибыли как музыкант — выжмем из этого все, что можно. А художник Цой пусть будет больше известен в Америке или во Франции — ведь наши выставочные залы дают доход во много раз меньше, чем концертные. Говоря все это, я имею в виду отнюдь не только себя, но и менеджеров отнюдь не местного масштаба, а самого высокого ранга.
Ташкент, март 1990 [72]
— Кого из художников ты наиболее ценишь?
— Георгия Гурьянова.
Пермь, апрель 1990 [83]
«КОНЕЦ КАНИКУЛ», «ЙА-ХХА!», «РОК», «АССА»
— Кино? Пригласили. Сначала в Киев на музыкальный фильм «Конец каникул»[21]. В нем участвовала вся наша группа.
Сыграл там главную роль и написал пять песен, затем появился Рашид, и была работа о ленинградском роке — фильм «Йа-хха!». Снялся также у Соловьева в «Ассе» и в фильме Алексея Учителя «Семь нот для размышлений» («Рок». — Примеч. сост.), тоже о рок-музыке.
Алма-Ата, осень-зима 1987 [26]
— «Рок» — он какой-то немножко сентиментальный, слюнявый; Гребенщиков с детишками и прочее… «Асса» тоже создана человеком не нашего поколения. «Игла» мне нравится больше… Наглый фильм.
Мурманск, апрель 1989 [50]
— Я не очень понимаю, зачем песня «Перемен!» нужна этой картине («Асса». — Примеч. сост.). Потому что песня там выглядит, на мой взгляд, таким вставным зубом. Я, в конце концов, не мог предположить, каков будет конечный результат. Отвечает за все это только режиссер. Я только рад, что мне удалось в этом фильме выглядеть максимально отдельно от всего остального.
Одесса, 16 сентября 1988 [37]
«ИГЛА»
— На самом деле фильм «Игла» был сделан так, что мы, наоборот, постарались отнестись ко всем суперменским вещам с некоторой иронией и немножко посмеялись над этим.
Алма-Ата, февраль 1989 [46]
— Вообще-то я не создавал ничего, просто старался быть естественным… И все же я позволил себе некоторые эксперименты. Ну, интересно иногда изобразить, скажем, хама. Я в жизни вряд ли повел бы себя так. Но все равно это недалеко уходит от реального персонажа, фильм делался без всяких костюмов и причесок. Я как ходил по улице, так и входил в кадр. Фильм снимал мой приятель Рашид Нугманов. Он позвонил мне и предложил эту работу. У нас был, конечно, первоначальный литературный сценарий, лотом Рашид написал режиссерский, со значительными изменениями. В конце концов от оригинала не осталось почти ничего.
Волгоград, апрель 1989 [53]
— Персонаж получился в целом, как мне кажется, симпатичным, хотя местами блистает отсутствием хороших манер… Мне не нравилось кино, которое всерьез похоже на жизнь. Хватит с нас того, что мы видим вокруг себя, на экране хочется увидеть что-нибудь другое, и я надеюсь, зрителям будет ясно, что мы делали этот фильм не без иронии… Кажется, Бунюэль сказал в свое время; кинематограф существует для того, чтобы развлекаться самому и развлекать своих друзей. Друзья остались довольны, и я был удовлетворен… Мы две недели работали в студии над музыкой к этому фильму, сделали фонограмму на тридцать минут, и очень жаль, что она вошла в картину только небольшими фрагментами среди радио- и телепередач с классической и эстрадной музыкой. Согласившись быть композитором картины, я предполагал, что это будет фильм с использованием только рок-музыки.
Краснодар, май 1989 [56]
— Это было тяжело и очень утомительно. Знаете, мотание туда-сюда по стране… Хотя скорее было интересно, потому что я был поставлен в оптимальные условия, в каких только может работать киноактер (если, конечно, называть эту работу киноактерской). Режиссер Рашид Нугманов — мой приятель, у нас схожие взгляды, поэтому мы делали все, что хотели, и мне никогда не приходилось наступать себе на горло. Мы друзья, поэтому, если мне что-то совсем не нравилось, Рашид от этого отказывался… Конечно, у Нугманова было свое мнение, а у меня — свое, что неизбежно. Мы с ним много спорили, и у него было гораздо больше прав. Но мне это не мешало, поэтому мы снова собираемся писать сценарий и снимать… Сценарий, от которого предыдущий режиссер отказался, попал нам в руки за две недели до начала съемочного периода. Мы его прочли и отложили. Снимали ту же историю, но тексты уже придумывали сами на площадках.
Москва, 1990 [88].
«ИДЕИ ОТНОСИТЕЛЬНО КИНЕМАТОГРАФА»
— Я достаточно давно играю и пою и примерно знаю реакцию зала на ту или иную песню, а вот попробовать себя в совершенно другом качестве и попытаться добиться желаемого весьма заманчиво. В последние годы получается так, что я постоянно занят в съемках, заканчивается одна картина и тут же начинается другая.
— Не будет ли кино доминировать в творчестве?
— Не думаю. Потому что противник перевоплощения. Главное, оставаться самим собой, а это невозможно для профессионального актера. Хотя трудно загадывать наперед. Мне кажется, кино и музыка, дополняя друг друга, могут сосуществовать в моей жизни.
Алма-Ата, осень-зима 1987 [26]
— У меня свои идеи относительно кинематографа, а у режиссера, как правило, свои. После этих фильмов мне много предлагали сниматься, но там я должен был действовать как профессиональный актер, носить какой-то костюм, произносить реплики, полагающиеся по сценарию… Мне это неинтересно.
Волгоград, апрель 1989 [53]