1980–1981 Алексей Рыбин и «Гарин и гиперболоиды»

1980–1981

Алексей Рыбин и «Гарин и гиперболоиды»

Группа под этим странным названием возникла летом 1981 года после или во время поездки в Крым, куда отправились Цой, Леша Рыбин (Рыба) и будущий вокалист и барабанщик Олег Валинский (Базис).

Дадим слово историографу.

Андрей Бурлака (из рок-энциклопедии, т. II):

«Появление на горизонте «новой волны» послужило катализатором радикальных изменений на подпольной рок-сцене: в воздухе запахло свежими музыкальными идеями, а все молодые музыканты жадно ловили скудно проникавшую в страну информацию о новостях культурной жизни Запада. Примерно тогда же Цой начал сочинять собственные песни: поначалу, как правило, это были меткие и остроумные зарисовки с натуры, фиксировавшие те или иные эпизоды жизни подростков из спальных районов.

Осенью 1980 года он в компании с «Автоматическими удовлетворителями» побывал в Москве, где без особого успеха исполнял свою песню «Вася любит диско» на серии квартирных концертов, организованных «Удовлетворителям» и их друзьям Артемием Троицким, а 21 марта 1981 года дебютировал на сцене кафе «Трюм» в качестве бас-гитариста той же группы. «Палата №6» к тому времени распалась (хотя «Ракурс» продолжал звучать до 1982-го), и в сентябре на свет появилась группа «Гарин и гиперболоиды» в составе: Виктор Цой и Алексей «Рыба» Рыбин (р. 21.12.60 в Ленинграде), гитары и вокал, и Олег «Базис» Валинский, барабаны, вокал. Последние двое до этого представляли собой две трети еще одной бит-группы «Пилигрим» (оставшейся третью был будущий гитарист «КСК» и «Объекта насмешек» Андрей «Дюша» Михайлов), а Рыбин, помимо того, всю весну 1981-го репетировал с группой «Абзац»».

Рыбин оставляет за кадром вопрос о выборе названия, хотя он по-своему интересен. Название довольно странное и необычное. Кто его придумал?

Четкого ответа на этот вопрос я в документах не нашел, поэтому возникла мысль найти Олега Валинского. В самом деле, я нигде не встречал его свидетельств или интервью с ним. Почему? Все же у истоков «Кино» стояло три человека, а не два.

Поспрашивав у приятелей Цоя, я узнал, что Олег Валинский ныне большой начальник на Октябрьской железной дороге. Поэтому через «Яндекс» я без труда разыскал телефон его приемной.

Далее начались трудности. Секретарша постоянно говорила, что у Олега Сергеевича Валинского совещание или он уехал на объект, и спрашивала, по какому я вопросу. Если бы я сказал, что меня волнует, кто придумал название группы «Гарин и гиперболоиды» и вообще все, связанное с этой группой, боюсь, меня бы поняли неправильно. Я отвечал, что я «по личному делу». «Позвоните позже», — говорила она. И я звонил позже с тем же успехом.

Наконец через неделю она сжалилась надо мной и соединила с помощником Валинского. И ему я рассказал правду.

«Понимаете, — проникновенно начал я, — ваш начальник когда-то играл в одной группе с Виктором Цоем. Лет тридцать назад. Вам знаком этот факт его биографии?» — «Да», — невозмутимо ответил он. Мне стало легче говорить, и я объяснил, чего я хочу.

Он все записал и обещал доложить Олегу Сергеевичу, а потом перезвонить мне и сообщить результат. Я повесил трубку и стал ждать.

Прошел день, потом другой, потом наступили выходные. И я понял, что Олегу Сергеевичу не очень хочется вспоминать свою боевую юность. Что ж, бывает…

Но в понедельник позвонил его помощник и объявил, что Валинский назначил мне встречу на пятницу в десять часов утра. Из-за пробок я опоздал минут на 5, и когда подходил к зданию Управления Октябрьской железной дороги (оно находится на Московском вокзале, за 7-й платформой), мне уже позвонил тот же помощник и поинтересовался, буду я или нет. Я сказал, что уже подхожу, мне выписали пропуск — и я оказался в приемной.

Секретарша доложила, и я был приглашен в просторный кабинет, где за столом руководителя с четырьмя разнокалиберными дисплеями сидел Олег Сергеевич Валинский — богатырского сложения мужчина (недаром прозвище его было «Базис») в расцвете сил и лет, с руками молотобойца и открытой приятной улыбкой на круглом лице.

Мы обменялись рукопожатием, я выложил перед ним диктофон, и наша беседа началась, точнее, мы с диктофоном стали слушать его воспоминания.