Теория и практика творения стиха

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Теория и практика творения стиха

Михаил Васильевич при жизни был прославлен как поэт и реформатор русского стихосложения. У него были выдающиеся современники и отчасти предшественники: князь Антиох Кантемир и сын астраханского священника Василий Тредиаковский.

Антиох Кантемир (1708–1744), получивший блестящее и разностороннее образование, был с 1732 года послом России в Англии и Франции. Среди его переводов, преимущественно стихотворных, была книга Б. Фонтенеля «Разговоры о множестве миров», запрещенная религиозной цензурой. Кантемир разрабатывал теорию силлабического стихосложения. По словам В.Г. Белинского, «его поэзия — поэзия ума, здравого смысла и благородного сердца… Насмешка и ирония — вот в чем заключается талант Кантемира».

Василий Тредиаковский (1703–1768) учился в школе, основанной католическими монахами-капуцинами, отлично знал латинский язык. В 1723 году отправился он в Москву и поступил в Славяно-греко-латинскую академию. Через три года уехал в Голландию, затем в Париж, служа при русских посланниках; слушал лекции в Сорбонне. Вернувшись в Россию, написал «Новый и краткий способ сложения российских стихов» (1735), где предложил силлаботонический стих взамен силлабического. Позже он стал членом Петербургской Академии наук по латинскому и русскому красноречию (элоквенции).

Силлабическое (от греч. «слог»), или слоговое стихосложение распространено в языках со стабильным ударением, например французском, польском, армянском. В каждой строке произведения обязательно должно быть определенное число слогов, одно или два ударения и строго фиксируемая пауза (цезура). У французов в 12-сложнике — ударение обычно на 6-м и на 12-м слогах; у сербов в 10-сложнике — на 3-м и 9-м).

С. Полоцкий, Ф. Прокопович, А. Кантемир обычно делали ударным предпоследний слог (женская рифма). Вот в 13-сложнике Кантемира:

Уме недозрелый, плод недолгой науки!

Покойся, не понуждай к перу мои руки…

Подводя русский язык, богатый неударяемыми и беглыми ударениями, под классические каноны с четко закрепленными ударениями на конкретных слогах, наши поэты-классицисты частенько вынуждены были коверкать произношение слов или допускали корявые словосочетания.

Силлаботоническое, слогоударное стихосложение — это правильное чередование ударяемых и неударяемых слогов: при одинаковом числе слогов (силлабизм) получается одинаковое число ударений (тонизм).

Тредиаковский, например, превосходно владел французским языком, переводил прозу и стихи французских авторов, первым ввел в русскую поэзию гекзаметр. Однако «поэтическим слухом» он, пожалуй, не обладал. Его стихи воспринимаются нами как весьма слабые (в то время так не считали). Вот как он воздавал хвалу Петру I и основанной им столице:

Отверзла путь, торжественны врата,

К Полтавским тем полям сия победа;

Великий сам, о! слава, красота,

Сразил на них Петр равного ж соседа.

Преславный град, что Петр наш основал

И на красе построил толь полезно,

Уж древним всем он ныне равен стал,

И обитать в нем всякому любезно.

А вот надпись Ломоносова к статуе того же императора, сочиненная примерно в то же время, что и стихи Тредиаковского:

Се образ изваян премудрого Героя, —

Что, ради подданных лишив себя покоя,

Последний принял чин и царствуя служил,

Свои законы сам примером утвердил,

Рожденны к Скипетру простер к работе руки,

Монаршу власть скрывал, чтоб нам открыть науки.

Когда Он строил град, сносил труды в войнах,

В землях далеких был и царствовал в морях,

Художников сбирал и обучал Солдатов,

Домашних побеждал и внешних супостатов;

И, словом, се есть Петр, отечества Отец…

Чеканный слог, отчасти архаичный стиль, исполненное смыслов содержание. Это стихотворение, в отличие от предыдущего, можно считать предтечей «Медного всадника» Пушкина. Хотя ощущается различие эпох, а не только стилей.

Со времен возвышения Российской империи при Петре Великом и укрепления ее связей с Западом в русской культуре настала пора классицизма. Ее первыми выразителями в литературе стали Кантемир, Тредиаковский, Ломоносов и Сумароков.

Наиболее характерны для этого направления возвышенные оды. Но те же авторы обращались и к другим жанрам: элегиям, сатирам, трагедиям. Подчас Тредиаковский, Ломоносов и Сумароков обменивались острыми, а то и злобными эпиграммами и язвительными баснями.

Сумароков, к примеру, в басне «Осел во львиной коже» сравнил самодовольного осла с уродом «из сама подла рода, которого пахать произвела природа». Намекал он — знатный дворянин — на крестьянского сына, ставшего академиком. Михаил Васильевич нанес ответный удар: «Свинья в лисьей коже». Озлобившись, Сумароков разразился пасквилем «Обезьяна-стихотворец».

Увы, талантливому стихотворцу Сумарокову недоставало благородства, чтобы признать величие Ломоносова хотя бы как мыслителя, ученого. Ведь если в феодальном обществе крестьянский сын, пробив сословные преграды, стал академиком, то уже за одно это он достоин уважения.

Стихи Ломоносова, исполненные в высоком стиле классицизма, восхваляют Российскую империю и ее правителей. Но восхищен он не только величием государства, но и великолепием русского языка. Какими бы ни были достижения Михаила Васильевича в теории стихосложения и языкознании, ему принадлежат реальные свершения в этих областях.

Он первым отметил выдающиеся качества русского языка. «Невероятно сие покажется иностранным и некоторым природным россиянам, которые больше к чужим языкам, нежели к своему трудов прилагали», — писал он в предисловии к «Российской грамматике» (1755). И продолжил: «Карл пятый, римский император, говаривал, что ишпанским языком с Богом, французским с друзьями, немецким с неприятелем, итальянским с женским полом говорить прилично. Но если бы он российскому языку был искусен, то конечно к тому присовокупил бы, что им со всеми оными говорить пристойно. Ибо нашел бы в нем великолепие ишпанского, живость французского, крепость немецкого, нежность итальянского, сверх того богатство и сильную в изображениях краткость греческого и латинского языка».

Как убедительно написано не только по смыслу, но и по звучанию!

В наше время высказывание Ломоносова не менее злободневно, чем в ту далекую эпоху, из-за того, что наш родной язык страдает от упрощения до убогости, засорения инородными словами, загрязнения междометиями и блатным жаргоном, изменением интонаций. Когда иностранные песни и оперы поют отечественные исполнители на языке оригинала, это не показатель высокой культуры, как некоторым кажется, а унижение родной речи и неуважение к слушателю.

Владея несколькими языками, Ломоносов имел все основания утверждать: «Сильное красноречие Цицероново, великолепная Вергилиева важность, Овидиево приятное витийство не теряют своего достоинства на российском языке. Тончайшие философские воображения и рассуждения, многоразличные естественные свойства и перемены, бывающие в сем видимом строении мира и в человеческих обращениях, имеют у нас пристойные и вещь выражающие речи. И ежели чего точно изобразить не можем, не языку нашему, но недовольному своему в нем искусству приписывать долженствуем».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.