ПЕРВАЯ КРОВЬ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ПЕРВАЯ КРОВЬ

Выбор Алексеевым Новочеркасска как места формирования армии был не случаен. В письме генералу М.К. Дитерихсу от 8 ноября 1917 года Алексеев писал: «Моя мысль, развитая и дополненная некоторыми прибывшими из центрa деятелями, такая: юго-восточный угол России — район относительного спокойствия и сравнительного государственного порядка и устойчивости; здесь нет анархии, даже ярко выраженной классовой борьбы, кроме, в известной мере, угольного и рудного участков. Здесь естественные большие богатства, необходимые всей России, на Кубани и Тереке хороший урожай… Как от масляной капли (отсюда) начнет распространяться пятно желаемого содержания и ценности…»{446} Другими словами, план Алексеева состоял в том, чтобы, не дожидаясь падения большевиков, начать строительство «второй России», своего рода острова стабильности, опираясь на который потом можно было бы приступить с освобождению Петрограда и Москвы.

Однако казаки, особенно те, кто недавно вернулся с фронта, были заражены анархическими настроениями не меньше, чем остальное население России. Генерал А.П. Богаевский, в будущем донской атаман, писал об этом так: «Разбрелись казаки по своим станицам, и каждый эгоистически думал, что страшная красная опасность где-то далеко в стороне и его не коснется. Отравленные пропагандой на фронте, строевые казаки спокойно ждали Советской власти, искренно или нет считая, что это и есть настоящая народная власть, которая им, простым людям, ничего дурного не сделает. А что она уничтожит прежнее начальство — атамана, генералов, офицеров да кстати и помещиков, так черт с ними! Довольно побарствовали!»{447}

К тому же в состав Донской области входили территории, где казачество составляло меньшинство. Это был многолюдный промышленный и торговый Ростов, портовый Таганрог и район угольных шахт на границе с Екатеринославской губернией. Здесь наиболее активную часть населения составляли рабочие, а настроение их было вполне большевистское. Существенно влияли на общий процесс разложения и солдаты запасных частей, расквартированных в пределах области.

2 ноября 1917 года донской атаман генерал А.М. Каледин подписал приказ за № 3288, в котором говорилось: «Ввиду развивающегося большевистского движения и пропаганду, Ростовское на Дону градоначальство, округа Черкасский, Ростовский и Таганрогский с городами Новочеркасском, Таганрогом и Азовом объявляются состоящими на военном положении»{448}. Еще раньше распоряжением Каледина было введено военное положение на территории Донецкого угольного района. Осознание бессилия заставляло донские власти хвататься за любую надежду.

В сентябре 1917 года на совещании в Екатеринодаре представители Дона, Кубани и Терека выдвинули идею создания союза «с целью сохранения здоровых частей государства от развала, образования сильной национальной власти в России, содействия борьбе с врагом и анархией». Месяц спустя, 16 октября, во Владикавказе в атаманском дворце собрались делегаты от казачьих войск юга, горцев Северного Кавказа и калмыков Астраханской губернии. Делегаты единогласно постановили организовать союз, который получил официальное наименование «Юго-Восточный союз казачьих войск, горцев Кавказа и вольных народов степей».

На заседании 21 октября был подписан Союзный договор. В качестве целей вновь образуемого объединения в нем называлось создание твердой и авторитетной государственной власти; содействие центральному правительству в борьбе с внешним врагом и в заключении мира; гарантию самостоятельности и независимости членов Союза в отношении их внутренней жизни; содействие членам Союза в подготовке и реорганизации внутренней жизни их как штатов будущей Российской Федерации.

Еще в ходе заседаний конференции во Владикавказ поступили телеграммы от Азербайджанского национального комитета, а также Уральского и Оренбургского казачьих войск о желании присоединиться к Союзу. Делегаты решили «предоставить право Азербайджану и казачьим войскам Уральскому и Оренбургскому вступить членами в Союз по письменному о том заявлению их органов власти». 31 октября представители Уральского войска подписали Союзный договор.

Столицей Юго-Восточного союза стал Екатеринодар. Здесь должно было располагаться союзное правительство, главой которого был избран донской политический деятель, в прошлом думский депутат и комиссар Временного правительства в Закавказье В.А. Харламов. В состав правительства вошли представители всех объединившихся в союз территорий.

У любого трезвомыслящего наблюдателя затея с Юго-Восточным союзом могла вызвать только скепсис. Уж слишком разнородным были его составляющие, да и к тому же пространственно расположены далеко друг от друга. Если представить себе карту Союза, то она выглядела бы не монолитом, а причудливым кружевом. Единственно, что отражало это начинание, так это растущие сепаратистские настроения казачества. Тем более удивительно, что Алексеев отнесся к созданию Союза вполне серьезно. Он дважды приезжал в Екатеринодар и после переговоров был назначен главой союзных вооруженных сил{449}. По воспоминаниям кубанского атамана А.И. Филимонова, Алексеев «не только не предостерегал нас от увлечения идеей сепаратизма, но как будто бы огорчался недостаточной интенсивностью его проявления»{450}. Видимо, сепаратистские настроения казачества рассматривались вождями нарождавшегося Белого движения как источник иммунитета против большевизма. Конфликт между белыми генералами и казачьими «самостийниками» был еще впереди.

Из второй поездки в Екатеринодар Алексеев возвращался через Ростов. В город он и сопровождавший его ротмистр Шапрон прибыли ранним утром и около полудня благополучно выехали в Новочеркасск. В этот же день, буквально часом позже, в Ростове вспыхнуло большевистское восстание. Казачьи полки, стоявшие в Новочеркасске, отказались выступить на его подавление. Атману Каледину пришлось вновь обратиться за помощью к Алексееву.

Днем 26 ноября под Ростов были направлены донские части, согласившиеся выполнить приказ атамана. Таковых набралось немного: пластунский батальон неполного состава и сотня юнкеров Донского училища. С ними отправилась Георгиевская рота, сформированная из добровольцев. В ночь на 27-е на помощь им выехал отряд полковника И.К. Хованского в составе Офицерской роты и Юнкерского батальона. В отряде было четыре пулемета и броневик{451}.

В пять часов утра отряд Хованского высадился из вагонов в полутора верстах от станции Нахичевань. Пользуясь темнотой, добровольцы выбили со станции немногочисленные караулы красных. На рассвете отряд Хованского начал наступление вдоль железной дороги в направлении рабочего предместья Ростова — Темерника. В центре наступала Офицерская рота, на правом фланге казаки, на левом — Юнкерский батальон.

Добровольцы отбросили красных к окраине Ростова, но на правом флаге наступление захлебнулось. В распоряжении Хованского не оставалось резервов, и он приказал Офицерской роте и юнкерам отступать назад. Бой длился до темноты, отряд Хованского потерял убитыми и ранеными примерно четверть своего состава{452}. Ночью добровольцы отошли на станцию Кизетеринка. Здесь выяснилось, что людей после боя нечем накормить. Добровольцы хотя бы имели с собой усиленный дневной паек, у казаков же не было и этого. В Новочеркасск был оправлен специальный нарочный, но и он не добился у интендантов ничего. Лишь с помощью местных дам-благотворительниц удалось собрать хлеб, чай и сахар и на другой день подвезти все это на позиции{453}.

Очевидец этих событий бывший член Государственной думы Н.Н. Львов вспоминал: «Я помню завывание вьюги ночью на станции Кизетеринке. Штаб стоял в дощатых станционных постройках. Тусклый свет фонарей в полном мраке. На запасных путях теплушки; туда переносили раненых и клали их в солому на холоде… Ночью копали мерзлую землю… Полушубки, чулки, валенки носили людям в окопы. В ноябрьскую стужу они пошли кто в чем был»{454}. Утром 28 ноября на станцию прибыла из Новочеркасска сводная Михайловско-Константиновская артиллерийская рота с сотней казаков и донским артиллерийским взводом. Помощь могла появиться и раньше, но машинисты отказались вести паровоз, и замену им пришлось искать среди юнкеров.

У юнкеров-артиллеристов возникла идея соорудить бронепоезд. Железнодорожные платформы спешно укрепили шпалами, установили пулеметы, и первый бронепоезд Добровольческой армии был готов. За этот день особых изменений «ростовский фронт» не претерпел. Во второй половине дня красные попытались атаковать, но были отбиты. На следующий день противник вновь предпринял атаку, на этот раз поддержанный огнем с яхты «Колхида», стоявшей в фарватере Дона. Но у добровольцев к этому времени было уже два орудия, плюс пулеметы «бронепоезда». Красных удалось отбросить, несмотря на большие потери. На этот день потери добровольцев убитыми и ранеными составили уже 72 человека. Интересный факт с точки зрения характеристики состава первых добровольцев: из 51 человека, доставленных в областную больницу и лазарет Общества донских врачей, 48 составляли юнкера и кадеты{455}.

30 ноября в Кизетеринку прибыл атаман Каледин, взявший на себя руководство операцией. Решающее наступление было намечено на следующий день. Здесь надо сказать, что и у красных дела обстояли не слишком хорошо. Стоявшие в Ростове четыре запасных полка объявили нейтралитет. Реально силы красных немногим превышали тысячу человек, хотя и в этом случае на их стороне был численный перевес.

Утром 1 декабря добровольцы пошли в атаку. Противник ожесточенно оборонялся, но неожиданно в тылу красных раздались орудийные залпы. Поначалу никто не понял, откуда взялась эта неожиданная помощь. Позднее оказалось, что это подошел из Таганрога отряд генерала Назарова.

В его распоряжении было всего полторы сотни добровольцев — офицеров и гимназистов, но главное — два полевых орудия. Силы невелики, но сработал эффект внезапности. Красные, атакуемые с двух сторон, бросили позиции и бежали. Окончательно Ростов был занят 2 декабря. В этот день главную улицу города — Садовую заполнила чисто одетая публика. Автомобиль атамана встречали цветами, невесть откуда взявшимися в декабрьский мороз. В этот же день в Новочеркасске хоронили убитых добровольцев. Посреди огромного войскового собора стояли девять простых гробов. Прощаясь с убитыми, Алексеев сказал: «Я бы поставил им памятник — разоренное орлиное гнездо, а в нем убитые птенцы — и на нем написал: “Орлята умерли, защищая родное гнездо, а где же были орлы?”»{456}. К сожалению, вопрос этот пришлось не раз задавать и позже.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.