ЭКСПЕДИЦИИ В АФГАНИСТАН, КИТАЙ, ПЕРСИЮ И ИНДИЮ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ЭКСПЕДИЦИИ В АФГАНИСТАН, КИТАЙ, ПЕРСИЮ И ИНДИЮ

Осенью 1898 года Корнилов прибывает в Туркестан, в распоряжение известного исследователя Центральной Азии, начальника 4-й Туркестанской линейной бригады генерала М.Е. Ионова. Сразу же молодой офицер покоряет старого исследователя тягой к новым знаниям и исследованиям.

В это время русские войска занимают важный стратегический пункт на правом берегу Аму-Дарьи — древнюю столицу Бактрии — город Термез, где и располагается штаб-квартира генерала Ионова. Прямо напротив Термеза на другом берегу реки находился Мазари-Шариф, столица «афганского Туркестана». Здесь, у выхода из ущелья Гинду-Куш, для прикрытия путей и перевалов через Бамьян в Кабул, афганцы соорудили крепость Дейдади. Крепость была построена не афганскими, а британскими фортификаторами, по последнему слову европейской военно-инженерной мысли. Таким образом, британцы укрепляли дальние подступы к Индии.

Первая разведывательная экспедиция Корнилова связана с рекогносцировкой приграничной с Афганистаном полосы. Официальных данных об этой командировке нет, кроме указаний в финансовых отчетах 13-го Туркестанского линейного батальона о том, что необходимо «выдать капитану Генерального штаба Корнилову до 300 рублей денег для разведок в Афганистане»{70}, и поэтому она приобрела полумифический, легендарный характер.

«Мне, — рассказывал М.Е. Ионов, — страстно хотелось выяснить характер работ, предпринятых афганцами, и по возможности воздвигнутых ими укреплений. Однако крепость стояла в пятидесяти верстах от берега, афганцы были бдительны и неумолимы к нашим разведчикам, и сведений об укреплении мы не имели»{71}. Как-то раз Ионов сетовал на недоступность Дейдади в присутствии Корнилова. Молча слушал молодой капитан сетования старого генерала, а в конце вечера попросил разрешения уехать в отпуск на три дня. Балуя симпатичного и старательного офицера, Ионов отпустил его, даже не спросив, куда он собирается ехать.

У Корнилова были знакомые туркмены, которых он любил за смелость и гордый нрав. Туркмены отвечали ему взаимностью, прежде всего потому, что он говорил на их языке так же хорошо, как и они сами. Не раз спрашивал русский офицер у них, что делается в Дейдади, но они лишь улыбались.

«— Поезжайте сами и посмотрите, что там делается, — сказал туркмен Корнилову, когда тот на настойчивый вопрос получил туманный и неопределенный ответ, — писал В. Севский. Вспыхнул Корнилов:

— Меня некому вести на том берегу, но я бы поехал, если бы нашлись проводники.

— Таксыр, я поведу тебя, если ты поедешь, — сказал один туркмен.

Другой прибавил:

— Но ты обещаешь нам, что ты не отдашься живым, если попадешь в плен. Будет неудача — мы все примем страшную смерть.

— Последняя пуля будет мне. Люди вашего народа не возьмут меня живым»{72}. В этот же вечер Корнилов обрил себе голову, подстриг усы, «вобрал в плечи» афганский полосатый халат и явился к готовым его сопровождать туркменам, которые не сразу узнали его. В сорока верстах от Термеза всадники нашли подходящее место для переправы. Сделав плот из козьих бурдюков, они сумели переправиться через бурные воды Аму-Дарьи.

На рассвете, отдохнув на постоялом дворе близ Дейдади, разведчики достигли крепости. Недалеко от Дейдади навстречу Корнилову подъезжает всадник. Туркмены предупреждают, что это афганский офицер, наблюдающий за крепостью. Заметив четырех всадников, он спрашивает их, кто они и куда едут. «Кланяется Корнилов афганцу и отвечает на его языке, четко выговаривая каждое слово:

— Великий Абдурахман, эмир Афганистана, собирает всадников в конный полк. Я еду к нему на службу.

— Да будет благословенно имя Абдурахмана, — отвечает афганец и проезжает дальше»{73}. Опасность миновала, и Корнилов со спутниками едет к крепости, попутно отмечая в памяти каждую деталь. Ему удается сделать пять фотоснимков и хладнокровно произвести съемку двух дорог, ведущих к российской границе. С тем же невозмутимым хладнокровием, какое проявляла группа в течение всей разведки, проехав пятьдесят верст по неприятельской территории средь бела дня, разведчики, при помощи команды охотников 13-го туркестанского батальона, переправляются на свой берег.

Вернувшийся из «отпуска» Корнилов молча подал генералу Ионову фотографии и объяснительную записку, в которой говорилось о том, что в случае боевых действий сложность положения российских войск состоит в том, что они будут оперировать в практически не освоенных и слабо укрепленных районах. Здесь же он предостерегал русское командование, в случае наступления на Афганистан, от втягивания войск в глубокие и узкие ущелья Гиндукушских гор. Удивлению Ионова не было предела.

— Но ведь вас же могли посадить на кол афганцы! — воскликнул генерал, обнимая разведчика.

— Я знал, на что шел, но зато вы получили необходимые вам сведения, — хладнокровно отвечал Лавр Георгиевич.

Ионов немедленно отправил в Ташкент, командующему войсками округа, подробный рапорт, требуя наградить капитана Корнилова орденом Святого Владимира с мечами и бантом. Но командующий посмотрел иначе на несанкционированную акцию. Генерал Ионов получил строгий выговор за то, что рисковал молодым способным офицером в делах, за которые афганцы «посадили бы Корнилова на кол»{74}. Сам же Корнилов получил выговор и угрозу месяца ареста за повторение подобного. Но выговор и угроза ареста — это одно, а взять на заметку инициативного, владеющего иностранными языками и способного к разведывательным операциям офицера — другое. В дальнейшем рекогносцировка, проведенная Корниловым, послужила отправным пунктом в мероприятиях по военной подготовке на границах Туркестана, а самому Корнилову стали поручать серьезные и ответственные задания.

Летом 1899 года ему поручают изучить район Кушки, направление на Мейман и Герат. В этом также непростом деле Лавру Георгиевичу опять помогают верные туркмены. Не успел Корнилов сдать эту работу, как в конце 1899 года ему поручают новую, серьезную и ответственную. Его командируют в Кашгарию. Командующий войсками Туркестанского военного округа генерал-лейтенант Н.А. Иванов в секретном рапорте на имя военного министра Куропаткина докладывал, что в Кашгарию «назначены были… Генерального штаба капитан Корнилов, помощником его 3-го Туркестанского стрелкового батальона подпоручик Кириллов и для заведывания почтовым сообщением между Кашгаром и Памирами 1-го Ташкентского резервного батальона поручик Бабушкин»{75}.

Кашгария, или Восточный Туркестан, по терминологии того времени, была практически неисследованной, древней (имеются упоминания в китайских источниках II века до Рождества Христова) и загадочной страной. Название Кашгария было дано этой местности по имени города Кашгара, бывшего одно время столицей независимого государства. Национальный состав населения был довольно разнообразен. Основную массу оседлого населения составляли так называемые «восточные туркестанцы», потомки «древних аборигенов этой страны, народа несомненно арийского происхождения, перемешавшегося с пришлыми тюрко-монгольскими племенами… В Южной Кашгарии хорошо сохранились отличительные признаки иранской расы, в Западной яснее выражена тюркская, а в оазисах Северной Кашгарии (начиная с Аксу) монгольская…»{76}. Китайцев же, живших там в то время, было всего 0,4 процента населения (меньше было только индусов и цыган, 0,3 и 0,1 процента соответственно). В конце XIX века Кашгария входила в состав Синьцзянской провинции Китая. На севере она граничила с Урумчийской и Илийской областями Синьцзянской провинции и с российской Семиреченской областью. На западе—с Ферганой, «русскими Памирами» и афганским Ваханом. На юге — с подконтрольными британцам Канджутом, Кашмиром и китайским Тибетом, а на востоке — с Ансийским и Куня-туффанским округами той же китайской Синьцзяндкой провинции{77}. Лежащая на пересечении древних караванных маршрутов Великого шелкового пути Кашгария открывала достаточно удобные выходы на российские территории — Алай, Тянь-Шань и Памир. Геостратегическое положение этой территории послужило причиной многолетнего англо-русского соперничества за политическое доминирование в этом регионе.

Экспедиция Корнилова совпала по времени с периодом наиболее активного изучения этой территории европейскими исследователями — шведским географом Свеном Гедином и британским археологом Марком Стайном, находки которого произвели «подлинную сенсацию в научном мире»{78}.

Сразу же по прибытии в Кашгарию Корнилов начинает активно работать — встречается с китайскими чиновниками и предпринимателями, налаживает агентурную сеть, много ездит по стране. Естественно и то, что отрад Корнилова находился в поле зрения как китайских властей, так и британской разведки. Британский консул Маккартни постоянно информировал разведывательный департамент штаба индо-британской армии о известных ему передвижениях русской группы.

Восемнадцать месяцев небольшой отряд из семи человек во главе с капитаном Генерального штаба Корниловым скитался по пустыням и оазисам Китайского Туркестана, по неприступным районам Тянь-Шаня, вдоль границ Ферганы, Семиречья, Индии и Тибета. Неделями и месяцами по обожженному солнцем и ветром краю ехал маленький караван, возглавляемый «сухощавым крепким человеком», заносившим на карту все изгибы гор и рек, все капризы природы. Для Корнилова была составлена специальная инструкция и определялись задачи и прежде всего: «…сбор точных и обстоятельных сведений военно-политического характера о Кашгарии вообще и Сарыколе в частности, а равно сбор тех же сведений о всех сопредельных с Кашгарией странах, причем имеете обратить особое внимание на деятельность везде там англичан и других»{79}. Русских разведчиков в Кашгарии интересовало буквально все — местные глинобитные крепости и укрепленные пункты (Кашгар, Яркенд, Сугун, Байлур и др.); вооруженные силы и их комплектование и организация; провиантские магазины и санитарные части; административное устройство, подати и повинности; численность, размещение и деятельность населения (земледелие, огородничество, садоводство, шелководство, скотоводство, рыболовство, горный промысел, ремесла и пр.); степень религиозности и воинственности людей, населявших этот край; температура воздуха в разное время года и фауна; леса, горы (Тянь-Шань, Алай, Заалайский хребет, Кунлунь, Сарыкольский хребет, Каракорум), пустыни, солончаки и болота; реки, озера и ключи. Особенный интерес представляли пути сообщения: с Памира, из Ферганы, из Семиречья, дороги внутри страны и в сопредельные территории. В этой экспедиции Корнилов продолжает совершенствоваться в восточных языках и наречиях.

В середине 1901 года разведывательная группа возвращается в Ташкент из своей опасной командировки. Итогом экспедиции стала подготовленная Корниловым и вышедшая в 1903 году книга «Кашгария или Восточный Туркестан», принесшая автору заслуженный успех. Эта солидная работа является существенным вкладом в географию и этнографию. Немаловажными являются военные прогнозы и геополитические выводы, сделанные автором.

«Кашгария, представляя собой далеко вдавшуюся между Индией и нашими владениями территорию Китая, охвачена последними с двух сторон и подвержена нашему вторжению из Ферганы и Семиречья, — пишет Корнилов. — От областей внутреннего Китая страна отделена обширными пустынями Хами и Юго-западной Монголии, поэтому в случае столкновения нашего с Китаем Восточный Туркестан явится второстепенным театром, почти совершенно обособленным от других театров Центральной Азии. Вступление наших войск в пределы этого театра может быть вызвано необходимостью: 1). Помешать китайцам притянуть войска, расположенные в Кашгарии, на главный театр, каковым при операциях, направленных против китайцев из туркестанского округа, является Илийский край; 2). Угрозой наступления к Хами, на единственный путь, связывающий Илийский край и Урумчи с областями Внутреннего Китая, ослабить упорство обороны китайских войск, действующих по ту сторону Тянь-Шаня; 3). Обеспечить спокойствие собственных границ, ввиду волнений, которые могут быть вызваны в Кашгарии столкновением нашим с Китаем на его северо-западной границе.

Занятие Кашгарии приведет нас в непосредственное соприкосновение с Северной Индией. Но вышеуказанные свойства южной (индийской) границы Восточного Туркестана и местности, прилегающей к ней, исключают возможность считать его плацдармом для наших операций к стороне Индии. Кашгария лежит вне той зоны, где разыграются главные акты борьбы между двумя могучими державами, Россией и Англией, соперничающими за преобладание в Азии. Однако англичане не отказываются от мысли включить в эту зону и Кашгарию, если не в смысле театра непосредственных боевых столкновений, то в смысле политической базы, которая дала бы им возможность оказать ближайшее воздействие, конечно, в направлении враждебном нам, на мусульманское население русского Туркестана и тем обеспечить себе лишние шансы в предстоящей борьбе»{80}.

Интересным и немаловажным является то, что работа Корнилова была «оценена» и британскими специалистами. Современный исследователь М.К. Басханов пишет, что, «работая в фондах India Office Library and Records, удалось установить, что картографический материал к британскому изданию “Военный отчет по Кашгарии” (1907) представляет собой сопровождаемые английским текстом планы городов и укреплений Восточного Туркестана, снятые на местности капитаном Корниловым и подпоручиком Кирилловым и опубликованные в работе Л.Г. Корнилова…»{81}.

По возвращении в Россию Корнилов получает свою первую награду — орден Святого Станислава 3-й степени. В том же 1901 году он с двумя казаками и двумя туркменами отправляется в новую командировку. На сей раз его путь лежал в Восточную Персию, в малоизведанные провинции Хоросан и Сеистан. Экспедиция в Персию была для Корнилова неожиданной. Он еще не оправился после напряженной и утомительной кашгарской командировки, да еще и «под именем члена Императорского географического общества, путешествующего с целью исследования некоторых научных вопросов»{82}. Из Ташкента Лавр Георгиевич выезжает в Асхабад, где тщательно готовится к новой экспедиции. Он изучает британские исторические и географические работы по Персии, материалы предшественников, побывавших там — капитана Стрельбицкого, поручика Баумгартена, штабс-капитана Туманского, капитана Орановского, поручика Риттиха, капитана Томилова.

В конце ноября 1901 года небольшой отряд подполковника Корнилова пересекает российско-персидскую границу и за несколько дней, проехав 275 верст, добирается до Мешхеда, где через российского генерального консула получает секретные инструкции. В инструкциях ставилась задача провести рекогносцировку персидско-афганского участка границы у Герата и Гильменда, а затем, двигаясь на юг, выйти в Сеистан. Там нужно было получить сведения о строящейся британцами в Белуджистане стратегической дороге.

В январе 1902 года Корнилов прибывает в Сеистан, где занимается выполнением возложенных на него задач: выезжает к афганской границе, чертит схемы и кроки местности. Нанеся на карту долину реки Гильменд, он приступает к заключительной, наиболее сложной части своей миссии — разведке строящейся англичанами Нушкисеистанской дороги. В течение полутора недель корниловский отряд совершает стремительный рейд по Южному Сеистану. Сбор нужных сведений происходил путем опроса местных жителей и странствующих купцов. Практически в каждом населенном пункте небольшой отряд делал привал и в местной чайхане велись долгие разговоры, в результате которых и получалась нужная информация. На основе полученной информации Корнилов сделал вывод о преувеличении военно-стратегического значения Нушкисеистанской дороги в упрочении британского военного положения. Эта дорога была важна прежде всего для усиления политического и торгового преобладания англичан на Среднем Востоке.

Обратный путь из Сеистана до Мешхеда проходил вдоль афгано-персидской границы. В этих знойных персидских пустынях и дебрях, населенных «суровыми жестокими племенами»{83}, экспедиция должна была пройти три с половиной тысячи верст, изучить географию районов, собрать этнографические материалы и представить точные, объективные и по возможности полные характеристики. Об опасности этого мероприятия говорит и то, что англичане — отважные путешественники и исследователи — обходили эту «Степь отчаяния — Дашти-Наумед» только по параллели{84}, не углубляясь в нее. Попытки путешественников проникнуть туда, как правило, оканчивались весьма печально. Смельчаки умирали от голода и невыносимой жары. В начале XX века на географических картах эта область современного Ирана изображалась, в прямом смысле, белым пятном с надписью «неисследованные земли». До Корнилова эти земли не посетил ни один европеец.

На сотни верст кругом лежали бесконечные пески, над которыми властвовал ветер. Воду находили с большим трудом, а единственной пищей отряда из пяти человек были мучные лепешки. Муку превращали в тесто на туркменском халате, затем пекли на углях. Силы лошадей и людей таяли. Поэтому разведчики были вынуждены избавляться от обременявшего их груза. Походные кровати и палатки, вьюки и утварь бросали в степи. Оставляли только самое необходимое: оружие, муку, бумагу и карандаши. Так тянулись месяцы изучения «Степи отчаяния».

Вернувшись в марте 1902 года в Ташкент, Корнилов привез богатейший материал географического, этнографического и военного характера: карты, схемы, зарисовки, дневниковые записи. Эти материалы он активно использовал в своих очерках, публиковавшихся в Ташкенте и Петербурге{85}.

Осенью 1903 года, после обязательного годичного командования «цензовой ротой» в первом Туркестанском стрелковом батальоне{86}, Корнилова командируют в Индию для изучения языков, нравов, обычаев и традиций народов Белуджистана. К этому времени, кроме обязательных немецкого и французского языков, он уже хорошо владел английским, персидским и урду. «При командировании меня в Индию, — писал Корнилов в своем отчете, — было решено, не входя в предварительные сношения с индо-британскими властями, предоставить мне самому озаботиться выбором средств для достижения поставленной цели; причем было признано неудобным, чтобы я ехал под чужой фамилией. В предвидении, что мне не удастся проехать в Сеистан, мне приказано попытаться осмотреть Пишинский укрепленный район, в случае же неудачи здесь — ограничиться осмотром оборонительной линии Инда»{87}.

В ноябре 1903 года Корнилов прибыл из Одессы в Константинополь, где первым делом посетил российского генерального консула П.Г. Панафидина. Рекомендательные письма и советы Панафидина очень пригодились Корнилову в дальнейшем. Так, например, консул посоветовал ему не скрывать своего офицерского звания, так как фамилия Корнилова наверняка известна британцам и по путешествиям в Кашгарии, и по пребыванию в Персии. Из египетского Порт-Саида на почтовом пароходе Лавр Георгиевич отправился в Бомбей. На этом пароходе он встретил двух британских офицеров, возвращавшихся из отпуска, которым была знакома его фамилия.

Из Бомбея Корнилов направился в город Пуна, где находился штаб Бомбейского округа. Там он встречается с английскими офицерами, в том числе и с командующим округа генералом А. Хантером. По его приглашению подполковник Корнилов присутствует на параде войск местного гарнизона. С профессиональным интересом он наблюдает за военнослужащими британской армии, с которой в случае боевых действий в Центральной Азии или Закавказье должны были столкнуться русские туркестанские и кавказские части. «Внешний вид войск был хорош, — писал Корнилов в своем отчете. — Красные парадные мундиры и белые каски ланкаширцев, оригинальное национальное одеяние шотландцев (Skill), “хаки” туземных полков, темные мундиры артиллерии, красивые темно-синие мундиры и цветные тюрбаны конницы, — все это, в общем, давало весьма эффектную картину…»{88} После Пуны Корнилов посещает Агру (военный центр британской Индии), Дели, Лагор, Джелум, Равалпинди, Пешавар, Хайдарабад, Кветту и другие индийские города и территории. Везде он встречается с англичанами, анализирует состояние британских колониальных войск. В 1905 году Главный штаб публикует его секретный «Отчет о поездке по Индии».

Путешествия по Афганистану, Китаю, Персии и Индии стали для Корнилова самым ярким временем в жизни. Позднее он любил об этом вспоминать, и всякий раз эти рассказы поднимали ему настроение. Будучи обычно человеком замкнутым, Корнилов в таких случаях становился на удивление словоохотливым. Это можно связать и с сожалением о прошедшей молодости, но свою роль играло и то, что тогда он чувствовал себя на своем месте. Корнилов — путешественник и разведчик был почти киплинговским персонажем с поправкой на русскую специфику. Но судьба готовила ему другую роль.

В июне 1904 года, по возвращении в Россию, Корнилова назначают столоначальником (начальником отдела) в Главный штаб{89}, в Петербург. Тридцатичетырехлетний подполковник настойчиво требует откомандирования на фронт начавшейся войны с Японией, но начальство не торопится посылать на войну «ученого исследователя, Пржевальского в обер-офицерском чине»{90}. Но Корнилов настойчив и в конце сентября получает должность «штаб-офицера при управлении 1-й стрелковой бригады»{91}, отправлявшейся на театр боевых действий.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.