Глава II
Глава II
НА ФЕРМЕ
Отец теперь решил заняться фермерским хозяйством и купил участок земли, расположенный среди леса, в трех-четырех милях от города. На усадьбе стояли небольшой бревенчатый дом и несколько сараев и навесов.
Осенью, вскоре после того как мы переехали на ферму, произошло одно событие, взволновавшее нас.
К нам прибежал сосед и закричал:
- Доставайте ружья - олень в нашем лесу!
Отец и старшие братья выбежали, захватив с собой охотничьи ружья. Братья Вилли и Джо пошли с топорами.
Они срубили небольшое деревцо. Вдруг Вилли сказал:
- Посмотри, вон там олень.
И в самом деле, совсем недалеко стоял олень, насторожив уши, он сосредоточенно смотрел на братьев.
Джо сказал:
- Я сбегаю за ружьем.
- Да ведь оленя не будет здесь через минуту! - прошептал Вилли.
- Я все-таки побегу, - настаивал Джо, - а ты последи за ним.
Когда Джо вернулся с ружьем, олень все еще стоял на месте и пристально смотрел на братьев.
Джо выстрелил и уложил зверя на месте - пуля попала в сердце.
Не прошло и получаса, как сбежались со всех концов люди и поздравляли брата с удачной охотой. Но потом вдруг в толпе пронесся шепот смущения - оказалось, что это был не олень, а беременная лань.
Я подошел к ней близко и обнял ее пушистую шею. До сих пор помню, какая она была нежная и мягкая. Глаза все еще казались осмысленными и живыми, хотя лань была уже неподвижна, как камень.
***
Бревенчатое здание школы находилось на расстоянии мили от нашего дома. Несмотря на то, что мне было всего лишь шесть лет, меня посылали в школу каждое утро вместе с восьмилетним братом. Там я проводил шесть часов.
В этой маленькой школе была только одна печка, и сами ученики рубили дрова для нее и поддерживали огонь.
Как- то раз учительница сказала мне:
- Эрнест, положи вон тот сучок в печку.
Это было целое событие в моей жизни.
Я гордо прошел через весь класс, открыл дверцу печки и сунул сучок.
- Нет, - сказала учительница, - ты неправильно сделал. Джонни Блекуэл, покажи, как надо подкладывать дрова.
С надменностью, которая объяснялась превосходством лет и опыта - Джонни было уже шесть с половиной лет, - мальчик вынул мой сучок из печки, выдвинул кочергой горячие угли на решетку и осторожно сунул сучок. Потом он закрыл дверцу, открыл поддувало и, окинув меня презрительным взглядом, отправился на свое место. Этой обиды я долго не мог забыть.
В хорошую погоду мне было нетрудно дойти до школы, а потом пройти обратный путь домой. Но вот наступили холода, вода в канавах подернулась льдом, и скоро пошел снег. Сначала нам было очень весело бродить по свежему снегу. Потом погода становилась все холоднее и холоднее. Однажды, в конце ноября по дороге домой я так озяб, что был не в силах двигаться дальше. Я лег на снег.
У меня осталось об этом смутное воспоминание. Помню только, что сначала мне было очень холодно, а потом очень захотелось спать. Брат Артур понял, что жизнь моя в опасности. Он стал кричать на меня, грозил мне, всеми силами стараясь заставить меня дойти до дома.
В эту зиму меня больше не посылали в школу.
Мать привыкла, что дом у нее - полная чаша, и обычно держала нескольких опытных помощниц. Теперь же все хозяйство она вела вдвоем с нашей кузиной Мери и даже сама доила коров.
Все наше многочисленное семейство ютилось в одной большой комнате бревенчатой хижины. За перегородкой в одном конце помещались мать с отцом, в другом - двоюродная сестра. Мы же, мальчики, размещались в гамаках или же уходили спать на чердак, где ветер гулял, как в поле, и снег засыпал наши постели.
В конце концов на остатки своего капитала отец стал строить большой дом. «Он должен быть просторным - ведь здесь мы проживем всю нашу жизнь», - все время повторял он.
В январе 1867 года дом был закончен, и мы переселились туда.
Я помню каждый его кирпич, каждую планку и до сих пор помню запах известки и свежего дерева в сырых, холодных комнатах.
Пришла зима с сильными морозами, снег с каждым днем становился все глубже. Отец со старшими братьями отправлялся каждый день в лес рубить дрова. Мы же, младшие ребята, вчетвером оставались дома и играли в мастерской. Это была большая комната в северо-восточной части дома; она была предназначена главным образом для столярных работ, но здесь же мы научились, как обращаться с кожей, стеклом и металлом. Это была наша школа ручного труда. Мы всегда сами мастерили все, что нам было нужно для наших игр и занятий.
И как бы я хотел сейчас иметь некоторые из этих вещей, сделанных детскими руками, и особенно мою резьбу по дереву с изображением птиц и зверей!
***
В первое же лето на ферме я научился читать. Хорошо помню, с каким восторгом я прочел первую строчку в газете и с какой гордостью сказал своему сопернику Джо Блекуэлу, что я часто читаю газету. Но Джонни совсем не удивился, а только с пренебрежением сказал:
- Ну тебя, это неправда!
После этого мы с ним так сильно подрались, что нас пришлось разнимать.
Ученье давалось мне легко, и все учителя хвалили меня и говорили моим родителям, что я самый способный мальчик в школе.
В школу мы отправлялись ежедневно в восемь часов. Нам давали с собой завтрак, и почему-то он всегда был одним и тем же - сандвич с мясом, сандвич с джемом и крутое яйцо. В конце концов я возненавидел все это на всю жизнь.
Наше путешествие в школу не обходилось без приключений. Нам обычно попадались навстречу стада коров и овец, в которых всегда были быки и бараны. Мы особенно боялись баранов, потому что они часто нападали на нас, и как только, бывало, увидим стадо, отбегали на самый край дороги, чтобы дать ему пройти, или же прятались за изгородь.
Если вы думаете, что коровы - это просто коровы, вы ошибаетесь: коровы на нашей ферме были совершенно особенные. Я был в восторге, когда в первый раз встретил Дженни, нашу буренку, со сломанным рогом, - я сразу увидел в ней героиню моих будущих рассказов, ту самую, которая забодала собаку.
Потом у нас была еще Черри, большая красно-бурая корова. Она давала очень много молока, и у нее была телочка Салли. Была корова Звездочка - мы назвали ее так из-за белого пятнышка на лбу.
За свою жизнь я видел много коров, были у меня и свои, которых я сам доил, но ни одна из них не запечатлелась в моей памяти так живо и ярко, как те, за которыми я ухаживал в детстве.
У каждого из нас, малышей, была корова, о которой он должен был заботиться. Наши обязанности состояли в следующем. Утром в восемь часов мы должны были отвязать свою корову и выпустить ее на скотный двор. И если, как это обычно бывало, она шла к колонке, мы должны были накачать достаточно воды, чтобы хорошо напоить ее. Зимой это было трудным делом - вода часто замерзала в колонке, и нам приходилось долго трудиться и отбивать лед, прежде чем напоить свою питомицу.
После того как мы выгоняли своих коров, надо было почистить стойло и ясли. Отходы соломы из яслей шли на подстилку, а в ясли клали свежую солому. Вечером мы загоняли коров на ночь.
Все это как будто нетрудно сделать, но зима была суровая, а мы были плохо обуты и одеты, и не проходило дня, чтобы я не страдал от мучительной боли в окоченевших пальцах и не отмораживал себе нос и уши.
***
Долго- долго тянулась эта зима. В марте наконец пришел настоящий весенний день -сияло солнце, всюду таял снег, и небо было ярко-ярко синее.
Маленькая птичка прилетела на тополь около нашего дома и тихо запела. Кто-то из старших мальчиков сказал, что это синяя птица. Мне показалось, что я видел ее синюю спинку. Снова и снова пела она свою нежную песенку.
Не знаю почему, но я вдруг разрыдался. Я был взволнован этой песней до глубины души. С тех пор каждый год я ждал свою синюю птичку и с ней весну.
Скоро весна завладела землей. В небесах и в лесу распевали и перекликались птицы, на пригорках шумели бурные ручейки.
В лесу появились какие-то маленькие цветочки. Мы их назвали «крапинками».
Я очень хорошо помню, как в один из этих весенних дней я нашел птенчика маленькой коричневой птички - ее гнездо было свито на самой земле, у ручья. Много лет спустя я узнал, что это был певчий воробей.
Мы пробовали сами устраивать гнезда на земле, подражая птичьим, и ждали маленьких гостей. Но увы, напрасны были наши ожидания: все эти маленькие гнездышки на земле оставались пустыми.
Проще было дело с курами. Нам, детям, было поручено собирать куриные яйца. Чтобы легче найти, где несутся наши куры, мы устраивали им гнезда где-нибудь в укромном уголке и там обычно находили яйца.
Наш сарай был сложен из бревен и покрыт огромной соломенной крышей; эта крыша была излюбленным местом несушек, а значит - чудесным местом для нашей охоты за яйцами.
А кроме того, здесь можно было уединиться от всего мира и мечтать в одиночестве.
Как- то раз я лежал, вытянувшись на спине и смотрел вверх. Огромные облака, словно высеченные из белого камня, плавно передвигались надо мной, порой заслоняя лазурь неба. Порой они сталкивались бесшумно, потом расходились в стороны, и тогда открывалась бездонная синева.
И вдруг на этом великолепном фоне я увидел очертания двух чудесных птиц, ко мне донеслись издалека трубные звуки их голосов. Это были белые журавли - самые изящные создания из всего пернатого царства.
Торжественные, волнующие звуки их трубных голосов до сих пор отдаются эхом в моем сердце. Чего бы я не отдал, чтобы услышать их сейчас так, как я слышал тогда, и увидеть их теми юными глазами!
Но увы, я теперь стар, и волшебная птица исчезла, исчезла навсегда.
***
С весной наступала новая пора в нашей жизни, и, хотя мы все помогали в хозяйстве, это не мешало нашим детским похождениям, мы находили много птичьих гнезд и радовались каждой новой находке, особенно я - для меня это были сокровища. Вспоминая теперь свои детские переживания, я должен сказать, что гнезда с яйцами доставляли нам больше радости, чем гнезда с птенцами.
Только немногих птиц мы знали по именам: красногрудого дрозда, ворону, ястреба, сову, дятла, куропатку, голубую горихвостку, колибри. А как мне хотелось знать больше! Всем своим существом я жаждал этих знаний. Но у нас не было книг, и мы не знали никого, кто бы мог помочь нам в этом отношении.
Интересно, мучаются ли так и другие мальчики, как мучился я, когда становился в тупик перед неразгаданной загадкой. Когда я видел новую птицу, у меня захватывало дыхание и, казалось, волосы шевелились на голове, а когда птица улетала, оставив меня снова в неведении, я горевал, словно потерял близкого друга.
Наконец, я узнал, что у некоего Чарли Фолея, хозяина скобяной лавки, есть птичьи чучела. Долго мне пришлось уговаривать родных, прежде чем я попал в город и встретился с этим замечательным человеком. Взволнованный, я прошел молча в его комнату через скобяную лавку, а там по стенам на деревянных полочках я увидел сорок или пятьдесят птичьих чучел.
Чарли Фолей мало говорил со мной, потому что с ним был его товарищ, охотник, и они беседовали о собаках.
Но он мне назвал кардинала, лесную утку, голубого журавля, чайку, черную ласточку.
В комнате Чарли Фолея мне удалось разгадать одну загадку. Однажды в лесу мой брат выстрелил в сову. Птица упала с подбитым крылом, и мы ее принесли домой. Я хорошо запомнил ее желтые глаза и пушистые перья, помнил, как она шипела и щелкала клювом, когда я смотрел на нее издалека. Нам сказали, что это очень опасная птица. Я узнал ее среди чучел Чарли Фолея. Это была ястребиная сова - одно из самых безобидных созданий, которое обитает в темных лесах.
Названия птиц и их внешний облик глубоко запечатлелись в моей памяти. Как я хотел бы знать, жив ли еще Чарли Фолей и знает ли он, сколько радости доставил мне в тот день!
***
К нам часто заходил старый охотник Чарлз Пиль. Он мог часами сидеть у огня и говорить о старине.
Как я любил слушать его рассказы! Сколько медведей и оленей убил он! Что за ужасные чудовища были медведи в то время! И какой храбрый охотник был Пиль! Каждое его слово было откровением для меня, и я ужасно огорчался, когда на самой середине героического рассказа отец напоминал мне, что пора ложиться спать. Я уходил медленно-медленно, боясь рассердить отца, и ловил каждое слово этих чудесных рассказов. Я не сомневался, что медведей в те времена здесь были целые миллионы, а волков еще больше.
Однажды вечером, когда я ложился спать весь под впечатлением этих волнующих рассказов, я вдруг увидел при свете догорающей печки совсем близко около моей кровати голову волка. Я весь похолодел от страха. Волк в моей комнате! Я чувствовал, как волосы стали дыбом на моей голове. Но потом, немного придя в себя, я стал качать головой из стороны в сторону и обнаружил, что голова волка была всего лишь тенью на стене от моей головы и складок ватного одеяла, которое я надвинул на лицо. О своих страхах я никому не рассказывал до сегодняшнего дня.
Я никогда не терял случая побывать у Пиля. У него была очень большая семья - семнадцать детей. Мне было хорошо у них.
Там всегда было много интересного: шкурка енота, прибитая на стене сарая, пара оленьих рогов на гребне крыши.
Я с волнением выслушивал рассказы о набегах рыси на курятник, где среди кур расхаживал красавец павлин.
Однажды весной у охотника Пиля вороны высидели птенцов в ящике, прибитом на черном ходу. Я очень любил кормить этих воронят. Они никогда не отказывались от еды и готовы были проглотить мой палец вместе с лакомым кусочком.
Как- то раз одна из девочек сказала:
- Возьми к себе домой одного малыша.
Я с восторгом принял этот подарок. Всю дорогу я гладил и ласкал вороненка. Дома я посадил его в просторную клетку и кормил каждые полчаса.
На следующее утро я встал очень рано, чтобы досыта накормить своего крикливого питомца перед уходом в школу.
Весь день мои мысли летели к нему. Без минуты опоздания, ровно в четыре часа, я был дома. Я подбежал к клетке - на дне ее лежал мертвый вороненок. Слезы хлынули из моих глаз, и я не мог их остановить.
Вороненок умер от голода - его нужно было кормить каждый час, потому что в этом возрасте он очень быстро растет и требует много пищи.
Я рыдал и долго не мог успокоиться. Кузина Мери утешала меня и приговаривала:
- Почему же, почему же ты мне ничего не сказал? Я бы накормила его.
Никогда не забуду одного дня моего детства. Мы гнали коров с пастбища со старшим братом Джорджем и соседом Джимом Паркером. Пара ворон пролетала над нами. И вдруг с небольшого деревца сорвалась маленькая птичка, оглашая воздух пронзительным воинственным криком. Она кинулась сначала на одну, потом на другую ворону. Те бросились стремительно в сторону и улетели в лес.
- Кто это? - спросил я.
- Это королевская птица, - ответил брат. - Она заклюет любую птицу.
- Королевская птица! - прошептал я в волнении.
Она жила до сих пор только в моих мечтах. Я думал, что это очень редкая птица дальних стран. Теперь я увидел ее собственными глазами у нас - она стала для меня реальностью. Она жила и сражалась с нашими воронами. Это было потрясающее, необычайное открытие.
С этого дня маленькая героическая птичка завладела моими мыслями. Я всегда преклонялся перед героями и включил ее в мой список «знатных». С каждым годом я узнавал все больше и больше о ней, и, когда мне было шестнадцать лет, я написал героическую поэму «Королевская птица». Она была напечатана в 1879 году. Это было началом моей писательской деятельности.
***
Четыре года мы прожили на ферме среди лесов. На восток лес тянулся непрерывным массивом, и я не видел там ни просек, ни полян - только один дремучий лес. Мне казалось, что этот лес тянется до конца света.
Потом наступила большая перемена в нашей жизни. Отец не справился с фермерским хозяйством, и старшие братья один за другим занялись другой работой.
А однажды мать сказала, что мы скоро переедем жить в город Торонто. Я отыскал этот город на карте в школе и сказал своим товарищам, что мы теперь будем жить в городе «Оронто».
12 апреля 1870 года мы распрощались с нашей фермой и сели в поезд на вокзале в городе Линдсее. Мы ехали в Торонто.
Более 800 000 книг и аудиокниг! 📚
Получи 2 месяца Литрес Подписки в подарок и наслаждайся неограниченным чтением
ПОЛУЧИТЬ ПОДАРОКЧитайте также
Глава 47 ГЛАВА БЕЗ НАЗВАНИЯ
Глава 47 ГЛАВА БЕЗ НАЗВАНИЯ Какое название дать этой главе?.. Рассуждаю вслух (я всегда громко говорю сама с собою вслух — люди, не знающие меня, в сторону шарахаются).«Не мой Большой театр»? Или: «Как погиб Большой балет»? А может, такое, длинное: «Господа правители, не
Глава четвертая «БИРОНОВЩИНА»: ГЛАВА БЕЗ ГЕРОЯ
Глава четвертая «БИРОНОВЩИНА»: ГЛАВА БЕЗ ГЕРОЯ Хотя трепетал весь двор, хотя не было ни единого вельможи, который бы от злобы Бирона не ждал себе несчастия, но народ был порядочно управляем. Не был отягощен налогами, законы издавались ясны, а исполнялись в точности. М. М.
ГЛАВА 15 Наша негласная помолвка. Моя глава в книге Мутера
ГЛАВА 15 Наша негласная помолвка. Моя глава в книге Мутера Приблизительно через месяц после нашего воссоединения Атя решительно объявила сестрам, все еще мечтавшим увидеть ее замужем за таким завидным женихом, каким представлялся им господин Сергеев, что она безусловно и
ГЛАВА 9. Глава для моего отца
ГЛАВА 9. Глава для моего отца На военно-воздушной базе Эдвардс (1956–1959) у отца имелся допуск к строжайшим военным секретам. Меня в тот период то и дело выгоняли из школы, и отец боялся, что ему из-за этого понизят степень секретности? а то и вовсе вышвырнут с работы. Он говорил,
Глава шестнадцатая Глава, к предыдущим как будто никакого отношения не имеющая
Глава шестнадцатая Глава, к предыдущим как будто никакого отношения не имеющая Я буду не прав, если в книге, названной «Моя профессия», совсем ничего не скажу о целом разделе работы, который нельзя исключить из моей жизни. Работы, возникшей неожиданно, буквально
Глава 14 Последняя глава, или Большевицкий театр
Глава 14 Последняя глава, или Большевицкий театр Обстоятельства последнего месяца жизни барона Унгерна известны нам исключительно по советским источникам: протоколы допросов («опросные листы») «военнопленного Унгерна», отчеты и рапорты, составленные по материалам этих
Глава сорок первая ТУМАННОСТЬ АНДРОМЕДЫ: ВОССТАНОВЛЕННАЯ ГЛАВА
Глава сорок первая ТУМАННОСТЬ АНДРОМЕДЫ: ВОССТАНОВЛЕННАЯ ГЛАВА Адриан, старший из братьев Горбовых, появляется в самом начале романа, в первой главе, и о нем рассказывается в заключительных главах. Первую главу мы приведем целиком, поскольку это единственная
Глава 24. Новая глава в моей биографии.
Глава 24. Новая глава в моей биографии. Наступил апрель 1899 года, и я себя снова стал чувствовать очень плохо. Это все еще сказывались результаты моей чрезмерной работы, когда я писал свою книгу. Доктор нашел, что я нуждаюсь в продолжительном отдыхе, и посоветовал мне
«ГЛАВА ЛИТЕРАТУРЫ, ГЛАВА ПОЭТОВ»
«ГЛАВА ЛИТЕРАТУРЫ, ГЛАВА ПОЭТОВ» О личности Белинского среди петербургских литераторов ходили разные толки. Недоучившийся студент, выгнанный из университета за неспособностью, горький пьяница, который пишет свои статьи не выходя из запоя… Правдой было лишь то, что
Глава VI. ГЛАВА РУССКОЙ МУЗЫКИ
Глава VI. ГЛАВА РУССКОЙ МУЗЫКИ Теперь мне кажется, что история всего мира разделяется на два периода, — подтрунивал над собой Петр Ильич в письме к племяннику Володе Давыдову: — первый период все то, что произошло от сотворения мира до сотворения «Пиковой дамы». Второй
Глава 10. ОТЩЕПЕНСТВО – 1969 (Первая глава о Бродском)
Глава 10. ОТЩЕПЕНСТВО – 1969 (Первая глава о Бродском) Вопрос о том, почему у нас не печатают стихов ИБ – это во прос не об ИБ, но о русской культуре, о ее уровне. То, что его не печатают, – трагедия не его, не только его, но и читателя – не в том смысле, что тот не прочтет еще
Глава 29. ГЛАВА ЭПИГРАФОВ
Глава 29. ГЛАВА ЭПИГРАФОВ Так вот она – настоящая С таинственным миром связь! Какая тоска щемящая, Какая беда стряслась! Мандельштам Все злые случаи на мя вооружились!.. Сумароков Иногда нужно иметь противу себя озлобленных. Гоголь Иного выгоднее иметь в числе врагов,
Глава 30. УТЕШЕНИЕ В СЛЕЗАХ Глава последняя, прощальная, прощающая и жалостливая
Глава 30. УТЕШЕНИЕ В СЛЕЗАХ Глава последняя, прощальная, прощающая и жалостливая Я воображаю, что я скоро умру: мне иногда кажется, что все вокруг меня со мною прощается. Тургенев Вникнем во все это хорошенько, и вместо негодования сердце наше исполнится искренним
Глава Десятая Нечаянная глава
Глава Десятая Нечаянная глава Все мои главные мысли приходили вдруг, нечаянно. Так и эта. Я читал рассказы Ингеборг Бахман. И вдруг почувствовал, что смертельно хочу сделать эту женщину счастливой. Она уже умерла. Я не видел никогда ее портрета. Единственная чувственная