Падение Рангуна
Падение Рангуна
Географы давно сравнивали Бирму с вытянутой вниз ладонью с направленным на юг указательным пальцем. В основании этого "указательного пальца" лежит столица Рангун, где, по данным проведенной незадолго до Второй мировой войны переписи проживало более миллиона зарегистрированных жителей.
В те дни золотая пагода Шуэдагоун, одна из самых известных буддистских святынь, величественно возвышалась над морем низеньких домиков и путаницей узких улочек. Повсюду торговали продуктами сельского хозяйства, процветали маленькие мастерские, зазывали покупателей рынки. Большие предприятия принадлежали англичанам. Жизнь в Бирме не была особо зажиточной, но люди из года в год надеялись на лучшее. Из гавани, в восточной части дельты реки Иравади, корабли выходили в залив Мартабан, а оттуда — в Индийский океан.
До второй половины 19-го века Бирмой правили различные королевские династии. Правили скорее плохо, нежели хорошо. Они не только враждовали между собой, но и испытывали сильное сопротивление этнических меньшинств. Шаны, карены, качины, моны, араканы и другие все время восставали против любой попытки подчинить их центральным властям.
Европейцев, особенно купцов, привлекали к себе сокровища Бирмы: золото, олово, драгоценные камни, слоновая кость, лаки, а также тропические фрукты и специи, которых было в избытке. Один из охотников за наживой, португалец Де Брито, воспользовавшись племенными распрями, даже построил в 1610 году форт недалеко от Рангуна, но через три года был убит. Нет, Бирма не была дружелюбной к чужакам. В кругах так называемых первооткрывателей быстро распространилось мнение, что с Бирмой возможна лишь прибрежная торговля. Ведь даже правящие династии не были открыты по отношению к иностранцам.
Лишь британской Ост-Индской компании наконец удалось подвигнуть к тому времени прочно укоренившуюся в Индии колониальную империю к трем походам, в результате которых к концу 19-го века Бирма прочно была присоединена к Британской Империи. Но так как сопротивление не везде было сломлено, многие области, особенно в труднодоступных регионах, так и не подчинялись колониальной администрации. В ходе борьбы против намерений англичан полностью подчинить себе страну возникло движение «Такин» ("Господин"). Это название символизировало, кто, по мнению участников движения, является настоящим господином Бирмы. Среди инициаторов движения особо выделялся Аун Сан, который позднее, когда японцы оккупировали страну, основал Бирманскую Национальную Армию, нанесшую много потерь захватчикам. Он был убит вскоре после окончания Второй мировой войны. Много лет спустя его дочь стала лауреатом Нобелевской премии мира.
Когда японцы планировали вторжение в Бирму, они должны были считаться не только с тяжелыми географическими условиями, но и с сопротивлением народа.
Бирма была как бы многослойным барьером на пути к их дальнейшей цели Индии. Страна состоит из высоких горных хребтов и расположенных между ними плодородных равнин, часто в долинах рек. В ней огромные муссонные леса, а климат убийственный. Горные цепи и реки имели общую особенность, так неприятную для захватчиков с Востока и с Запада — они все тянулись с севера на юг, образовывая, таким образом, естественные преграды. Даже главные транспортные артерии — железная дорога из Рангуна в Мьичину и немногочисленные автодороги тоже шли с севера на юг. Из-за этих условий порт Рангуна, как и идущие оттуда вглубь страны транспортные пути играли решающую роль в военных планах японцев.
23 декабря 1941 года с авиабаз в Таиланде взлетели 80 японских бомбардировщиков и взяли курс на Рангун. Их бомбежки опустошили большую часть города и порта. Жертвами налета стали две тысячи гражданских лиц. Материальные потери в гавани, как был убежден британский губернатор сэр Реджинальд Дорман-Смит, можно было довольно быстро устранить. Большее беспокойство вызывало то обстоятельство, что из страха перед будущими авианалетами более ста тысяч жителей, включая большинство портовых рабочих и служащих, сбежали из города на север. Другая большая атака японской авиации в рождественский вечер принесла меньше человеческих жертв, но сильно повредила доки, железнодорожное депо и другие технические сооружения. Починить их было нелегко из-за нехватки рабочей силы.
Королевские ВВС в это время располагали только эскадрильей старых истребителей «Буффало», несколькими «Харрикейнами» и «Бленхеймами». Вместе с остатками ранее дислоцированного в Китае «частного» авиакрыла генерала Ченно, которое теперь уже стало официальной частью американской авиации, они располагались вблизи от Рангуна. Только «Кертисс» Р-40 этого генерала в какой-то степени могли справляться с японцами. Они сбили в общей сложности 52 бомбардировщика «Мицубиси», и, на первый взгляд, казалось, что Рангуну уже ничего не угрожает, потому что японцы больше месяца не отваживались на новые бомбардировки.
Вместо этого они сосредоточили свои усилия на захвате "указательного пальца", так называемой полосы Тенассерим, направляясь на север. Сначала группы «коммандос», а затем все большие контингенты с тяжелым оружием пытались перерезать коммуникации, идущие от Рангуна на север. Англичане теряли одну оборонительную позицию за другой. Вскоре пал Мартабан (Моутама) — город в 100 км по прямой от Рангуна. Удар направлялся на Ситаун, последний естественный барьер перед бирманской столицей.
Когда младший капрал Эрик Томлин (его ноги уже успели подлечиться) попал на северную окраину Рангуна, его включили в маршевую колонну, идущую на север. В верхнем течении реки Ситаун она должна была предотвратить дальнейшее продвижение японцев.
В это время г-н Дорман-Смит, британский губернатор Бирмы и колониальный чиновник старой школы, вынужден был срочно спрятаться в бункере командующего генерала Александера, потому что в небе снова появились японские самолеты и бомбили его резиденцию.
Александер, ожидавший только разрешения от генерала Уэйвелла, главнокомандующего британскими войсками в Индии, чтобы оставить бирманскую столицу, которую уже невозможно было удержать, предоставил губернатору скромную койку в своем бункере и приказал ординарцу принести чай, чтобы хоть в какой-то степени показать соблюдение старых добрых британских традиций. Балансируя чашками у бедер, оба мужчины сели друг напротив друга. Снаружи бункера доносились звуки войны — взрывы бомб, рев самолетов, треск зенитных пушек.
— Наконец, — простонал Дорман-Смит. Он вспотел; ему недоставало привычного кондиционера, и здоровье его оставляло желать лучшего. Годы в тропиках не прошли даром. Александер, самоуверенный, опытный, иногда слишком надменный колониальный офицер еще не потерял спокойствия. Он сгрыз пару галет, предложил сигарету, и ему удалось хоть немного успокоить Дормана-Смита.
— Нам придется уйти из Рангуна, как только появятся японцы, — объяснил он губернатору. — Возможно, нам придется уйти и из всей Бирмы, постепенно. Я рассчитываю на то, что нам придется отступать до Индии. Перегруппироваться. Сначала нам нужно будет защитить от японского нападения Индию, укрепить наши войска, чтобы однажды отвоевать назад Бирму. Александер — реалист, он не придавал никакого значения красивым фразам.
— Неужели этих парней ничто не остановит? — беспомощно спросил Дорман-Смит.
Александер, сохранив и в этой ситуации определенную часть своей надменности, утешил его.
— Мы не были готовы к нападению. Как и в Малайе. С потерей Сингапура как базы флота Рангун, так сказать, потерял свою базу снабжения, потому что теперь японский флот контролирует восточную часть Индийского океана. Кроме того, японцы после завершения малайского похода получили в свое распоряжение крупные свободные силы, которые могут использовать в Бирме. Потому отступление — разумное мероприятие, а не бегство. Не стоит предаваться горестным раздумьям. В конечном счете, мы тут изолированы. У нас нет нормальных сухопутных коммуникаций с нашими базами в Индии. Если мы максимально осложним продвижение японцев, и при этом планомерно отступим к нашим базам снабжения в Индии, это будет наилучшим решением. Впрочем, мы подождем, как скоро японцы выдохнутся и найдут в Бирме свою смерть.
Он высказал ту же мысль, какую уже довольно давно обсуждали в британских руководящих военных кругах в Индии, хотя Уинстон Черчилль, премьер-министр, ожесточенно борющийся за каждый дюйм Империи, заявил, что потеря Бирмы будет одновременно означать и потерю Индии. Генералитет на месте придерживается другого мнения.
Посыльный принес Александеру депешу, которую он так ждал. Он прочел ее и передал Дорману-Смиту. Затем вызвал офицера штаба и сказал, что запланированные мероприятия следует начать немедленно. Главное командование, сказано в депеше, приказывает начать отступление. Дорман-Смит нервно отложил бумагу в сторону.
Немного погодя Александер посадил губернатора в «Моррис», едущий на север, по пока еще безопасной дороге на Проме. Сам Александер вскоре последовал за ним.
6 марта 1942 года. Части японского флота, включая войсковые транспорты, стоят у берегов Рангуна. Некоторые острова на входе в гавань уже заняты японцами. Атамару, еще не очень старый, резкий генерал, командующий японскими войсками, стоит на мостике одного из крейсеров и беспрестанно наблюдает за берегом в бинокль. Он отдает приказ начать обстрел побережья.
Когда первые снаряды корабельных пушек разрываются в Рангуне, разбивая легкие деревянные постройки и заставляя людей искать хоть какое-то убежище, английские военные уже покинули город. Только команды британских подрывников скользят вдоль улиц, на которых не видно жителей. Они минируют все здания, которые по приказу Александера не должны достаться японцам.
Ночь неспокойна. С моря подходят все новые корабли. Береговой артиллерии, способной отразить их, нет. Для уверенности командующий японскими войсками приказал еще все утро обстреливать город с кораблей. В полдень, когда в офицерской столовой на крейсере японские командиры едят лапшу, достаточно раздраженно, потому что корабль все трясется от выстрелов, к Атамару подходит адъютант и просит его срочно подняться на мостик.
На востоке от города, в Сириаме, там, где давным-давно португалец Де Брито впервые стал колониальным хозяином города, генерал это прекрасно видит, подымается тяжелое, густое облако черного дыма. В Сириаме, японцы это знают, находятся нефтеперегонные заводы Бирманской Нефтяной компании. Японской армии этих запасов нефти хватило бы надолго для продолжения войны но противнику удалось их уничтожить.
Одновременно в городе раздается несколько мощных взрывов. Заминированные британцами здания колониальной администрации, почты и железнодорожные сооружения, электростанция и несколько крупных предприятий взлетают в воздух.
— В атаку! В ярости кричит японец своим штабным офицерам, не отрываясь от бинокля.
На транспортах звенят звонки. Лодки, плоты, понтоны спускают в воду. За полчаса гавань уже кишит этими плавсредствами, в которых сидят солдаты Императора в своей униформе цвета хаки. Они производят впечатление мучеников в своих стальных касках с кожаными назатыльниками. Примкнутые штыки делают их и без того очень длинные винтовки еще более угрожающими. На понтонах переправляются легкие пушки и минометы, боеприпасы и тяжелое оснащение. Первые солдаты штурмуют порт, пока в городе еще слышны раскаты взрывов. Беспрепятственно, но и без приветствий со стороны местных жителей солдаты вбегают в город, бесцельно стреляя по сторонам — по людям, собакам, по крышам пагод, по глазам чиндов — этих мифических животных, похожих на гибрид орла и льва, стоящих перед храмами.
В Рангуне больше не было сопротивления. Английские войска отступили. Никому из местных жителей не пришла в голову идея встречать завоевателей с белым флагом. Люди ждали, пока утихла стрельба, и на стенах появились плакаты, объяснявшие, как им теперь нужно вести себя под правлением Тенно божественного императора.
Высадившиеся войска недолго оставались в свободном от противника городе. Трофеями и оккупацией займутся другие, которые придут позже. Боевые части обошли частично горевшие районы и начали наступление на север. Через Рангун японские части сначала двинулись на Проме, сравнительно небольшой город, за которым находятся самые важные нефтедобывающие области страны. Оттуда до Енанджауна, другого небольшого города — примерно 200 километров. И как раз посередине этого пути тысячи буровых вышек качали на поверхность то сокровище, в котором столь нуждались японцы, страдавшие от хронической нехватки топлива. Туда и было направлено острие удара десантировавшихся в Рангуне войск. Вскоре к ним присоединились части войск, прибывших из Тенассерима, форсировавших Ситаун, основная масса которых должна была наступать дальше на север — на город Таунгу, а оттуда на Мандалай и Лашо, где Бирманское шоссе достигает Китая.
Эта восточная группировка агрессоров должна была перекрыть дорогу в Китай и прервать снабжение войск Чан Кайши, тогда как западной группировке следовало, наступая из Рангуна, перекрыть отступающим англичанам пути отхода в Индию. Англичан следовало не только прогнать из Бирмы — солдаты Японии должны были уничтожить их как можно больше, потому что мертвые англичане уже не смогут защитить Индию. Таким был простой и понятный лозунг, которому следовали агрессоры.
Младший капрал Эрик Томлин в этот момент думал не об отступлении, хотя очень скептически оценивал шансы хоть как-то остановить энергичное продвижение японцев. Четыре дивизии и два танковых полка захватчики якобы уже успели высадить в Бирме. Никто не был уверен, правдив ли этот слух, но повсюду, где захватчики наступали, англичане ощущали огромное давление, сознавали превосходство японцев в артиллерии, сталкивались с храбростью опытных солдат, прошедших войну в Китае.
Для Томлина и его товарищей Проме оказался горьким разочарованием. Это место было похоже на квартал нефтяников. Да еще и обезлюдевшее, потому что большинство людей сбежало, опасаясь прихода японцев. Хотя они и не любили англичан и чувство того, что их эксплуатируют, за последнее время еще больше усилилось благодаря антибританской агитации, они совсем не хотели сменить одного господина на другого. А то, что Япония вовсе не несет свободу, как об этом иногда говорили (и некоторые наивные люди этому верили), они тоже уже знали. Потому что победителю было нужно владычество в Азии, ее полезные ископаемые, плодородные земли, военные базы.
Эрик Томлин в тот день, когда японцы вошли в Рангун, ползал от одной стрелковой ячейки к другой, чтобы проверить, правильно ли его солдаты подготовили промежуточные позиции на половине высоты сильно заросшего склона.
Некоторые из его опытных сослуживцев очень плохо чувствовали себя в этих норах, быстро наполнявшихся водой при каждом дожде. Особенно тяжело приходилось гуркам — солдатам с чисто наступательным характером. Их можно было послать темной ночью, вооруженных только «кукри» — очень острым кривым кинжалом — на вражеские позиции, и там они могли убить дюжину врагов. Но стоило загнать их в дыру, из которой им нельзя было даже выйти, они брюзжали и даже проявляли неповиновение. Позиционная оборона — не их стихия.
Нугунг был одним из них. Сколько Томлин был солдатом, столько он знал этого маленького парня без одного переднего зуба. Зуб выбили ему во время драки в Индии. Нугунг даже в лучшие времена ел не каждый день, он курил крепкий табак в кривой трубке, а ночью просыпался даже от самого глубокого сна, если на расстоянии ста метров от него что-то двигалось.
— Я хотел бы иметь инстинкт, как у тебя, и жалование как у командира дивизии, — иногда говорил ему Томлин, когда чутье Нугунга спасало их от неприятностей. У воина из непальского высокогорья не было семьи. Он мечтал после войны демобилизоваться и вернуться в родные горы, найти себе молодую жену, а потом просто бездельничать, пока его жена будет возделывать на маленьком поле все, что нужно им двоим для жизни. Возможно, говорил он иногда, у нас будет еще пара детей.
Когда Томлин подполз к ячейке Нугунга, то увидел, что гурка пристально глядел на опушку леса у подножия горы, в восточном направлении. И как раз с этого направления можно было ожидать японцев, если они появятся здесь со стороны окруженного города Проме.
— Ну, что тут? — тихо спросил Томлин. Он был доволен ячейкой Нугунга, она даже выглядела уютной, боеприпасы были аккуратно сложены. Такой порядок не был обычным явлением в этих сборных войсках — 14-м армейском корпусе под командованием генерал-лейтенанта Слима, недавно созданном из остатков 17-й индийской пехотной дивизии и 1-й бирманской дивизии. Да так бывает и во всех прочих смешанных соединениях.
— Там что-то есть, — односложно ответил гурка. Лишь через какое-то время он отвел взгляд от опушки леса. — Если бы у нас были мины, мы обезопасили бы этот участок поляны за лесополосой.
— Но у нас нет мин, — ответил Томлин.
Он предложил гурке «Вудбайн», но тот, как всегда, отказался от сигареты. Нугунг охотнее засыпал в трубку порцию табака, который всегда носил в кармане брюк. Он закурил трубку, кашляя время от времени, потому что этот табак по крепости и запаху был еще злее даже низкокачественных сигарет «Вудбайн». — Атак как у нас нет мин, японцы смогут на этой опушке, которую мы не можем видеть, поставить минометы. Им легко будет наблюдать за нашим склоном, и они спокойно перестреляют нас всех.
Томлин знал, что гурка прав, но не в его власти было что-либо изменить. Он знал, что их позиция была частью более или менее связанной линии обороны, протянувшейся до Таунгу, не менее чем сто километров на восток. Она защищала не только нефтяные месторождения, начинающиеся на севере от нее. Нужно было не пустить японцев на запад. Но будут ли они наступать именно здесь?
Томлина мучили сомнения, не смогут ли японцы, натолкнувшись на сильное сопротивление, которое он организовал здесь, совершить обход и окружить его войска.
Он объяснил гурке свое мнение. — Они отдохнули, провоевали всего несколько дней, их тыл функционирует хорошо, и, в отличие от нас, они превосходно обеспечены оружием и боеприпасами.
Нугунг задумчиво раскуривал трубку. После долгой паузы он печально заметил:
— Подождем. Может быть, они настолько глупы, что упустят свой шанс.
— А если нет, мы попадем в ад разрезанные на маленькие кусочки, — кисло предсказал Томлин.
Японцы поступали куда умнее, чем этого хотелось бы Томлину, Нугунгу и прочим британским солдатам.
Через неделю после взятия Рангуна они сначала взяли Пегу — город на идущей на север главной автодороге на Мандалай. Этот сравнительно хорошо построенный транспортный путь, старая колониальная дорога, вела из Мандалая в Лашо, затем через китайскую границу и через провинцию Юньнань в город Куньмин. Так называемое Бирманское шоссе было важнейшей линией снабжения войск Чан Кайши, которые в южно-китайских провинциях с американской помощью сражались против японской армии, не давая ей продвинуться дальше на юг Китая. Теперь после внезапного наступления японцев в Бирме этот путь можно было перерезать, так сказать, у самого его корня. Рангун, исходный пункт, был уже утерян. Теперь там не мог разгрузиться ни один корабль с грузами для Чан Кайши. А по южному участку шоссе уже катились японские танки, артиллерия и колонны грузовиков на север — по направлению к Мандалаю. После этого их целью будет Лашо, последний бастион перед южной границей Китая. Оттуда можно будет взять Юньнань, а с нею и весь южный Китай в опасные клещи.
Но продвижение по дороге на Мандалай имело для японцев еще одно значение. Между этим путем и западной японской группировкой, продвигающейся от Рангуна через Проме к нефтяным скважинам близ города Енанджаун и дальше вдоль реки Иравади, к верхнему течению реки Чиндуин, в непосредственной близости от Индии, в продолговатом, похожем на длинный шланг «котле» стояли почти все британские войска, воюющие в Бирме. Если японцам удастся лишить их мобильности, их можно будет окружить. По мнению японцев, это будет не очень трудно — между клешнями щипцов находились почти двести километров практически непроходимых джунглей. А японские солдаты уже давно и хорошо были обучены войне в джунглях. Остальную работу сделает авиация. Японские летчики были намного сильнее той авиации, которую им еще могли противопоставить англичане.
Генерал Слим, командир 14-го армейского корпуса, основные силы которого дислоцировались между нефтяными полями Енанджауна и Проме, видел эту опасность. Он сможет продержаться очень недолго. А к тому же, и японцы это учли, в мае начинается сезон муссонов. До этого времени передвижения войск так или иначе должны быть завершены, потому что дожди вызовут такой потоп, который сделает непроходимой любую дорогу и остановит движение войск. А до мая оставались считанные недели.
Нугунг, гурка, первым услышал танки. Он сразу же сообщил Томлину о далеком, приближающемся лязге гусениц. К его удивлению Томлин успокоил его:
— Все в порядке. Это наши. Оставшиеся танки, защищавшие Проме. Они движутся к нам.
— Они сдали Проме?
— То, что танки появились здесь, подтверждает это. Возможно, они займут позицию где-то в этой местности, а если нам придется отступить, они нас прикроют.
Если они еще останутся целы, подумал гурка. Но вслух сказал:
— Возможно, нас выручат китайцы.
Было известно, что Чан Кайши направил в Бирму 200-ю дивизию войск Гоминьдана. Сейчас она воевала у Таунгу, на крайнем восточном фланге оборонительной линии Слима. Три другие дивизии, по слухам, должны выйти из Юньнаня и двинуться на юг по Бирманскому шоссе. чтобы сразиться с японцами.
Томлин не верил этим слухам. С другой стороны, ему было все равно, кто вытащит его и его товарищей из этих опасных клещей. Китайцы — хорошо. В конце концов, они уже много лет воюют против вторгшихся в Китай японцев, и им есть за что поквитаться с ними. Кроме того, у китайцев есть боевой опыт. Но прежде всего они должны дойти сюда.
Сначала пришли танки. «Стюарты» М-3. Несколько устаревший тип, 13-тонный, использовавшийся в основном в колониях. Но в любом случае на них стояли 37-мм автоматические пушки, а это уже кое-что, с чем японцам придется считаться.
Стальные колоссы, до верху набитые пожитками марширующих за ними пехотинцев, свернув с шоссе, снова исчезли в джунглях. За ними двигались грузовики, военные машины, гражданские повозки любого вида, фургоны со смешными сегодня надписями вроде "Hudsons Red Limonade". Все они везли погибших и раненых. Девиз — вперед, на север. К последним переправам через реку Чиндуин в горах, где за горными хребтами лежит Индия, провинция Манипур. Где-то там, далеко на запад проходит железнодорожная магистраль Бенгалия — Ассам, идущая в Калькутту, в Читтагонг, к ближайшим настоящим лазаретам.
— Пятьсот километров по прямой, — сказал Томлин. — Знаешь, сколько это будет, учитывая джунгли и горы?
— Нет, — ответил гурка.
— В три раза дольше.
— Да, тогда не многие выживут.
Медленно наблюдали они за печальным обозом. За грузовиками двигались мулы, запряженные в повозки, полностью загруженные неподвижными телами. В конце шли мулы с поклажей. На них тоже время от времени лежали тела погибших.
Как они будут выглядеть через три дня поездки по джунглям, — подумал Томлин. Но, собственно, вопрос был излишним. С Тенассерима, когда все началось, Эрик Томлин достаточно хорошо знал, что делают с умершими, пока тела везут через джунгли, сорокаградусная жара, девяностопроцентная влажность, насекомые, черви, дожди и свисающие ветки. Когда он вернулся в свою стрелковую ячейку, его кивком подозвал к себе радист, лежавший рядом. Он на своей рации только что слушал сообщения из Индии.
— Они говорят, что многие бирманцы идут служить японцам. Показывают им путь, несут грузы. .
В этом не было ничего удивительного. Речь шла о противниках британской колониальной системы в Бирме, увидевших в японцах своих освободителей. Уже много месяцев японская пропаганда настойчиво заявляла, что японцы вместе с «освобожденными» народами создадут в Азии сферу взаимного процветания. Только для азиатов. Многие этому поверили.
— А японские «коммандос» переодеваются бирманскими крестьянами и просачиваются за линии нашей обороны, — продолжал радист. Томлин спросил его, слышал ли он что-нибудь о раздаче пищи. Радист засмеялся:
— Из Индии?
Затем в воздухе внезапно послышался вой, грохот. Где-то взорвался снаряд. Командиры взводов задули в сигнальные рожки. Все, кто был вне своих стрелковых ячеек, поторопились запрыгнуть в них и нагнуть голову как можно ниже.
Винтовочные выстрелы присоединились к разрывам снарядов. Танки открыли огонь. Еще никто не видел японских пехотинцев, не слышал хриплого крика "Банзай!" агрессоров, которых они впервые увидели в Тенассериме. Но они были тут. Теперь наспех созданный генералом Слимом фронт обороны должен был показать, на что он способен.