Трудная судьба Тульского завода

Трудная судьба Тульского завода

Вообще-то смена хозяина на Никотином первенце, Тульском доменном и железоделательном заводе, шла, но процесс развивался так медленно, что впору было забыть о том, что на нем происходит.

Предприятие, каким его покидал, отправляясь на Урал, Никита, было уже не новым, но находилось в том самом желанном для владельца состоянии, когда все налажено и работает как бы само собой. На Невьянском заводе им при передаче было принято всего 150 коробов угля по 20 пудов в коробе. «А на Туле, государь, — не без гордости замечал Демидов, — и скудно лесами, только на тульских у меня заводах купленого уголья работать на двое домны и на две молотовые на год будет, и болши». Верхотурский воевода, услышав, что Демидовым нужна помощь в заготовке двадцати тысяч саженей дров при наличии всего двух тысяч, принял это «в смех и оплошку»[144]. Полученный на Урале завод был совсем новенький, но довести его хотя бы до состояния завода тульского еще предстояло.

В начале (январе?) 1703 года Никита, отказываясь в Сибирском приказе от поручения делать фузейные замки, заявил, что «фузей де и багинетов делать ему, Никите, негде», поскольку «Тульские заводы взяты у него на великого государя»[145]. Тем самым вполне официально заявлял, что брать на себя связанные с этим заводом задания права уже не имеет. Тем не менее он, судя по всему, некоторое время еще продолжал пользоваться им и после указа о передаче ему завода Невьянского. Статус-кво оставался неизменным более года. Но в апреле 1703 года боярин и адмирал Ф.А. Головин в отправленном из Шлиссельбурга в Москву письме передал управлявшему Адмиралтейским приказом Ф.М. Апраксину царское распоряжение Тульский завод закрыть. Точная дата остановки назначена не была. Завод некоторое время должен был делать железо «к карабельному строению», потом оружейникам на стволы. Остановить его (домны разломать, а мельницы отписать на великого государя) предполагалось по исчерпании самого дефицитного ресурса — древесного угля. Новые заготовки Демидову были запрещены, с исчерпанием накопленного запаса (следить за ним назначались наблюдатели) сворачивалась и работа. 21 апреля во исполнение этого указа завод был передан в ведение елецкому воеводе Фатею Тютчеву, которому велено было описать оставшийся уголь, по его израсходовании — «заводы все разорить», а инструменты взять на великого государя с обещанием, что «за то ему, Никите, даны будут деньги»[146]. Тютчев «для надзирательства» завода прибыл и, оставаясь в Туле больше трех недель[147], что-то для исполнения поручения, вероятно, сделал. Но точки над «i» не поставил: завод «разорен» не был.

Почему забуксовало исполнение плана, неизвестно. Скорее всего сначала из-за срочных заказов закрытие снова и снова переносилось, а позже вопрос «перерешили». Хотя необходимость остановки мотивировалась объективными причинами (прогрессировавшее исчерпание лесного фонда и намерение его замедлить), в стране, не изобиловавшей металлургическими заводами, но испытывавшей возросшую в условиях войны потребность в железе, хладнокровное уничтожение налаженного его производства на крупном и сравнительно новом предприятии выглядело бы, мягко говоря, неоправданным мотовством. Царь и правительство это обстоятельство, вероятно, не только осознавали — оно все больше их смущало. В конце концов о вынесенном заводу приговоре «забыли»[148].

Тульский завод по-прежнему работал. Допускаем, что включительно по 1706 год он считался принадлежащим все еще Демидову. Таким положение могло оставаться вплоть до того, как казна наконец решила рассчитаться за него с бывшим владельцем. В апреле 1706 года было завершено составление описных его книг. 29-го они были посланы в Адмиралтейский приказ — свидетельство того, что по факту предприятие состояло в это время в ведении именно Адмиралтейства. Завод был невелик: одна домна, три молотовые — две на ходу, одна «не в отделке», амбар, «где пушки сверлят», мельничный амбар (разоренный), изба «болванная» (здесь делали пушечные «болваны»), изба меховая, два угольных амбара, еще несколько для хранения припасов, в том числе один казенный. Возможно, решимость казны все-таки забрать завод, с тем чтобы его рано или поздно закрыть, подтолкнул пуск построенного Никитой в 1707 году Дугненского завода, взявшего на себя исполнение некоторых казенных заказов. Демидов оценивал Тульский завод примерно в 11 тысяч рублей, получил из Адмиралтейского приказа меньше — 4—4,5 тысячи, которые прошли двумя траншами в 1707 и 1709 годах[149].

Планы казны менялись, и реальный ход дел все больше отклонялся от предписанного указами 1703 года. Завод работал на Адмиралтейство — ведомство, ведавшее делами, для Петра из важнейших важнейшими. Обеспечивавшие его нужды другие заводчики, по-видимому, не были настолько производительны и надежны, чтобы Адмиралтейство спокойно отказалось от собственного железа, выделанного в молотовых Тульского завода. Используя завод, оно даже пыталось его модернизировать. После взятия в казну здесь были построены каменная домна (не ясно, правда, вторая или заменившая первую, демидовскую) и особый амбар, в котором было налажено волочение проволоки. Все это потребовало немалых расходов, включая оплату труда проволочного дела мастера, помимо прочего обучавшего «тому мастерству матрозов 10 человек»[150].

Адмиралтейство привыкало к заводу Демидова. Но вполне ли отвык от него бывший хозяин? Значительная часть его бизнеса по-прежнему была связана с казной — партнером непростым, требовавшим строгой дисциплины от поставщика, но не всегда аккуратным при расплате. Между тем вживание в Урал потребовало времени, сил и средств больших, чем можно было ожидать вначале. В этой ситуации Никита не мог не вспоминать о Туле — городе, с которым публично распрощался даже дважды: сначала отправив на Урал семью, после отдав казне завод.

Вспоминал еще и потому, что, покидая Тулу, мосты к ней отнюдь не сжигал, напротив, по мере надобности ими пользовался. Потеряв здесь главную площадку для реализации предпринимательских устремлений, разрывать все с нею связи Демидов не собирался. Отчасти по расчету, отчасти по привычке он продолжал делать деньги и здесь. В том числе — в сферах, которые могут показаться неожиданными.

21 июня 1708 года тульские земские бурмистры получили распоряжение передать Никите Демидову винокурню кружечного двора — ее постройки, оборудование, посуду. Никита должен был заплатить за имущество, после чего готовить и ставить на кружечный двор вино, «сколько когда бурмистром на продажу понадобитца». Дело пошло, но уже в следующем году, 29 ноября, бурмистры сообщили в Ратушу, что Демидов по установленной указом цене ставить вино отказался. Месяц спустя, 26 декабря, он предстал в Ратуше, где заявил, что поставку вина в наступающем году производить не будет, так как, прося винокурню, предлагал одну за него цену, а бурмистры дают другую. Сначала он еще отдавал вино «по нужде с убытком», но «впредь по той цене ставить ему невозможно», нужно ее увеличивать[151]. Он сообщил также, что «за тульскую кабацкую винокурню по оценке денги у него готовы», из чего заключаем, что полтора года он пользовался ею фактически в долг.

Нам неизвестно, чем закончилась эта история. О примечательном ее эпизоде (финальном?), участие в котором принял конкурент Демидова И.Т. Баташев, будет рассказано ниже. Но и в таком, не имеющем конца с моралью, виде она интересна, поскольку демонстрирует инерционность накопительской психологии. Ворочая немалыми деньгами и демонстрируя временами стратегический уровень мышления, Никита не чурался и тех форм предпринимательской деятельности, в которых происходило первоначальное накопление его капитала.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.