Глава 2

Глава 2

Служба в пограничном отряде оправдала худшие ожидания Владимира. Вместо командировок по «горячим точкам» была солдатчина и муштра. Впрочем, и сама знаменитая командировка в Дагестан, со слов оставшихся в отряде ее немногочисленных ветеранов, мало напоминала ту службу, что была в Чечне у Вовки и его сослуживцев. Обычная служба, только в более трудных условиях и за большие деньги. Боев не было, и никаких потерь отряд не нес. Впрочем, это обстоятельство было на руку. Отряд являл собой очередной эксперимент переходного периода. Он был на 90 % укомплектован контрактниками, которые получали возможность, как и их командиры впрочем, тоже, почувствовать на себе все прелести профессиональной армии. Обе стороны были явно не в восторге друг от друга. Служили такие же, как Вовка неудачники. Офицеры прекрасно понимали, что начнись нормальная жизнь, когда всем будет работа и зарплата, в отряде останутся единицы солдат. Впрочем, и так народа не хватало. А тех, кого хватало, хватало обычно до получки. После получке отряд терял бойцов. Нет, они вовсе не погибали, а просто занырнув в алкогольную пучину, по всплытии из нее либо увольнялись сами, либо изгонялись командованием. Через полтора года службы ряды пограничников покинул и Владимир. В военной службе он начисто разочаровался. Через полгода службы семья рассталась с ним. Но все по порядку.

Служба занимала достаточно много времени. Домой приходил только спать. Зимой Владимир стал отцом. Ольга родила дочь. Теперь все мысли ее, как и большинства женщин сосредоточились на ребенке. Вовка и ранее не обласканный ее вниманием, теперь совсем остался за бортом. Впрочем, и сам свежеиспеченный глава семьи не слишком обременял себя домашними делами, чаще пребывая на насточертевшей ему службе. Некое разнообразие в солдатские будни внесли командировки на свежеустановленную границу с Украиной. Первая командировка случилась сразу после Дня Победы. Ей предшествовал парад на главной площади города, где выдрессированные мужики из отряда заняли почетное второе место, уступив первенство курсантам военного училища. Сие достижение было удивительно, если учесть, что в ожидании начала торжества солдаты неоднократно посещали магазин для приобретения спиртного. Несколько человек были вообще не в состоянии маршировать и предусмотрительно, были выведены из строя командирами.

Потом последовали полтора месяца непонятной службы на непонятной границе. Пограничный пост напоминал пост ГАИ. Осматривали машины, проверяли документы. При этом безбожно брали магарычи горилкой, которую везли контрабандой с Украины. Сами контрабандисты были бесконечно рады таким расценкам — литр и вперед. На стационарных постах, говорили они, такса намного выше. Что говорить, пили неплохо там, местные жители относились к пограничникам более чем радушно. В первую очередь из-за того, что у солдат были деньги, которых в нищих селах давно не видели. Оживилась торговля самогонкой, заработал простаивавший без покупателей магазин. Такая же картина была и последующих командировках.

Вскоре по приезду Ольга, забрав дочь, покинула Владимира. Был предъявлен стандартный набор обвинений: пьянство, невнимание к семье, нищета, и прочее. Но он понимал, что главная причина это просто отсутствие душевной близости и уверенность женщин, что все мужчины, кроме того, что рядом с ними, несомненно, лучше.

— Оля, — пытался вразумить ее Владимир, — ну хорошие мужики — то, хорошим бабам достались, а плохие, сама понимаешь, плохим.

Это, в общем-то, неглупое, суждение сыграло роль торпеды, пущенной в утлую лодочку семейной жизни. Остаток того, первого отпуска, оставшись один у разбитого корыта, он пропьянствовал. Случилась даже белая горячка, но не агрессивная. Просто тараканы мерещились, что по потолку строевым шагом ходили. Через три дня тараканам строевая надоела, и они исчезли вместе со своим командиром — чудовищных размеров тараканищем с красными лампасами на лапках. Теперь служить вообще не хотелось. «Да на кой ляд оно мне надо, как пацану тут выкобениваться? Всех денег не заработаешь, до пенсии тут не дослужу. Ну его все…» — так думал Вова каждый день, приходя со службы домой, где его ждали старуха-мать и не менее постаревший кот Барсик. Интерес к жизни угас. Наступило полное отупение. Было неуютно и одиноко даже в толпе сослуживцев, в массе своей людей довольно ограниченных. Хотя были конечно, и люди интересные на самом деле, но так мало.

Осенью закончились командировки. Теперь вообще стала тоска. В отряде закручивали гайки. Новых командировок не ожидалось. Вовка и еще несколько ребят написали рапорта с просьбой о переводе на Таджико — Афганскую границу, но не вышло. Туда отправляли только офицеров и прапорщиков. С одним из отправленных туда, майором Петиным, замполитом мотоманевренной группы, где проходил службу наш герой, произошла удивительная история, послужившая темой многочисленных сплетен.

В отряде существовала традиция, за склонных к пьянству военнослужащих, зарплату получали их родственники по доверенности. Так было и с Петиным. За него жалование выдавали его супруге. Под это новшество едва не попал и наш герой, но получать за него деньги было не кому, и обошлось. А в целом Петин был толковый офицер и неплохой человек, но вот покусал его змей зеленый.

И вот отправлен был Петин на Таджико — Афганскую границу. А различные задолженности и в немалой сумме, отряд ему не выплатил. Через год, загорелый до черноты, уже подполковник Петин, приехал в отпуск и первым делом отправился в отряд получить долги. Служба в трудных условиях явно пошла ему на пользу. Теперь он был, там, у себя, начальник разведки погранотряда. В фин. части, однако, заслуженного офицера ждало разочарование. Деньги получит только его жена и точка. А с женой бравый офицер никаких отношений не поддерживал и с трудом представлял, где она вообще находится. И так целый месяц слонялся обожженный солнцем подполковник по отряду, безуспешно пытаясь получить причитающееся. Но так и убыл ни с чем обратно.

Владимир ходил на службу просто как робот. Ему было совершенно безразлично все. Карьерный рост не светил тоже. Офицеров и прапорщиков своих был перебор. Офицеры здраво смотрели на ситуацию и часто повторяли: «Понимаем, вы тут все временно, пересидеть безработицу. А вот заработают заводы, и все разбежитесь». Все чаще и чаще об увольнении думал и Владимир. Надо было уже определяться, как жить дальше. Бесперспективность службы была видна невооруженным глазом. Даже самые упорные солдаты, те, кто устроился на неплохие места, и те увольнялись, едва кончался срок службы. Таких было мало, ветеранов отряда. Увольняемые в основном устраивались в частную охрану. Новым хозяевам жизни требовались охранники. Вообще по газетным объявлениям создавалось впечатление, что нужны только охранники, распространители и девушки по вызову. Иных вакансий не предлагалось.

Семен, тот, что помогал Вовке подделать медицину, трудился в частной охранной фирме. Его выгнали за пьянство в командировке, через полгода службы. А раньше Семен хвалился, что будет служить до пенсии и так радовался, что нашел свое призвание. Военная служба была для Семена как жгучая любовница, от которой теряют голову, вот он ее и потерял (и голову и любовницу). Для Вовки служба была как надоевшая жена, от которой так просто не отделаешься, вот он и продержался полтора года. Больше не хватило терпения. Да все это хорошо, кормить себя, содержать ребенка (деньги он старался регулярно передавать), но полный тупик впереди. С этим невозможно было смириться. Особенно вгоняли тоску немногочисленные встречи с товарищами по университету. Правда, сам Владимир стремился их избегать, но несколько раз видели его. На фоне вальяжных юристов Владимир в поношенной форме с лычками младшего сержанта выглядел проигрышно. И ведь даже пыль в глаза не пустишь, все на погонах написано, чего ты в жизни достиг. Замкнутые какие-то были вчерашние товарищи. Иногда Владимиру приходила в голову парадоксальная мысль, что эти, достигшие успеха в жизни люди, пожалуй несчастнее его, попавшего из князи в грязи. Вечно озабоченные, занятые, вертящиеся в своем мире и не видящие ничего вокруг из того, что напрямую не влияет на их благополучие и положение в обществе. Сколькими условностями они связаны. Частенько приходила и такая крамольная мыслишка, что лиши их атрибутов преуспевания и кто знает, что от многих вообще останется, пустота. Те неудачники, вроде бы опустившиеся люди, с которыми он когда-то делил военные трудности, да и некоторые из нынешних сослуживцев представляли из себя ЛИЧНОСТИ сами по себе, без богатств и чинов, имели свой, богатый внутренний мир, пусть и не всегда правильный с точки зрения большинства, но СВОЙ. Да, конечно они казались грубыми, неотесанными, по сравнению с достигшими успеха согражданами. Но легко быть добрым и культурно-выглядящим, когда ты защищен от многих негативных сторон жизни. А вот когда ты один на один с миром, когда у тебя нет ни связей, ни положения, ни денег, то мир к тебе поворачивается жестокой стороной. Напрашивалось сравнение с собаками: большие, крупные псы, как правило, добродушны. А почему им быть злыми? Ведь их абы кто не задевает, относятся с опаской, уважительно, зло на них не срывают. А вот на маленьких собачонках любой норовит показать, что он венец творения. С чего же им добрыми то быть. Вот они и лают на всех и чуть что зубы выпускают. Вот и выходит: для одних жизнь, а других борьба за выживание.

Владимир понимал, что никто, ни он, ни окружающие не виноваты в этом. Так устроен мир. Но как трудно оставаться философом, когда живешь среди людей, имеешь ребенка, пусть и не живущего с тобой. От тебя ждут, что вот-вот ты станешь «как все», вдруг начнешь зарабатывать хорошо, появятся у тебя все признаки успеха. А тебе лично уже не нужно все это. Устал. Надоела гонка осла за мешком сена. Почему человек в глазах большинства людей ценен тем, сколько он имеет? Да, говорят только душа там и прочее, а на деле все взвешено и измерено. А мера веса? Да вот она — презренный метал. Но такие мысли приходили бессонными одинокими ночами. Когда же наступал день, наступала и жизнь «как у всех».

Покинув пограничный отряд, Владимир возобновил хождение по мукам. Гражданская жизнь, несмотря на внешний блеск, оказалась куда более жестокой, чем внешне грубая военная. С трудом удалось устроиться в частное охранное предприятие. Вот где он во всей красе увидел прелести рыночных отношений.

Фирма носила громкое название «Закон» и принадлежала известному в городе человеку, крупному предпринимателю и депутату местной думы. «Ну уж тут не пропаду, — думал обрадованный тем, что взят в такую солидную организацию охранником на испытательный срок, Вова. — Черт с ним, что форму за свои деньги приобретать, да и не оформили никак пока. Все будет нормально. Москва ведь тоже не сразу строилась».

Пришлось стоять Владимиру в павильоне, выводить оттуда пьяных. Ни дубинки, ни тем более оружия ему, да и другим охранникам не давали. Так, стоял как манекен. А пришло время зарплаты, то вообще узнал, что стажировка бесплатна. Месяц так, впустую прошел. Но и других было не лучше.

— Ты скажи, в твою смену КАМАЗ с сахаром стоял во дворе? — интересовался начальник у одного из коллег Владимира, выдавая зарплату.

— Да, и не только в мою, он неделю стоял, — уже чувствуя подвох, отвечал усатый мужик лет сорока.

— А ответь мне, — продолжал допрос начальник, постукивая по ведомости татуированными изображениями перстней пальцами, — куда три мешка пропали оттуда. Он когда на базу приехал разгружаться, трех мешков нет?

— А я почем знаю, — все еще надеясь выкрутиться, оправдывался незадачливый охранник. — Он опечатанный стоял, уехал претензий не имел. Чего он сразу не сказал, а только на базе заметил? Кто его мешки считал? Он как стал к нам, так кузов зашнурован был, опечатан. Нам КАМАЗ вообще не сдавал под охрану. Просто поставил и все.

— Ну, это не ответ. Вот когда скажешь, как пропали мешки, тогда зарплату и получишь. Иди. — Закончил разговор начальник.

И так было каждую получку. Всегда находились причины кому-то не заплатить за реальные или вымышленные упущения. Два раза вообще никому ничего не выплатили, объяснили какими-то трудностями в расчетах. Это произошло как раз в канун выборов, на которых баллотировался ХОЗЯИН. Оно, по правде сказать, жалование было в два раза меньше чем в отряде. Вовку все это бесило. Полная неопределенность. Дадут, не дадут, когда и сколько дадут. Его удивляло, что большинство работавших с ним не находили ничего несправедливого в этом. Хозяин — барин, ему виднее. А хозяин и его прихлебатели пользовались этим от души. Штрафовали почем зря. Ни как не укладывалось в голове, почему люди, на которых они работали, которым они своим трудом создавали благополучие, так были равнодушно-жестоки к своим работникам. Вот так просто, взять и не заплатить, или заплатить часть, положив остальное в свой карман. Ведь сами тратили за ночь в клубах по годовой зарплате какого-нибудь работяги. Охраняя злачные места, Вова видел этих «хозяев жизни», запросто выкидывавших без счета столько, сколько он заработал в свое время в Чечне и при этом таких бережливых, когда выдавали своим работникам те жалкие крохи, на которые едва можно было существовать. Люди приспосабливались, а вот Вовка никак не мог. Бывшая его лучшая половина торговала где-то в магазине, потихоньку приворовывая оттуда и, в общем, сводила концы с концами. А Вовке, откуда чего воровать? Все опечатано да заперто. Да хоть бы и была возможность, он чувствовал, что, вряд ли сможет ей воспользоваться. «Ну, неужели нельзя честно жить, не обманывая, не ловча?» — задавал он себе безответный вопрос. Хотелось верить, что это не так.

А обманывали все. Обманул надежды и Жириновский, который весной 1999 года объявил по телевизору набор добровольцев в Югославию. Вовка пришел в первый же день в офис партии. Там заполнили необходимые анкеты и заявления и уверили, что поедет он, чуть ли не завтра. «Хуже не будет», — рассудил Владимир. Самой неожиданной была реакция Ольги. Она очень близко к сердцу приняла его решение и всяко его в нем поддерживала.

— Это хорошо будет, если ты в Югославию попадешь. Там закрепиться если сможешь, то сможешь, товар сюда возить оттуда, а я продавать тут буду. — Так она объяснила свою заинтересованность в поступке экс-благоверного.

А Вовка уж грешным делом заподозрил у нее сочувствие к братскому сербскому народу. Вот и пойми тут женщин. Но их мечтам не пришлось сбыться. Все ЛДПРовские призывы оказались очередной пиаровской акцией.

Владимир купил лицензию частного охранника. Теперь стало немного лучше. Один раз повезло совсем. Устроился случайно в филиал Московской фирмы. Москвичи, не поняв сразу обстановку, установили жалование по своим меркам, что приятно шокировало провинциалов. Вовка три месяца, пока длилось это счастье, ходил кум королю. Ольга сразу вновь увидела в нем мужчину своей мечты. Но по прошествии трех месяцев москвичи одумались, одумалась и Ольга. Сразу увидела все недостатки своего непутевого сожителя. Впрочем, о его недостатках она сразу же забывала, едва тот становился на ноги. Так продолжалось до начала Второй Чеченской войны.

Заявления тогда еще премьера, В.В. Путина о том, что террористов будут мочить в сортирах, вселяло в него надежду, что эта кампания очень скоро закончится, так как чисто с военной точки зрения ничего уж архисложного в подавлении боевиков не было. Однако кадры, которые показывали в новостях все настойчивей и сильнее кололи совесть. «Вот, ребята снова воюют, а я тут сижу ерундой занимаюсь. Добро барское за копейки стерегу», — подобные мысли возникали у него после каждого блока новостей с Кавказа. Но уж очень не хотелось бросать отлаженный, как тогда казалось быт. Некоторую, но далеко не такую как принято считать, роль в его искушении играли и обещанные Президентом «боевые». Как бы там ни было, но Владимир героически боролся с искушением пойти в военкомат до весны 2000 года. Уже уехали некоторые его знакомые по первой кампании. А он все сидел дома, ходил на наскучившую работу и ложился спать с нелюбимой женщиной. Несколько раз, по пьянке, конечно, он с приятелями собирался идти и оформляться ехать. Но, протрезвев, все шли на свои работы или к своим семьям. Наконец в конце мая 2000 года его взорвало.