Без меня меня… похоронили
Без меня меня… похоронили
Вот что я узнала от Елены Георгиевны Смолинской, учительницы, которая вела математику в том же лицее, где мама преподавала французский и английский. Они очень дружили.
Маму убедили, что меня нет в живых: меня-де взяли в армию и я была убита под Одессой и похоронена где-то на Пересыпи. Свидетель моей смерти — Валька Качаунов, мой друг детства. Но легко ли матери поверить в смерть своего ребенка, если она своими глазами его мертвым не видала? И мама надеялась. Однажды, будучи на курорте в Сочи, Елена Георгиевна слышала по радио, как в «Международном розыске» моя мать из Румынии на всех языках обращалась с просьбой: «Если кто-нибудь знает что-нибудь о судьбе моей дочери Евфросинии Антоновны Керсновской, прошу сообщить по следующему адресу…» Но адрес Елена Георгиевна не запомнила: она сама была уверена, что меня нет в живых. Было это в 1954 году.
Кому только я ни писала, спрашивая о маме! А о Смолинской и не подумала. Я была уверена, что она в Румынии. В действительности они с мужем переправились через Днестр в лодке под обстрелом, когда немцы уже подходили к Сорокам. Перенеся уйму мытарств, они добрались до Новосибирска, где ее муж, Константин Витальевич, работал контролером на изготовлении мин и дрожал от стpаха в течение всей войны, так как калибр мин постоянно менялся (чтобы немцы не могли использовать попавшее им в руки снаряжение), и если партия мин, отправленная на фронт, оказывалась иного калибра, чем минометы, то контролера, а иногда и еще кого попало, обвиняли во вредительстве и публично расстреливали там же, во дворе фабрики.
Можно поверить, что они были без памяти рады, когда в 1944 году им разрешили возвратиться в Сороки. Их дом на берегу Днестра снесло паводком, когда немцы, отступая, взорвали гидроэлектростанцию на Мурафе, притоке Днестра. Восстанавливать его они не стали, а построили себе домик на горе, подальше от воды.
Славные старички не знали, куда меня посадить, чем угостить. Я попросила только одного: мамалыгу с молоком. Восемнадцать лет я ее не ела. Тут уж я отвела душу!
Более 800 000 книг и аудиокниг! 📚
Получи 2 месяца Литрес Подписки в подарок и наслаждайся неограниченным чтением
ПОЛУЧИТЬ ПОДАРОКЧитайте также
«Прости меня, прости меня, Господь…»
«Прости меня, прости меня, Господь…» Прости меня, прости меня, Господь, Что я в гармонии твоей не понял сладость: Не духом принял я твою земную плоть, Не духом принял я твою земную радость. Я чувственно смотрел, я чувственно алкал, Я слушал чувственно не утончая слуха, Я
I У МЕНЯ ЕСТЬ СОБАКА, У МЕНЯ БЫЛИ КУРЫ
I У МЕНЯ ЕСТЬ СОБАКА, У МЕНЯ БЫЛИ КУРЫ Быть может, вы охотник?Быть может, у вас есть куры?Быть может, вашей охотничьей собаке случалось — когда она действовала с самыми лучшими намерениями и считала, что имеет дело с фазанами или куропатками, — душить ваших кур?Последнее
«За то, что нет у меня друзей…»
«За то, что нет у меня друзей…» За то, что нет у меня друзей И с детства я была одинокой; За то, что за морем, в стране далёкой, Осталось так много ненужных дней; За то, что нечего мне терять; За то, что звонкий смех разлюбила; За то, что днём валюсь на кровать Без мыслей, без
Без меня меня… похоронили
Без меня меня… похоронили Вот что я узнала от Елены Георгиевны Смолинской, учительницы, которая вела математику в том же лицее, где мама преподавала французский и английский. Они очень дружили.Маму убедили, что меня нет в живых: меня-де взяли в армию и я была убита под
«У меня есть собака, значит, у меня есть душа...»
«У меня есть собака, значит, у меня есть душа...» Эту главку моей книги я бы хотела посвятить их памяти. Вашей – бодер-колли Чак Гордон Барнс из Нортумберленда, и Вам, друг мой, душа моя, любовь и скорбь моя, Чак Гордон Барнс, сын благородной колли Чейни и пограничной овчарки
Андрею Мягкову на его надпись на стыке стены и потолка ресторана МХАТа: «Кто любит МХАТ больше меня, пусть напишет выше меня»
Андрею Мягкову на его надпись на стыке стены и потолка ресторана МХАТа: «Кто любит МХАТ больше меня, пусть напишет выше меня» И Микеланджело творил под потолком. Для вас обоих это место свято. Лишь Бубка мог — и то с шестом — Побить твою любовь ко МХАТу. Какое откровенье
2. «Вы у меня в руках!»
2. «Вы у меня в руках!» Стоя в казарменном дворе поодаль от других прачек, Аня и Люся выжимали выстиранное белье. Люся была в смятении. У Ани был решительный вид.— Нет, Аня! — тихо сказала Люся. — Не могу я так. Некрасиво как-то. Он с чистой душой… все, что знал, выложил, а мы
«Скажи, что любишь меня!», или «Люби меня…»
«Скажи, что любишь меня!», или «Люби меня…» 1Сентябрь в Венеции — время утонченной печали и внезапно прорывающегося ликования. Все зависит от движения туч. Мгновение назад темные под сумрачным небосводом каналы и палаццо вспыхивают в лучах прорвавшегося солнца с
«У меня есть такие преступления, за которые меня можно расстрелять...»
«У меня есть такие преступления, за которые меня можно расстрелять...» Письмо Сталину«Дорогой тов. Сталин!23 ноября после разговоров с Вами и с тт. Молотовым и Ворошиловым я ушел еще более расстроенным. Мне не удалось в сколь-нибудь связной форме изложить и мои настроения, и
Глава 39. Война 1914 года и иркутская общественность. Мой арест по нелепому обвинению меня в принадлежности к иркутской группе анархистов-коммунистов. Меня освобождают по требованию генерал-губернатора Князева. Успешная деятельность Иркутского трудового отдела Союза городов. Возникновение еженедельн
Глава 39. Война 1914 года и иркутская общественность. Мой арест по нелепому обвинению меня в принадлежности к иркутской группе анархистов-коммунистов. Меня освобождают по требованию генерал-губернатора Князева. Успешная деятельность Иркутского трудового отдела Союза
9. Жди меня
9. Жди меня — Ты спишь?— Сплю. А ты?— Я тоже…— Эх, дьявол, какой сон перебил!.. В Киеве у матери был, а ты все испортил…Застонала железная никелированная кровать. Димка перевернулся на другой бок и затих, пытаясь досмотреть хороший сон. В черном окне видна Большая
Победа! И у меня — сын!
Победа! И у меня — сын! И вот наконец победа! Будучи причислен к «тыловикам», я старался как мог своим пером служить стране, написав, в частности, пьесу-сказку «Земля родная», о которой говорил выше. Она широко пошла в театрах страны. И именно — подчеркиваю — форма сказки
«Посиди за меня»
«Посиди за меня» Последние несколько лет на Орумбае содержались одни «бесконвойники». Поэтому зону запирали только на ночь. Конвой состоял всего из пяти человек, а карцер — обязательную принадлежность каждой зоны — Золотарев приспособил под каптерку. Старую каптерку
А меня
А меня Еще вспомнилось. Ближе к полуночи Лена с Хоккой провожает меня до пересечения 5-й Красноармейской и Московского проспекта. На углу прощаемся. Мы подшофе. Хокка прыгает вокруг. Склоняюсь и целую его в крутой лобик и, еще не успев разогнуться, слышу негодующий возглас