Картина 3 Второй Рейх против «параллельной Баварии»
Картина 3
Второй Рейх против «параллельной Баварии»
Итак, с конца 1860-х годов — точкой отсчета определим 1867 год — Людвиг II начал строить свои замки, воплощая неосуществимую в реальности мечту. Он жаждал убежища от несправедливостей жизни, но не знал, каким должно стать идеальное убежище. Он искал, выбирая то один вариант, то другой. Может быть, еще и этим объясняется последующее многообразие и количество практически одновременно начатых проектов?
Фактически именно это «неуемное строительство» стоило королю трона. В том, что Людвиг II во второй половине XIX века вдруг занялся строительством замков, видели чуть ли не главное доказательство его безумия. Однако справедливости ради, стоит обратить внимание на одну особенность «циничного и прагматичного XIX века»: если в XVI–XVII веках по всей Европе существовала мода на кунсткамеры, то во времена Людвига II как раз началось повсеместное и повальное увлечение, с одной стороны, Востоком, а с другой — строительством псевдоготических «средневековых» замков. Людвиг отдал дань и тому и другому (пожалуй, лишь в этом его можно назвать «героем своего времени»).
Беда Людвига состояла в том, что он относился ко всему слишком серьезно. Его увлечение Востоком вылилось в глубокое изучение предмета; Людвиг перечитал огромное количество философской, исторической и культурологической литературы (библиотека короля поистине впечатляет, и есть документальные свидетельства того, что эти книги действительно были им прочитаны; некоторые даже по нескольку раз). Современники же Людвига увлекались в большинстве своем, так сказать, «европейским псевдо-Востоком». Они не утруждали себя изучением тонкостей восточных философий и ограничивались лишь внешними атрибутами: курением кальяна, ношением шелковых халатов, устройством «восточных комнат», аналогично тому, как в наше время в типовых панельных многоэтажках устраивают японские «сады камней».
Что же касается замков, то их строили уже не только короли и представители высшей аристократии, но и зажиточные купцы, банкиры и т. д. Другими словами, все, кто имел для столь дорогого увлечения достаточно средств. Хотя даже это было не обязательно. Ради собственного замка люди влезали в долги, разорялись и все равно строили! Чтобы не быть голословными, приведем только два характерных примера (об «архитектурных чудачествах» Людвига I мы уже говорили).
На юге земли Северный Рейн — Вестфалия на склонах горы Дахенфельс (Drachenfels; букв. Гора Дракона) в живописном парке стоит замок Драхенбург (Drachenburg; букв. Замок Дракона). Он был построен по заказу Стефана фон Зартера (Sarter; 1833–1902) — разбогатевшего биржевого маклера из Бонна, получившего дворянский титул. Возводился замок в 1882–1884 годах, являясь «ровесником» людвиговских замков и, можно сказать, «братом» того же Нойшванштайна, с которым его роднит и архитектура (неоготика), и внутренняя атмосфера. Так, например, в Драхенбурге есть так называемая «Комната Нибелунгов», стены которой украшают фрески с изображением сцен из древних германских легенд. При этом ни о каком психическом заболевании удачливого финансиста фон Зартера никто не говорит!
Другой пример отсылает нас к резиденции Вельфов, одного из древнейших аристократических родов Германии, — замку Мариенбург (Marienburg; букв. Замок Марии), находящемуся в 20 км от Ганновера. Этот «родственник Нойшванштайна» был построен чуть раньше, в 1857–1867 годах, ганноверским королем Георгом V (1819–1878) в качестве подарка жене Марии Саксен-Альтенбургской (1818–1907). Мариенбург, кроме своей опять же неоготической архитектуры, примечателен еще и тем, что его хозяин имеет непосредственное отношение к так называемому фонду Вельфов, который сыграет в нашей истории далеко не последнюю роль. Дело в том, что в ходе Австро-прусской войны 1866 года королевство Ганновер было аннексировано Пруссией. Георг V был низложен, его имущество конфисковано, а он сам бежал сначала в Австрию, затем в Париж. Договором от 29 сентября 1867 года бывшему ганноверскому королю был выделен капитал в размере 48 млн марок. Однако во Франции Георг V, так и не смирившийся с потерей королевства, решил взять реванш и развернул бурную антипрусскую деятельность, включающую издание агитационной газеты «Situation» и даже набор в так называемый легион Вельфов — верную королю армию. Естественно, правительству Пруссии такие действия бывшего монарха никак не могли понравиться и, наконец, 2 марта 1868 года капитал Георга V был секвестрован. Эти средства и составили фонд Вельфов, доходом с которого стал чуть ли не единолично распоряжаться Отто фон Бисмарк. Заметим, что со стороны Бисмарка растрачивание фонда Вельфов (в частности, деньги фонда шли на подкуп «нужных» людей и прессы, другими словами, использовались в качестве финансового давления) было абсолютно незаконным, так как фонд продолжал оставаться в собственности Ганноверского Дома. Правда, справедливости ради заметим, что семья Георга V не была оставлена без средств к существованию: уже после смерти короля, с 1879 года, его вдова королева Мария получала из того же фонда Вельфов ежегодную пенсию в размере 240 000 марок. Тайные же махинации Бисмарка вскрылись в 1892 году; разразился скандал… К этому вопросу мы еще вернемся.
Примеров замковых «новоделов» XIX века (кстати, мода на замки докатилась и до XXI века!) можно приводить еще много. Таким образом, в увлечении Людвига II строительством не было ничего экстраординарного.
И первым в ряду королевских «сказочных» замков называют величественный рыцарский средневековый Храм, каменное чудо, ныне носящее звучное имя Нойшванштайн (букв. Новый лебединый камень; это название замок получил уже после смерти Людвига II). «Отцом» и «матерью» его можно назвать Хоэншвангау, где Людвиг провел свое детство, и замок Вартбург в Тюрингии, построенный еще в XI веке. Согласно легенде, именно в нем проходили знаменитые средневековые состязания певцов-миннезингеров,[131] в одном из которых принимал участие Тангейзер.
1 июня 1867 года Людвиг II специально приехал в Вартбург, чтобы воочию увидеть «замок миннезингеров». В этом году как раз закончилась масштабная реконструкция Вартбурга, и он предстал перед королем во всей своей красе. В душе Людвига ожили воспоминания детства, проведенные в Хоэншвангау среди образов «преданий старины глубокой». Окунувшись в атмосферу подлинного Средневековья, король задумал построить свой замок, превосходящий по красоте и древний Вартбург, и современный ему Хоэншвангау.
Вернувшись из поездки, Людвиг буквально «заболел» идеей постройки собственного замка. На фоне этих радужных планов даже несколько смягчилась боль утраты — 29 февраля 1868 года в Ницце ушел из жизни Людвиг I. Правда, внук уже настолько отвык от общения с дедом, что известие о его смерти воспринял лишь с оттенком тихой грусти…
С местом строительства будущего замка Людвиг определился быстро: недалеко от родительского Хоэншвангау над ущельем Пэллат сохранились романтические руины старинной крепости Vorder-und-Hinterhohenschwangau. Красота и величие здешних мест, в которые Людвиг был влюблен с детства, окончательно решили вопрос в пользу ущелья. «Орел» из писем к Елизавете Австрийской решил «свить» себе гнездо на горной вершине. Король обратился к мюнхенским художникам и архитекторам с предложением предоставить ему на утверждение проекты будущего замка. Особенно пришлись ему по душе акварели художника-декоратора Мюнхенского королевского придворного и национального театра Кристиана Янка (Jank; 1833–1888), создававшего в свое время эскизы для постановок опер Рихарда Вагнера. Может быть, это обстоятельство и сыграло в пользу Янка, уже имевшего опыт «оживлять» на сцене и самого Тангейзера, и всех вартбургских миннезингеров, вместе взятых?
Еще только задумав строительство, Людвиг не мог не поделиться со своим другом и наставником новыми планами. 13 мая 1868 года он написал Вагнеру: «Я намерен заново отстроить старые крепостные руины Хоэншвангау возле ущелья Пэллат[132] в подлинном стиле старых немецких рыцарских замков, и должен признать, что я с нетерпением ожидаю проживания там; там будет несколько удобных комнат для гостей с великолепным видом на горы Тироля и равнины… Это место — одно из красивейших, что только можно найти, священное и недоступное, достойный храм для божественного друга. Будут и напоминания о «Тангейзере»».[133] Тогда Людвиг планировал назвать свой замок «Новый Хоэншвангау» и лелеял надежду, что счастливые времена можно будет вернуть. Но сказка не повторяется…
Согласно первоначальному плану Кристиана Янка «Новый Хоэншвангау», который мы отныне во избежание путаницы будем все же называть более привычным для читателя «именем» Нойшванштайн, представлял собой небольшой готический замок с тонкими башенками, остроконечными крышами и центральным величественным донжоном. Но по мере дополнений и изменений в проекте он постепенно превращался из строгого готического «храма» в романтическую романскую цитадель.
Окончательно дорабатывали проект Янка архитекторы Эдуард Ридель (Riedel; 1813–1885), Георг фон Доллман (Dollmann; 1830–1895) и Юлиус Хофман (Hofmann; 1840–1896). И грандиозное строительство началось.
Скала, на которой планировалось возведение замка, была взорвана для того, чтобы образовалось плато, пригодное для строительных работ. Таким образом, «орлиное гнездо» опустилось примерно на 8 м. Затем к месту стройки проложили на 200-метровой высоте дорогу и трубопровод. И все же транспортировка на такую высоту строительных материалов требовала внедрения самых современных для того времени технологий. На плато был установлен подъемный механизм, поддерживаемый деревянными лесами, с вагонетками, приводимыми в движение паровым двигателем, — одна из первых подобных конструкций в Германии! Некоторые технологические методы, используемые при строительстве Нойшванштайна, будут применяться еще через много лет при постройке другого «Орлиного гнезда» — резиденции Адольфа Гитлера на горе Кельштайн…
Кстати, необходимо отметить, что строительство королевского замка означало для местных жителей предложение новых рабочих мест — как для мужчин, так и для женщин. Только на постройке Нойшванштайна было занято более 200 строителей. А жительницы нескольких окрестных деревень еще в течение многих лет выполняли по эскизам художников и самого короля великолепные вышивки для портьер и штор. Над внешним и внутренним убранством всех королевских замков трудилось в общей сложности 57 архитекторов, художников, декораторов и ювелиров. Причем, вопреки сложившейся во многих странах традиции (включая и Россию), Людвиг II не стал выписывать мастеров, например, из «модных» Италии или Франции — как мы бы сейчас сказали, король «поддерживал исключительно отечественного производителя». К тому же «немалое внимание уделялось охране труда. За безопасностью при выполнении работ следила «Баварская ревизионная комиссия по паровым машинам» (в ее ведении находились не только машины). Была создана специальная страховая касса при «Объединении ремесленников королевского строительства Хоэншвангау». Его члены ежемесячно отчисляли часть своего заработка для выплаты «больничных»».[134] Так что для понимания якобы «необъяснимого феномена» любви простого народа к «безумному» королю иногда достаточно просто обратиться к сухой статистике. Король был поистине кормильцем для своих соседей-простолюдинов.
Наконец, 5 сентября 1869 года был заложен первый камень в фундамент «замка-мечты».
Практически одновременно с Нойшванштайном было начато еще одно строительство. Пораженный красотой местности заповедника Аммергебирге (Ammergebirge), в котором его отец Максимилиан II в свое время приобрел маленький охотничий домик, Людвиг решил построить здесь второе убежище. Посетив в период с 20 по 29 июля 1867 года Версаль, — напомним, что практически в это же время Людвиг ездил и в Вартбург — король загорелся идеей построить свой баварский Версаль. (Интересно отметить, что во Францию Людвиг II отправился инкогнито под именем графа фон Берга.)
«Новый Хоэншвангау» и «Новый Версаль», замок рыцаря Грааля и дворец Короля-Солнце! Уже две стороны личности Людвига II — вернее, пока только две…
Хотя в то время Людвиг был еще далек от мечтаний о пышной королевской резиденции. На фоне грандиозных и величественных проектов Нойшванштайна Людвигу очень захотелось милого уютного места для отдохновения, для уединенных раздумий и мечтаний. Горный заповедник подходил для этого как нельзя лучше. Здесь до сих пор кажется, что даже сам воздух очищает душу от всего, что ее гнетет, и наполняет сердце покоем и тихой радостью. Наверное, недаром говорят о так называемых намоленных святых местах: местность, выбранная королем, расположена вблизи старинного монастыря Этталь (Ettal), основанного в 1330 году Людвигом IV и являющегося местом паломничества. Кроме того, всего 8 км отделяют ее от деревни Обераммергау, о которой мы уже упоминали.
Под руководством все того же архитектора Георга фон Доллмана, строившего Нойшванштайн, начиналось строительство нового замка, известного ныне как Линдерхоф. Кстати, термин «замок» традиционно закрепился за всеми постройками Людвига II, и мы будем продолжать их так называть, хотя в данном случае это скорее даже не замок и не дворец, а дворцовая вилла. Своим названием Линдерхоф обязан до сих пор сохранившейся вековой липе, которую можно увидеть напротив южного входа в замок: нем. Linde — «липа», Hof — «двор»; другими словами «Липовый двор». Сам Людвиг II предпочитал называть Линдерхоф «Малым Трианоном» по ассоциации со временами Людовика XIV (непосредственно «Баварский Версаль» найдет свое воплощение позднее на острове Херренинзель, купленном в 1873 году). Он даже дал своему замку еще одно название Meicost-Ettal, которое говорит, с одной стороны, о принадлежности территории монастырю Этталь, а с другой — является прямой анаграммой знаменитого выражения Людовика XIV «L^tat c’est moi».[135]
Первый план здания был сделан еще в 1868 году. И уже в 1869-м Людвиг начал перестройку охотничьего домика отца согласно своим вкусам и планам. Новый деревянный домик получил название «Королевская вилла». Забегая вперед, отметим, что в 1870–1871 годах к основному зданию было пристроено два крыла и почти закончена спальня, являющаяся связующим звеном целого проекта. Тогда «зарождающийся» дворец был переименован в «Альпийскую хижину».
Итак, начиная с 1867 года Людвиг II перешел от мечтаний к практическому их воплощению. В это время он одновременно подготавливает себе «убежища от жизни» и все еще предпринимает последние, можно сказать, безнадежные попытки окончательно не проиграть на «духовном фронте»: Вагнер вновь был вызван в Баварию.
Свой 55-летний юбилей композитор отпраздновал в присутствии Людвига II, отношения с которым были восстановлены. На королевском пароходе «Тристан» они совершили поездку по Штарнбергскому озеру, а затем остановились на романтическом острове Розенинзель (Roseninsel), где был дан праздничный обед для приглашенных избранных гостей.
Но Вагнер был приглашен в Мюнхен не только ради празднования его юбилея: на сцене Мюнхенского королевского придворного и национального театра в то время готовилась премьера его новой оперы «Нюрнбергские мейстерзингеры», и король выразил желание, чтобы на спектакле присутствовал сам автор. На этот раз Вагнер вступил в баварскую столицу не как изгнанник, а как триумфатор. Сами мюнхенцы, которые еще совсем недавно угрожали чуть ли не революцией, если «злой гений короля» немедленно не покинет их город, теперь восторженно рукоплескали «светлому гению немецкой музыки». И все же это была не та окончательная победа над пошлостью, косностью и безвкусием публики, о которой мечтали Людвиг и Вагнер, не рождение нового человека, а просто отражение общего подъема национального самосознания в преддверии объединения Германии во Второй рейх; победа не духовная, а политическая. И если Вагнер после долгих лет гонения и унижений был действительно первое время опьянен столь явными выражениями восторга публики, то Людвиг своей тонко чувствующей душой уже давно понял бесполезность борьбы за человеческие души. Его неизбежное постепенное охлаждение к Вагнеру было на самом деле разочарованием в возможности победы их общего дела. Это доказывает, что король видел в Вагнере не столько человека, сколько в первую очередь проводника своих собственных духовных идеалов.
После долгих репетиций 21 июня 1868 года в Мюнхенском королевском придворном и национальном театре с заслуженным триумфом прошла премьера «Нюрнбергских мейстерзингеров». «Вчерашний спектакль был величественным торжеством, которое, вероятно, никогда больше не повторится. Все время я должен был сидеть рядом с королем, в его ложе, и оттуда отвечать на овации публики. Никогда и нигде никто не видел ничего подобного»[136], — вспоминал Вагнер. Мюнхенская публика приветствовала автора стоя, единодушно выказав ему свое расположение. Король пожелал, чтобы и последующие премьеры проходили исключительно на сцене Мюнхенского королевского придворного и национального театра. У Вагнера было на сей счет свое собственное мнение, но он не стал раньше времени его высказывать и, вполне удовлетворенный успехом, вернулся в Швейцарию. Он вновь возжелал тихой семейной идиллии. Козима не заставила себя долго ждать, приехала в Трибшен, откуда написала Людвигу II о состоянии здоровья «любимого Рихарда»: «Он хорошо себя чувствует в Трибшене и вносит правку в биографию».[137] Напомним, что свою автобиографию Вагнер начал писать по просьбе Людвига И, и судьба этого произведения очень интересовала короля.
С отъездом Вагнера Людвиг целиком погрузился в проблемы строительства Нойшванштайна и Линдерхофа и почти на год оставил композитора в покое.
Лишь к лету 1869 года «трибшеновская идиллия» Вагнера была нарушена волнениями, связанными с желанием Людвига II непременно поставить в Мюнхене первую часть тетралогии «Кольцо нибелунга» — «Золото Рейна». И немедленно! Вагнер был категорически против, чтобы какая-либо из четырех драм ставилась отдельно от всего «Кольца». Но Людвиг II, которому Вагнер в свое время уже успел продать права на свое произведение, настаивал на постановке и не собирался ждать неопределенное время. Ведь вся тетралогия к тому времени еще не была закончена (Вагнер лишь начал работу над «Сумерками богов»), да и постановка полного «Кольца» в условиях Мюнхенского королевского придворного и национального театра была бы невозможна.
Конфликт с королем обострился тем, что из солидарности с желанием композитора друг Вагнера дирижер Ганс Рихтер (Richter) и исполнитель партии Вотана Франц Бетц (Betz) отказались от участия в спектакле. Репетиции были на время остановлены. Но лишь на время! Людвиг не отступился от своего желания и теперь был настроен решительно против «Вагнера и его сообщников». В свою очередь Вагнер, все еще находящийся в Трибшене, послал письмо с угрозами новому дирижеру Францу Вюльнеру (W?llner): «Руки прочь от моей партитуры! Это я вам советую, господин; иначе убирайтесь к черту!»[138].
Но против желания монарха композитор оказался бессилен. Несмотря на демонстративную отстраненность Вагнера от подготовки спектакля, премьера «Золота Рейна» под управлением Вюльнера состоялась 22 сентября 1869 года и была встречена бурными овациями. Однако успех не принес Вагнеру никакого удовлетворения. На спектакль он не приехал и лишь с удвоенной силой взялся за разработку «Сумерек богов».
В это время своеобразным символом завершения определенного этапа жизненного пути стала для Вагнера подготовка к печати законченного 1-го тома его мемуаров «Моя жизнь». Том был отдан в издательство Бофантини (Bofantini) в Базеле. Незадолго до Рождества книга вышла в свет. В качестве рождественского подарка первые экземпляры были отправлены Людвигу II и Листу, несмотря на все ссоры и взаимные обиды в уходящем году.
Новый виток скандала Вагнера с королем разразился уже весной 1870 года. Теперь Людвиг II объявил о подготовке к постановке «Валькирии». Вагнер неоднократно и недвусмысленно выражал свое мнение, что тетралогия должна ставиться только целиком, и никак иначе! На этот раз он, видя свою беспомощность, уже был согласен на компромисс: «Валькирия» может быть поставлена частным образом, лишь для одного короля, как уже бывало с другими произведениями, и не только Вагнера. Но Людвиг II оказался неумолим и настоял на публичной премьере в Мюнхенском королевском придворном и национальном театре. Возможно, такая непримиримая настойчивость по отношению к вагнеровским творениям была продиктована его все еще неудовлетворенным желанием сделать из Баварии «страну музыкантов». Тогда Вагнер, смирившись с неизбежным, предложил собственные услуги в качестве дирижера. Но Людвиг отказал Вагнеру и в этом, мотивируя свой отказ тем, что его связь с Козимой до сих пор не узаконена, и его приезд в Мюнхен может негативно сказаться на восприятии спектакля. И это после того, как предыдущие вагнеровские постановки прошли успешно, после того, как мюнхенская публика стоя приветствовала композитора после премьеры «Нюрнбергских мейстерзингеров» и никто даже и не вспомнил о скандале пятилетней давности! Предлог, мягко говоря, надуманный.
В эти дни Вагнер вновь с каким-то обреченным отчаянием стал мечтать о своем собственном театре, где никто не смог бы навязывать ему чужую волю…
Но, несмотря на все недоразумения, Вагнер в глубине души с благодарностью воспринимал все, что Людвиг II делал для него. А чтобы уже никто — даже сам король — не мог упрекнуть их в нарушении норм морали, 25 августа 1870 года, в день рождения Людвига II, Рихард и Козима заключили законный союз в протестантской церкви Люцерна (Козима к тому времени перешла из католичества в лютеранство и получила, наконец, долгожданный развод). Свидетелями на их бракосочетании были Ганс Рихтер и Мальвида фон Майзенбуг.[139] В своем дневнике Козима красноречиво написала: «Каждые 5000 лет случается счастье».[140]
Однако мы забежали слишком далеко вперед, и безоблачные дни тогда сопутствовали далеко не всем. В целом 1870 год выдался очень тяжелым. Баварии грозил новый военный конфликт, и, кроме того, усилилось политическое противостояние внутри страны. Это были первые ростки того политического кризиса, который закончился для нашего героя столь трагически.
Как мы помним, после войны 1866 года Людвиг понял, что единственно возможный для Баварии путь — это сближение с Пруссией во имя объединения Германии. На этом пути Людвига всячески поддерживал — естественно, в первую очередь в своих интересах — Отто фон Бисмарк. В целом «Железный канцлер» симпатизировал баварскому королю, понимая и одобряя его политику, направленную на соблюдение интересов родной страны.
А эти интересы действительно определяли внешнюю политику Людвига II. Прекрасно понимая, что союз с Пруссией неизбежен, он пытался вступить в него на наиболее выгодных для Баварии условиях. Что в целом ему удалось. Насчет Бисмарка же король никогда не обольщался, признаваясь: «Бисмарк, кажется, хочет из Баварии сделать прусскую провинцию… И — увы!., когда-нибудь это ему удастся».[141]
Под влиянием Бисмарка, пообещавшего, что Бавария, вступив в союз с Пруссией, сохранит независимость и собственную армию, а также получит немалое денежное вознаграждение, Людвиг II начал проводить планомерную пропрусскую политику. Не следует сбрасывать со счетов то обстоятельство, что во многом Людвиг действовал, возможно, и против своих внутренних убеждений, но подчиняясь «голосу крови». Напомним, что его мать, королева Мария, была двоюродной сестрой Вильгельма I, а, стало быть, сам Людвиг приходился двоюродным племянником будущему германскому императору. Помня об этих родственных связях, Людвиг не особо кривил душой, когда писал своему двоюродному дяде следующие строки: «После того, как заключен между нами мир и утверждена крепкая и постоянная дружба между нашими государствами, хочется дать этому факту внешнее символическое выражение, и я предлагаю Вашему Королевскому Величеству совместно со мной владеть знаменитым замком Ваших предков в Нюрнберге.[142] Когда со шпиля этого общего родового замка взовьются рядом знамена Гогенцоллернов и Виттельсбахов, это будет символом того, что Пруссия и Бавария единодушно стоят на страже будущего Германии, которое через Ваше Королевское Величество направлено провидением по новым путям…»[143]
Но среди простого населения Баварии исконно жила национальная вражда к Пруссии, еще усилившаяся после войны 1866 года. Пропрусская политика Людвига II вызвала волну возмущения. Прибыв в Мюнхен на открытие ландтага, король встретил на улицах города вместо привычных восторженных оваций зловещее молчание. Но националистический протест баварцев против союза с Пруссией не оказал на уже принятое решение короля никакого влияния: он оставался тверд и непоколебим.
Еще 31 декабря 1866 года Людвиг назначил председателем Совета министров Баварии князя Хлодвига Карла Виктора фон Гогенлоэ-Шиллингсфюрста,[144] пламенного сторонника Бисмарка и единства Германии под главенством Пруссии. Однако политика князя фон Гогенлоэ к 1870 году расколола баварское общество на два враждующих лагеря: на сторону короля и министерства встали либералы, против — почти все родственники Людвига II, включая принца Луитпольда, аристократия, католики и консерваторы.
Кстати, тогда же при поддержке короля поднялись до высших государственных должностей граф Максимилиан Карл Теодор фон Хольнштайн (Holnstein aus Bayern; 1835–1895) и барон Йохан фон Лутц (Lutz; 1826–1890), который, кстати, к тому времени еще никаким бароном не был. Эти два человека сыграли слишком большую роль в судьбе Людвига И, поэтому мы не можем обойти молчанием их биографии.
Интересно отметить, что граф фон Хольнштайн и Лутц являли собой полные противоположности, начиная от происхождения и заканчивая характером и политическими убеждениями. И тем не менее в истории их имена оказались неразрывно связаны.
Граф являлся не просто потомственным аристократом, крупнейшим землевладельцем, баловнем судьбы, но и другом детства двух принцев — Людвига и Отто, верным товарищем их игр и забав. Он был внуком графа Франца Людвига фон Хольнштайна (1723–1780), внебрачного сына курфюрста Карла Альбрехта Баварского (1697–1745), императора Священной Римской империи (1742–1745). Отсюда и приставка к фамилии фон Хольнштайнов — «aus Bayern» — буквально «из Баварии». Тем более что Франц Людвиг, несмотря на то, что был незаконнорожденным, получил признанный баварский герб со знаменитыми сине-белыми ромбами Виттельсбахов. Таким образом, граф Максимилиан фактически «тоже Баскервиль», в нашем случае — Виттельсбах. Ассоциация со знаменитым произведением Конан Дойла «Собака Баскервилей» не случайна; вскоре мы убедимся, что литературный Стэплтон по коварству и изобретательности ничуть не уступает реальному графу фон Хольнштайну.
Итак, граф происходил из знатнейшей аристократической семьи Баварии. Его отец, Карл Теодор фон Хольнштайн (1797–1857), был королевским камергером; мать слыла одной из первых красавиц королевства. Кстати, портрет матери графа Макса, как его чаще называли в «ближнем кругу» при дворе, графини Каролины фон Хольнштайн, урожденной баронессы фон Шпиринг (Spiering; 1815–1859), до сих пор украшает Галерею красавиц Людвига I в Нимфенбурге.
И вот тут мы подходим к одному событию, которое на первый взгляд можно было бы и вовсе не упоминать в связи с королем Людвигом. Дело в том, что красавица Каролина, мать Максимилиана, в 1836 году бросила его отца и сбежала с бароном Вильгельмом фон Кюнсбергом, за которого вышла замуж сразу после смерти законного супруга в 1857 году. Максимилиан воспитывался без матери, но ее предательство в итоге не могло остаться для него втайне, и, видимо, осознание того, что его предали, нанесло юной душе глубокую психологическую травму. «Граф Макс» научился ненавидеть и мстить. Сатисфакции за то, что при живой матери оставался сиротой, он ждал целых 27 лет! Наконец, случай представился. 23 декабря 1863 года Максимилиан убил на дуэли выстрелом в сердце барона Гуго Венцеля фон Штернбаха, мужа своей сводной сестры Вильгельмины, урожденной фон Кюнсберг, — дочери той женщины, которая его предала. В свое время друг детства короля Людвига решит, что и король его предал…
За дуэль граф был немедленно арестован и приговорен к двум годам тюрьмы. Но Людвиг не забыл старого приятеля. Уже 10 марта 1864 года фон Хольнштайн был помилован и освобожден. Напомним, что именно 10 марта после скоропостижной кончины своего отца Людвиг стал королем, а значит, помилование фон Хольнштайна явилось первым поступком, совершенным им по вступлении на престол. «Под знаком фон Хольнштайна» началось царствование Людвига II, с ним же будет связан его трагический конец. Этот человек — поистине «черный гений» баварского короля!
В 1866 году Людвиг окончательно приблизил графа ко двору, назначив своим обершталмейстером. Вскоре фон Хольнштайн стал имперским советником и одним из наиболее влиятельных политиков. Кроме того, он был почетным членом Мальтийского ордена. А главное — он по-прежнему был другом короля, с которым приятно беседовать и путешествовать (именно он сопровождал Людвига в поездке в Версаль в 1867 году), которому можно доверять…
В свою очередь, Лутц, внук простого крестьянина и сын учителя музыки, всего добивался сам. Получив юридическое образование, он в 1854 году стал асессором окружного и городского суда в Нюрнберге. Но упорство и трудолюбие делали свое дело, и Лутц постепенно и неуклонно поднимался по карьерной лестнице. Переехав в Мюнхен, молодой перспективный юрист был неожиданно замечен королем Максимилианом II, который в 1863 году назначил его секретарем в составе секретариата Кабинета министров и своим помощником. После смерти Максимилиана Лутц не был обделен благосклонностью нового короля. В 1866 году он стал первым кабинет-секретарем Людвига II, сменив на этой должности Пфистермайстера, и главой личной королевской канцелярии. В этом же году Лутц получил за заслуги перед короной личное дворянство. С 1867 по 1871 год он занимал должность министра юстиции и одновременно — с 1869 года — министра по делам Церкви.
Как раз в это время набирало силу одно из направлений политики Бисмарка, получившее впоследствии название «Культуркампф» (нем. Kulturkampf, букв, «борьба за культуру»). Целью «Культуркампфа» было максимальное ослабление политической роли католической церкви и полное подчинение духовенства правительству. Правительство Бисмарка проводило эту политику неукоснительно и планомерно. Так, в декабре 1871 года в рамках «Культуркампфа» был принят закон о запрещении священникам вести политическую агитацию; в марте 1872 года — закон о лишении духовенства права надзора над школами. 4 июля этого же года было решено законодательно изгнать из Германии иезуитов; в руки государства были переданы полномочия подготовки и назначения духовных лиц на должности (1873), а также ограничены права Церкви накладывать наказания на священнослужителей и на верующих (1874). Наконец, 6 февраля 1875 года был принят закон о гражданском браке и распущены почти все католические ордена.[145] Все эти законы принимались Рейхстагом Германской империи, а следовательно, были обязательны к исполнению на территории всех государств Второго рейха, включая и «независимую» Баварию.
Пламенным сторонником политики «Культуркампфа» выступил Лутц, который в свою очередь стал планомерно выдвигать проекты законов против иезуитов.
При этом среди противников Людвига II и в целом непопулярной в исконно католической Баварии политики «Культуркампфа», которой он не столько сочувствовал, сколько не препятствовал, считая, что религию и политические игры смешивать вообще нельзя, особенно выделилась клерикальная партия ультрамонтанов. Ультрамонтанство (от um. papa ultramontano — «папа из-за гор» (имеются в виду Альпы), идеология и течение в римско-католической церкви, выступавшие за жесткое подчинение национальных католических церквей папе римскому, а также защищавшие верховную власть пап над светскими государями Европы. Кстати, некоторые биографы Людвига II[146] настаивают на том, что во главе баварских ультрамонтанов стоял принц Луитпольд, ревностный католик, что делает его вражду к родному племяннику не только политической, но и идеологической. Вспомним, что в свое время Луитпольд отказался от греческой короны только лишь из-за того, что для этого нужно было сменить веру.
Людвиг II, также будучи ревностным католиком, тем не менее не признавал доктрину о непогрешимости папы и хотел сломить оппозицию в лице ультрамонтанов. Он снова призвал ко двору Иоганна Йозефа Игнаца фон Деллингера (D?llinger; 1799–1890). Известному католическому священнику, историку Церкви и богослову было к тому времени уже 70 лет. Он обладал непререкаемым авторитетом среди так называемого движения старо-католиков, что заставило даже папу Пия IX однажды в сердцах воскликнуть: «Я очень хорошо знаю, что не имею никакой власти в Германии, что Деллингер немецкий папа!»[147].
Интересно отметить, что первоначально Деллингер стоял на позициях ультрамонтанов. Он был одним из лидеров так называемого «Католического движения», выступавшего против стремления германских властей подчинить религию и Церковь в Германии своим политическим целям. Однако постепенно он начал отходить от идеологии ультрамонтанства. Уже в 1849 году на собрании Католического союза Германии в Регенсбурге Деллингер произнёс пламенную речь Die Freiheit der Kirche («Свобода Церкви»), где изложил идею автономии немецкого епископата от Рима. Он настаивал лишь на том, чтобы эта автономия ни в коем случае не препятствовала общему католическому единству. В 1857 году после путешествия в Италию Деллингер окончательно порвал с ультрамонтанами. Вскоре он стал идейным вождём либеральной партии, противостоявшей ультрамонтанам. Его книга Der Papst und das Konzil (1869) была занесена в Индекс запрещенных книг.
В день рождения Дёллингера 28 февраля 1870 года Людвиг II написал ему теплое письмо: «Я желаю вам много лет жизни, полных сил и здоровья, чтобы вы могли продолжать бороться в честь религии и науки и для истинного блага Церкви и государства. Не падайте духом! Не отказывайтесь от борьбы! На вас устремлены глаза миллионов людей в надежде, что вы ниспровергните интриги иезуитов и восстановите победу света над тьмой!»[148]
Кстати, ровно через год, 28 февраля 1871 года, король написал Деллингеру следующее: «Я горжусь тем, что в числе баварцев я вижу такого человека, как вы!.. Вы, вы скала Церкви! Все католики, живущие в духе Создателя нашей святой религии, должны смотреть на вас с непоколебимой доверчивостью и глубоким уважением».[149]
В то же время, в 1871 году, архиепископ Мюнхенский Грегор фон Шерр (именно он 15 октября 1875 года освятил скульптурную группу «Распятие» в Обераммергау) отлучил Деллингера от Церкви.
Одновременно благодаря стараниям Деллингера, поддерживаемого Людвигом II, в 1872 году, еще до вступления в силу «закона Лутца» о запрещении всех их организаций, иезуиты были лишены возможности преподавать на территории Баварии. В 1873 году, признавая несомненные заслуги и неподкупную честность старого священника, Людвиг II назначил Деллингера президентом Баварской академии наук.
Биограф Людвига II Карл Теодор фон Хайгель отмечает, что, искренне веря в Бога, Людвиг был начисто лишен фанатизма, презирал все религиозные ссоры и споры и обладал широкими взглядами истинного христианина. Пожалуй, самым наглядным примером, доказывающим правоту этого утверждения, является маленькая молельня Людвига II в Хоэншвангау, которую можно увидеть и сегодня. В ней находится скульптурное изображение головы Спасителя в терновом венце работы великого датского скульптора Торвальдсена. По обе стороны от распятия на крошечном престоле стоят две иконы в золотых ризах, заставляющие русского туриста невольно проникнутся трепетным благоговением: это Казанская икона Богоматери и икона Святого Николая Чудотворца — подарки российского императора Александра II. То, что в молельне короля православные иконы соседствуют с католическими святынями, показывает, насколько широкими взглядами истинного христианина обладал Людвиг II, с одинаковым почтением относясь к христианской вере в целом, не делая принципиальных различий между конфессиями. Эта черта очень ярко характеризует личность монарха!
Кстати, еще 24 апреля 1867 года, впервые присутствуя на собрании ордена Святого Георга в качестве гроссмейстера, Людвиг II выразил желание, чтобы целью ордена стало общехристианское милосердие. В качестве первого шага по этому святому пути король предложил учредить больницу для всех страждущих «без различия национальности и вероисповедания». Именно стараниями короля во время Франко-прусской войны были построены госпитали для раненых также «без различия национальности и вероисповедания».
Другой биограф Людвига II (кстати, являющийся его противником!), пастор Фридрих Ламперт, отмечает: «В последнее время рассказывают, что Людвиг II хотел сделать кое-какие изменения в своем молитвеннике. Интересуясь византийским стилем, он и обложку на своем молитвеннике заказал одному мюнхенскому художнику в византийском стиле. Однако книга эта так и не попала в руки короля, так как была окончена только после его смерти и продана художником в Англию. В замке Нойшванштайн каждый вечер подле кровати короля ставили маленький, так называемый русский, переносной алтарик; а в головах его кровати висел образ Богоматери с Младенцем в византийском стиле… В последние годы своего царствования Людвиг очень часто причащался, в особенности в великие праздники. Но по мере того, как развивалось его «человеконенавистничество», он очень редко, не более двух раз во все время, причащался в придворной капелле, при торжественной процессии, но чаще всего в какой-нибудь деревенской церкви, стоя неузнаваемым среди других прихожан».[150]
Интересно отметить, что, стараясь истолковывать все поступки короля лишь в черном свете, Ламперт против воли отдает должное чистоте его натуры. Смиренная молитва среди простого народа, без шумихи и помпы, никак не согласуется с «человеконенавистничеством». Этот факт говорит лишь о том, что король, будучи истинным христианином, не терпел превращения таинства богослужения в придворное театрализованное представление, предпочитая конкретными богоугодными деяниями доказывать свою веру.
Собственное политическое кредо Людвиг II также выразил в свое время предельно ясно: «Справедливое решение социальных вопросов в моей стране я ставлю чрезвычайно высоко, поэтому даже если бы я мог силой оружия стать властителем Европы, то не хотел бы нести ответственность за жизнь хотя бы одного из моих подданных, потерянную ради достижения эгоистичных целей».[151]
Однако политические страсти разгорались. Одним из вождей баварской партии ультрамонтанов стал Йозеф Эдмунд Йорг (J?rg; 1819–1901). Еще 1865 году он был избран членом баварской палаты депутатов. В феврале 1870 года его действия способствовали смещению князя Гогенлоэ с поста председателя Совета министров Баварии. Однако движение в сторону баварско-прусского союза было уже не остановить — несмотря на победу над князем Гогенлоэ, Йорг не мог ни добиться нейтралитета Баварии в начинавшейся Франко-прусской войне, ни воспрепятствовать основанию Германской империи — Второго рейха.
К тому времени Пруссия стремилась не только расширить Северогерманский союз и объединить все германские земли под своей эгидой, но и ослабить свою давнюю противницу Францию, которая в свою очередь пыталась не допустить образования единой и сильной Германии. Военный конфликт был неизбежен. Формальным поводом к нему стали претензии на испанский престол князя Леопольда Гогенцоллерна-Зигмарингена,[152] поддержанные прусским королем Вильгельмом. В Париже с возмущением восприняли притязания Леопольда. Наполеон III заставил его отказаться от испанского престола. Отказ по решению французского посольства должен был быть одобрен и Вильгельмом. Более того, Франция выдвинула требование к прусскому королю дать обязательство запретить Леопольду вообще когда-либо принимать испанский престол. Это требование не только нарушало дипломатический этикет, но и оскорбляло лично самого Вильгельма. Прусский король отказал французскому послу в аудиенции, пообещав, правда, вернуться к этому вопросу позже. Но Бисмарка не устраивала «страусиная» политика короля, пытавшегося избежать открытого противостояния с Францией. Бисмарк по собственной инициативе дал в широкую печать депешу, согласно которой Вильгельм «отказал принять французского посла и велел передать, что более не имеет ничего сообщить ему». Узнав об этом, возмущенные в свою очередь французские депутаты почти единогласно тут же проголосовали за войну против Пруссии, которая и была объявлена 19 июля 1870 года.
Дом Виттельсбахов. Роспись по фарфору Ф. К. Талльмайера. 1880 г.
Людвиг I, дед Людвига II. Художник Й. К. Штилер. 1825 г.
Тереза Саксен-Альтенбургская, бабушка Людвига II. Художник К. Барт
Максимилиан II, отец Людвига II. Художник Й. Бернхард
Мария Прусская, мать Людвига II. Художник Й. К. Штилер. 1843 г.
Кронпринц Людвиг с барабаном и кубиками. Фотография 1855 г.
Кронпринц Людвиг. Рисунок А. Гротефенда. 1846 г.
Мраморные бюсты кронпринца Людвига и принца Отто. Скульптор И. Хальбиг. 1855 г.
Вильгельм Гессен-Дармштадтский, принц Отто и кронпринц Людвиг. Фотография Й. Альберта. 1863 г.
Замок Хоеншвангау. Фотография автора
Король Людвиг II. Фотография 1867 г.
Скульптурная группа «Распятие» в Обераммергау. Фотография автора
Елизавета Баварская, будущая императрица Австрии, в Поссенхофене. Художник К. Т. фон Пилоти. 1853 г.
Рихард Вагнер. Художник Ф. Ленбах. 1874 г.
Праздник Лоэнгрина на Альпзее в 1865 году. Открытка 1900-х гг.
Вилла «Ванфрид» в Байройте. Фотография автора
Король Людвиг II со своей невестой Софией Баварской. Фотография Й. Альберта. 1867 г.
Семьи королевских и герцогских Домов Виттельсбахов. Фотография Й. Альберта. 1863 г.
Замок Нойшванштайн. Фотография автора
Замок Линдерхоф. Фотография 1887 г.
Замок Херренкимзее. Фотография автора
Автограф Людвига II
Автограф письма Людвига II к Вильгельму Прусскому
Отто фон Бисмарк
Король Людвиг II и Йозеф Кайнц. Фотография 1881 г.
«Замок» Шахен. Историческая фотография
Людвиг II в одеянии гроссмейстера ордена Святого Георга. Художник Г. Шахингер. 1887 г.
Принц Луитпольд, будущий принц-регент. Фотография 1885 г.
Барон Йохан фон Лутц. Фотография 1886 г.
Граф Максимилиан Карл Теодор фон Хольнштайн
Доктор Бернхард фон Гудден. Фотография 1886 г.
Часовня-мемориал Людвига II на Штарнбергском озере. Фотография автора
Посмертная маска короля Людвига II
Гробница короля Людвига II в крипте церкви Святого Михаила. Фотография автора
Поминальный Крест (в воде) на месте, где было найдено тело короля Людвига II. Фотография автора
Людвиг II прекрасно понимал, что нейтралитет Баварии грозит ее независимости, каков бы ни был результат военного конфликта. Поэтому он — наверное, самый непримиримый враг войны своего времени — вынужден был в интересах национального единства и независимости своей страны подписать приказ о мобилизации еще до официального объявления войны — 16 июля. Бисмарк вздохнул спокойно: поддержка со стороны Баварии была необходима ему для усмирения многих враждебных «фракций» внутри самой Пруссии.
На следующий день после объявленной мобилизации Людвиг II прибыл в Мюнхен. На этот раз его встретили бурные восторженные овации. Король постоянно был среди народа; посещал военных и студентов, торговцев и монахов, придворных и простых горожан. Недавние противники политики короля в среде консерваторов поняли его правоту и встали на его сторону. У стен Резиденции не смолкало восторженное: «Да здравствует король!» Это была настоящая победа, пожалуй, даже более важная, чем весь исход Франко-прусской войны.
Во главе южногерманских войск встал прусский принц Фридрих.[153] Под его знамена пошли и принцы баварского королевского дома — дядя короля Луитпольд и младший брат Отто.
Надо сказать, что, в отличие от Людвига, Отто отнюдь не питал страха и отвращения к войне. Не был он противником и светских развлечений. При дворе Отто вполне справедливо считался одним из самых отчаянных кутил и страстным любителем женского пола. Для завершения этого портрета не хватало лишь лавров, добытых на поле брани, лишь воинской славы героя-победителя. Еще до начала войны слухи о пикантных похождениях Отто доходили до короля, но он никогда не пытался перевоспитывать младшего брата. Вообще Людвиг и Отто по своему внутреннему складу были настолько не похожи друг на друга, что можно лишь удивляться тому, что они являлись родными братьями.
И если Отто воспринял начало Франко-прусской войны чуть ли не с восторгом, то в настроении Людвига II внезапно наступает резкий перелом. Не сомневаясь в правильности принятого им решения, он увидел и обратную сторону проблемы: войска его страны под командованием прусского принца отправились завоевывать европейскую гегемонию Пруссии ценой крови его соотечественников. Людвиг почувствовал себя загнанным в угол. Союз с Пруссией неизбежен, но какое место уготовано Баварии в этом союзе? Отныне короля не волнуют вести о победах на фронте, а беспокоит только одно — независимость своей страны после окончания войны. В первые же дни конфликта Людвиг послал на фронт принцу Фридриху письмо, в котором напоминал, что при заключении мира этот вопрос должен быть решен безоговорочно и с абсолютной ясностью.