Глава VII Эфиопия

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава VII

Эфиопия

Удивительная страна, удивительный народ, удивительная обстановка. Упрямство и жестокость Менгисту. Мы должны сокращать неоправданные затраты. Страна наконец избавилась от узурпатора, но он ушел в интересах народа.

В этой стране мне довелось решать поручения нашего руководства в 1989 году, т. е. будучи уже в должности Главнокомандующего Сухопутными войсками Вооруженных Сил Советского Союза. То есть я по хронологии забегаю несколько вперед, но делаю это умышленно, чтобы различные, но близкие по аналогии разделы моей службы и жизни были скомпонованы в одной книге.

Замечу попутно, что мне приходилось выезжать на фронты в разные страны мира. Было, конечно, много и обычных поездок с официальными визитами, но эти поездки проводились только с целью поддержания добрых отношений, выяснения некоторых несогласованных вопросов, внесения определенных предложений и т. п. Такие поездки не были сопряжены с решением особо важных и крупных военно-политических проблем и тем более с риском.

Эфиопия — это страна, которая заняла свое место в моем сознании еще в 30-е годы, как, очевидно, и у каждого из моих ровесников, потому что народ Эфиопии боролся с итальянскими оккупантами, отстаивая свою честь и независимость, и мы, естественно, всей душой были на стороне борющегося народа. Но тогда, т. е. в 1935–1936 годы, Италия, используя договор с Францией, который давал свободу действий Муссолини, и широко применяя танки, самолеты и артиллерию, чего, конечно, не было у эфиопов, захватила эту страну и создала колонию Итальянской Восточной Африки. В нее вошли сама Эфиопия, Эритрея и Итальянские Сомали. Надо отметить, что в Лиге Наций единственная страна — Советский Союз — выступила за пресечение агрессии и оказание помощи народу Эфиопии. А Великобритания, Франция и США снабжали Италию вооружением и всем необходимым для ведения войны. Между прочим в этой позорной войне Муссолини применил даже отравляющие газы.

Однако народ Эфиопии не покорился — он вел партизанскую борьбу, и уже в начале 1941 года эфиопы освобождают свою столицу Аддис-Абебу, а к исходу этого года вообще изгоняют оккупантов из страны. Эфиопия становится на истинно демократический путь развития. В начале 50-х годов, в соответствии с решением Генеральной Ассамблеи ООН, к Эфиопии была присоединена и Эритрея— бывшая колония Италии. Кстати, эритрейский вопрос имеет свои корни.

В конце прошлого века Эфиопия, ослабленная междоусобицей, утратила порты на Красном море и вынуждена была заключить с Италией неравн оправный договор, по которому последней, кроме захваченных ею портов, отошла еще и северная часть Эфиопии с городом Асмара и этот район назвали Эритреей, которая стала колонией Италии. С тех пор у некоторой части населения Эритреи продолжает жить дух сепаратизма, хотя после изгнания из этих краев последнего итальянского оккупанта и колонизатора прошло много десятков лет. На мой взгляд, эта часть общества хотела бы, чтобы Эритрея существовала на равных с Эфиопией, хотя в едином государстве с последней она, конечно, могла бы процветать, т. к. вся ее экономика связана с экономическими объектами центра Эфиопии.

Надо отметить, что демократическое развитие Эфиопии шагнуло так далеко, что именно здесь в 1963 году была проведена Конференция глав правительств независимых государств Африки, на которой учредили Организацию Африканского Единства. А в Аддис-Абебе расположилась штаб-квартира этой организации.

В начале 70-х годов на Эфиопию обрушивается ненастье — засуха, а вслед за ней — голод, болезни и т. д. К власти приходит Временный военный административный совет (ВВ АС). Проводятся демократические реформы, в том числе национализация. Это обостряет внутриполитическую обстановку — поднимают голову экстремисты и сепаратисты всех мастей. А вслед за этим на Эфиопию внезапно нападает Сомали. Это был гром среди ясного неба. Видно, наша соответствующая служба проморгала подготовку этой акции. И в первую очередь этот «ляп», на мой взгляд, объясняется тем, что и Сомали, и Эфиопия были у нас в общем списке друзей, а вожди Сомали, в первую очередь глава государства Барре, постоянно и везде заявляли о своей вечной любви к Советскому Союзу.

Руководители Сомали поставили перед собой цель — используя сложившиеся экономические и социально-политические трудности внутри Эфиопии, коротким и решительным ударом отхватить западную часть земли своего соседа, которая углом вдавалась в Сомали. Это приблизительно по линии: от озера Аббе на севере, около 150 км юго-западнее города Джибути, и до реки Уоиб — по восточному ее берегу к городу Доло на юге. Как минимум они считали, что надо отвоевать плато Хауд по линии реки Фафэн, которая далее впадает в реку Веби-Шебели. Этот район представляет ценность не только тем, что здесь занимаются скотоводством и земледелием, но и своими не разведанными до конца природными богатствами (признаки богатств имеются). Если рассматривать этот район с позиций административного деления, то агрессия приходилась на провинцию Огаден.

Война началась 23 июля 1977 года внезапным вторжением сомалийских войск. К декабрю этого же года они захватили значительную территорию Эфиопии, продвинувшись на разных направлениях от 300 до 700 километров. Фактически они добились той цели, которую ставили.

Однако были и глубинные цели. Как выяснилось, руководство Сомали имело задачу свергнуть ту демократическую власть, которая была в то время в Эфиопии. Возникает вопрос — а кто в этом был заинтересован? Кому и для чего требовалось в 1977 году свержение народно-демократической власти в Эфиопии? Разумеется, не Советскому Союзу. Мы всячески поддерживали эту власть и все ее преобразования в стране, как поддерживали и власть в Сомали. Может, эта война требовалась Сомали? Конечно же, нет — любому государству, если у руководства находятся нормальные государственные деятели, необходимо укреплять отношения с соседями до уровня дружеских. Захват Сомали восточного клина эфиопской территории и агрессия были всего лишь прикрытием главной цели — свержения власти в Аддис-Абебе. Так кому это понадобилось? Конечно, США, а осуществило задуманное, как всегда, ЦРУ. Разве американская администрация в то время могла допустить, чтобы Советский Союз все больше и больше «закреплялся» в Африке? Нет, конечно.

Джимми Картер, победив в декабре 1976 года своего основного соперника Д. Форда и став президентом США, пообещал американцам вытянуть страну из омута политического и психологического унижения, в который они попали в связи с уотергейтом Никсона и позорным для США концом дикой войны во Вьетнаме. Вполне объяснима поэтому его, Картера, суета по каждому внешнеполитическому поводу (правда, спасительный круг, в виде ввода советских войск в Афганистан, невольно подаренный ему Советским Союзом, он в полной мере не смог использовать). Вот подвернулись Сомали. Конечно, с его ведома Центральное разведывательное управление США начало форсированно осуществлять идею — задушить в Африке демократию руками самих демократов. А соответствующая тактика у них на вооружении была уже много лет (судя по Анголе, Намибии, Марокко, Заиру, Конго и др.). А сейчас можно было бы блеснуть и здесь, в Эфиопии.

Получив благословение президента и имея и без того большое влияние на предводителя Сомали (того времени) Барре, американские спецслужбы под видом подготовки Вооруженных Сил Сомали проводят серию эффективных мероприятий, позволивших решительно расшевелить это «сонное царство». Сам Барре, падкий на все, что ему дают, не был лично обижен и в этот раз.

Поэтому он рьяно взялся за подготовку к агрессии. Он шел на нее сознательно и должен был видеть ее возможные последствия, в том числе и в отношениях с Советским Союзом. Однако он прекрасно понимал и другое: если дело дойдет до разрыва с СССР, то последний просто не сможет забрать с собой все то, что было настроено нашими специалистами, нашими силами и фактически за наши средства. Различные промышленные предприятия, жилые кварталы, дороги, оборонные объекты и многое другое. Дипломатические отношения с этой страной у нас были установлены с 1960 года, и с этого времени начинается и советская помощь. А когда в 1969 году был убит президент Сомали А. Шермарк и над страной нависла угроза перехода власти в руки реакции, наша помощь стала еще более эффективной. Как известно, власть захватила прогрессивная часть офицеров сомалийской армии во главе с командующим армией генералом Барре. А затем вся власть перешла к Верховному Революционному Совету. Президентом Совета стал Барре. Руководство страны объявило, что в основе развития Сомали будет идеология социалистического пути, и это нашло у нас полную поддержку. Однако Барре предал свой народ, что в то время предположить было сложно. Но предатель в своих расчетах оказался прав — Советский Союз, порвав отношения с этой страной (хотя народ ни в чем виновен не был), не мог компенсировать те расходы, которые были сделаны им в отношении Сомали. А они были огромны. Ведь мы построили и дорогостоящие стратегические объекты типа суперсовременного аэродрома со взлетно-посадочной полосой для всех видов самолетов (в том числе на перспективу) и огромной емкостью, со всеми элементами всестороннего обеспечения и обслуживания.

И лично мне непонятно, почему наши дипломаты и наши спецслужбы того времени прозевали перерождение Барре, а главное — не заметили подготовки к агрессии? И почему с момента первого обострения отношений между Сомали и Эфиопией (а к этому времени сомалийские войска уже изготовились к нападению), что выразилось в территориальных претензиях, высказанных Барре в адрес Эфиопии, почему даже в это время наше правительство действовало недостаточно категорично?

В итоге агрессия свершилась. В этих условиях Советский Союз, конечно, поддержал Эфиопию, оказал ей всяческую помощь и осудил агрессора Сомали. Было предпринято все, чтобы Эфиопия не только отстояла свои границы, но и разгромила полностью все те сомалийские воинские части, которые вторглись на ее территорию.

Эфиопия в течение февраля и марта месяцев 1978 года с помощью СССР и других социалистических стран разгромила агрессора и отстояла целостность своего государства. Молодой глава временного военного правительства Эфиопии Менгисту Хайле Мариам был на высоте. Он завоевал огромный авторитет. О нем заговорил весь мир. Он «взлетел», но забыл своевременно приземлиться, что в итоге тоже бросило тень на его имя. Конечно, умного человека, действительно преданного своему народу, истинного патриота никакое положение испортить не может. Однако, увы, мы, к сожалению, имели дело с другой личностью.

Думаю, что я буду прав, если скажу, что наши два главных ведомства в то время — это МИД и КГБ (которые в период 1985 по 2000 год вообще поблекли) должны были проявлять больше творчества в своей работе. Ведь речь шла о судьбе народа, а не только личности. Но именно от него зависит многое или даже почти все, поэтому с ним надо капитально работать, а не кокетничать. Надо отдать должное американским спецслужбам в отношении первых лиц в государствах — Горбачева, Ельцина, Кравчука, Кучмы, Назарбаева, Ландсбергиса и других — они работали и работают виртуозно. Например, американцы даже в Политбюро ЦК КПСС организовали Горбачеву «достойное окружение» в лице Яковлева и Шеварднадзе. А что касается Ландсбергиса (Литва), то у него еще в 1990 году были открыто введены в штат властных структур американские советники, которые не советовали, а требовали, диктовали. Естественно, в «цивилизованной» форме. И сейчас требуют. Они не выбрасывают доллары на ветер. Только — под условия. Вот так России диктуют и Мировой банк, и Международный валютный фонд, и различные сорросы. МВФ обещает дать очередной кредит — подачку только при условии продолжения ельцинских реформ, т. е. прозападного курса. О какой демократии может идти речь? Это просто смешно. Поэтому российские правители могут сколько угодно разводить демагогию, но обязаны делать то, что угодно американскому монстру.

Летом 1998 года я встретился с одним близким знакомым (по определенным соображениям могу назвать только его имя — Владимир). Он поделился со мной впечатлениями о своей недавней поездке в США, где он был впервые, но долгое время. Уже в самом начале разговора он буквально вскрикнул: «О какой демократии может идти речь, если говоришь о США? Там и признаков ее нет! Народу вдолбили, что они живут в демократическом обществе. Трезвонят об этом всему миру. Но демократии там нет и при их системе быть не может. Конечно, американцы за счет других народов мира живут значительно лучше. Их правители и дальше будут стремиться к улучшению жизни в США, ставя в экономическую и политическую зависимость другие страны. Сейчас вот добьют Россию. Затем — Украину, Казахстан, бывшие республики Средней Азии, Закавказья, Прибалтики. Но и у них есть армия безработных, бомжи, ужасная преступность. Я разочарован. У них главное в жизни — нажива любым путем. Мерзость! Сюда — в это вонючее болото они теперь тянут и нас».

Естественно, я согласился с ним, вспомнив и свое пребывание в США. По моим наблюдениям, у американцев отсутствует та высокая духовность, что присуща нашему народу. Хотя в принципе у них вообще нет никакой духовности. Вот почему американский образ жизни нам не прививается и не привьется. В США господствует идеология индивидуализма и закон силы. А мы — коллективисты. Наш советский дух получил благодатную почву во многих странах мира. И там стала зарождаться истинная демократия. Это, конечно, противоречит интересам США (точнее, правящим кругам), тем более их глобальным планам завоевания мирового господства.

Впрочем, эта тема отдельного разговора. Ну, а в 70-е годы США активно вмешивались в дела молодых африканских государств, ставших на путь демократического развития, стремясь подчинить их своему влиянию. Но ведь это дело самого народа, как строить свое будущее. Однако надо быть честным и говорить откровенно, что в то время, несомненно, народ Эфиопии нуждался не только в материальной и духовной помощи, но и в чисто организационной — в налаживании работы государственного аппарата, в укреплении экономики и в целом внутренней политики государства. Следовательно, нашему МИДу и КГБ, да и правительству в целом, надо было настоятельно помогать главе государства Менгисту Хайле Мариаму. Но на каком-то этапе дела здесь были упущены. А когда в эту страну Главным военным советником приехал генерал армии Василий Иванович Петров (с 1978 по 1980 год), то он окунулся в гущу тяжелейших противоречий. Особенно во взаимоотношениях центральной власти Эфиопии с властями провинции Эритрея. Сепаратистские силы Эритреи, используя сложное положение страны, которое было обусловлено войной с Сомали, решили отделиться и создать самостоятельное государство. Вместо того, чтобы проявить мудрость, определенный такт и политическим путем снять этот негатив, Менгисту решил обрушиться на Эритрею силами Второй Революционной армии, которая дислоцировалась на севере страны в районе Асмары. Однако эритрейцы хорошо подготовились к такому развитию событий и столь тяжелый оборот предусмотрели. Началась гражданская война. Вскоре она приняла затяжной характер. Вместо развития страны и повышения благосостояния народа основные силы и средства уходили на войну. В. И. Петров хоть и многое сделал для Эфиопии, как, очевидно, и представители других ведомств СССР (МИДа и т. д.), но войну остановить не смог. А приехавший сюда затем генерал-полковник Михаил Александрович Тягунов фактически продолжил сложившийся курс. Будучи очень старательным человеком, он тоже внес свою лепту в строительство Вооруженных Сил Эфиопии. А вот войну он тоже не погасил. Да и невозможно это было сделать без Менгисту. Но склонить его к такому решению было непросто.

Ситуация еще более усугубилась, когда нашим Главным военным советником стал генерал-лейтенант Денисов. Мало того, что он ни по каким параметрам не подходил для этой военной политико-дипломатической работы, так он к тому же еще и болел. Причем болезнь была ярко выражена, что вызывало у соотечественников сострадание, а у эфиопов — неприязнь. Хотя Денисов был человек, безусловно, хороший. Однако рассчитывать, что после моего отъезда он сможет реализовать намеченный план действий, было бесполезно, тем более нельзя было ожидать от него радикальных шагов.

Что же это за недуг одолел Денисова? На мой взгляд, это была какая-то форма склероза сосудов головного мозга. Представьте себе, этот мужчина под 50 лет, хорошо в целом сложенный, с небольшим излишком в весе, достаточно разговорчивый и общительный, в меру подвижный. Но когда мы куда-нибудь заходили и едва садились, как он немедленно засыпал. Засыпал в буквальном смысле, ставя всех остальных, в том числе и меня, в неловкое положение. Когда в первый день я попал в такую ситуацию, то подумал: «Наверное, бедняга всю ночь занимался делами». Действительно, такое нельзя было исключить. Поэтому до конца этого дня я старался втянуть его в живой разговор — в ответы на вопросы и т. д., лишь бы он не уснул. Или же говорил ему, чтобы он с помощником еще что-то сделал, пока я проведу с кем-то беседу. Но когда все это повторилось и на следующий день, я поинтересовался у его коллег: «В чем дело?» Мне разъяснили, что это продолжается все время и, возможно, на этой почве у Денисова нулевые отношения с Менгисту, они фактически не встречаются, а с бывшим министром обороны видятся очень редко, так как последний избегает таких встреч.

Однако аппарат Главного военного советника был нормальный. Хорошее впечатление на меня произвело и наше советское посольство. В то же время главная проблема — потушить пожар войны в Эритрее — не только не разрешается, но идет эскалация войны, боевые действия развернулись уже и в провинции Тигре. 3-я армия задействована здесь в полную силу и несет значительные потери, отходит под ударами частей так называемого Народного фронта Тигре. Народный фронт повстанцев захватил у правительственных войск большое количество боевой техники, вооружения, боеприпасов и продожал теснить 3-ю армию.

Эта война была ни к чему не только для народа Эфиопии, но и для Советского Союза. Этот хомут был большой обузой для нас. Тем более после Афганистана, при наличии Анголы и других подобных стран. Давали себя знать и внутренние проблемы, вызванные пресловутой горбачевской перестройкой. Словом, мир между Эфиопией и Эритреей для всех был бы благом. Требовались решительные изменения в политике Менгисту, а он вместо этого шлет телеграммы руководству СССР и настоятельно просит дополнительную помощь в боевой технике, и особенно в боеприпасах.

Руководство нашей страны принимает решение направить в Эфиопию военную делегацию, которую поручено было возглавить мне. Задача — разобраться в обстановке и подтолкнуть Менгисту к миру.

Приезд советской военной делегации был воспринят различными слоями эфиопского общества неоднозначно. Одни считали, что этот визит окажет стабилизирующее влияние на обстановку, и мирные шаги правительства Народно-Демократической Республики Эфиопия найдут свое место в проводимой политике. Другие заявляли, что приезд делегации повлечет за собой усиление вооруженного конфликта и может нанести ущерб начавшимся переговорам между правительством и оппозицией. А между тем еще за неделю до нашего вылета все было согласовано с Менгисту и он, возможно, с учетом появления нашей делегации, инициировал переговоры с оппозицией, которая, кстати, от них никогда не отказывалась.

В то же время средства массовой информации антиправительственных организаций распространяли слухи, что советская военная делегация прибыла для оказания «силового давления» на оппозицию, что разжигало тем самым антисоветские настроения. В свою очередь, эфиопское руководство всячески популяризовало пребывание в стране советской военной делегации. Лично Менгисту Хайле Мариам стремился использовать ее приезд для укрепления своего авторитета. С этой целью делегации было оказано подчеркнутое внимание как в центре, так и в войсках и в провинциях.

В ходе нашей работы для полного представления картины об обстановке в стране я побывал во всех трех армиях (две из которых вели боевые действия), в резервных соединениях, на основной базе Военно-воздушных сил, на военно-морской базе и проехал вдоль западного побережья Красного моря от порта Массаура (побывав у наших моряков на острове Дахлак) до порта Асэб, от которого идет прямая дорога в Аддис-Абебе. Это довольна сложная поездка потребовалась мне еще и для того, чтобы осмотреть расположенные здесь склады боеприпасов (а их было много) и арсеналы. И я действительно их полностью осмотрел, и не выборочно, а в полном объеме все основные хранилища боевой техники, вооружения, военного имущества и боеприпасов. Все, что мог, с помощью моих товарищей посчитал. Это было очень важно, так как в телеграммах Менгисту говорилось, что у них почти ничего нет, склады пустые, и если вдруг потребуется что-то подать для войск, то они этого сделать не смогут. А наши грубые подсчеты, как и данные Главного военного советника, говорили о другом. В связи с этим у нас возникала мысль, что определенные военные круги эфиопской армии, желая оправдать свои поражения в бою отсутствием вооружения и боеприпасов, могли вводить Менгисту в заблуждение (если это не его собственное «творчество»). Чтобы все поставить на свое место, мы и предприняли такие шаги.

Осмотрели мы и военно-учебные заведения.

Интересно, что кроме первой встречи, на которой я передал Менгисту приветы от политического и военного руководства Советского Союза и рассказал о целях приезда нашей военной делегации (Менгисту добавил и свои просьбы), и кроме итогового нашего разговора, глава страны приглашал меня еще несколько раз. На этих промежуточных встречах он интересовался в основном моим мнением о том, что я увидел. Возможно, для него были не столь важны мои характеристики и выводы, сколько требовалась демонстрация таких контактов для создания в интересах Менгисту соответствующего общественного мнения.

Наша поездка по стране началась с севера, т. е. с Асмары, где 2-я Революционная армия вела боевые действия с сепаратистами Эритреи.

Сложность положения эфиопских Вооруженных Сил в целом и 2-й армии в частности состояла в том, что буквально за два месяца до нашего приезда Менгисту арестовал и расстрелял более 600 офицеров. Это в основном коснулось генералов и полковников. Недовольная политикой президента наиболее прогрессивная группа офицеров выступила против его курса, который завел страну в тупик, особенно в войне с Эритреей. Они считали, что гражданская война вообще недопустима. Используя каналы связи с руководством Эритреи, они вели переговоры о том, что войну надо прекратить на условии, что Эритрея, получив автономию, остается в составе Эфиопии. В стране проведут досрочные выборы представительной власти, куда войдут и депутаты от Эритреи.

Свое выступление офицеры приурочили к моменту, когда Менгисту вылетел из страны на один из международных форумов. Однако в органах государственной безопасности практически все были люди Менгисту — не только из одного племени, но и родственники. Используя отсутствие армейской охраны, должной бдительности, а также используя благодушие повстанцев, они провели аресты в центре (выступление возглавлял начальник Генерального штаба) и в армиях, особенно во 2-й, где недовольство президентом за многолетнюю, изнурительную, никому не нужную войну было особенно сильно. О случившемся служба безопасности дала телеграмму Менгисту. Тот, прервав свою поездку, срочно вернулся домой. Разобравшись в течение суток в обстановке, приказал всех арестованных расстрелять. Было оформлено что-то типа суда по материалам органов безопасности.

Эта трагедия бросила еще большую тень на и без того уже мрачную фигуру президента.

В принципе Менгисту представлял собой незаурядную личность. И для своего народа он сделал много хорошего. Однако отсутствие контроля со стороны парламента и объективного самоконтроля (Бог не дал) способствовало росту амбиций. Все явственней становились отрыв от здравого смысла и склонность к порочному принципу: «Знаю только я, и только я прав». Перерождение мышления и психики становилось необратимым. В этих условиях от Менгисту трудно было ожидать каких-либо новых решительных шагов, стабилизирующих внутриполитическую обстановку. Он прибегал только к силе. Звезда его уже закатывалась.

Во 2-й армии фактически было обезглавлено всё — сама армия, все дивизии, бригады, полки и даже некоторые батальоны. У тех, кого только назначили, кто временно исполнял чью-то должность, настроение было скверное. Они, конечно, отвечали на все вопросы, старались быть любезными, проявляли ко мне должное внимание. Однако это было всего лишь выполнением своих служебных обязанностей, но не открытый товарищеский разговор. Поэтому хоть мы и посвятили армии несколько суток, хотя и прошли непосредственно большую часть ее переднего края, повстречались с офицерами и солдатами в частях первого и второго эшелона, на огневых позициях артиллерии и у танкистов, но однозначный вывод о дальнейшей перспективе развития событий на этом направлении сделать было сложно. Все-таки все в основном склонялось к тому, что бои надо кончать.

Вот некоторые моменты из жизни этой армии.

Передний край армии и противника, т. е. сепаратистов, разделяют 700–800 и более метров. В такой ситуации ружейно-пулеметный огнь (за исключением крупнокалиберных пулеметов) неэффективен. Поэтому с той и другой стороны личный состав укрываться и передвигаться только по траншеям особо не старался. Но когда открывался огонь из орудий и минометов, то все прыгали в траншеи и окопы. В инженерном отношении позиции были оборудованы добротно. Система огня и инженерные заграждения, в том числе минные, не оставляли сомнений в том, что если противник рискнет атаковать, то неминуемо понесет большие потери и безуспешно откатится. Личный состав хорошо знал свои задачи. Резервы были отлично тренированы, а их действия по выдвижению на свои рубежи были отработаны. Артиллеристы и минометчики показывали мне со своих наблюдательных пунктов, где у них на местности должны лечь огни — неподвижные заградительные и сосредоточенные. Обеспечение, на наш взгляд, было нормальное — мы даже в одном из подразделений пообедали. Боеприпасов всех видов хватало с лихвой и в подразделениях, и на складах частей и армии.

Местность для ведения боевых действий оказалась сложной — резкопересеченная, гористая, кое-где склоны гор покрыты редким лесом. Я представил себе несколько вариантов активных (наступательных) действий и пришел к выводу, что любой из вариантов приведет только к большим неоправданным потерям. Во время нашей работы на некоторых участках совершенно не было никакой стрельбы. И это вынудило меня задать вопрос: «У вас всегда так?» Но офицеры объяснили: «Противник знает, что группа советских офицеров будет у нас, и поэтому не стреляет». «Поэтому и мы не стреляем», — заключил офицер. Это меня еще больше удивило, но и позволило сделать вывод, что так называемые сепаратисты в отношении советских военных враждебно не настроены. Наоборот, они демонстрируют свою готовность к миру. И когда я спросил: «А если вы буквально сегодня-завтра скажете им, сепаратистам, что прекращаете боевые действия, сделают ли они то же самое или же воспользуются этим и захватят ваши позиции?» Все присутствующие при этом разговоре эфиопские офицеры в один голос заявили, что противник сразу же поддержит эту мирную инициативу и никаких территориальных претензий заявлять не будет, кстати, они и сами раньше неоднократно предлагали то же самое.

Был у нас и интересный эпизод. Собираясь к исходу одного из дней отправиться к себе «на базу» (мы остановились в гостинице в Асмаре), мы попали на солдатские именины буквально на переднем крае. Здесь солдаты одной из рот организовали под руководством своего офицера в одном из блиндажей нехитрые украшения из флажков, бумажных цветов, фантиков, каких-то коробочек. Кто-то нарисовал карандашом портрет юбиляра (ему было 20 лет). На импровизированном столе лежали какие-то жареные зерна, фрукты, леденцы. Юбиляр в аккуратной солдатской форме стоял здесь же. Это был среднего роста, правильно сложенный, с красивым лицом эфиоп. Кучерявая голова, глаза — маслины, темная кожа, но нос — прямой и даже немного с горбинкой, что отдавало Европой. Я почему-то невольно вспомнил предков Пушкина. Молодой человек все время улыбался и, постоянно щелкая пальцами, выкрикивал: «Совьет, совьет…» Видно, хотел продемонстрировать свое доброе отношение к советским товарищам.

Нам объяснили, по какому поводу праздник. Мы присоединились к поздравлениям и подарили имениннику различные значки солдатской славы и наручные часы с советской символикой на циферблате (я постоянно возил с собой набор скромных сувениров). Все было очень тепло и сердечно.

Поинтересовался, является ли это традицией, или они устроили такое торжество только для этого солдата (не стал уже говорить, что, возможно, это связано с нашим пребыванием). Но мне сказали, что у них всегда и везде, в том числе и в армии, отмечается день рождения.

Что ж, приятно, что у этого народа такая добрая традиция.

Закончив свою работу в центре и на левом фланге, как-то рано утром мы отправились на самый правый фланг армии, который упирался в Красное море. Здесь же познакомились и с военно-морской базой, ее возможностями и способностями, а также обеспеченностью. Катером ходили на остров Дахлак, где обосновалась наша морская материально-техническая база, которая обеспечивала и обслуживала наши корабли, которые решали свои задачи в Индийском океане, на переходе из Индийского океана в Средиземное море, или наоборот. Тяжела служба на материке (Эфиопия — это не Украина и не Франция), а на Дахлаке — вдвойне тяжелее. Но как рады были эти люди, увидев соотечественников! И мы сделали все возможное, чтобы нашим морякам было приятно. А когда настало время уезжать (а впереди нас еще ждала большая дорога), то охватило чувство невольной вины перед этими воинами, будто мы бросаем их на острове в Красном море, а сами отправляемся в райские места.

Тяжелым был марш нашей небольшой группы на машинах вдоль берега до следующего порта — Асэба. Но было крайне полезно осмотреть один арсенал с оружием и два крупных склада с боеприпасами (количество мелких складов не считали). А путь фактически проходил через пустыню, но дорога была построена хорошая.

После очередного визита по моей просьбе к Менгисту мы отправились в 3-ю армию, базировавшуюся в провинции Тигре. Вначале встретились на границе провинции с недавно назначенным начальником Генерального штаба, который до этого занимал пост командующего ВВС. Мы хорошо с ним устроились в одной машине. С нами были еще мой переводчик и шофер. Начальник Генштаба «успокоил» меня: «Будем ехать на первой машине. Бандиты если нападают на колонну, то обычно обстреливают почему-то последние машины. Но легковые обстреливают редко — они охотятся за оружием, боеприпасами, продовольствием. А это все — на грузовых». Я подумал: «Как в Афганистане», а вслух сказал: «Так, может быть, надо было по маршруту выставить охранение? Нежелательно, чтобы кто-то из моей группы погиб».

Начальник Генштаба заверил меня, что на наиболее опасных участках такое охранение поставлено. Однако хотя мы и проехали большой отрезок пути, я не видел ни одного поста или охраняемого участка. Да и нападений не было. Я подумал даже, что генерал мог бы для эффекта дать информацию о грозящей опасности. Правда, мы видели другое, попутно беседуя о состоянии Вооруженных Сил Эфиопии и о проблемах 3-й армии в частности.

Перед нами бежала, круто извиваясь, современная, неширокая шоссейная дорога с нагорными, красиво сложенными из камня стенками и сточными, тоже каменными, канавами, что позволяло перехватывать падающие с вершин камни. С другой стороны тоже был сооружен мощный парапет высотой немногим более метра, но массивный. Он надежно защищал машины от падения в пропасть в случае, если водитель не справился с управлением. Местность была покрыта буйной растительностью. Местами на деревьях гроздьями висели обезьяны. Вдруг на одном из поворотов водитель громко сказал: «Смотрите!» — и притормозил машину. На парапете сидела горилла — огромная обезьяна-самец ярко-рыжего, почти красного цвета. Мы поравнялись с нею. Я заметил массивную голову с громадными, как у льва, клыками. Этот великолепный обитатель джунглей смотрел куда-то в сторону, не обратив внимания на автомобили. Генерал сказал водителю, чтобы не останавливался, потому что некоторые особи могут напасть. Мы проехали мимо, а хозяин здешних мест вяло соскользнул с парапета и лениво пошел вдоль дороги.

Мы невольно переключили разговор с военной темы на фауну Эфиопии. Оказывается, она очень богата и разнообразна — львы, леопарды, слоны, бегемоты, буйволы, жирафы, антилопы, зебры, горные козлы, множество видов обезьян и птиц, в том числе страусы. Что касается горилл, то они уже относятся к редкостным видам, в основном же водятся в этой местности мартышки и павианы.

В штабе армии нас уже ждали. Здесь хорошо была слышна артиллерийская стрельба. Заслушав обстановку по карте, я предложил выехать в две-три части, которые сейчас ведут бой.

Оказывается, вся провинция Тигре, расположенная южнее Эритреи, уже находилась в руках повстанцев. Прямая автомобильная связь из Аддис-Абебы с Асмарой (т. е.с севером) отсутствовала, поскольку дорога была перехвачена. Во 2-ю армию все подавали только морем. Мало того, повстанцы опустились еще южнее и вошли в провинцию Уолло. А это уже создало вполне ощутимую угрозу столице.

В воинские части мы отправились на трех бронетранспортерах с крупнокалиберными автоматическими пушками. Вначале я высказал мнение, что «Шилки» можно бы и не брать — это же средство ПВО, а у противника авиации нет. Но меня убедили, что наземный противник боится «Шилку» больше танка. И мы двинулись в путь.

Условия боевых действий были сложными. Они проходили на всхолмленном плато, редко поросшем высоким колючим кустарником. Под ногами хрустит галька, спрессованная с песком. Солнце безжалостно жжет всех. Воды, как всегда в таких условиях, недостает. Все — и черные эфиопы, и белые советники — еще больше почернели от копоти, пыли, а потом и нещадного солнца.

К моменту нашего приезда часть, в которую мы попали, уже дважды отразила атаку повстанцев. И сейчас шла вялая артиллерийская перестрелка.

Разобравшись в обстановке, я понял, что у противника в атаку идет только пехота и ее поддерживают огнем крупнокалиберных пулеметов пять БТРов (кроме, разумеется, артиллерии и минометов, которые стреляют постоянно). Когда я поинтересовался — есть ли здесь поблизости какой-нибудь резерв, мне сказали: танковая рота из семи танков стоит в пяти километрах и готова к действиям.

В течение двух часов мы вместе с начальником Генштаба подготовили контратаку, которая должна начаться сразу, как только противник перейдет в очередную атаку. Подготовили мы и эскадрилью штурмовиков с подлетным временем 18–20 минут.

Для проведения этой акции мы подтянули танкистов до последнего укрытия. Встретившись с ними, я и вручил всем значки Советской Армии, а командиру роты (больше офицеров не было) и всем командирам танков — наручные часы и пожелал им успехов. Потом проверили все связи, выбрали удобное место для наблюдения и приготовились.

Получилось как нельзя лучше. Противник начал массированный огневой налет — явный признак подготовки к атаке. Начальник Генштаба вызвал авиацию. Наша артиллерия открыла огонь по батареям противника. Через 15 минут сепаратисты перешли в атаку. Наша артиллерия переносит огонь по атакующей цепи, а авиация нанесла бомбоштурмовые удары по артиллерии противника. Танки идут в контратаку. Как только они миновали наш передний край, пехота поднялась и, прикрываясь броней танков, тоже перешла в контратаку. Танки с ходу открыли огонь из орудий и пулеметов.

Пехота противника вначале остановилась и залегла. Затем помчалась обратно на свои позиции. Танки буквально на плечах отходящего противника ворвались в его оборону, пехота — вслед за танками. А через 30 минут мы тоже переместились на передний край сепаратистов. Еще два километра шло преследование. Противник фактически был рассеян.

Я предложил начальнику Генштаба закрепиться на рубеже захваченных позиций противника, создать здесь оборону и одновременно начать переговоры с сепаратистами о возможном прекращении боевых действий.

Приехав в соседнее соединение, я увидел совершенно другую картину. Укомплектованность частей здесь была крайне недостаточная. Никаких резервов нет. Моральный дух личного состава низкий. При первом же ударе противника они могут побежать и тем самым открыть дорогу на Аддис-Абебу и в тыл тем соединениям, которые удерживают свои рубежи.

В связи с этим договорились с начальником Генштаба, что он сосредоточит всю боевую авиацию на этом направлении, она будет постоянно, с максимальным напряжением наносить бомбоштурмовые удары по войскам сепаратистов. Одновременно в 1-й армии, которая стоит на сомалийском направлении, т. е на юге-востоке страны, будут взяты как минимум два соединения и срочно переброшены на это направление (Тигре).

Последующие события показали правильность этого решения. Переброшенные на это направление эти и другие соединения плюс эффективные действия боевой авиации охладили пыл экстремистов. Предложения же о прекращении огня и пресечении братоубийственной гражданской войны, сделанные по различным каналам, окончательно их остановили и заставили идти на переговоры.

Наконец, 1-я армия. В отличие от двух других, она находилась в «оранжерейных» условиях — никаких боев, никакой стрельбы, все тихо и спокойно. Изредка на постах захватывают каких-либо контрабандистов. Когда мы прилетели в эту армию, то даже внешний вид офицеров и солдат говорил, что они живут будто совсем в другом мире. А командарм даже в парадном мундире, белых перчатках и со стеком.

Мы познакомились и поехали в штаб армии. Он стоял отдельным военным городком-парком. Несколько одноэтажных помещений размещались на фантастически красивой территории, сплошь усеянной цветущими деревьями и декоративным кустарником, ярко-зелеными газонами, замысловатыми малыми формами архитектуры, всюду важно расхаживали страусы и павлины, а на деревьях висело множество попугаев. Это была сказочная идиллия.

Но особое впечатление на нас произвел лев. Для него в естественной скале была вырублена огромная ниша — пещера, а вся входная часть закрыта мощной металлической решеткой. Лев среднего размера, судя по всему, еще молодой, на людей не реагировал. Видно, неволя и постоянные зеваки надломили его. Я поинтересовался: «И давно он сидит в этой тюрьме?» Командующий армией сказал, что меньше года. Поймали его сетями. И гордо заявил: «У нас только наша армия имеет льва. Поэтому и наша эмблема — лев с поднятой лапой».

Из докладов, которые были сделаны в штабе, мы поняли: особых проблем в армии нет, если не считать, что среди сомалийцев идет постоянное брожение. Связано это с тем, что у многих эфиопов родственники проживают в Сомали, и если раньше туда был свободный проход, то сейчас всё закрыто. В случае же нарушения пограничного режима могут застрелить без предупреждения. Известно, что запретный плод сладок. Закрытие границы только усиливает тягу к общению.

Что касается укомплектованности армии, ее обеспечения, то здесь никаких проблем нет. Необходимые запасы имеются. Расставаясь с командующим армией, я пожелал ему дальнейшего процветания, появилась возможность для сближения с Сомали.

Вернувшись в столицу, наша группа выполнила все оставшиеся в нашем плане мероприятия, в том числе посетила базу ВВС, училища, ряд центральных объектов хранения вооружения и боеприпасов. К сожалению, кроме хороших моментов были и неприятные, связанные главным образом с морально-нравственными «вывихами». Я заметил, что армиям стремились показать, что они слабо обеспечены вооружением и боеприпасами. При этом прибегали к неприличным методам — перебрасывали свое имущество из той части, куда мы должны поехать, в ту, где мы уже побывали. В связи с этим я распорядился, чтобы офицеры Главного военного советника не спускали глаз с центральных складов и арсеналов. Это, конечно, нас не украшало. Но еще хуже выглядели, на мой взгляд, руководители тыла эфиопской армии, которые занимались таким очковтирательством.

Вечером, накануне поездки по центральным складам, мы уточнили с генералом — начальником тыла Вооруженных Сил (кстати, он же был и врио министра обороны, так как после массового расстрела новый еще не был назначен) порядок посещения этих объектов, согласовав его одновременно с поездками по военно-учебным заведениям и другим учреждениям (т. е. чтобы не проезжать один и тот же маршрут дважды).

Буквально через три часа наш Главный военный советник докладывает мне, что на главный склад боеприпасов, куда я был намерен ехать утром, нагнали большое количество машин. Приехали погрузочные команды и на другой склад, который не попал в перечень проверяемых после уточнения нашего плана. Командование армии начало вывозить артиллерийские снаряды и авиационные бомбы.

— Разрешите пресечь эти паскудные действия начальника тыла? — с возмущением попросил меня Главный военный советник.

— Зачем же? — спокойно сказал я. — Наоборот, пусть всё перевозят. А ваша задача — узнать, куда они перевозят.

— Уже узнали — на два других склада неподалеку от Аддис-Абебы.

— Вот и прекрасно. Завтра утром мы поедем прямо туда. Только вы пока об этом не объявляйте. Прихватите с собой фотоаппарат или видеокамеру.

Утром следующего дня к завтраку подъехал начальник тыла. Настроение у него было прекрасное. Трапеза прошла в хорошей обстановке — мы мирно беседовали об истории Эфиопии, о культуре, традициях и обычаях народа. Кстати, генерал просветил нас в одном интересном вопросе. Среди просяных культур, которые выращиваются земледельцами этой страны, основное место занимает тэфф. Он употребляется в пищу в разных видах, но, в отличие от других, обладает исключительно высокими лечебными свойствами, способствуя укреплению мышц вообще и в особенности мышц легких и сердца. Генерал спросил нас:

— Знаете ли вы, кто является постоянно чемпионом мира и чемпионом Олимпийских игр в беге на длинные дистанции? Эфиопы! Почему? А вот секрет в этой культуре (кроме естественно сложившейся школы спортивной подготовки).

Закончив завтрак, мы отправились к машинам. Я на ходу говорю генералу:

— Вы знаете, мы сегодня утром посоветовались и решили внести небольшие коррективы в наши планы: посмотрим два склада боеприпасов (и назвал именно те, куда всю ночь перевозили боеприпасы с центрального склада), а затем на обратном пути на этом направлении — военное училище. Оказывается, училище завтра выходит на полевые занятия, а мы хотели бы познакомиться с офицерами и курсантами в его стенах.

Приподнятое настроение генерала как ветром сдуло.

— Тогда я прикажу, чтобы училище пока в поле не выходило. Это не проблема, — без особой радости сказал он.

— Ну зачем же ломать планы учебного процесса. Да и мы будем поставлены в неловкое положение. Ведь ничего принципиально не меняется — найдем время посмотреть и центральный склад, — невинным тоном сказал я.

— Но там же уже ждут, — не сдавался генерал.

— Поэтому прошу вас, товарищ генерал, пошлите туда своего офицера, который передаст, что посещение откладывается. Пусть они занимаются по своему плану. Я уверен— у них много работы.

Бедняга генерал совсем сник. И не зная, что же ему делать, начал шарить по своим карманам, доставая какие-то бумаги, блокноты. А потом спросил:

— Вы не возражаете, если я не поеду, а вас будет сопровождать мой заместитель?

— Нет, конечно, — успокоил я его. — Я сам хотел предложить вам этот вариант. Все-таки вы остались за министра и можете в любой момент понадобиться президенту.

— Да, да. Он мне уже дал одно важное поручение.

Мы расстались. Генерал отправился в Генеральный штаб, а мы — на склады. Первый из этих складов был на окраине города, поэтому мы добрались быстро. И хотя после расставания с генералом прошло немного времени, однако начальник склада, подполковник, нас встречал уже при въезде. А через минут пять приехал полковник — исполняющий обязанности начальника вооружения (начальник был расстрелян в числе мятежников). Знакомясь с начальником склада, я обратил внимание на его уставший и недостаточно опрятный вид. Мне было ясно, что это — следствие бессонной напряженной ночи. Кстати, в тот момент, когда мы подъезжали, с территории склада выехало несколько грузовых машин с солдатами — очевидно, погрузочно-разгрузочная команда. Но мы сделали вид, что не обратили на них внимания.

Находясь в любой стране, я всегда старался избегать приема рапорта (доклада) офицера армии страны нашего пребывания, за исключением почетного караула, когда это приходится делать в связи с протоколом. Поэтому и сейчас подполковник доложил не мне, а закрепленному за нашей группой на постоянной основе офицеру Генштаба. А затем мы, спокойно расхаживая по складу, побеседовали с подполковником.

— Вы давно руководите этим складом? — спросил я его.

— Уже три года. Даже больше…

— Так вы не просто начальник, но и дока в своей профессии!

— Знаю склад хорошо и стараюсь его поддерживать на должном уровне. У нас в этом году не было происшествий. Замечаний не имеем, — с гордостью сказал подполковник.

— Прекрасно. А вы лично, товарищ подполковник, как себя чувствуете?

Подполковник метнул в меня полный огорчения взгляд:

— Да ничего. Пока нормально.