Глава V. Счет открыт

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава V. Счет открыт

Счет сбитых фашистских стервятников изо дня в день увеличивался. Воздушные бои проходили, как правило, при количественном перевесе противника, но мы воевали не числом, а умением.

Вскоре с победой возвратился командир первой эскадрильи капитан Асташкин. Михаил Егорович принадлежал к поколению старших, уже обстрелянных летчиков. Он участвовал в финской войне, был награжден. Докладывая майору Шестакову о результатах полета, скупой на слова, неразговорчивый Асташкин сказал коротко;

— Задание выполнено, потерь нет.

Зная характер капитана, Шестаков усмехнулся:

— Меня интересуют подробности, Михаил Егорович… Асташкин молча поднял два пальца, что означало: сбили двух.

Все, кто находился в землянке, рассмеялись, а Михаил только плечами повел: мол, к чему слова тратить, и так все ясно.

Подробности этого боя уточнили лейтенанты Тележенко, Рожнов и Кузяров, летавшие с капитаном.

Патрулируя над передним краем, наша группа встретила девять «Юнкерсов», шедших курсом на Одессу. Ведущий сбил одного с первого же захода. Противник растерялся, начал сбрасывать бомбы куда попало. Прикрытия у него не было, и это во многом облегчило положение наших ребят. Асташкин вторично атаковал с близкой дистанции и послал второго на землю. Враг был окончательно деморализован и поспешил поскорее убраться.

Мастерски проведенный бой четверки Асташкина прославил 69-й полк на всю страну: в последних известиях о нем вскоре сообщило Советское информбюро. Агитаторы провели беседы о подвиге летчиков второй и третьей эскадрилий, а Михаилу Егоровичу пришлось выступить на разборе полетов. Ассистентом у него был Иван Рожнов, один из лучших учеников комэска, летчик смелый, находчивый и решительный. К сожалению, провоевал Иван недолго. В конце июля он погиб в неравном воздушном бою восточнее Аккермана.

Разборы полетов проводились после каждого боя, они помогали нам усваивать опыт старших товарищей, лучше распознавать повадки врага. Способным учеником оказался Виталий Топольский, он вскоре отлично проявил себя.

Дело было так. Наблюдательный пост сообщил, что с юго-востока курсом на город идут шесть «Хейнкелей». В воздух поднялись Топольский, Серогодский, Педько. Они попытались расстроить боевые порядки противника, но те яростно отбивались. Наконец, Виталию удалось несколькими короткими очередями сбить ведущего. Громадная серая махина рухнула на берег и взорвалась, экипажу спастись не удалось.

Бой на этом не закончился. Противник рвался к порту, и нужно было во что бы то ни стало преградить ему путь. Неподалеку от Воронцовского маяка Топольскому удалось настичь вторую вражескую машину. Самолет вспыхнул, как спичка, но экипаж — вся четверка — спустился на парашютах.

Вот уж Топольский охотно рассказывал обо всех подробностях этого сложного боя. По натуре общительный, веселый и приветливый, он любил песню, шутку. Печаль овладевала им только тогда, когда он вспоминал свою родную Винницу: в то время город уже топтал гитлеровский сапог.

Четыре вражеских летчика с подбитого Топольским самолета были схвачены. Они спустились на залив, и дежурный катер направился к месту их приводнения. Фашисты в бессильной злобе стали отстреливаться. Их подняли на борт, обезоружили. Двоих пришлось откачивать: нахлебались морской водички и едва не отдали богу душу.

Мы отдыхали после трудного боя, когда посыльный из штаба полка пришел за Топольским: привезли на допрос пленных летчиков. Их командир хотел бы посмотреть на того, кто его подбил.

Мы все отправились в штаб посмотреть на представителей «арийской расы». Они походили на ощипанных петухов, хотя и хорохорились отчаянно. Как выяснилось, геббельсовские пропагандисты внушали им, что в России, дескать, летают на фанерных самолетах и воевать с русскими — все равно что игрушками забавляться… Все это выболтал словоохотливый веснушчатый штурман. Переводчик едва поспевал за ним. Он же поспешно заявил, что в победу Гитлера не верит и рад, что попал в плен. Конечно, ему не верили, от страха за свою жизнь он мог что угодно наговорить. Многие пленные, вчерашние разбойники и убийцы мирных людей, оказавшись в плену, пытались вызвать к себе сострадание, заявляя, что не по своей воле пошли воевать, Гитлер послал…

Однажды ранним утром старший лейтенант Виктор Климов, заместитель командира третьей эскадрильи, перехватил в районе станции Выгода «Хейнкеля», летевшего на малой высоте. С такими «одиночками» приходилось иметь дело часто, они по-разбойничьи подкрадывались к цели, сбрасывали несколько бомб и спешили на всех парах убраться. Летали они в строго определенное время: ранним утром или же в вечерние сумерки, для лучшей маскировки.

Климов атаковал противника, но сбить самолет с первого захода не удалось. Раненый враг поспешно уходил на бреющем. Его заметили летчики Шевченко и Давыдов. Они-то и помогли добить фашиста. Самолет, не выпуская шасси, плюхнулся в пшеницу. Летчики попытались скрыться, Им бросилась наперерез группа красноармейцев. Завязалась перестрелка, в которой двое летчиков были ранены и прекратили сопротивление. Но командир машины не пожелал сдаваться, засел в кустах и продолжал отстреливаться. Однако и его вскоре укротили: связав руки, привели в штаб.

Злющий оказался этот гусь, шипел, брызгал слюной, кусал себе губы в кровь. Как же, его убеждали, что в предстоящей войне он будет совершать на самолете что-то вроде утренних прогулок над степями, и вдруг — плен. Гитлеровец ругался по-своему, отворачивался, когда к нему обращались с вопросом.

Тихий, всегда уравновешенный Алешка Маланов долго молча смотрел на беснующегося фашиста, а потом сказал, ни к кому не обращаясь:

— Странное дело, будто и человек с виду: нос, уши, глаза… А изнутри зверь. Вот ведь как получается…

Сбитый Виктором Климовым и двумя его помощниками вражеский самолет сослужил нам неплохую службу. Техники поставили его на колеса, прибуксовали на аэродром, замаскировали ветками. Все, кто был свободен от полетов, приходили изучать технику противника.

Машина была изрядно покорежена, побита осколками снарядов, лопасти погнуты, на плоскостях дыры, но приборы, оружие, оборудование остались целы, и мы ощупывали каждую деталь, стараясь найти уязвимые места. «Хейнкель» крепкий орешек, но мы трезво оценили его достоинства. По тактико-техническим данным наши самолеты все же превосходили немецкие. Беда заключалась в том, что у нас просто мало было машин.