Глава 5 Бегство на север

Глава 5

Бегство на север

I

Поездка в Мирамар, где отдыхала Чичина, была последним шансом спасти их отношения, поскольку Эрнесто все еще любил ее и отнюдь не был уверен в неизбежности разрыва. Но он не знал, правильно ли поступает. Готова ли девушка ждать его? Ему нужен был какой-то знак, и Эрнесто решил, что, если Чичина примет у него щенка в подарок, это будет «символом», указанием на то, что он должен будет вернуться к ней. У Альберто был свой повод для тревоги: он опасался, как бы его друг не надумал отказаться от путешествия, когда оно не успело еще и начаться. Зная об этом, Эрнесто отметил в своем путевом дневнике: «Альберто почувствовал опасность и уже представлял, как ему придется бороздить дороги Америки в одиночестве, однако не сказал ни слова».[6]

Эрнесто пытался добиться от Чичины обещания дождаться его, и их пребывание в Мирамаре вместо запланированных двух дней растянулось на целых восемь. Сидя в огромном чреве «бьюика» и сжимая руки Чичины, Эрнесто попросил девушку дать ему золотой браслет, который она носила на запястье, в качестве талисмана, который он будет хранить во время путешествия. Но девушка отказалась.

В конце концов Эрнесто решил ехать. Он не получил ни талисмана, ни благословления Чичины на это путешествие. Правда, она приняла Камбэка, несмотря на насмешки подружек, которые говорили, что пес не чистокровная немецкая овчарка, как уверяет Эрнесто, а лишь «жалкая дворняжка». Еще Чичина дала ему пятнадцать американских долларов, попросив купить ей в Соединенных Штатах шарфик. Едва ли это можно было считать достаточно весомыми доказательствами ее любви и преданности, так что у Эрнесто были все основания для тревоги, когда 14 января он сел на «Подеросу» и тронулся в путь.

II

Открывшаяся перед ними дорога манила друзей в далекое странствие, и «двое цыган» устремились вперед. Однако на то, чтобы выехать за пределы Аргентины, у них ушло целых четыре недели. Когда они проехали примерно половину пути через пампасы к западу от Баия-Бланки, у Эрнесто начался жар и ему пришлось лечь на несколько дней в больницу, а потом их снова ждала пыльная ухабистая дорога.

К моменту, когда друзья прибыли в удивительно живописный озерный край Лос-Лагос, расположенный на поросшем лесом восточном склоне Анд, где Аргентина граничит с Чили, их и без того скудные финансы подошли к концу, вследствие чего молодым людям пришлось превратиться в профессиональных нахлебников, или, по ироничному определению Эрнесто, мангерос моторисадос (моторизованных попрошаек).

Иногда, не получив сочувственного отклика со стороны людей, у которых они рассчитывали остановиться, молодые люди вынуждены были разбивать палатку. Однако куда чаще их усилия увенчивались успехом и приятелям удавалось раздобыть для себя местечко у кого-нибудь в гараже, на кухне или в сарае, а то и в полицейском участке, где им приходилось делить кров и пищу с преступниками, среди которых встречались весьма любопытные личности. В частности, в тюрьме на лыжном курорте Барилоче они познакомились с моряком, дезертировавшим с торгового судна, который позабавил их своими побасенками о том, как «купил» четырнадцатилетнюю японскую девушку, взял ее с собой в плавание, а потом, когда она ему надоела, прогнал при первой возможности.

Как-то приятели остановились на ночлег у эмигрантов из Австрии, которые пустили их в свой амбар. Среди ночи Эрнесто проснулся, так как услышал, что у дверей кто-то скребется и ворчит, и увидел пару горящих глаз. Он был наслышан о свирепых «чилийских пумах», поэтому потянулся за пистолетом «смит-вессон», который дал сыну с собой Гевара Линч, и выстрелил. Шум прекратился, и он стал спать дальше. Но, проснувшись утром, они с Альберто обнаружили, что Эрнесто ранил никакую не пуму, а любимую хозяйскую собаку — восточноевропейскую овчарку Бобби. Друзья спешно бежали из приютившего их дома. Толкая никак не хотевшую заводиться «Подеросу» вниз под горку, они слышали за спиной горестные возгласы, причитания и угрозы хозяев.

В Лос-Лагосе молодые люди весело провели время: погуляли по берегам озер, поднялись на скалу (едва не упав и не убившись), пристрелили дикую утку из пистолета Гевары Линча. Как-то раз, сидя на берегу одного особенно живописного озера, друзья размечтались о том, как вместе организуют медицинский исследовательский центр. Вернувшись в тюрьму Барилоче, Эрнесто обнаружил пришедшее от Чичины письмо. Девушка сообщала, что решила не ждать его. На улице в это время бушевала гроза. «Я снова и снова перечитывал письмо, не веря своим глазам. Все мои мечты… были разбиты… Мне стало страшно за себя, и я начал было писать ответное письмо с целью разжалобить Чичину, но не смог, в этом не было никакого смысла».

Их роман был окончен. В дневнике Эрнесто не раскрывает причины, по которой Чичина решила оставить его, но, похоже, дело было в том, что девушка встретила другого. Пытаясь вызвать в памяти лицо Чичины, Гевара хотел убедить себя, что не пал духом. «В объявшей нас полутьме всё кружились и кружились какие-то призрачные фигуры, но она никак не хотела явиться. <…> Я должен бороться за Чичину, она моя, она моя, она м… Я заснул».

Впоследствии Альберто задавался вопросом, нет ли в разрыве влюбленных и его вины. В свое время он «подцепил» одну из мукам, работавших у Феррейра, дал ей купальный костюм, принадлежавший тете Чичины, и взял ее с собой на пляж. На глазах Чичины и ее друзей они скрылись в палатке, которую он там разбил. В его поступке был открытый вызов тому неписаному, но единодушно принимаемому правилу, что в интимные отношения со слугами вступать нельзя. «Чичине это не понравилось, — вспоминает Гранадо. — Я думаю, она считала, что я отнимаю у нее Эрнесто, и не любила меня».

Тем временем Эрнесто как будто смирился со своей потерей и был готов продолжать странствие.

Попав в Чили, друзья сумели сесть на паром, чтобы переправиться через озеро Эсмеральда, подрядившись следить в трюме за насосами грузовой баржи, которую паром тащил за собой. На борту они познакомились с чилийскими врачами, которым Эрнесто и Альберто представились «лепрологами». Простодушные чилийцы рассказали им о расположенном в Тихом океане острове Пасхи, или Рапа-Нуи, где, помимо единственного в Чили лепрозория, имеется множество чувственных и доступных женщин. Услыхав об этом, Эрнесто и Альберто тотчас попросили своих новых знакомых дать им рекомендательное письмо для «Общества друзей острова Пасхи» в городе Вальпараисо, чтобы бесплатно попасть на остров. Сходя с парома на берег, они были полны решимости отправиться в это экзотическое место, хотя планы у них и без того были наполеоновские.

И вот молодые люди снова сели на «Подеросу». Окружающие пейзажи не очень привлекали их взгляд: остров Пасхи был заманчиво близок, и они спешили попасть туда.

Следующей остановкой стал тихоокеанский порт Вальдивия, где они посетили редакцию местной газеты «Коррео де Вальдивия», и та опубликовала о них восторженную заметку под заголовком «В Вальдивию прибыли два целеустремленных аргентинских путешественника-мотоциклиста». Эрнесто и Альберто были не из тех, кто станет упускать свой шанс, поэтому они, ничтоже сумняшеся, вновь объявили себя «специалистами по проказе», имеющими «опыт проведения исследований в соседних странах», а журналист «Коррео» без тени сомнения повторил их слова. Эрнесто и Альберто, видимо, позволили себе коснуться и многих других тем, помимо проказы, — по крайней мере, «Коррео» написала, что «за короткое время пребывания в стране они глубоко проникли в проблемы, связанные с общественной жизнью, экономикой, гигиеной». Финальным аккордом стало заявление гостей журналисту «Коррео», что все свое путешествие они посвящают городу Вальдивии, как раз отмечавшему тогда свое четырехсотлетие.

Затем друзья двинулись в Темуко, где у них опять взяли интервью. 19 февраля 1952 г. «Аустраль де Темуко» опубликовала статью с внушительным заголовком: «Двое аргентинских лепрологов совершают путешествие по Южной Америке на мотоцикле».

Фотография, сопровождающая статью, запечатлела двух обманщиков в героических позах. Эрнесто серьезен и смотрит прямо в камеру. Он стоит, засунув большие пальцы за ремень, и напоминает скорее популярного киноактера, нежели ученого-медика, а Альберто с несколько плутоватым видом почтительно наклоняется к другу.

Прихватив газетные вырезки, приятели снова пустились в путь. На следующий день «Подероса» попала в аварию: коробка передач оказалась разбита, руль сломан. Пока они чинили мотоцикл в мастерской в поселке Лаутаро, вокруг собралась толпа зевак — поглазеть на заезжих знаменитостей. Воспользовавшись ситуацией, друзья обзавелись новыми знакомыми, и им удалось несколько раз бесплатно поесть, а после того как «Подероса» была починена, их пригласили выпить вина. Эрнесто воздал должное превосходному чилийскому вину и ко времени, когда они пошли на деревенские танцы, почувствовал, что его «тянет на подвиги». Там, выпив еще, он пригласил на танец замужнюю женщину и попробовал увести ее из комнаты прямо на глазах у мужа. Женщина пыталась сопротивляться, но Эрнесто «продолжал тянуть ее за руку», так что бедняжка просто упала на пол. В итоге Эрнесто и Альберто бежали, преследуемые толпой разъяренных селян.

Эрнесто сел за руль, и они спаслись бегством из места, которое было уже не столь гостеприимно к ним. Однако через несколько километров на узком повороте дороги у «Подеросы» отказал задний тормоз, а затем, когда мотоцикл набрал ход, катясь под горку, перестал работать и ручной. Эрнесто резко повернул, чтобы обогнуть стадо коров, которое неожиданно появилось перед ними, и они врезались в дорожное ограждение. Каким-то чудом «Подероса» избежала повреждений, а задний тормоз ни с того ни с сего вновь заработал, так что друзья смогли продолжить свой путь. Однако на этом приключения не закончились.

«Как всегда, под прикрытием нашей «газетной» верительной грамоты, мы навязались в гости к семье немцев, которые обращались с нами самым сердечным образом, — пишет Эрнесто. — Ночью у меня прихватило живот, и я не знал, как быть; не хотелось оставлять сувенир в чужом ночном горшке, поэтому я вскарабкался на окно и выпростал всю свою муку в ночь и темень… На следующее утро я выглянул на улицу, чтобы посмотреть на содеянное, и увидел, что в двух метрах внизу на цинковом листе сушились персики: добавка выглядела внушительно. Нам пришлось делать ноги».

Столь блистательно выступив перед чилийской публикой, друзья продолжили свой путь на север. Однако верный конь подводил их все чаще. Стоило приблизиться к холму, как «Подероса» начинала упрямиться, а на второй день пути встала окончательно на первом крутом подъеме. В тот день окончилась их карьера «попрошаек на моторе».

Вместе с парализованной «Подеросой» их подобрал грузовик, и путешественники доехали до следующего городка, под названием Лос-Анхелес. Там они умудрились устроиться на ночлег в местном отделении пожарной службы — благодаря тому, что завязали разговор с дочерьми его начальника. Впоследствии Эрнесто довольно деликатно охарактеризовал этих трех раскованных барышень, назвав их «воплощением очарования, свойственного чилийским женщинам, которые — не важно, красивы они или дурны, — как-то непосредственны и свежи и этим пленяют мгновенно».

Альберто выражается более прямо. «После обеда мы пошли погулять с девчонками. И снова я обнаружил, насколько свободнее чилийские женщины в сравнении с нашими. <…> Мы вернулись в пожарное отделение вялые и молчаливые, каждый был погружен в размышления. <…> Когда Взрыватель стелил себе постель, я заметил, что он взбудоражен — то ли из-за астмы, то ли из-за девчонки, не знаю».

На следующий день друзья напросились в попутчики к водителю грузовика, ехавшему в Сантьяго. Чилийская столица не произвела на них особого впечатления, и, найдя мастерскую, где можно было оставить мотоцикл, они двинулись дальше, теперь уже пешком. Они горели желанием попасть на остров Пасхи и рассчитывали раздобыть бесплатные билеты на корабль, отходящий из близлежащего порта Вальпараисо.

III

Заночевав под открытым небом во дворе харчевни «Джоконда», гостеприимный хозяин которой бесплатно накормил и приютил их, друзья отправились на разведку в порт Вальпараисо. Но вернулись они разочарованные, так как узнали, что следующий корабль на остров Пасхи будет не раньше чем через полгода. Впрочем, они не теряли надежды, так как оставалось еще «Общество друзей острова Пасхи».

Тем временем воображение молодых людей все более распаляли рассказы об этом острове. Передавая некоторые из них, Эрнесто пишет: «Остров Пасхи! <…> Говорят, туземки почитают за честь иметь в любовниках белого парня. Там — просто мечта! — женщины делают всю работу. А ты только ешь, спишь и ублажаешь их… Задержаться там на годик, и побоку всю эту учебу, зарплату, семью».

Поскольку Эрнесто вовсю пользовался своим мнимым званием врача, в «Джоконде» к нему обратились с просьбой осмотреть одну посетительницу, пожилую женщину-служанку, страдавшую от болезни сердца и хронической астмы. Она умирала, и Эрнесто мало чем мог ей помочь. Дав ей рекомендации по поводу питания, а также поделившись остатками собственного запаса таблеток драмамина, он ушел, «провожаемый благодарностями старухи и равнодушными взглядами ее родственников».

Этот случай глубоко затронул Гевару, погрузив в раздумья о бессердечности погрязших в нищете людей. «В этих последних мгновениях жизни людей, которые не привыкли заглядывать дальше завтрашнего дня, коренится глубокая трагедия, общая для пролетариев всех стран; в глазах этих умирающих сквозит униженная просьба о прощении. <…> До коих пор будет оставаться незыблемым этот порядок вещей… я ответить не могу, но пора уже правительствам тратить больше, намного больше денег на нужды общества».

Несколькими днями позже, получив от «Общества друзей острова Пасхи» сообщение, что кораблей на остров в ближайшие месяцы не будет, Эрнесто и Альберто скрепя сердце решили вернуться к изначальному маршруту. После нескольких бесплодных попыток найти работу на каком-нибудь торговом корабле им наконец удалось попасть на борт грузового судна «Сан-Антонио», направлявшегося в порт Антофагаста на севере Чили. Проскользнув на него на рассвете с помощью одного моряка, путешественники спрятались в гальюне. Стоило кораблю отплыть, как Альберто стало тошнить. Зловоние в гальюне было страшное, но молодые люди не вылезали оттуда, пока им не стало совсем невмоготу. «В пять часов вечера, умирая от голода и убедившись, что берег скрылся из виду, мы показались перед капитаном».

Капитан оказался человеком свойским и, хотя устроил им страшную выволочку в присутствии младших офицеров, распорядился накормить безбилетных пассажиров и дать им какое-нибудь дело, дабы они могли оправдать свое присутствие на корабле. Эрнесто вспоминает: «Очень довольные, мы тут же проглотили свои пайки, но, когда я узнал, что мне предстоит вычистить уже знакомое отхожее место, кусок застрял у меня в горле. Моя слабая попытка отказаться не увенчалась успехом, и я ушел, сопровождаемый издевательским взглядом Альберто, которому поручили чистить картошку. Признаюсь, мной овладело искушение забыть все написанное о духе товарищества и попросить другую работу. Разве же это справедливо! Ведь это Альберто окончательно все там изгадил, а я теперь убирай!»

Впрочем, когда оба безбилетника выполнили свои задания, капитан пригласил их к себе как почетных гостей, и они втроем допоздна играли в канасту, потягивая вино. На следующий день Альберто снова работал на кухне, а Эрнесто мыл палубу керосином под внимательным взором сердитого матроса. Вечером, после очередного «изматывающего раунда канасты», друзья подошли к перилам судна и долго смотрели на море и небо. Как раз в это время вдалеке показались огни Антофагасты.

В Антофагасте они попытались пробраться на другой корабль, державший курс далее к северу, но эта попытка закончилась неудачей: «зайцев», уже спрятавшихся на борту, обнаружили до отплытия. Виной тому были они сами. Укрывшись под брезентом, друзья обнаружили вкуснейшие дыни и стали поедать их, неосмотрительно швыряя корки за борт. Непонятно откуда взявшиеся на воде корки привлекли внимание капитана, и он нашел укрытие безбилетников. «Подчистую выеденные дынные кожурки длинной цепочкой плыли по спокойному морю. Что было дальше — стыдно рассказывать».

После того как очередная попытка продолжить морское путешествие закончилась полным фиаско, они двинулись автостопом в глубь материка. Их следующим пунктом назначения было Перу, но сначала друзья хотели посетить Чукикамату — крупнейшее в мире открытое месторождение меди и главный источник прибыли для Чили.

Уже на подходе к одной из крупнейших шахт, разработка которой находилась в руках американцев, Эрнесто получил новый аргумент в пользу своего антиамериканизма. Чукикамата являлась предметом жарких дебатов в чилийском обществе, будучи наиболее наглядным символом «господства иностранцев» над отечественной экономикой. Как и на других чилийских шахтах, делами на Чуки, как ее сокращенно называли, заправляли американские корпорации-монополисты, а именно «Анаконда» и «Кеннекотт». Более того, дочерняя компания корпорации «Кеннекотт» в Чили — «Брейден коппер компани» — в свое время принадлежала семье американского консула Спруэла Брейдена, чье вмешательство во внутренние дела Аргентины в тот период, когда Перон шел к власти, крайне не понравилось многим националистам.

Эти компании получали огромные прибыли, а чилийская экономика оставалась крайне зависимой от них. Поэтому многие чилийцы, особенно придерживавшиеся левых взглядов, активно выступали за национализацию шахт. А Соединенные Штаты оказывали серьезное давление на чилийское правительство с целью заставить его разогнать профсоюзы горняков и запретить Коммунистическую партию.

Застряв в ожидании машин среди голых, пустынных гор на полпути к шахте, Эрнесто и Альберто повстречали супружескую пару, вынужденную оставить свой дом. Мужчина был шахтером, только что вышедшим из тюрьмы, куда его посадили за участие в забастовке. Ему еще повезло, сказал он: другие его товарищи просто исчезли после ареста и, вполне возможно, убиты. Теперь ему как члену запрещенной Коммунистической партии не дают работу, и они с женой, оставив детей на попечение добросердечного соседа, вынуждены идти в глубь гор на шахту, где добывают серу. Там, объяснил их новый знакомый, условия работы настолько ужасны, что никому нет дела до твоих политических убеждений.

Перед ними во плоти и крови предстали самые настоящие жертвы капиталистической эксплуатации. Эрнесто и Альберто на время разделили с ними их жизнь: холод и голод, усталость и нищету. Но молодые аргентинцы путешествовали по собственной прихоти, а эти люди оказались на дороге потому, что подверглись преследованию за свои взгляды.

На следующее утро друзья остановили грузовик, ехавший в сторону Чуки, и попрощались со своими случайными знакомыми, которых ждала неведомая судьба. Их образ запал Эрнесто глубоко в сердце, и посещение шахты Чукикамата стало для него настоящим политическим событием. Он с презрением говорил об управляющих-американцах, которые нехотя позволили молодым людям осмотреть шахту — при условии, что они покинут ее как можно скорее, поскольку Чуки «не достопримечательность для туристов».

Им дали проводника-чилийца, который, хотя и был «верным псом хозяев-янки», за глаза честил их на чем свет стоит. Он рассказал о готовящейся забастовке: «Безмозглые гринго теряют на забастовке тысячи песо в день, а все из-за того что отказывают в грошовой надбавке бедным рабочим».

В Чили в это время разворачивалась жаркая кампания по выборам президента. Эрнесто и Альберто заметили, что большинство представителей рабочего класса, с которыми они общались на эту тему, высказывались в поддержку кандидата от правого крыла — бывшего диктатора генерала Карлоса Ибаньеса дель Кампо, отличавшегося, как и аргентинский президент Перон, склонностью к популистской риторике.

В своих «Путевых заметках» Эрнесто назвал политическую обстановку «неопределенной», но высказал некоторые предположения. Отметив отсутствие каких-либо шансов у кандидата от левых Сальвадора Альенде, Эрнесто предсказал победу Ибаньеса, выступавшего с антиамериканскими лозунгами о национализации шахт и проведении крупномасштабных социальных реформ.

На состоявшихся выборах Ибаньес был избран на пост президента, а Сальвадор Альенде пришел к финишу последним. Шахты, однако, не были национализированы при Ибаньесе, который вскоре стал просить у Международного валютного фонда денег на покрытие дефицита платежного баланса.

Жесткие антиинфляционные требования МВФ привели к массовым беспорядкам и последующей поляризации политических сил в стране. Господство американцев в экономической сфере сохранялось вплоть до 1970 г., когда Сальвадор Альенде оказался первым в Южном полушарии свободно избранным президентом-социалистом; одним из первых его шагов стала национализация шахт. Американское влияние в Чили, однако, не уменьшилось. Через три года правительство Альенде было свернуто военной хунтой при поддержке США.

После Чукикаматы друзья отправились в Перу и уже через два дня пересекли границу. Сидя в кузове среди молчаливых индейцев аймара, они ехали в направлении озера Титикака, расположенного на высоте пять тысяч метров над уровнем моря. Перед ними раскрывались красоты этой земли: древние акведуки инков, падающая каскадами вода, пронзающие облака снежные вершины Анд. Этот пейзаж наполнил сердце Эрнесто восторгом: «Перед нами — легендарная долина, которая остановилась в своем развитии уже много веков назад и которую сейчас дано видеть нам, счастливым смертным, до последней клетки пропитанным цивилизацией XX века».

IV

Эйфория Эрнесто была недолгой. Во время остановки в индейском городке Тарата он во всей красе увидел последствия испанского завоевания: «Народ побежденных смотрит, как мы проходим по городским улицам. Взгляды индейцев кротки, почти пугливы и совершенно безразличны к внешнему миру. Такое ощущение, что некоторые из них живут только по привычке, от которой им никак не избавиться».

Они путешествовали по Андам еще несколько недель, и постоянное общение с представителями «народа побежденных», живущего на одном с ним континенте, произвело на Эрнесто сильное впечатление. Если в его собственной стране аборигены были практически уничтожены, растворившись в кипящем котле аргентинского общества с его миллионами эмигрантов из Европы, то здесь, в высокогорьях Перу, индейцы по-прежнему составляли заметное большинство, сохранявшее свою уникальную культуру, несмотря на приниженность и забитость.

Когда Эрнесто и Альберто садились в грузовики, их обычно приглашали в кабину к водителю. А в открытых кузовах сидели индейцы, в неизменных грязных пончо, вшивые и зловонные. Друзья, при всем их безденежье, прекрасно понимали, что находятся в привилегированном положении. Образованные белые люди, да еще из Аргентины, они были куда «выше уровнем», чем окружавшие их индейцы.

Если им требовались кров и еда, они всегда могли обратиться к перуанской Гражданской гвардии, местной полиции, участки которой имелись в любом городе. И гостям почти никогда не отказывали. В одном городке глава местной полиции даже воскликнул: «Как так? Неужели аргентинские доктора будут спать на улице только потому, что у них нет денег? Этого нельзя допустить», — и настоял на том, чтобы оплатить им номер в гостинице.

В Хулиаке друзья получили в баре бесплатную выпивку от пьяного сержанта полиции, который, решив продемонстрировать свое мастерство стрелка, изрешетил из револьвера стену. Когда владевшая баром индейская женщина побежала за помощью и вернулась со старшим по званию офицером, то Эрнесто и Альберто подтвердили версию своего благодетеля, заявившего, что никакой стрельбы не было. Это Альберто, сказали они, выпустил «шутиху». Отделавшись устным внушением, молодые люди свободно вышли из бара. Только пострадавшая индейская женщина возмущенно прокричала им в спину: «Эти аргентинцы везде как у себя дома!»

Перуанские индейцы не раз расспрашивали их о «чудесной стране Перона, где бедные имеют равные права с богатыми». Эрнесто и Альберто знали, что это не так, но, как врачи, вынужденные лгать обреченным на смерть пациентам, рассказывали слушателям то, что те желали услышать.

Живописный колониальный город Куско, построенный на развалинах древней столицы инков, вдохновил Эрнесто, и он испещрил страницы дневника заметками по поводу местной архитектуры и истории. Они с Альберто провели много часов в городском музее и библиотеке, чтобы получить более полное представление о загадочных сооружениях и культуре инков.

В Куско Альберто отправился в гости к врачу, с которым когда-то познакомился на одной конференции. Врач милостиво предоставил им в распоряжение свой «лендровер» с водителем, чтобы гости смогли посетить Священную долину инков, а также достал им бесплатные билеты на поезд до развалин Мачу-Пикчу.

Несколько часов друзья бродили по каменным развалинам, в горах, поросших настоящими джунглями. Затем они поиграли в футбол с деревенскими ребятами, «блеснув», по выражению Эрнесто, своим мастерством, и управляющий местной гостиницы предложил им ночлег. Правда, два дня спустя их попросили съехать, поскольку в Мачу-Пикчу прибыл целый автобус с американскими туристами, готовыми платить за постой.

Возвращаясь в Куско по проложенной через горы узкоколейке, Эрнесто увидел, что собой представляет вагон третьего класса, предназначенный специально для индейцев: примерно в таких вагонах в Аргентине перевозили скот.

В уме Эрнесто роились новые мысли и настроения. Он ощутил родство с туземными «покоренными народами», по чьим землям сейчас путешествовал, руины чьих городов сейчас посещал и чьих предков его собственные прадеды помогали истреблять. Две расы, индейская и европейская, сошлись когда-то в кровавой борьбе, и века нетерпимости и несправедливости разделяли их и по сей день. Но эти же самые обстоятельства объединяли их, поскольку именно из этого далекого от гармонии союза появилась новая раса — метисы. Будучи порождением их общей истории, метисы, возможно, наиболее полно воплощали в себе понятие латиноамериканца. Но все они — и европеоидные креолы, и метисы, и индейцы — были куда ближе друг к другу, чем к северянам-англосаксам, прогуливающимся по Куско и Мачу-Пикчу. У них были один язык, одна история, им приходилось решать общие проблемы.

Как и полагается начинающему медику, Эрнесто был склонен, увидев симптом, тут же доискиваться до его причины. А обнаружив таковую, он хотел найти лекарство. Для Эрнесто умирающая старуха в Вальпараисо и отверженный шахтер с женой, встреченные по дороге в Чуки, стали «олицетворением пролетариата всего мира», живущего в нищете из-за несправедливости общественного уклада и не могущего надеяться на перемены к лучшему до тех пор, пока правительства их стран не изменят сам этот уклад. За правительствами стояли, сея повсюду несправедливость, американцы с их всеподавляющей экономической мощью. По мнению Эрнесто, «лекарством для Чили было дать хорошего пинка соседу-янки», но и в экспроприации собственности он видел свои подводные камни.

Эрнесто не знал лекарства от всех болезней, но упорно искал его. Возможно, искомым решением было «красное пламя, озаряющее мир», но пока что он не мог сказать этого с уверенностью.

V

Проведя две недели в стране инков, Эрнесто и Альберто отправились в андский город Аванкай. Получив для себя столько выгод от мнимого звания «специалистов по проказе», они хотели хоть как-то ему соответствовать и поэтому взяли у врача из Куско рекомендательное письмо для руководства лепрозория, находящегося в удаленном местечке Уамбо.

Денег у них по-прежнему не было, так что способ передвижения по стране оставался прежним: не мытьем так катаньем напрашиваться в попутчики к водителям грузовиков. В Аванкае друзья выклянчили себе в местной больнице свободную палату и питание. Взамен они прочитали несколько «лекций» о проказе и астме, но куда больше времени провели, флиртуя с медсестрами. Там же у Эрнесто случился приступ астмы, которая мало беспокоила его с тех пор, как они выехали за пределы Аргентины. Бедняге было так плохо, что Альберто пришлось трижды вводить ему адреналин.

Друзья отправились дальше к Уамбо. В деревне Уанкарама, ввиду того что от больницы для прокаженных их отделяли еще несколько миль пути по заросшим лесом горам, а Эрнесто чувствовал себя настолько неважно, что еле держался на ногах, приятелям пришлось обратиться к местному начальству с просьбой предоставить им лошадей. Через некоторое время перед ними предстал проводник, говоривший на языке кечуа, с двумя тощими клячами.

Проехав несколько часов, Эрнесто и Альберто заметили, что их пытается догнать какая-то индейская женщина с мальчиком. Когда она наконец поравнялась с ними, выяснилось, что лошади, на которых они едут, принадлежат ей. Глава Уанкарамы просто отнял их, чтобы выполнить свое обещание помочь «аргентинским докторам». Принеся множество извинений, Эрнесто и Альберто вернули лошадей и продолжили свой путь пешком.

Лепрозорий в Уамбо представлял собой несколько бараков с соломенными крышами и грязными полами, стоявших в расчищенном от джунглей месте, кишащем москитами. От главного врача они узнали, что основатель больницы доктор Уго Пеше, разработавший программу по борьбе с проказой в Перу, является также видным деятелем коммунистического движения, и решили встретиться с ним, когда прибудут в Лиму.

Друзья остановились по соседству у зажиточного асендадо, землевладельца-помещика, который рассказал им о том, как он освоил свои обширные земли: пригласил на один из своих участков бедных колоно, поселенцев, с тем чтобы они очистили его от леса и засадили зерном, а затем, после первого урожая, переселил их на другой и так далее, продвигаясь постепенно на более высокие и менее доступные территории. В итоге, похвалялся асендадо, вся земля была очищена от джунглей бесплатно.

В Уамбо друзья провели пару дней, потом состояние Эрнесто ухудшилось и они решили, что ему необходим серьезный медицинский уход. Для сопровождения гостей асендадо выделил одного из своих индейцев. Молодые люди должны были ехать на лошадях, тогда как индейцу предстояло идти пешком и тащить их сумки. Эрнесто отмечает: «Богатые люди в этих краях относятся совершенно естественно к тому, что слуга, даже пеший, несет на себе весь груз во время такого рода путешествий». Как только хозяин ранчо скрылся из виду, они с Альберто забрали у индейца свои сумки. Но если они ждали какой-то благодарности, то их постигло разочарование, поскольку лицо их проводника ничего не выразило.

В городе Андауайласе они раздобыли лекарства, и Эрнесто на два дня лег в больницу. Потом путешественники стали ждать какого-нибудь грузовика до Лимы.

В течение десяти дней, проведенных без особого комфорта и впроголодь, они ехали, петляя, через Анды в Лиму. Эрнесто пишет: «Наше путешествие продолжалось без особых перемен; время от времени удавалось перехватить что-нибудь из еды, что случалось, когда какая-нибудь сострадательная душа проникалась сочувствием к нашему бедственному положению».

Друзья отточили, доведя до совершенства, свой метод добывания бесплатной еды. По рассказу Эрнесто, уловка состояла в том, чтобы громкой речью с утрированным аргентинским акцентом привлечь к себе любопытство со стороны выбранного «кандидата». Лед таял, и начиналось общение. Далее либо Эрнесто, либо Альберто «ненароком упоминал о своих трудностях, устремляя взор в пространство», а другой в это время ронял замечание, что сегодня «как раз» исполняется ровно год, как они в пути. Затем, вспоминает Гевара, «Альберто, куда более нахальный, чем я, испускал ужасный вздох и говорил (словно бы мне на ухо): "До чего же досадно, что такой день нам нечем отметить"».

Услышав такое, «кандидат», разумеется, предлагал угостить путешественников выпивкой. Эрнесто и Альберто, конечно же, не могли принять его приглашение, поскольку им нечем было платить, но в конечном счете они «сдавались». Последний удар наносил Эрнесто. «После первой рюмки я наотрез отказываюсь выпить еще хоть каплю, и Альберто начинает надо мной насмехаться. Наш новый знакомый сердится и настаивает, я продолжаю отказываться, не объясняя почему. Тип настаивает, и тогда я, сгорая со стыда, признаюсь, что в Аргентине принято пить под закуску».

VI

1 мая 1952 г. «без гроша в кармане, но довольные» они прибыли в Лиму. Основанная конкистадором Франсиско Писарро в 1535 г. и некогда провозглашенная «городом вице-королей», Лима и в середине XX века сохраняла свою красоту, хотя ей также были свойственны резкие социальные контрасты. Для Эрнесто столица олицетворяла собой «Перу, не вышедшее из феодального состояния колонии», страна, по его мнению, ждала «истинно раскрепощающей революции».

Утром друзья раздобыли немного еды, после чего отправились к Уго Пеше. Пеше тепло принял гостей и дал им возможность остановиться в больнице для прокаженных. Туда их буквально за руку отвела его ассистентка Сораида Болуарте, отличавшаяся большой отзывчивостью. Эрнесто и Альберто просто покорили ее и вскоре имели в доме Болуарте не только стол, но и возможность постирать свою одежду.

В течение следующих трех недель друзья питались, отдыхали, отвечали на письма и изучали город. Что еще важнее, они получили немного денег от своих родителей. Также молодые люди посетили несколько лекций Пеше в больнице и часто обедали у него, после чего часами разговаривали на самые разные темы, начиная от проказы и физиологии и заканчивая политикой и философией.

Альберто заметил, что между Эрнесто и человеком, которого тот уважительно называл «маэстро», установилась особо тесная духовная близость. В глазах обоих юношей Пеше был достоин восхищения. По окончании медицинского училища в Италии Пеше вернулся домой, где познакомился с перуанским философом-марксистом Хосе Карлосом Мариатеги и стал его последователем.

После смерти Мариатеги в 1930 г. Пеше оставался видным представителем Коммунистической партии Перу, продолжая свою медицинскую карьеру. Будучи известным специалистом по проказе, он также читал лекции в университете и занимался исследованием тропических болезней, в частности совершил несколько открытий в отношении малярии. За свою политическую деятельность Пеше был на некоторое время сослан президентом Одриа в Анды, но в конце концов получил разрешение вернуться и продолжить работу в университете Лимы. Он опубликовал книгу под названием «Latitudes del Silencio» («Широты тишины»), повествующую об опыте своей жизни в ссылке.

В лице Пеше Эрнесто впервые увидел профессионального медика, который по собственному желанию посвятил жизнь служению «общему благу». Должно быть, Пеше казался ему перуанским Швейцером или Ганди, поскольку направлял все свои знания и умения на решение проблем Латинской Америки и вел тот высоко сознательный образ жизни, о котором сам Эрнесто пока только мечтал. Взгляды и деятельность Пеше могли стать для него образцом для подражания.

Пеше, похоже, почувствовал искреннее стремление молодого человека найти себе место в жизни и не пожалел ни времени ни сил на то, чтобы постараться направить его в правильное русло.

Далеко не все время, что Эрнесто и Альберто провели в Лиме, было потрачено на философские беседы. Они находили время и на игру в футбол с местными ребятами, развлекали больных проказой, познакомились со студентами — друзьями юных членов семьи Болуарте. Как-то в воскресенье они отправились на бой быков. Эрнесто впервые собственными глазами увидел, что такое «коррида де торос», и свои впечатления описал довольно лаконично: «Третий бык заставил несколько поволноваться, когда театрально подцепил тореро рогом и подбросил его в воздух, но и только. Праздник закончился безболезненной и бесславной смертью шестого животного. Искусства я в этом не вижу; до определенной степени — мужество; ловкости — немного; эмоции — так себе. В конечном счете все зависит от того, как человек настроился провести воскресенье».

Так как Эрнесто оправился от астмы и у них появились деньги, друзья решили продолжить путешествие. Они отказались от первоначальных планов попасть в Соединенные Штаты, но планировали еще посетить Венесуэлу. Однако сначала они решили отправиться в крупнейший из трех основанных Пеше лепрозориев, что находился в Сан-Пабло, в перуанской Амазонии.

Перед отъездом молодые люди получили от Пеше кое-какую одежду взамен своей старой — грязной и залатанной. Эрнесто достался белый костюм для тропиков, который был ему маловат, но он все равно надел его с гордостью. Сораида Болуарте дала им банку повидла, а пациенты и служащие больницы, скинувшись, подарили гостям сто перуанских солей (так называется национальная валюта) и переносной примус.

Неделю спустя, после очередного переезда через Анды на автобусе, путешественники оказались на реке Укаяли, где купили билеты в первый класс на речной баркас «Кенепа». Тот направлялся в Икитос, город в перуанской Амазонии. Среди их попутчиков на «Кенепе» были резчики каучука, торговцы лесом, пара туристов, несколько монахинь и молодая проститутка. Пассажиры третьего класса плыли на барже, прицепленной сзади и груженной свиньями и древесиной.

Плавание длилось семь дней, которые друзья провели в беседах с пассажирами и командой, игре в карты, борьбе с москитами и разглядывании мутных вод реки. Они заигрывали с проституткой, которая своим откровенным поведением шокировала монашек и внесла смятение в сердца мужчин, плывших на баркасе.

«Взрыватель и я не были исключением из правил, — признается Альберто. — Особенно я, столь чувствительный сердцем к тропическим красоткам». Несмотря на рецидивы астмы, Эрнесто также привлекала перспектива любовного увеселения на корабле. Рассказывая о втором дне речного путешествия, он пишет: «Сегодня не случилось ничего нового, если не считать того, что мы подружились с девчонкой, которая, как выяснилось, была отнюдь не строгих правил и притом была твердо уверена, что у нас есть несколько песо».

Молодые аргентинцы, которых было не пронять разговорами о деньгах, нашли способ добиться желаемого. Вот что пишет Альберто об их совместных усилиях: «Красотка увлеклась нашими рассказами о том, что мы видели, и о чудесах, которые еще предстояло увидеть: она твердо решила стать путешественницей. В результате Взрыватель и я становимся ее наставниками. Разумеется, вознаграждение выплачивается вперед и натурой». Два дня спустя Альберто добавляет: «Дни текут так же, как прежде. Девчонка разделяет свои прелести между занятными болтунами, вроде нас, и людьми с деньгами, вроде того человека, который тут заведует карточными играми».

Это сексуальное приключение погрузило Эрнесто в ностальгическое настроение. «Небрежная ласка со стороны молоденькой проститутки, сочувствующей моему физическому нездоровью, клином пронзила мои спящие воспоминания о жизни до странствий. Ночью, не в силах уснуть из-за москитов, я думал о Чичине, превратившейся ныне в далекий сон… память умчала меня в Малагеньо, где в сумерках холла она, должно быть, шептала в эти минуты своему новому любовнику одну из своих странных и путаных фраз».

Прибыв 1 июня в Икитос, Эрнесто и Альберто направились в местную службу здравоохранения с рекомендациями от доктора Пеше. В ожидании посадки на судно, идущее по Амазонке в лепрозорий Сан-Пабло, они получили ночлег в помещении регионального центра борьбы с желтой лихорадкой.

Но астма вновь сразила Эрнесто, и все шесть дней в Икитосе он провел почти без движения, делая себе инъекции адреналина и сочиняя письма родным.

6 июня Эрнесто и Альберто отправились в двухдневное плавание До Сан-Пабло на речном баркасе «Сисне». В лепрозории, расположенном на берегу Амазонки неподалеку от границы Перу с Колумбией и Бразилией, содержалось шестьсот пациентов, которые жили в собственном поселении, изолированном от домов администрации и медперсонала. Там Эрнесто и Альберто провели две недели.

Они на всех произвели впечатление тем, что с энтузиазмом сопровождали врачей на приемах больных, играли в футбол, по-дружески общались с прокаженными. В остальное время Альберто часами сидел в лаборатории, работая с микроскопом, а Эрнесто читал поэзию, играл в шахматы или ходил с врачами на рыбалку. Сорвиголова в нем вылез и тут: ни с того ни с сего он решил вдруг переплыть Амазонку. За те два часа, что заняло у него это приключение, врачи, стоявшие на берегу, успели переволноваться.

14 июня Эрнесто исполнилось двадцать четыре года, и по этому поводу персонал больницы устроил праздник, на котором рекой тек национальный перуанский ликер писко, а сам именинник произнес благодарственный тост. Описание этого празднования он озаглавил в дневнике «День святого Гевары». После высокопарных изъявлений глубокой благодарности хозяевам Эрнесто произнес прочувствованный монолог «латиноамериканского патриота».

«…Мы верим — и после этого путешествия еще тверже, чем раньше, — что разделение Америки на иллюзорные и расплывчатые национальности абсолютно ложно. Мы представляем из себя единую расу метисов, которая от Мексики до Магелланова пролива проявляет заметные признаки этнографического сходства. Поэтому, стараясь сбросить с себя весь груз жалкого провинциализма, я поднимаю тост за Перу и Объединенную Америку».

Когда друзья решили, что пора продолжить путь, больные и врачи построили для них плот, назвав его «Мамбо-танго», и дали им в подарок одежду, кокосы, удильные крюки и пару живых цыплят. Вечером накануне отплытия оркестр, составленный из прокаженных, подплыл на каноэ к пристани и исполнил в их честь серенаду. В письме матери Эрнесто так описывает эту сцену: «Это было одно из самых интересных зрелищ виденных нами: певец был слеп, у аккордеониста отсутствовали пальцы на правой руке, и он заменял их палочками, прикрепленными к поясу».

За серенадой последовали прощальные речи, закончившиеся криками «троекратного «ура» докторам». В ответ Альберто простер руки и поблагодарил всех такой витиеватой речью, что, по словам Эрнесто, мог сойти за достойного преемника Перона.

На следующий день Эрнесто и Альберто пустились на плоту вниз по течению Амазонки. Чувствуя себя матерыми путешественниками, они уверенно направляли «Мамбо-танго» по реке. Однако три дня спустя близ скромного колумбийского порта Летисия друзья не справились с течением и вдобавок еще и потеряли удильные крюки и цыплят, которых им дали в лепрозории. В результате они решили отказаться от своего замысла. Уговорив какого-то местного колоно (поселенца) отвезти их на лодке в обратном направлении в обмен на плот и провизию, путешественники оказались в Летисии, откуда дважды в месяц летал самолет до колумбийской столицы Боготы.

Вновь вынужденные попрошайничать, молодые люди нашли себе пристанище и пропитание у полицейских. Кроме того, им удалось договориться о пятидесятипроцентной скидке на билеты на следующий самолет. А еще они сумели устроиться в качестве тренеров в местную футбольную команду «Индепендьенте спортинг». Репутация аргентинцев как лучших футболистов Латинской Америки сыграла авантюристам на руку. Местной команде предстояла серия матчей на вылет, и футболисты были заинтересованы в «квалифицированном руководстве». Научив подопечных кое-каким приемам, популярным в то время у игроков в Буэнос-Айресе, Эрнесто и Альберто действительно сумели улучшить игру команды. Пусть она и не выиграла турнир, но заняла почетное второе место, так что все были довольны.

2 июля, с удобством расположившись на тюках с необработанным каучуком, военной формой и почтой, друзья вылетели из Летисии на допотопном двухдвигательном гидроплане «Каталина». Нахождение в воздухе привело в эйфорию Альберто, который никогда раньше не летал, и от возбуждения он стал соловьем петь попутчикам о своем богатом опыте полетов.

VII

Богота, расположенная на высоком зеленом плато, была словно остров законности и порядка (пусть и наведенных твердой рукой) посреди кипящей вокруг жестокой гражданской войны. Однако Эрнесто и Альберто ощутили атмосферу недружелюбия и тревоги. Им удалось остановиться в местной больнице благодаря еще одному письму доктора Пеше, а питались они в университете, где подружились с несколькими студентами, но своей матери Эрнесто писал:

«Из всех стран, где мы побывали, в этой — свобода личности стеснена более всего; полицейские с винтовками за плечами патрулируют улицы и постоянно требуют показать документы. <…> За показным спокойствием скрывается напряженность, которая обещает скорое восстание. Равнинная часть страны охвачена открытым мятежом, и армия не в силах его подавить; консерваторы дерутся между собой и не могут ни о чем договориться. <…> В общем, климат тут удушающий… и мы уберемся отсюда как можно скорее».

9 апреля 1948 г. в Колумбии произошло убийство популярного лидера Либеральной партии Хорхе Эльесера Гайтана, приведшее к крушению всей политической системы страны. Подозревая консервативное правительство в организации этого убийства, сторонники Гайтана вышли на улицы столицы и устроили кровавое восстание, ставшее известным как «Боготасо» и длившееся три дня.

Бунт вспыхнул одновременно с саммитом министров иностранных дел американских стран, которые собрались под эгидой ООН для подписания хартии Организации американских государств. Параллельно была устроена конференция латиноамериканских студентов под антиимпериалистическими лозунгами и с целью опротестовать решения саммита. На конференцию съехались студенческие лидеры из всех частей этого обширного региона.