Эпилог: Мечты и проклятья

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Эпилог: Мечты и проклятья

I

В ночь с 8 на 9 октября, когда Че уже лежал связанный на полу в школе Ла-Игеры, Алейда внезапно проснулась от необъяснимой тревоги: она знала, что ее муж находится в смертельной опасности. Предчувствие это было настолько сильным, что, когда на следующий день Фидель прислал к ней из Гаваны гонцов с печальным известием, она уже ожидала их появления.

В последние несколько месяцев сообщения из Боливии заставляли Алейду все больше волноваться; Фидель регулярно сообщал ей последние известия, и она знала, что положение Че плачевно. В это время Алейда была в том самом Эскамбрае, где они когда-то повстречались с Че, и вела исследовательскую работу: сразу после отбытия мужа она вернулась к занятиям историей, рассчитывая получить ученую степень в Гаванском университете.

Фидель относился к новостям из Боливии с недоверием и большим беспокойством. 9 октября поступило сообщение о захвате Че и затем — о том, что он «скончался от ран». Увидев первые фотографии трупа, Фидель признал определенное сходство с Че, но не мог поверить, чтобы этот иссохший человек был тем самым Че, который покинул Кубу одиннадцать месяцев назад.

Когда Алейда прибыла в Гавану, они с Фиделем вместе принялись изучать поступающие фотографии и донесения. Поначалу они не хотели верить в худшее, однако затем Алейда узнала почерк Че на страницах его захваченного дневника, и тут сомнений уже быть не могло.

Куба была наводнена слухами, и 15 октября Фидель выступил с телеобращением к кубинскому народу. Он сказал, что сведения о смерти Че, «как это ни прискорбно, достоверны», объявил всенародный трехдневный траур и заявил, что отныне 8 октября, день последней битвы Че, будет официально называться Днем партизана-героя.

У Алейды случился нервный срыв. Фидель взял ее с детьми к себе в дом и в течение следующей недели ухаживал за ней. Затем он поселил вдову Че в другом доме, где она жила с детьми, ни с кем не общаясь, вдали от чужих глаз. По словам Алейды, Фидель навещал ее каждый день.

Орландо Боррего тоже несколько месяцев пребывал в глубокой депрессии. По его словам, гибель Че поразила его сильнее, чем смерть родного отца.

Вечером 18 октября Фидель выступил с речью перед огромной толпой, собравшейся на площади Революции. Почти миллион человек пришли на национальную панихиду по Че. Фидель отдал последнюю дань своему старому товарищу, представив его воплощением революционной добродетели. «Если нам нужен… образец человека, который принадлежит не нашему времени, но будущему, то я от всего сердца заявляю, что таким образцом… является Че! Если мы попытаемся представить, какими бы мы хотели видеть своих детей, то нам как истовым революционерам следует искренне признать: мы хотим, чтобы они были как Че!»

II

В полдень 9 октября окровавленное тело Че положили на носилки, прикрепили их к шасси вертолета, и тот, перелетев через мрачную гряду гор, доставил свой груз в Вальегранде. Сопровождал его Феликс Родригес, одетый в форму капитана боливийской армии; но, как только вертолет приземлился, он растворился в толпе встречающих и исчез.

Через несколько дней Родригес вернулся в Соединенные Штаты, чтобы отчитаться перед своим начальством в ЦРУ. Он привез некоторые личные вещи Че, в том числе его последний кисет с табаком; позже он пересыпал этот табак в стеклянный пузырек, который прикрепил к ручке своего любимого револьвера. Однако самым удивительным его приобретением стала одышка, развившаяся у него в Вальегранде. «Находясь на прохладном горном воздухе, я почувствовал, что сиплю и мне становится тяжело дышать, — писал Родригес спустя двадцать пять лет. — Че погиб, но его астма — болезнь, которой я сроду не страдал — передалась мне. По сей день хроническая одышка служит мне постоянным напоминанием о Че и последних часах его жизни в крошечном городке Ла-Игере».

Тело Че было выставлено на всеобщее обозрение на целые сутки, причем голова его была приподнята, а карие глаза открыты. Чтобы предотвратить разложение, врач надрезал горло и залил внутрь формальдегид. В результате Че точно живой предстал перед чередой людей, которые пришли на него посмотреть. В их числе были солдаты, любопытствующие местные жители, фотографы и репортеры. Монахини, работавшие в больнице, медсестра, которой было поручено омыть его тело, и многие другие женщины Вальегранде сочли, что Че Гевара обликом невероятно напоминает Иисуса Христа; они срезали с его головы пряди волос, чтобы использовать их в качестве талисманов. Подполковник Андрес Селич и майор Марио Варгас Салинас сфотографировались рядом с телом Че.

К этому моменту уже было решено скрыть место погребения Че: его тело, так же как тела его товарищей, погибших ранее, должно было «исчезнуть». Узнав о том, что гаванские власти не доверяют информации о смерти Че, генерал Альфредо Овандо Кандиа хотел обезглавить Че и представить его голову как доказательство. Феликс Родригес, который, будучи в Вальегранде, узнал об этой идее, утверждает, что выступил против подобного «варварства» и предложил ограничиться пальцем. Овандо Кандиа «пошел на компромисс» и принял решение отрезать кисти рук. Вечером 10 октября с Че были сняты две восковые посмертные маски и взяты отпечатки пальцев. Руки его отрезали и поместили в сосуды с формальдегидом. Вскоре прибыла пара аргентинских судмедэкспертов для сравнения отпечатков пальцев с теми образцами, которые хранились в Буэнос-Айресе: результаты экспертизы были положительными.

Ранним утром 11 октября боливийские военные избавились от тела Че: это было сделано под присмотром подполковника Андреса Селича и в присутствии двух других офицеров, выступавших в качестве свидетелей, в том числе майора Марио Варгаса Салинаса (по крайней мере, так утверждает он сам). Как рассказывает вдова Селича, труп Че бросили в тайно вырытую бульдозером могилу где-то в зарослях неподалеку от аэродрома Вальегранде, а рядом вырыли еще одну яму, где захоронили тела его шестерых товарищей.

Вдова Селича, Сокорро, в 1996 г. рассказала автору данной книги, что несколькими годами позже ее муж — который до этого не делился с женой подробностями своего участия в погребении Че — показал ей схему с обозначениями мест, где покоились останки Гевары и других партизан. Эта схема впоследствии исчезла, но, как утверждает Сокорро, муж говорил ей, что Че был похоронен отдельно; однако Варгас Салинас уверяет, что Гевара и его товарищи лежат в одной могиле. Интересно, что в дневнике Селича, в остальном очень подробном, полностью выпущен промежуток времени с 15 часов 45 минут 9 октября и до 9 часов 11 октября: то есть в нем отсутствуют всякие упоминания о кончине Че Гевары и о том, куда подевался его труп.

Путаницы добавляет также заявление работавшего на ЦРУ кубинца Густаво Вильольдо, который утверждает, что он лично руководил погребением Че, которое было произведено подчиненными Селича, причем, по его словам, ни сам Селич, ни Варгас Салинас при этом не присутствовали.

Тем же утром в Вальегранде прибыл брат Че, Роберто, который надеялся опознать тело старшего брата и добиться его выдачи, но было уже слишком поздно. Генерал Овандо Кандиа принес Роберто свои соболезнования, но заявил, что тело Че «кремировано». Это была лишь одна из нескольких версий случившегося, появившихся на свет в течение следующих дней благодаря боливийским генералам, противоречившим один другому, и целых двадцать восемь лет вопрос об истинном месте захоронения Че оставался неразрешимой загадкой.

Роберто не оставалось ничего иного, как вернуться домой в Буэнос-Айрес, где его ждали отец, братья и сестры. Им пришлось смириться с печальными известиями, хотя тетя Беатрис отказалась верить в смерть любимого племянника.

III

За последующие дни в Боливии были выслежены и уничтожены еще четверо бежавших партизан — Моро, Пабло, Эустакио и Чапако; их тела также были тайно захоронены в общей могиле в районе Вальегранде.

Однако трем кубинцам (Помбо, Бениньо и Урбано) и трем боливийцам (Инти Передо, Дарио и Ньято) каким-то чудом удалось спастись из ущелья. Тем не менее военные продолжали идти за ними по следу и наконец настигли их 15 ноября, после чего завязалась перестрелка. Хулио Мендес («Ньято») был серьезно ранен и попросил друзей убить его. По словам Бениньо, именно он выполнил этот товарищеский долг, после чего оставшимся в живых удалось вырваться из окружения. В конце концов, благодаря помощи членов боливийской компартии, которые хоть и с опозданием, но все же набрались мужества, чтобы спасти выживших товарищей Че, они скрылись в заснеженных Андах, где провели три месяца. Выбраться оттуда кубинцам помогли представители социалистической и коммунистической партий Чили: сенатор от социалистов Сальвадор Альенде лично полетел с ними на остров Пасхи, откуда они вернулись домой через Таити, Эфиопию, Париж и Москву.

Гарри «Помбо» Вильегас остался на военной службе и возглавил кубинские экспедиционные силы в Анголе. Возведенный в чин генерала, он превратился в живого «Героя Революции», но продолжил жить в скромной квартире неподалеку от старого дома Че в Гаване. Леонардо «Урбано» Тамайо по-прежнему служит в кубинской армии в звании полковника. Дариэль Аларкон Рамирес («Бениньо») готовил кадры партизан в более чем дюжине латиноамериканских стран вплоть до конца 1980-х гг. В последние годы он, однако, разочаровался в режиме, который сам помогал устанавливать, когда был молод. В 1996 г., будучи во Франции, Рамирес опубликовал резко критическую книгу о режиме Фиделя, обвинив Кастро в многочисленных преступлениях, включая и то, что он «бросил» Че и его партизан в Боливии. Бениньо ныне считается на Кубе предателем и живет в изгнании в Париже.

Впрочем, большая часть фактов говорит о том, что Гавана сделала все, что было в ее силах. После обнаружения отряда Че и прибытия американцев у кубинских агентов в Боливии практически не осталось пространства для маневров. Границы страны были на замке, Коммунистическая партия объявлена вне закона, а любые попытки доставить новых партизан в отряд Че легко пресекались. Боливийские военные задерживали всех иностранцев, казавшихся им подозрительными.

Поддержка Кубой партизанской войны в Боливии не закончилась со смертью Че. Инти Передо и Дарио также перебрались на Кубу и в 1969 г. с новым отрядом боливийцев вернулись домой для продолжения партизанской войны. Но, не успев ничего начать, Инти был застрелен на явочной квартире в Ла-Пасе; несколькими месяцами позже был схвачен и убит Дарио (Давид Адриасола). Младший брат Инти, Чато, стал новым лидером повстанческого отряда, состоявшего примерно из семидесяти слабо обученных студентов. Он попытался начать партизанскую войну в районе шахты в Теопонте, что находится к северу от Ла-Паса, в верховьях реки Бени. После нескольких месяцев сражений партизаны были окружены и ликвидированы. Ныне Чато, которому удалось выжить, является успешным психотерапевтом в боливийском городе Санта-Крусе, он лечит своих пациентов методом «возврата в утробу матери».

Марио Монхе потерял бразды правления боливийской компартией и отправился в изгнание в Москву, где осел на долгие годы. Как он сам рассказывает, сотрудники КГБ посоветовали ему «не болтать», и он держал рот на замке вплоть до начала 1990-х гг. Все это время Монхе находился на попечении Института Латинской Америки — академического учреждения, выполнявшего научные исследования по заданиям партии. После распада Советского Союза положение Монхе стало совсем печальным: он не только остался человеком без родины, но потерял еще и поддержку со стороны «большого брата».

Большинство выживших партизан из отряда Мазетти были выпущены из тюрьмы в Сальте в 1968 г. благодаря стараниям их адвоката Густаво Роки. Когда они находились в тюрьме, к ним на свидание неожиданно явился «Фусиладо» — тот самый человек, которого Мазетти перед отправкой в Боливию приговорил к смерти. По его словам, алжирцы отчего-то решили пощадить его и вместо расстрела посадили в тюрьму. Через пару лет «Фусиладо» без всяких объяснений выпустили на свободу и отослали на Кубу. Он был уверен, что его участь стала известна Че, который посещал Алжир в 1965 г., и что именно Гевара настоял на его освобождении. Вернувшись на Кубу, «Фусиладо» был направлен в Эскамбрай для борьбы с контрреволюционерами и, «реабилитировавшись» таким образом, получил задание продумать возможность организации побега для своих бывших товарищей. «Фусиладо» сказал им, что у него нет к ним никаких претензий; он просто рад, что остался жив.

Проведя в тюрьме три года и восемь месяцев, телохранитель Че Альберто Кастельянос был выдворен из страны и вернулся на Кубу. Прошения об освобождении Эктора Жюва и Федерико Мендеса были отклонены: вместо четырнадцати и шестнадцати лет тюрьмы их приговорили к пожизненному заключению. После возвращения Хуана Перона в Аргентину в 1973 г. их амнистировали, но они бежали из страны после очередного военного переворота, поскольку власти начали новую волну репрессий против коммунистов. С восстановлением демократии в начале 1980-х гг. Мендес и Жюв смогли вернуться домой. Мендес умер несколько лет назад; Жюв по-прежнему обитает со своей семьей в Кордове.

Генри Лернер также был схвачен аргентинскими военными и три года провел в ожидании расправы. Спасение пришло к нему с неожиданной стороны: католическая церковь настояла на том, чтобы правительство выслало из Аргентины около сотни неугодных, не применяя против них насилия. Благодаря своим еврейским корням Лернер нашел прибежище в Израиле. Эмигрировав позже в Мадрид, он, так же как его старый товарищ Эктор Жюв, начал работать психотерапевтом.

Когда в 1976 г. в Аргентине разгорелась так называемая «грязная война» против представителей левых сил, семья Гевара быстро почувствовала себя одной из ее мишеней. Гевара Линч бежал из родной страны на Кубу вместе со своей невестой Аной Марией Эррой — художницей, которая была моложе его примерно на тридцать лет. Одного из своих сыновей они назвали Рамоном — в честь Че, именовавшего себя так во время боливийской кампании. Роберто после смерти брата серьезно увлекся политикой, причем в довольно радикальном ключе: они с Хуаном Мартином стали активными деятелями «геваристского» партизанского движения в Аргентине. Роберто курсировал между Кубой и Европой, а Хуан Мартин совершил ошибку, вернувшись с Кубы, чтобы сражаться на родине: не прошло и месяца, как он был арестован и следующие девять лет провел в тюрьме.

С окончанием «грязной войны» родные Че постепенно вернулись в Аргентину. Роберто работает юристом в системе профсоюзов, а Хуан Мартин владеет книжным магазином в Буэнос-Айресе. Самая младшая сестра Че, Ана Мария, умерла от болезни несколько лет назад; другая сестра, Селия Гевара, ведет тихий образ жизни в Буэнос-Айресе. Однако их отец так и не вернулся назад. Гевара-старший умер в Гаване в 1987 г. в возрасте восьмидесяти семи лет. Он провел последние годы жизни за написанием книг о своем погибшем сыне, материалами для которых служили письма и дневники. Его жена и дети — сводные братья и сестры Че — по-прежнему живут на Кубе.

В 1970 г., проведя в тюрьме три года из тех тридцати, которые были им назначены судом, Сиро Бустос и Режи Дебре вышли на свободу по приказу нового военного правителя Боливии, генерала-реформатора Хуана Хосе Торреса; они улетели в Чили, где в то время президентом был Сальвадор Альенде. Дебре, прославившийся во время собственного судебного процесса, стал важной фигурой в среде левых интеллектуалов Европы и в 1980-х гг. был даже принят на работу к президенту Франсуа Миттерану в качестве советника по латиноамериканским вопросам. Впрочем, постепенно в нем начало нарастать разочарование итогами кубинской революции. В 1996 г. Дебре опубликовал мемуары, где дал крайне критическую оценку личности Фиделя Кастро, которого он обвинил в «мании величия». Он также осудил Че за жестокость и бесчувственность, проявленную в отношении своих партизан в Боливии.

Из тех, кто выжил после боливийской кампании, пожалуй, мало кто пострадал сильнее, чем протеже Че, художник Сиро Бустос. Хотя те, кто допрашивал в свое время Дебре, свидетельствуют, что тот сотрудничал с ними, однако именно Бустос, нарисовавший портреты партизан, заработал «славу» главного предателя Че. Бустос, оклеветанный Дебре и ставший персоной нон грата на Кубе, какое-то время работал в Чили, а потом бежал оттуда в 1973 г. после переворота генерала Аугусто Пиночета. Он вернулся в свою родную Аргентину и возобновил занятия живописью, но вскоре снова вынужден был бежать, на сей раз из-за «грязной войны». Ныне он ведет неприметный образ жизни в Швеции, где пишет весьма оригинальные портреты.

Лойола Гусман, боливийский «национальный секретарь по финансовым вопросам» Че, была освобождена из заключения в 1970 г., после того как ее товарищи, чтобы добиться выхода Лойолы на волю, захватили в заложники двух немецких инженеров. Затем Гусман перебралась на Кубу. Там она встретилась с вдовой Че Алейдой, которая взяла ее под свое крыло, так как кубинские спецслужбы не желали видеть эту женщину и давать какие-либо разъяснения по поводу событий 1967 г.

Лойола Гусман и несколько ее товарищей смогли вернуться в Боливию, намереваясь продолжить усилия по ведению партизанской войны. Но в 1972 г. она, ее муж и еще несколько повстанцев были выслежены военными на явочной квартире в Ла-Пасе. Ее мужу и остальным удалось на время спастись — только затем, чтобы позже быть убитыми. Лойола, которая была беременна, попала в плен и провела три года в тюрьме, где родила своего первенца; она назвала сына Эрнесто в честь Че. Вернувшись в Ла-Пас, она многие годы пыталась установить точное место захоронения Че и его товарищей, убитых в 1967 г., а также еще около 150 других человек, исчезнувших при военных режимах 1970-х — начала 1980-х гг.

Неприветливый прием, который Лойола встретила на Кубе в 1970 г., свидетельствовал о серьезных переменах, произошедших в стране за долгое время пребывания у власти Фиделя Кастро. Куба успела пройти через краткий период сильного охлаждения отношений с Советским Союзом. Разгневавшись на Москву за открытую поддержку линии боливийской компартии и за опубликованные в газете «Правда» жесткие статьи о Че и об «экспорте» революции, Фидель попытался отмежеваться от Кремля. Посол Александр Алексеев, которого считали слишком близким к Фиделю, был отозван в 1968 г. со своего поста и в наказание направлен на Мадагаскар.

В начале 1968 г. Фидель начал новую кампанию против просоветски настроенных «старых коммунистов», поскольку якобы раскрыл существование группы заговорщиков, обсуждавших вопрос о его смещении с сотрудниками советского посольства. Как и в 1962 г., эта чистка партийных рядов коснулась в первую очередь неугомонного Анибаля Эскаланте, но на сей раз он не был выслан в Москву, а получил пятнадцать лет тюрьмы. Среди зафиксированных на магнитофонной пленке «преступлений», совершенных им и его товарищами, была и критика в адрес Че.

Далее, словно воскрешая память о Че, Фидель предпринял отчаянную попытку добиться экономической самостоятельности Кубы. Он заявил, что в 1970 г. Куба произведет рекордные 10 миллионов тонн сахара, и бросил на достижение этой цели все силы страны. Когда же Орландо Боррего, министр сахарной промышленности, посмел сказать Фиделю, что эти планы нереализуемы, его отправили в отставку. Цель, разумеется, достигнута не была, а кубинская экономика оказалась на грани коллапса. По существу, это означало конец всякой надежде на подлинную автономию Кубы, и власти СССР — уже приободренные тем, что Фидель поддержал их военное вторжение в Чехословакию — не замедлили выступить с предложением своих услуг. Старое Министерство промышленности, возглавляемое в свое время Че, было разделено на несколько более мелких ведомств, из которых изгнали тех, кто работал при Геваре, а многие иностранные специалисты и вовсе оставили Кубу. Реабилитационный лагерь Гуанаакабибес и экспериментальная ферма Сиро Редондо были закрыты, а «отдел по контролю», в котором хранились сорок тысяч с лишним досье, характеризовавших взгляды тех или иных лиц на революцию, а также их трудовые показатели, подвергся уничтожению. Орландо Боррего, несмотря на свою отставку в 1968 г., остается и поныне верен Фиделю и революции и в шестьдесят один год работает советником в Министерстве транспорта, а также в государственной сети туристических отелей.

В течение почти пятнадцати лет о Че и его идеях на Кубе говорили мало, однако затем ситуация изменилась и Че Гевара вновь оказался востребованным в образе одного из главных деятелей кубинской революции. Когда в конце 1980-х гг. в СССР под руководством Михаила Горбачева стали происходить радикальные изменения, Фидель Кастро противопоставил либеральным реформам гласности и перестройки то, что он назвал процессом «исправления ошибок». Этот процесс, однако, так по-настоящему и не начался, поскольку в это время как раз произошел распад советского блока и тридцатиоднолетний период субсидирования Кубы Москвой подошел к концу. Вынужденный прибегнуть к ограниченным иностранным инвестициям и некоторым «рыночным реформам» для подпитки слабой кубинской экономики, Фидель тем не менее продолжает эксплуатировать образ Че: он служит кубинскому режиму «духовным стержнем», на котором крепится то немногое «революционное», что осталось на Кубе. Следуя революционной традиции присвоения особенного титулования каждому году, 1997 г. был назван «Годом тридцатой годовщины гибели в бою Партизана-Героя и его товарищей».

IV

Многие из тех, кто был причастен к гибели Че в Боливии, впоследствии и сами умерли не своей смертью, что породило слухи о так называемом «проклятии Че». Первой жертвой стал военный президент Боливии генерал Рене Баррьентос, чей вертолет при невыясненных обстоятельствах разбился в апреле 1969 г. Онорато Рохас, крестьянин, выдавший место нахождения колонны Хоакина, был расстрелян партизанами второй волны в конце 1969 г. Полковник Роберто Кинтанилья, глава разведслужбы при Министерстве внутренних дел, который взял отпечатки пальцев с рук Че, был убит в Германии в 1971 г.

Генерал Хуан Хосе Торрес, ставший впоследствии президентом-популистом, а перед тем входивший в состав генштаба при Баррьентосе и голосовавший за смертный приговор Че в 1967 г., был убит аргентинским «эскадроном смерти» в 1976 г. после своего свержения и отправки в изгнание. Всего двумя неделями позже в Париже был застрелен генерал Хоакин Сентено Аная. Ответственность за это деяние взяла на себя «Международная бригада Че Гевары».

Капитан Гари Прадо, чья роль в «победе над Че» была широко признана властями, быстро сделал карьеру и дослужился до полковника. Впрочем, во время операции по подавлению вооруженного мятежа в Санта-Крусе в 1981 г. он был ранен, и нижняя часть его тела оказалась парализована. Выйдя в отставку в звании генерала, он включился в политическую жизнь, присоединившись к лагерю левоцентристов, и одно время даже служил боливийским послом в Лондоне. Капитан Марио Варгас Салинас также стал генералом, а в 1970-х гг. являлся министром в правительстве военного диктатора Уго Бансера Суареса.

Из всех, кто принимал непосредственное участие в поимке и казни Че Гевары, наименее удачно дальнейшая жизнь сложилась у подполковника Андреса Селича. В 1971 г. Селич возглавил военный переворот против президента Хуана Хосе Торреса, в результате которого к власти пришел генерал Уго Бансер Суарес. Прослужив у Бансера министром внутренних дел всего полгода, Селич был смещен с поста и отправлен послом в Парагвай. Вскоре он начал замышлять заговор против диктатора и, тайно вернувшись в Боливию в 1973 г., собирался устроить новый переворот, но по приказу Бансера был схвачен и забит до смерти наемными убийцами. Мигель Айороа вышел в отставку в звании полковника. Ныне он живет в Санта-Крусе и отрицает свою причастность к смерти Че, возлагая всю ответственность на покойного Андреса Селича.

Участь непосредственного исполнителя смертного приговора, Марио Терана, незавидна: он вынужден постоянно скрываться, ибо опасается расправы. Сменивший не одну лакейскую должность (каждая из которых, в сущности, была подачкой со стороны армейского руководства; в частности, он какое-то время работал барменом в клубе офицеров армейского дивизиона в Санта-Крусе), Теран чувствует себя глубоко несчастным человеком. Он считает, что старшие офицеры, написавшие книги и снискавшие славу и звания благодаря причастности к победе над Че, его самого определили на роль козла отпущения. Теран готов рассказать о событиях, имевших место в Ла-Игере 9 октября 1967 г., но только за деньги.

Марио Теран буквально вспыхнул от ярости, когда я поинтересовался, не сожалеет ли он о своем поступке. «Да что вы понимаете! — воскликнул он. — Вы что думаете — я просто вошел в комнату и нажал на курок? За день до того я был в ущелье, я был там! Я видел, как трое моих друзей погибли в тот день».

Феликс Родригес также уверен, что кубинские власти приговорили его к смерти, и рассказывает в связи с этим об одном инциденте, случившемся в 1970-е гг.: тогда американские спецслужбы предупредили своего агента о том, что самолет, на котором он должен лететь, планируют угнать. Последующая карьера Родригеса в ЦРУ привела его во Вьетнам, Сальвадор и ряд других стран, где происходили военные конфликты. Ныне Родригес живет в пригороде Майами, и среди его многочисленных трофеев главное место занимает фотография, на которой он стоит рядом с раненым, обреченным на смерть Че Геварой.

Рикардо Рохо, от случая к случаю появлявшийся в жизни Че и выполнявший функции его политического «спарринг-партнера», сразу после кончины Че написал книгу «Мой друг Че», ставшую международным бестселлером. Она не только принесла ему славу и некоторый доход, но и вызвала яростное осуждение со стороны кубинских властей и товарищей Че, поскольку в книге Рохо говорилось о разрыве Че с Фиделем. В 1970-х гг. Рохо также был вынужден покинуть Аргентину и вернулся на родину только после восстановления демократической власти в 1983 г. Он умер от рака в Буэнос-Айресе в 1996 г.

Друг Че Альберто Гранадо по-прежнему живет на Кубе. Ему уже перевалило за шестьдесят, и теперь Гранадо наслаждается своим положением семейного патриарха, сохраняя вкус к рому и танго. Имея высокий статус «друга» Че, он опубликовал несколько книг об их отношениях, поездках по миру и тех приключениях, которые они пережили вместе.

Дети Че выросли на Кубе под присмотром «дядюшки» Фиделя и «дядюшки» Рамиро Вальдеса. Сыновья — Эрнесто и Камило — прошли пятилетний курс обучения в академии КГБ в Москве. Ныне Камило работает в Министерстве рыбного хозяйства под началом старого соратника Че Энрике Ольтуски, а Эрнесто — в государственной фирме по производству электроники, возглавляемой Рамиро Вальдесом. Дочь Алюша, подобно своему отцу, стала врачом, специализирующимся на лечении аллергических заболеваний. Несмотря на сопротивление матери, она в 1980-е гг. добровольцем отправилась в Никарагуа и Анголу. Одно время Алюша была замужем за сыном Густаво Мачина де Худа, одного из тех, кто погиб вместе с Че в Боливии. Вторая дочь — Селия — стала биологом и ныне изучает жизнь дельфинов и морских львов в гаванском океанариуме.

Алюша, которая напоминает Че Гевару проникновенным взором и своеобразным, пусть и не столь едким чувством юмора, является сейчас главным публичным представителем своей семьи и защитником памяти отца на Кубе. Эта роль перешла к ней в результате постепенного ухода ее матери с общественно-политической сцены.

Сама Алейда, следуя пожеланию Че, повторно вышла замуж и переехала из дома на 47-й улице в новый дом в районе Мирамар. В течение многих лет она в качестве депутата принимала активное участие в работе Конгресса Коммунистической партии Кубы, а также Федерации кубинских женщин. Теперь в свои шестьдесят лет она выступает в роли почтенной матроны, оставаясь весьма привлекательной женщиной (ее отличают со вкусом выкрашенные светлые волосы и молодая улыбка). Алейда оставила все свои общественные занятия, чтобы целиком посвятить себя семье и поддержанию доброй памяти первого мужа. Этой цели служит музей, открытый в их старом доме.

Дом выкрашен краской цвета морской волны, а на крыше разбит сад. К сожалению, недавно кто-то из соседей срубил огромную ель, которую Алейда посадила, еще когда Эрнесто был жив. Стены в фойе украшены рисунками Че, но им угрожают протечки в крыше. Наверху имеется маленький кабинет Че Гевары, оставленный таким, каким он был при жизни владельца. Тут находятся книги Че: труды Маркса, Энгельса и Ленина, поля которых испещрены его пометками; биографии Фуше и Марии-Антуанетты, написанные Стефаном Цвейгом. Отдельно стоят книги, которые Че читал перед отъездом: о Боливии, Африке и алжирской революции (многие из них на французском языке), а также исследование об убийстве Джона Ф. Кеннеди.

На стене над столом по-прежнему висит портрет Камило, а на книжном шкафу стоят бюст Симона Боливара и бронзовый барельеф с изображением Ленина. Резной калебас для мате с серебряной трубкой стоит на отдельной полочке, а на полу собирает пыль бронзовая статуэтка, символизирующая «Нового Человека советского типа». На полке в узком чулане лежат некоторые вещи, оставленные Че: армейский рюкзак цвета хаки, ремень и другие предметы военной амуниции, которые постепенно ветшают во влажном кубинском климате.

После того как первая жена Че Ильда умерла от рака в 1974 г., их дочь Ильдита отправилась в Европу. Ее жизнь там была не очень легкой: она занималась мелкими подработками и путешествовала автостопом. Будучи в Италии и некоторых других странах, она немного приобщилась к движению «хиппи». Затем Ильдита переехала в Мексику и вышла замуж за местного партизана по имени Альберто. Они поселились на Кубе, но то, что Альберто участвовал в заговорщической деятельности против одного из главных союзников Кубы, не нравилось кубинским властям, и ему в конечном счете предложили покинуть страну; Ильдита уехала вместе с мужем, однако затем они развелись. Вернувшись на Кубу в середине восьмидесятых с двумя сыновьями, она устроилась на работу в главное культурное учреждение Кубы — «Каса де лас Америкас» — в качестве архивного работника и исследователя и начала составлять библиографию трудов своего отца.

Преданная идеям кубинской революции, но склонная откровенно говорить о недостатках нового строя, Ильдита заслужила негласное неодобрение со стороны режима. Ее подросший сын Канек, большой поклонник хеви-метал, также вызвал недовольство властей, ибо позволил себе сделать ряд нелестных для правительства Фиделя замечаний в иностранной прессе. В 1995 г. Ильдита умерла от рака, она скончалась в тридцать девять лет — в том же возрасте, что и ее отец. Ни Фидель, ни Рауль не пришли на ее похороны, однако отправили пышные венки. Во время погребения старшей дочери Че Гевары на кладбище Колон, где она упокоилась в Пантеоне революционных вооруженных сил, никаких торжественных речей не прозвучало.

V

Неколебимая вера Че в свои идеалы еще более подчеркивалась необычным сочетанием в нем романтического страстного сердца с холодным аналитическим умом. Эта парадоксальность его натуры, возможно, и обусловила тот почти мистический ореол, который всегда окружал Че Гевару, но она же, по-видимому, являлась и источником его слабостей — горделивости и наивности. Обладая даром стратегического видения в отдаленной перспективе, Че порой был не в состоянии решать простые задачи, из которых и складывается общий успех. Достаточно вспомнить, например, его в высшей степени неудачное решение избрать Мазетти на роль создателя партизанского лагеря в Аргентине. И там, и на Кубе, и в Конго, и в Боливии те, в кого Че Гевара верил, раз за разом подводили его, а он все бился над вопросом, как же изменить природу людей, превратить их в «самоотверженных коммунистов». Но при всех ошибках Че главное, что осталось в памяти знавших его людей, — это его вера, сила воли и самопожертвование.

Вот что говорит ветеран кубинской разведывательной службы по прозвищу Сантьяго: «Ближе к концу Че понял, что ему предстоит, и приготовился к тому, чтобы явить пример образцовой гибели. Он знал, что его смерть станет примером для многих революционеров Латинской Америки, и был прав. Конечно, мы бы предпочли, чтобы он остался жив и был здесь, с нами на Кубе, но нельзя отрицать того, что его смерть оказала нам огромную помощь. Едва ли бы мы смогли добиться такой революционной солидарности, которая была у нас все эти годы, если бы не тот героический пример, который Че явил своей гибелью».

Че и по сей день остается столь же противоречивой и всемирно признанной фигурой, какой был в конце 1960-х гг., когда восставшие студенты подняли его образ на свое знамя. Полузабытый в 1970- 1980-е гг., он вновь вернулся в массовое сознание в 1990-х гг. в качестве неувядающего символа страстного сопротивления укоренившемуся порядку.

Те, кто думал, что Че или партизанские методы ведения войны «выйдут из моды» с окончанием пропаганды марксизма и прекращением «холодной войны», ошибались. И пример тому — индейское движение сапатистов в Южной Мексике, ведомое «субкоманданте Маркосом». Не столь агрессивная военная тактика сапатистов и довольно умеренные политические цели (автономия для коренных народов мексиканского штата Чьяпас), конечно, не идут в сравнение с тактикой и целями Че, и тем не менее его влияние обнаруживается в критике повстанцами мексиканской зависимости от финансовых структур США и в их призывах к углублению социальных, политических и экономических реформ. Бесспорно харизматичный, Маркос, который умело обращается с оружием, курит трубку, отличается созерцательным, ироничным и сентиментальным характером, завоевал в народе не меньшую популярность, чем в свое время Че. Маркос действительно предстает этаким вторым Че Геварой, только более приспособленным к современным условиям: идеализм, хотя и не столь утопический, сочетается в нем с готовностью сражаться за свои убеждения; многое в его образе кажется позаимствованным у знаменитого предшественника.

Во многих конфликтах, чьи истоки уходят корнями в прошлое, продолжает незримо ощущаться присутствие Че. Так, в декабре 1996 г. «геваристская» партизанская группировка «Революционное движение имени Тупака Амару» захватила японское посольство в столице Перу Лиме, что привлекло внимание всего мира к прежде малоизвестным проблемам этой страны и пошатнуло позиции местного режима. А всего несколько недель спустя в Африке возник конфликт, вызванный тем, что несколько миллионов представителей народности хуту бежали из Руанды в Восточный Заир; среди них скрывались и вооруженные ополченцы, присутствие которых спровоцировало весьма эффектное выступление ранее неприметного заирского повстанческого движения: его бойцы изгнали беженцев назад в Руанду, захватили заирские города и начали преследование ополченцев хуту.

Вскоре стало известно имя лидера этого движения. Это был не кто иной, как Лоран Кабила — человек, которому Че пытался помогать в Конго тремя десятилетиями ранее; Кабила возник из политического небытия, чтобы снова поднять знамя борьбы.

В мае 1997 г. в результате ошеломляюще быстрой военной кампании Кабила свергнул диктатора Мобуту, правившего страной тридцать один год, взял власть в свои руки и переименовал Заир в Демократическую республику Конго. Осознал ли Кабила свои былые ошибки, помнит ли он, как в свое время наплевательски отнесся к попыткам Че Гевары помочь ему «освободить» Конго, остается неизвестным, но само по себе возвращение Кабилы на сцену истории в очередной раз напомнило о том, что исход некоторых битв, начатых Че в шестидесятые годы, может быть, до сих пор еще не решен.

Попытки найти и эксгумировать тело Че, предпринимавшиеся в окрестностях боливийского городка Вальегранде, наконец принесли успех. В июле 1997 г. специальная кубинско-аргентинская экспедиция откопала его скелет (у которого недоставало кистей рук), вместе со скелетами еще шестерых партизан. После эксгумации останки были помещены в гробы и привезены на Кубу, где состоялась скромная, но волнующая церемония, на которой присутствовали Фидель и Рауль Кастро, а также вдова Че с детьми. В октябре 1997 г. тело Эрнесто Че Гевары было публично перезахоронено в специально построенном мавзолее на окраине города Санта-Клары. Спустя тридцать лет Че Гевара окончательно вернулся на свою вторую родину.

А в Вальегранде на глинобитной стене телефонной станции красуется ныне граффито с надписью на испанском, гласящей: «Че, ты живей, чем они хотели». Быть может, эта надпись лучше любой другой говорит о значимости Че в современном мире. Каким-то образом Эрнесто Че Гевара сумел сохранить свое влияние на сердца людей — влияние, которому, похоже, нет преград во времени и пространстве. Навеки оставшись молодым, отважным, непримиримым и непокорным, Че победил саму смерть. Даже ближайшие его друзья и соратники увядают с каждым годом, уступая соблазнам тихой жизни, в которой нет более места революции, а образ Че остается неизменным. Он бессмертен, поскольку таким его видят другие — Новым Человеком, призывавшим остальных следовать его примеру.