Демократизация по-горбачевски

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Демократизация по-горбачевски

Ни делегаты XIX партконференции, ни члены ЦК, принимая постановления и резолюции, не знали, что создавали основы своего отстранения от власти. Десятилетиями складывавшиеся устои общественного развития напоролись на попытки реформирования, как корабль на топляк.

А ведь, как говорил поэт, так все хорошо началось. Идеи демократизации общества витали в воздухе, словно тополиный пух. У многих свободнее стала дышать грудь. Недооцененные младшие научные сотрудники и обойденные властью завлабы, покинув опостылевшие институты, перестали дремать и произносили столь пламенные речи, что многие твердокаменные материалисты быстро превратились в искренне верующих в «капиталистический рай». КПСС позволила всем желающим немного пору-лить государством, принять участие в выборах народных депутатов на альтернативной основе. ЦК КПСС, местные партийные комитеты готовились к избирательной кампании в необычных условиях с лозунгами большей самостоятельности и свободы действий представительным органам. На одно место выдвигалось несколько кандидатур. Эта формула позволила принять участие в выборах всем желающим.

За долгие годы правления КПСС у части населения выработался довольно стойкий принцип неприятия представителей партии. Как показала жизнь, даже очень толковые, знающие люди, поддержанные партийными комитетами, легко проигрывали малоизвестным противникам КПСС. На волне неприязни к КПСС в народные депутаты было избрано немало случайных людей, не выдержавших, к сожалению, элементарную проверку делом и временем. Разумеется, было немало талантливых, весьма квалифицированных и разносторонне подготовленных людей. Но во всем этом было много случайности. Не было оппозиционных партий, которые могли бы вести хоть какой-то отбор кандидатов. К сожалению, в начале 1989 года обо всем этом никто даже не думал. Альтернативный принцип выборов казался очень привлекательным. Но для части претендентов от КПСС он был и опасен. Не сразу, но достаточно скоро это понял М. С. Горбачев. Он чувствовал, что многие партийные и хозяйственные деятели, в том числе и он сам, могут не выдержать соперничества и не получат мандата. Поэтому у него зародилась идея провести выборы депутатов не только от округов, но и от общественных организаций. Под такую идею подводилось соответствующее обоснование. Необходимо, мол, чтобы представители профсоюзов, комсомола, партии, творческих союзов и организаций, различных обществ также были представлены в законодательных органах, что позволит полнее отразить настроения масс не только по территориальному, но и по профессиональному признаку.

Идея эта выглядела красиво. Она была хорошо воспринята не только в партии, но и среди представителей профсоюзов, писателей, художников, артистов, журналистов и многих других. М. С. Горбачев поручает проработать и нормы представительства: от партий, профсоюзов, других крупных организаций она определена в сто человек. Это была, как я говорил, маленькая хитрость, но и при ее реализации появлялись свои трудности. В этих «сотнях» выборы должны были проходить также на альтернативной основе, что могло свести всю идею к нулю. И здесь опять совместными усилиями договорились, что это право общественной организации: избирать кто как хочет. С альтернативой или без нее.

— Не будем же мы устраивать конкурс на Пленуме среди уважаемых людей, — говорил М. С. Горбачев, когда обсуждал этот вопрос в кругу своих помощников. -

Последнее время он беспокоился за свою популярность, начавшую неуклонно падать. Михаил Сергеевич опасался выдвигаться в избирательном округе, боясь популярного соперника и возможной неудачи, но смущали его и тайные выборы на Пленуме.

— Из вредности ведь могут набросать много голосов «против». А потом человек, спрашивающий и требующий с кого-то за дело, обязательно кому-то неудобен. Нельзя идти на выборы «сотни» с альтернативой.

Это его беспокойство понять было можно. Он чувствовал себя не лучшим образом, плохо спал. Знавшие его близко видели, как он менялся и быстро старел. Раздражительность все больше сквозила в его словах, интонациях. Он принимал неожиданные решения, часто отказываясь от них. Вот и перед выборами он задумался, где должен баллотироваться сам.

— Ну скажите мне, — обращался он к своему окружению, — если я буду избираться в округе, то что скажут коммунисты: генсек не захотел избираться от партии?

А если я буду избираться на Пленуме ЦК, то что подумают люди? Не доверяет народу.

Вопрос, конечно, в этом был. Но я считал, что надо избираться в крупном избирательном округе, где есть и коммунисты, и беспартийные избиратели. В конце концов, говорил я Горбачеву, он баллотируется в народные депутаты, а не в делегаты партийного съезда. Он вроде соглашался, но, видимо обсудив вопрос дома и с членами Политбюро, пришел все-таки к выводу, что будет избираться от партии.

Много позже я понял, почему М. С. Горбачев решил баллотироваться на партийном пленуме. Выдвинуть свою кандидатуру в Москве он не решался, в связи с тем что мог скандально провалиться из-за сильной оппозиции ему, сложившейся в столице. Идти же в какой-то другой округ было для него унизительным, тем более вступать в борьбу с кем-то при альтернативном голосовании. Он боялся проиграть, боялся получить меньшую поддержку, чем набирающий силу его главный политический противник Б. Н. Ельцин. Взвесив все «за» и «против», Горбачев решил, что единственно, кто ему не изменит, это родная партия, ее ЦК.

И тогда началось составление списка «сотни». Проект его готовил Г. П. Разумовский совместно с работниками оргпартотдела. Они вписали туда многих членов Политбюро и ЦК, первых секретарей ЦК компартий республик, крайкомов и обкомов партий. Это не очень понравилось Горбачеву. Понимая всю сложность своего участия в Сотне», Михаил Сергеевич вот уже который день сидит за длинным столом заседаний и черкает вместе с Разумовским список возможных кандидатов в депутаты. Генсеку очень важно быть в «хорошем» окружении. И партийный список все больше становится похож на список кандидатов, выдвигаемых для избрания в творческий союз. Появляются имена известных писателей, артистов, вписывают туда рабочих, колхозников, вычеркивают одних партийных функционеров и заносят других. Главная задача Горбачева — внести в список известные имена представителей творческих коллективов и организаций. Вот уже который раз в кабинет приносят кофе и чай, подают бутерброды, а конца работе не видно. Скоро Пленум ЦК, и нужно успеть представить этот список на его рассмотрение, и он не должен вызвать особых сомнений, иначе начнутся изменения, могут появиться дополнительные кандидатуры, а это приведет к непредсказуемым результатам.

И вот 10 января 1989 года открылся Пленум ЦК КПСС. Слово взял М. С. Горбачев. Он говорил о важности демократизации общества, росте политической активности трудящихся. В его докладе дается характеристика проекта обращения ЦК КПСС к партии, всем избирателям. Эти слова участники Пленума слушают вполуха. Опытные люди давно научились отделять словесную шелуху от сути дела. А суть — в списке кандидатов в депутаты от партии. Я видел, как формировался этот список и чья «мозолистая» рука вычеркивала и вписывала угодные фамилии. Но в докладе о демократизации общества на уши слушателей вешается лапша о всепартийном участии в выборе кандидатов от КПСС.

— В выдвижении кандидатов в депутаты из числа коммунистов, работающих на местах, участвовало 105 тысяч первичных организаций, — иллюстрирует фактами партийную демократию генсек.  — На рассмотрение вышестоящих органов ими было предложено 31,5 тысячи кандидатур. При последующем рассмотрении горкомы, райкомы партии поддержали 3,5 тысячи человек. В дальнейшем обсуждение шло в обкомах, крайкомах партии, в ЦК компартий союзных республик. Тут использовались разные формы — пленумы партийных комитетов, собрания партийного актива, расширенные заседания бюро. В конечном счете партийные комитеты представили в ЦК КПСС 207 кандидатур.

Большая почта с предложениями о кандидатах в депутаты Верховного Совета СССР поступила непосредственно в ЦК. Это позволило довести список претендентов до 312 человек.

Правда, Горбачев не сообщает, что он от этого списка оставил с гулькин нос: в лучшем случае десятка полтора кандидатур. Вычеркивал и дописывал сам. Так что борьба за демократические принципы избрания кандидатов в депутаты велась Горбачевым по заповедям незабвенного Михаила Андреевича Суслова.

Провозвестник уроков правды демонстрировал теперь и уроки демократии. Смысл их состоял в том, что если демократия позволяет взобраться на вершину власти и долго держаться у руля, то это хорошая демократия. Если к тому же она не мешает делать все, что хочется, то не нужно и никакой диктатуры.

Участники Пленума ЦК знакомятся со списками «сотни», и, конечно, у них возникают вопросы. Первый среди них — почему же нет «его» в списке. Внутренне многие побаиваются выборов по округам, появления альтернатив. И не без оснований. Но М. С. Горбачев объясняет, зачем необходим именно такой состав участников. Говорит он долго, хотя в общем-то многие уже поняли, что для хорошего блюда должен быть соответствующий гарнир. Ради нескольких человек, которых следует обязательно избрать, предлагаются известные артисты и писатели, рабочие и крестьяне. Их участие в партийном списке не позволит сказать злопыхателям, что это «сотня» функционеров, дабы не обидеть известных и уважаемых людей. Впрочем, как позже показала практика, эта хитрость не очень-то помогла и название «красная» или «черная» сотня прилипло к избранным депутатам.

Широкая дискуссия на Пленуме не разворачивается, все еще действует партийная дисциплина, и выборы проходят сравнительно благополучно. Есть бюллетени с вычеркнутыми фамилиями, но это в пределах нормы. Будь, однако, альтернатива, многие могли бы лишиться надежды на депутатский мандат. Такие выборы попроще. Здесь гарантируется избрание, выступать на митингах перед населением не надо. Отчитываться за исполнение депутатского наказа тоже. Теперь только еще один рубеж — утверждение Центральной избирательной комиссии. По существу — формальность.

А в это время в стране разворачивалась невиданная прежде избирательная кампания. В нее включились огромные силы как общественных организаций, так и различных инициативных групп. Среди кандидатов в депутаты нередко происходили яростные словесные схватки. На одно место выдвигалось по нескольку человек. Страсти нарастали. Чем больше критики, резких эпитетов, обвинений власть предержащих, тем больше гарантий успеха. Если ругаешь партию, то можешь быть спокойным — тебя выберут. И этим приемом пользуются кто и как хочет. Второй метод — обещание сделать жизнь зажиточной. Этому верят, и успех тоже будет.  — Все критические слова хорошо ложатся на душу людей. Они много ждали от перестройки, новаций Горбачева, но через четыре года вера иссякла, бытовые трудности, всякие неурядицы растут. Народ чувствует, что грядут трудности, обостряются национальные отношения, усиливается преступность, ухудшается снабжение. Впереди хаос. И люди ищут спасения, отвергая тех, при ком стало жить труднее. Они могут восторгаться кумирами, принесшими благополучие, славу отечеству, но не прощают ухудшений в своем положении.

Впрочем, ажиотаж главным образом в ряде крупных городов. Во многих районах положение достаточно спокойное. Несмотря на альтернативу, избирают тех, кого ценят за деловитость, принципиальность, справедливость. Люди все-таки видят, кто посолиднее, и не допускают того, чтобы случайные претенденты избирались в Советы. Но и кандидаты в депутаты хороши: обещают все, что угодно. Хотите улучшение экологической обстановки — пожалуйста, лучшее снабжение — да за чем дело стало, новую квартиру — да сколько хотите и не позже чем через пять лет. И самое трогательное и трагическое, что народ этому легко верит. Даже если кто-то и сомневается, то обнадеживающие слова приятны, и они западают в душу, оставляют доброе чувство о человеке.

Конечно, тогда был начальный период демократических преобразований. Нельзя слишком строго подходить к тем дням и событиям. Руководство партии само виновато, что истомило народ в ожидании нормальных выборов, свободного волеизъявления. Пройдет время, разберутся люди — кто есть кто. Выдвигать кандидатов и выбирать депутатов будут осмотрительнее, и только тех, кто взвешенно, ответственно подходит к своим обязанностям. А в те дни?

Экономические неурядицы подтолкнули руководителей, лидеров разных движений к разъединению, борьбе суверенитетов, противостоянию людей, по-разному воспринимающих действительность.

В мае 1989 года прошли выборы в высший законодательный орган страны, были избраны народные депутаты. Впереди съезд, формирование его руководящих органов. Не все еще ясно: будут ли две с половиной тысячи народных депутатов приезжать на каждую сессию или выберут из своего состава Верховный Совет. М. С. Горбачев чувствует, что здесь не все продумано до конца, и как быть, пока не знает. Не знает он и подлинного настроения депутатов и депутаций. Много потом будет неожиданностей. А пока он готовится занять место Председателя Верховного Совета СССР. Работа в этом направлении им началась давно.

М. С. Горбачев все больше убеждался, что так любимые им поездки за рубеж, переговоры с руководителями других государств для него, как генсека, не очень приемлемы. Не устраивало это и западных партнеров. Поэтому, нарушая данное ранее обещание не занимать двух постов, Михаил Сергеевич начинает теоретическую подготовку и практическую работу для избрания себя лидером государства. Сначала проблема обсуждается в узком кругу доверенных лиц, затем среди членов Политбюро ЦК. И выясняется, что все только и ждут такого решения. Договариваются до того, что перестройка идет кувырком потому, что Верховный Совет СССР не возглавляет лидер партии. В общем, получив согласие или, точнее, не получив серьезных возражений, М. С. Горбачев приступает к новому этапу подготовки избрания — агитации среди членов ЦК. Он приглашает значительную группу секретарей ЦК союзных республик, крайкомов и обкомов партии и выдвигает идею о том, что в условиях демократии партийные лидеры должны возглавить Советы. Причем сделать это необходимо на всех уровнях. В цивилизованных странах, говорил Горбачев, правящая партия выдвигает президентом или председателем правительства своего лидера. Нам негоже отступать от демократических традиций. Следует перестроить руководящие органы и в центре, и на местах. В сложных условиях политической борьбы мы не должны потерять рычаги управления в государстве.

Секретарям предлагается выставить свои кандидатуры для избрания в советские органы. Сообщение вызвало некоторое недоумение у секретарей. Они не против такого шага со стороны Горбачева, но зачем нужно это им? В зале заседаний наступает молчание. Кто-то пытается выступить; смысл такой, что предложение надо продумать и не стоит спешить. Чувствуется, что секретари не готовы «брать» власть в Советах. Для одних это лишние хлопоты, для других опасение — а вдруг не выберут? Короче говоря, поддержки явной нет. Даже несколько одобрительных голосов не меняют общее настроение.

Но умение уговорить людей доведено у Горбачева до высшей степени искусства. Он говорит так пленительно и азартно, глаза его полны искренности, в голосе столько уверенности в необходимости этого шага, что секретари начинают колебаться. Я чувствую, как они примеряют свои обязанности к обязанностям руководителей советских органов, и понимаю, что сопротивление сломлено. Даже если кто-то и не захочет занимать два поста, то он с радостью согласится, чтобы генсек был Председателем Верховного Совета, только бы его не трогали. А для других теперь просто необходимо, чтобы генсек, как и они, возглавил два органа.

Эта «простенькая» операция, длившаяся три часа и стоившая ему, как делился Горбачев, «мокрой спины», закончилась успешно, чистой победой. Теперь нужно преодолеть следующий рубеж. Но в этом ему помогут первые секретари комитетов и депутации от республик, краев и областей. Все будет как надо. Для того чтобы занимать новые позиции, опыта у генсека уже более чем достаточно.

25 мая 1989 года открылся Съезд народных депутатов СССР. Погода в те дни стояла необыкновенная: было тепло, изумрудная зелень листвы покрывала деревья, цвели травы. Народ съехался необычный. Это и те скромные передовики производства, умеющие хорошо работать, а не произносить речи. Тут и партийные работники, занятые хозяйственными делами. Они тоже не «Цицеро-ны», давно разучились говорить убедительно, страстно и остро. А вот и новая когорта депутатов — депутатов-трибунов, прекрасно владеющих словом, ораторским искусством и неплохо подготовленных теоретически. В последнее время можно было ругать советскую власть за все. Но в чем не откажешь, так это во внимании к развитию высшей школы, образования, науки. Вряд ли оппоненты могли пожаловаться на недостаточную грамотность. Многие из них имели ученые степени. Не беда, что они не знают производства или не занимались практическими хозяйственными делами. Это научные работники, писатели, журналисты, юристы. В общем народ образованный и за словом в карман не полезет.

Зал полон — депутаты, гости, пресса. Смотрю я на избранников нового созыва и чувствую, что кончилась прежняя спячка на заседаниях. Теперь не вздремнешь. Здесь уже депутаты кучкуются, уточняют стратегию, распределяют силы. В депутациях идет своя работа. Прибалты решились на открытый «бунт». Первые секретари жалуются: у нас тут неуправляемые имеются. Дома молчали, а здесь дерзят, свою линию гнут. Народу прибавляется, огромный зал, как муравейник. В первых рядах, где сидят москвичи, ленинградцы, собирается особенно много депутатов из всех областей страны. Там идет работа по тактике обсуждения вопросов, хотя все давно ими обговорено и уточнено.

Накануне открытия съезда состоялось заседание так называемой партийной группы депутатов. Вел его Горбачев, и проходило оно крайне сложно. Среди коммунистов тоже различные настроения и мнения. Трудно выработать единый подход к избранию президиума, других руководящих органов съезда. Раньше активно в этом помогали оргпартотдел ЦК, а сейчас его работники держатся осторожно, боясь, что их обвинят в давлении на депутатов. После слов Горбачева на Пленуме о командных функциях аппарата все запуганы и предпочитают лучше не сделать, чем сделать.

Интересная получилась, кстати сказать, картина. Десятилетиями Политбюро и Секретариат ЦК считали работников аппарата своим приводным ремнем, особенно когда дело касалось местных партийных органов, а теперь его стали обвинять в превышении власти. М. С. Горбачев сам неоднократно поручал работникам отделов держать под контролем работу партийных комитетов, чаще выезжать в районы, области, края и республики для проведения линии ЦК. В аппарате даже специально существовала должность инструктора, в обязанности которого входил инструктаж деятельности партийных организаций и комитетов. Теперь этих работников третировали, критиковали, запрещали делать то, что прежде входило в круг их задач. Люди от удивления и растерянности только пожимали плечами, видя, как быстро вина Политбюро переложена на стрелочников партийного аппарата.

…И вот съезд открыт. Рассматриваются организационные, процедурные вопросы. И с первых минут начинается борьба. На трибуне депутат В. Ф. Толпежников, заведующий кабинетом 1-й Рижской городской клинической больницы «Скорой медицинской помощи». Он просит сообщить во всеуслышание, кто отдал приказ об избиении мирных демонстрантов в городе Тбилиси 9 апреля 1989 года, а также предлагает почтить память погибших. Словно искра сверкнула в бензиновых парах и взорвала съезд. В зале шум, аплодисменты, выкрики. Атмосфера раскалена с первой минуты. Врач знает, что делает, спокойствие и рассудительность покидают многих депутатов. К микрофонам очередь. Каждый хочет высказать свое мнение, появиться на телеэкране, чтобы избиратели видели: они не ошиблись в выборе — вот как их депутат борется за правое дело.

Москвичи особенно активны, но им достается от других депутатов. Москву не любят многие за ее сытость, ухоженность, за неплохое снабжение товарами по сравнению с другими городами. Сформирована межрегиональная группа — центр руководства оппозиционных сил. В общем, борьба разворачивается настоящая, активная, едва не доходит до рукопашной схватки. И оскорбительных эпитетов предостаточно. Идут нападки на партию, партаппарат, армию, КГБ. Особая тема — привилегии номенклатуры. Нападки-то есть, но многое извращено и неверно. А отвечать на критику некому. Пытаются депутаты-коммунисты пробиться к микрофону, но до них очередь не доходит. Да и говорят они блекло, неуверенно. Только несколько женщин, возмущенных откровенной ложью, выступили искренне и мощно, особо не выбирая слов.

Нападки идут на партию, видимо, важной целью была и армия. В зале с подачи Толпежникова разыгрывается сценарий по обвинению солдат, офицеров, генералов в разгоне демонстрации в Тбилиси и жертвах среди мирных граждан. Требуют объяснения военачальников, руководства Грузии. Зал то и дело встает, почитая память погибших в разных районах страны. Я смотрел на происходящее и думал: почему упрекают военных? Почему унижают тех, кто исполнял приказ? Разве солдаты виноваты, что их послали в Афганистан, разве это добровольное желание — разгонять демонстрацию в Тбилиси? Может быть, ошибаюсь, но у меня свой взгляд на эту проблему. И его я изложил Горбачеву.

Когда с участием военных произошли события в Тбилиси, по каким-то причинам погибли мирные люди, надо было обо всем правдиво сказать народу. О событиях тех дней все знал М. С. Горбачев: в стране никогда и ничего не происходило без того, чтобы генсек не был бы информирован своевременно, где бы он ни находился —1 в столице или тридевятом царстве, в тридесятом государстве.

Это касается и положения, сложившегося в апреле 1989 года в Грузии. Дни эти остались в памяти, 2 апреля М. С. Горбачев вылетел на Кубу, выполняя обещание посетить остров Свободы. Намеченная ранее поездка генсека туда не состоялась из-за катастрофического землетрясения, разразившегося в Армении. И вот теперь он прибыл для встречи с Ф. Кастро и кубинцами. Визит прошел сравнительно успешно, хотя и были щекотливые моменты в связи с тем, что Советский Союз втягивался в перестройку, конечные цели которой были не совсем понятны не только советским людям, но и кубинцам.

На обратном пути должен был состояться визит в Великобританию, насыщенный многими встречами. В те дни я окончательно убедился, что партийная скромность, товарищеское отношение к окружающим покинули генсека. Это был скорее император, в резиденции которого, а также вокруг нее уже не один час дожидались члены делегации, десятки сопровождающих. Генсек почему-то задерживался, наверх в его апартаменты то и дело поднимались адъютанты, охранники, горничные. Н. Е. Кручина и я сделали несколько кругов вокруг посольства, но положение не менялось. Мы уже начали беспокоиться о его здоровье, но, оказывается, речь шла всего лишь о переносе времени каких-то встреч, смене платья, всей той возне, которую я никогда не понимал, считая, что деловитость и простота — главные признаки, отличающие подлинного лидера от любого другого.

Пока в Лондоне менялись декорации, в Тбилиси назревали серьезные события. Об этом, насколько я знаю, генсеку докладывал Ю. С. Плеханов, поддерживавший постоянную связь с Москвой. Говорил М. С. Горбачеву о тревожной обстановке в Грузии и я, со слов Ф. Д. Бобкова, первого заместителя председателя КГБ, который разыскал меня и по спецсвязи сообщил, что в Тбилиси обстановка выходит из-под контроля. Полагаю, после такой информации М. С. Горбачев звонил в Москву, во всяком случае в день возвращения в Союз он получил исчерпывающую информацию и в аэропорту. Между встречавшими генсека членами Политбюро ЦК была достигнута договоренность о действиях, в том числе и о поездке Э. А. Шеварднадзе в Тбилиси с миротворческой миссией. Но туда руководитель МИД не вылетел, несомненно обговорив этот вопрос с М. С. Горбачевым.

Уже после событий в столице Грузии я узнал некоторые их подробности от бывшего первого секретаря Компартии Грузии Д. И. Патиашвили. Он прилетел в Москву и искал встречи с М. С. Горбачевым, с которым был в хороших отношениях. Два дня он упорно сидел в приемной генсека, ожидая беседы, но Горбачев избегал с ним встречи. Патиашвили было сказано ожидать в гостинице вызова. Но как я понял М. С. Горбачева, он не хотел этой неприятной встречи, всячески ее оттягивал, а потом и вовсе попросил меня встретиться с Д. И. Патиашвили и узнать, что он хочет. Я уже отмечал, что многие нежелательные встречи, неприятные сообщения генсек перекладывал на кого-то другого. Так случилось и в тбилисском деле. Расхлебывали его Е. К. Лигачев, Г. П. Разумовский, военные. А беседу с Д. И. Патиашвили генсек возложил на меня, хотя это было более чем нелогично. Удивлен был и Патиашвили. Факт отказа от встречи свидетельствовал, что Горбачев все знал, но не хотел иметь свидетеля этой информации.

Выглядел Джумбер Ильич подавленным. Срывающимся голосом со слезами на глазах объяснял, почему поездка Э. А. Шеварднадзе своевременно не состоялась, как конфликт приобретал необратимый характер, что все решения в связи с событиями в Тбилиси согласовывались с руководством. Правда, не сказал мне — с кем. У Патиашвили крайне сложное положение. Он не может сказать всю правду никому, кроме М. С. Горбачева, но и не желает брать вину на себя. Ко всему этому примешивались отнюдь не теплые отношения его с Э. А. Шеварднадзе, корни которых тянулись из комсомольского прошлого. Однако прошло еще немного времени, и уже на первом Съезде народных депутатов Д. И. Патиашвили говорил несколько иначе, чем мне. Вина за гибель людей все больше возлагалась на военных. Солдаты, офицеры и генералы оказались козлом отпущения. Такая позиция не просто удивляла, она поражала тем, как легко перекинули вину политические руководители на стрелочников в погонах. И ни у кого из политиков не хватило мужества защитить тех, кто был им подвластен и исполнял приказы.

Но военные были всего лишь исполнителями чужой воли. Считал и считаю, что М. С. Горбачев должен был занять принципиальную позицию, когда вопрос стал обсуждаться на Съезде народных депутатов. Я хорошо понимал, как это непросто сделать и сколько нужно мужества, чтобы взять на себя ответственность. Казалось, что такого признания ждут депутаты, вся страна. Но признания не последовало. И однажды я заговорил об этом с М. С. Горбачевым.

— Вы могли бы взять ответственность за случившееся на себя, — сказал я.  — Нехорошо, когда топчут ваших подчиненных. Если даже исходить из того, что вы ничего не знали о происходящем, это все равно бросает тень на генсека, Верховного главнокомандующего Вооруженными Силами, Председателя Совета Обороны. Вас могли ввести в заблуждение подчиненные. Плохие они или хорошие, никудышные командиры или толковые, назначали их вы, и нельзя отдавать их на эмоциональное поругание другим. А потом уже разобраться, кто и в чем конкретно виноват. Тогда люди увидят ваше мужество, честность и благородство и поверят вам. Вы отведете удар от безвинных солдат, защитите армию.

Но Горбачев ничего не ответил. Я знал, что затронул больную струну, и это, думаю, ему безусловно не понравилось. Была ли в данном случае проявлена трусость или осторожность политика — судить тогда со всей определенностью я не мог. Лишь позже, столкнувшись с подобными фактами, я убедился, что ему свойственна трусость, которая в конце концов лишает власти любого лидера государства.

Полагал тогда и считаю сейчас, что замеченная многими фигура умолчания генсека, Верховного главнокомандующего Вооруженными Силами страны на том Съезде народных депутатов, не подняла его авторитет, а в глазах многих, и прежде всего военных, он потерял все. Веры ему больше не было, и это стало одной из причин расширяющейся бездны между президентом СССР и офицерским корпусом, всей армией.

…День за днем на съезде ведется изнурительная, надоевшая большинству борьба сторонников разных политических убеждений за влияние среди депутатов и в обществе. М. С. Горбачев председательствует, все время маневрирует, успокаивает одних, снижает страсти у других, подбадривает третьих. Но терпение его иссякает. Он все чаще срывается, повышает голос, отключает микрофон во время выступления А. Д. Сахарова. Это вызывает, с одной стороны, гул одобрения, с другой — негодования. Президиумом недовольны все, считая, что трибуна предоставляется не тем, отсутствует требовательность, соблюдение регламента, царит хаос. В перерывы М. С. Горбачев приходит в зал отдыха президиума измочаленный и растерянный. Собственно, это не комната президиума, а помещение, где в прошлом во время съездов КПСС, торжественных заседаний собиралось Политбюро ЦК. На этот раз руководителей партии не избирали в президиум. Они сидят в амфитеатре или вместе со своими делегациями. Но часто собираются вместе в прежнем месте, где отдыхали всегда за чашкой чая. Остальные члены президиума в комнате этажом ниже. Там все поскромней и проще.

А здесь, наверху, открывается своеобразное заседание Политбюро. Все озабочены, обмениваются мнениями, предлагают решения, дают советы. Впервые эти люди не в состоянии управлять процессом, не в силах изменить ситуацию. Что думали они в такие минуты? Большинство понимает, что открылась дверь, в которую хлынула пестрая толпа народа, и голос ее, зазвучавший на всю страну, пугает и обезоруживает. Но этот голос волнует и миллионы граждан, которые с недоумением смотрят на телеэкран и видят вавилонское столпотворение.

В дни съездов партии и народных депутатов СССР М. С. Горбачев приезжал в Кремлевский Дворец съездов минут за 30–40 до начала заседания и очень редко к самому открытию. Служба безопасности отслеживала движение генсека-президента, и мне часто говорили: проехал Триумфальную арку, подъезжает к Кремлю, машины вошли в Кремль. Встречал генсека при входе в специальный подъезд Дворца обычно начальник службы охраны. М. С. Горбачеву помогали раздеться и провожали к лифту, на котором Михаил Сергеевич поднимался на третий этаж, где у него имелся небольшой кабинет, оборудованный для работы, отдыха, приема некоторых медицинских процедур, а также каждодневной встречи с парикмахером. Он начинал свой день с мытья головы. Ему подравнивали шевелюру, подбривали затылок и виски, причесывали, сушили волосы. Долгое время его подстригал парень, который работал еще с Л. И. Брежневым. Потом на его место взяли молодую женщину. Во время работы парикмахера генсек иногда приглашал меня с бумагами и после доклада распоряжался, кому какую записку послать для исполнения или ознакомления. Ко времени появления в Кремлевском Дворце съездов он успевал уже переговорить с В. А. Крючковым, А. В. Власовым или с Б. К. Пуго, Д. Т. Язовым, Э. А. Шеварднадзе, премьер-министром и кем-то из секретарей ЦК и получить самую свежую информацию о событиях в стране и за рубежом.

После освежающей процедуры и колдовства мастера над прической М. С. Горбачев спускался на лифте в зал президиума, а точнее, комнату, где собиралось Политбюро ЦК. Он здоровался с присутствующими, иногда присаживался за стол и выпивал чашку кофе, советовался с членами Политбюро, кто будет вести следующее заседание. Но чаще, поздоровавшись со всеми, направлялся в зал, где собирались члены президиума. Нередко там начиналось обсуждение проблем предстоящего заседания.

Во время работы съезда М. С. Горбачев нередко выходил из зала, чтобы выпить кофе или позвонить Раисе Максимовне, встретиться с кем-то из членов Политбюро ЦК, помощников или руководителей союзных республик.

Вот и в дни первого Съезда народных депутатов М. С. Горбачев все чаще покидает заседания, приглашает к себе кого-то из руководства страны или республик, встречается с лидерами оппозиционного крыла.

Несколько дней работы съезда показали, что депутаты-коммунисты находятся в глубокой обороне. Понимает это и Горбачев. С большим запозданием он собирает первых секретарей обкомов и крайкомов партии в зале Секретариата ЦК на Старой площади для того, чтобы вселить в них дух уверенности. Идет обсуждение хода дискуссий на съезде, звучат упреки, кое-кто говорит, что руководители делегаций, партийные органы ЦК не работают как следует с депутатами, нет организующего начала и индивидуального подхода. Михаил Сергеевич в растерянности, предлагает активнее идти к микрофонам. Впрочем, это метод оппозиции. Она не дремлет, представители ее все время совещаются, вырабатывают меры, обеспечивающие им успех. Главное средство этого успеха — зубодробительная критика партии, привилегий номенклатуры, сложившееся положение в стране. По-прежнему звучат хлесткие фразы, бичующие военных, и все это находит отклик у части населения. Оно еще не пробудилось, чувствуется, что легко увлекается критикой.

Члены Политбюро собираются все чаще. Впервые я вижу столь встревоженные лица, обеспокоенные суждения. На заседаниях дается анализ происходящего на съезде, намечаются меры по стабилизации обстановки, предлагаются контрмеры. Вывод один: сегодня у микрофона уже ничего не решишь, надо вести индивидуальную работу, идти к депутатам, особенно к тем, кто колеблется, легко поддается на экстремистские лозунги. Такая работа уже ведется демократами, причем ведется искусно, жестко. На съезде выступающие говорят, что в гостиницах людей уговаривают, увещевают, подкупают, а то и терроризируют. Ночью звонят в номера гостиниц с угрозами. Многие депутаты сбиты с толку, запуганы. Не защитив депутатов от нападок и угроз воинствующей части демократов, партия проиграла съезд, оттолкнула своих сторонников.

Чем дольше продолжается съезд, тем очевиднее, что при выявившихся противоречиях принимать конструктивные решения он не может. Предлагается избрать из депутатов Верховный Совет как постоянный орган, и это принимается. Но борьба за персональные кандидатуры развернулась активная. Многие из тех, кто особенно яростно, подчас некорректно выступал на съезде, в Верховный Совет не прошли. Механизм большинства отсекает неугодных. И это приводит демократов в неистовство. Они выдвинули тезис об агрессивно-послушном большинстве, о бездумном и единогласном голосовании депутатов из Средней Азии. Оппозиция, чтобы избавиться от этой мощной поддержки линии КПСС на съезде, готова поддержать националистические силы, выступающие за выход союзных республик из СССР. Все чаще звучат предложения о суверенитете, образовании независимых государств. Больше всего об этом хлопочут москвичи, прибалты. На съезде назревает раскол, в связи с тем что значительная часть их готова покинуть зал заседаний. Опять идут уговоры и маневры.

Конечно, это был первый съезд такого состава. Депутаты собрались на него, не остыв от предвыборной борьбы, резко, подчас бездумно бросая обвинения друг другу. Каждый хотел заявить о себе, быстрее обозначиться в числе выступавших. В речах избранников народа потрясались структуры власти и ее авторитеты. Это был тот накал страстей и та волна эмоций, которые еще долго бродили по стране, захватывая не только депутатов, но и многих партийных работников.

Выборы Верховного Совета СССР, его Председателя и заместителя проходили бурно. Опять схлестнулись в борьбе за власть разные силы, течения, фракции. Выдвижение и избрание М. С. Горбачева проходило далеко не просто. Многие выступающие, поддерживая кандидатуру генсека, говорили о неприятных для него вещах, предлагали ему покинуть пост лидера партии и сосредоточиться на государственной стезе. А. Д. Сахаров заметил, что его поддержка лично Горбачева на выборах носит условный характер и зависит от того, как будет проходить дискуссия по основным политическим вопросам. Нельзя допустить, чтобы выборы шли формально. В этих условиях, сказал Андрей Дмитриевич, я не считаю возможным принимать участие в этих выборах. Депутаты просят М. С. Горбачева дать пояснения о строительстве его дачи в Крыму.

Народный депутат Л. И. Сухов напомнил о том вопросе, который он адресовал М. С. Горбачеву на XIX партконференцию: «Слушая ваши правильные пламенные речи, даже те, которые нетактично начинали, обрывая выступающих, я вас сравнивал не с Лениным и Сталиным, а с великим Наполеоном, который, не боясь ни пуль, ни смерти, вел народ к победе. Но благодаря подпевалам и жене пришел от республики к империи. Хоть смерти предайте, но боюсь я этого пути, а коль это так, то дело революции обречено на провал. По-видимому, и вы не способны избежать мести и воздействия жены… " Я буду голосовать за вас, говорил Л. И. Сухов, но учтите эти замечания, чтобы в народе действительно поверили, что мы придем к идее коммунистического движения…

Обсуждение кандидатуры М. С. Горбачева на пост Председателя Президиума приобрело тогда неизвестную прежде остроту. Предложена была и кандидатура Б. Н. Ельцина, но в тот раз он не стал тягаться с силами, приверженными генсеку. Итоги голосования показали, что из 2221 депутата 2123 голосовали за М. С. Горбачева. Достигнута одна из вожделенных целей генсека.

Первым заместителем Председателя Президиума Верховного Совета был избран А. И. Лукьянов.

Съезд завершился, оставив впечатление пронесшегося тайфуна, взбудоражившего все общество, всю страну и даже мировое сообщество, которое с замиранием сердца следило, как разбуженный российский медведь выбирается из берлоги, направляясь в цивилизованный мир. Что будет, когда он появится среди благопристойных буржуазных демократов, не рухнет ли все вокруг?

Дух перемен заразителен. Он всколыхнул население союзных республик и автономий, он воспламенил то, что подспудно тлело и нередко возгоралось в восточноевропейских странах.

Были еще съезды народных депутатов СССР, продолжалась активная борьба, но все больше полномочия переходили к Верховному Совету СССР. Скоро Председателем его стал уже А. И. Лукьянов, а М. С. Горбачев избран первым президентом СССР. Генсек-президент сосредоточивал в своих руках беспредельную власть, а получив чрезвычайные полномочия, мог осуществлять в стране любые реформы, довести до конца перестройку, добиться того, чего добился, например, за короткое время Китай, не разрушая страну, не четвертуя и не разделывая ее так, как разделывают для продажи говяжью тушу.

Что показали дни Съезда народных депутатов и работы Верховного Совета СССР? Они выявили то, что уже давно ощущалось в обществе, о чем знали специалисты-аналитики. Партия оказалась не готова вести борьбу в новых условиях, она все больше теряла управление происходящими в стране процессами. О причинах этого я уже говорил. Здесь лишь можно добавить, что съездовская дискуссия подтвердила: население в значительной части не поддержало партию еще в дни выборов. А это более серьезная причина, которой ЦК КПСС не придал должного значения. Более того, Съезд народных депутатов расширил брешь в отношениях КПСС и всего населения, воодушевил тех, кто был некогда индифферентен к политической борьбе.

Первый съезд показал, что Центральный Комитет и его аппарат также оказались не готовы к новым формам и методам политической дискуссии и борьбы. Тем самым была поколеблена уверенность коммунистов в способности руководства отстаивать свои принципы и идеалы. И наконец, итоги работы съезда подтвердили горькую истину — неавторитетность Политбюро и генсека, их неспособность в решающие моменты мобилизовать силы партии для достижения намеченных целей. Но только ли неспособность?

Разумеется, надо учитывать, что Съезд народных депутатов, весь демократический процесс проходил на неблагоприятном для партии фоне. Захлебывалась перестройка, ухудшалось социально-экономическое положение в стране, разворачивалась критика партноменклатуры и аппарата за прошлые и настоящие ошибки, центральные средства массовой информации вышли из-под традиционного контроля партии. Состоявшиеся ее XXVII и XXVIII съезды лишь подтвердили и дополнили картину тяжелой болезни КПСС.

Понимал ли все это М. С. Горбачев? Из того, что знаю я, объективного анализа ситуации не делалось, думаю, он считал это излишним. Более того. Неурядицы на съезде и даже трудное избрание на высший государственный пост в нужной степени не насторожили его. Напротив, у Горбачева прибавилось уверенности, он поверил в свою несокрушимость и часто шел «напролом», порой некорректно и даже неуважительно разговаривал со своими товарищами, руководителями республик, партийных организаций, областей и краев, членами ЦК и правительства. Многие скажут: как же так, такой обаятельный, интеллигентный, предупредительный человек и вдруг — резкость и бестактность. Но в жизни подобное бывает. Думаю, многие заметили, что он всех бесцеремонно называл на «ты», даже женщин старше себя. Распаляясь, мог кричать, не выбирая выражений. Мог оскорбить и обидеть человека. Но когда было нужно, умел «обволакивать» людей обаянием.

— Сашок, — говорил он ласково А. Н. Яковлеву, обидев его перед этим, — как идут дела? Прошу, поработай над моим выступлением. Потом вместе посидим, посмотрим…