Падение Ранковича и «демократизация»
Падение Ранковича и «демократизация»
Если почитать воспоминания, дневники и интервью бывших югославских руководителей, то создается полное впечатление, что югославская верхушка жила в обстановке непрекращающихся интриг. С начала 1966 года среди высокопоставленных партийцев начали распространяться слухи: Старый недоволен Марко, то есть Ранковичем.
Ранкович был вторым человеком в Югославии после Тито: он занимал пост вице-президента СФРЮ. Поговаривали, что он — «наследник Тито». Ранкович считался главой «консерваторов-централистов» — сторонником старых партизанских традиций и Югославии с мощным центром. Сербы видели в нем своего лидера. И хотя Ранкович уже не был руководителем всемогущего УД Б, но по-прежнему сохранял контроль над госбезопасностью в своих руках. Наконец, он считался «русофилом». В феврале 1964 года югославская делегация во главе с преемником Ранковича на посту главы УДБ Стефановичем побывала в Москве и выразила готовность передавать советской разведке информацию, представляющую интерес для СССР. Для этого в Белград был направлен советский офицер связи. Позже Ранковича и его сотрудников обвиняли в поддержании «слишком тесных отношений с КГБ»[671].
Причины не любить Ранковича имелись у многих. Словенцы и хорваты ворчали, что УДБ, как и весь Союзный секретариат по внутренним делам, захватили сербы. Некоторые сербы тоже были недовольны всесильным Ранковичем. К ним, в частности, относились такие люди, как глава Союзного секретариата по обороне Коча Попович и глава югославского правительства Петар Стамболич.
По другой версии, в «заговор» против Ранковича была вовлечена и Йованка Броз, которая якобы надеялась стать наследницей своего мужа. Недовольные возвышением Ранковича конкуренты объединились и решили действовать через Йованку, которая должна была убедить Тито, что Ранкович собирается отстранить его от власти.
Некоторые факты могли насторожить и самого Тито. Однажды, когда Ранкович ехал по городу, раздавались приветственные крики: «Лека — президент!» («Лека» — один из партийных псевдонимов Ранковича.) Рассказывали, что, когда делегация Союзного секретариата по внутренним делам была в Москве, один из ее членов на ужине поднял тост за «нового, молодого президента СФРЮ».
В начале июня 1966 года Тито собрал у себя в резиденции все югославское руководство, кроме Ранковича. Он сообщил, что военная контрразведка обнаружила подслушивающие устройства в его спальне[672]. Потом было объявлено, что «жучки» обнаружили и в его рабочем кабинете, и в комнате Йованки, и что телефонные разговоры Тито тоже прослушивались. Ответственность за это возложили на УДБ.
«Ранкович готовил государственный переворот!» — говорил Тито своим потрясенным соратникам и показывал им найденные микрофоны. Для расследования этого случая была организована комиссия Исполкома ЦК, которую возглавил македонец Крсте Црвенковски. Она пришла к выводу, что факт прослушивания разговоров Тито, а также Карделя и других высокопоставленных руководителей действительно имел место и что ответственность за это лежит на УДБ. Впрочем, сам Ранкович и его соратники категорически отрицали, что прослушка Тито — дело их рук. И даже противники Ранковича, которые были уверены, что УДБ подслушивала их, сомневались, что он мог проделать то же самое с Тито. Выдвигались версии, что Ранкович просто не знал об этой операции УДБ.
16 июня состоялось заседание Исполкома ЦК, на котором Тито заявил, что необходимо созвать пленум ЦК СКЮ, чтобы рассмотреть «аферу Ранковича» и вопрос о «злоупотреблениях и деформации УДБ». Местом проведения Пленума объявлялись Бриони.
Члены ЦК стали съезжаться в адриатическую резиденцию Тито 30 июня. Приехал и Ранкович, который к этому времени уже подал в отставку с постов члена ЦК и члена Исполкома ЦК. Тито не захотел его видеть. Ранковичу стало плохо, и врач определил у него предынфарктное состояние.
Пленум начал работу 1 июля. Ранкович сидел в одиночестве — с ним избегали общаться. Тито зачитал доклад комиссии по расследованию деятельности УДБ. Он звучал как приговор — отмечалось, что под прикрытием службы безопасности была создана партийная фракция, которая «оказывала сопротивление экономической и общественной реформе». Этой «фракции» было присвоено длинное название «антисамоуправленческой бюрократически-централистской».
Он заявил, что УДБ превратилось в силу, «стоящую над партией и над обществом». Он говорил о том, что органы безопасности, «исходя из концепции контроля над всей общественной жизнью, создали разветвленную сеть из своих сотрудников в трудовых организациях и даже в СКЮ», и эта сеть отслеживала работу предприятий и организаций вплоть до инвестиций и кадровых вопросов. О том, что органы безопасности проводили операции по прослушиванию «честных и преданных социализму людей» с целью их дискредитации и в конечном счете отстранения их от должности[673]. Комиссия предложила реорганизовать УДБ, поставив его, как указывалось, «под контроль общества, так как самоуправление не терпит закрытых систем и организмов».
Во время выступления Тито воскликнул: «А не напоминает ли вам все это то, что когда-то происходило при Сталине? Я думаю, что это очень похоже»[674]. Никто не посмел продолжить аналогии, поскольку маршал попал бы тогда в весьма двусмысленную ситуацию. Ведь в Советском Союзе признали, что и Ежов, и Берия действовали с ведома Сталина. Вставал вопрос: если Ранкович — «югославский Берия» или «югославский Ежов», то кто был «югославским Сталиным»?
Ранкович признавал свою ответственность, но не признавал свою вину[675]. В отличие от него союзный секретарь по внутренним делам Стефанович категорически отверг все обвинения в свой адрес и особенно в том, что УДБ подслушивало Тито. Кто-то из зала спросил: «Тогда объясни, откуда микрофоны в спальне Тито?» Стефанович ответил, что этот вопрос надо задать военной контрразведке, поскольку только она имела доступ в резиденцию Тито[676].
В итоге пленум принял отставку Ранковича с постов члена ЦК и Исполкома ЦК, а также обязал его подать в отставку с поста вице-президента СФРЮ. Из известных в Югославии людей мало кто имел смелость выступить в защиту Ранковича. Одним из них был писатель Добрица Чосич, который предупреждал, что «крах Ранковича» ударит и по самому Тито. «Без Вас Александр Ранкович значит не много, — писал он в письме маршалу, — но и Вы без него будете слабее… После этого падения и краха Александра Ранковича, боюсь, что Тито больше не будет Тито, а Союз коммунистов Югославии — тем, чем он сейчас видится всему миру»[677].
После Брионского пленума прошла чистка службы безопасности. Управление государственной безопасности было переименовано в Службу государственной безопасности (СДБ) и для нее, как и для всей страны, начался период затяжных реформ. В 1967 году собственные службы госбезопасности были созданы в каждой республике. Ликвидация единой службы, которая могла бы защищать конституционный порядок и обеспечить сохранение целостности и единства Югославии, как показало время, была серьезной ошибкой Тито. Республиканские органы безопасности обслуживали интересы местных руководителей и вели разведку не против потенциальных противников страны, а прежде всего друг против друга.
Устранение Ранковича привело к полному разгрому группы «консерваторов». В Югославии в очередной раз заговорили о «демократизации». И в какой-то степени она действительно произошла. В СКЮ была объявлена общепартийная дискуссия о дальнейшем развитии партии. На V пленуме ЦК в октябре 1966 года было объявлено о реорганизации руководящих органов партии. Тито из генерального секретаря превратился в председателя партии. (На сербскохорватском языке слова «президент» и «председатель» звучат одинаково — «председник», так что теперь его можно было называть просто «председник Тито».) Был образован Президиум ЦК из 35 человек — в качестве «коллективного руководства», 11 человек вошли в Исполком ЦК.
Но Тито высказался против идей, которые бы, по его словам, превращали СКЮ в партию социал-демократического типа. Особенно он возмущался предложением прекратить деятельность партийных организаций на предприятиях. Как указывал Тито, «либерализм опасен точно так же, как и догматизм»[678].
Только раздались заявления о начале демократизации, как в сентябре 1966 года пошла новая волна расправы с Ранковичем и его соратниками. Вскоре они были исключены из Союза коммунистов. Было объявлено, что Ранкович и группа его сподвижников предстанут перед судом по обвинению в коррупции, организации репрессий, злоупотреблении служебным положением и прочих преступлениях. Однако Тито снова «скорректировал» курс — в декабре 1966 года заявил, что, учитывая заслуги Ранковича и его друзей перед партией и государством, следствие против них прекращено.
Этот шаг хорошо показывает характер Тито и принципы, которыми он руководствовался и в политике, и в жизни. Он не был кровожаден и мстителен, а исходил из своего понимания политической целесообразности. Если ему это казалось необходимым, не останавливался перед политическим уничтожением своих оппонентов. Однако их физическое уничтожение не являлось необходимым правилом.
После отставки Ранкович исчез из публичной жизни. Ему сохранили хорошую пенсию, но о нем практически забыли. Иногда бывший вице-президент и глава всемогущей службы безопасности появлялся в белградских ресторанах или кафе, и часто его там встречали аплодисментами.
Тихо и почти незаметно он прожил еще 17 лет, пережил Тито и умер в ночь на 20 августа 1983 года от сердечного приступа. Он был похоронен на Аллее народных героев на Новом кладбище в Белграде. Гроб с его телом, покрытый югославским флагом, везли на орудийном лафете в сопровождении военнослужащих югославской армии и военного оркестра. На похороны Ранковича пришли 100 тысяч человек. Когда гроб уже опускали в могилу, собравшиеся вдруг начали аплодировать. Аплодисменты переросли в настоящую овацию. «Лека — герой!» — такими криками проводили Ранковича. С его смертью ушла в историю и тайна настоящей причины их ссоры с Тито.
Друзья Джиласа возмущались: почему Тито отнесся к Ранковичу так мягко, в то время как Джилас, не совершивший фактически никаких преступлений, все еще сидел в тюрьме. Однако Джилас в самом начале был исключен «всего лишь» из ЦК, а не из партии, как Ранкович. К тому же он выбрал другой путь — бросил Тито открытый вызов.
Тем не менее 30 декабря 1966 года Джиласу неожиданно объявили, что он подлежит амнистии и освобождается из тюрьмы. Однако гражданские права и боевые награды ему не вернули.
За Джиласом наблюдали, но никаких жестких мер по отношению к нему не принимали. Осенью 1968 года он получил загранпаспорт и вместе с супругой отправился в поездку по Англии и США, затем посетил Австрию и Италию. Везде его встречали как героя и борца за свободу. В 1969 году в США вышла его книга «Несовершенное общество» — продолжение «Нового класса». В ней Джилас писал: «Чем быстрее будет разрушен миф о коммунизме, тем лучше для человечества». Все это привело к тому, что в 1970 году у него снова отобрали паспорт.
С тех пор югославский «диссидент номер один» 17 лет не имел права выезда из страны, хотя в западной печати время от времени появлялись его интервью, а зарубежные издательства выпускали его книги. Но в Югославии печатать его было запрещено. Первое интервью с Джиласом появилось в словенской газете «Младина» только в феврале 1988 года. С этого времени началось его возвращение в общественную жизнь на родине.
17 мая 1967 года Союзная скупщина СФРЮ единогласно избрала Тито президентом республики в пятый раз. «Это для того, чтобы Тито был похож на звезду, — отреагировал на это народный юмор, — у нее ведь тоже пять лучей».
Данный текст является ознакомительным фрагментом.