Восхождение к вершинам

Восхождение к вершинам

И опять на Красной площади море людей, но теперь уже даже не пытающихся сделать скорбный вид. Опять на трибунах высокие гости из разных республик, краев и областей, зарубежные посланцы. Опять Маргарет Тэтчер постукивает модными туфельками нога об ногу, не привыкшая к нашей морозной погоде. Узкому кругу гостей у Мавзолея подают горячий грог, и его потягивают, чтобы согреться.

Похороны уже стали традиционными, и ритуальные команды хорошо знают свое дело. Отличие траурного митинга на этот раз только одно — на трибуну Мавзолея поднимается самый молодой за последние десятилетия и пока малоизвестный вновь избранный генеральный секретарь ЦК КПСС — М. С. Горбачев. У него в кармане короткий текст прощальной речи, в которой говорится не о том, как были велики дела усопшего и сколь он знаменит. Она и не только о том, как скорбят люди земли, мировое коммунистическое движение по безвременной утрате лидера. В речь заложены и положения о видении будущего, о тех путях, которые могут вывести страну из тяжелого положения. Я настоятельно советовал тогда заложить в текст именно эти идеи, чтобы сразу сказать о необходимости реформ, улучшении дел в стране. И такие слова прозвучали. Кто умел слушать, поняли, что впереди серьезная работа по укреплению мощи нашей экономики, улучшению жизни народа.

… Кончен траурный митинг. С Красной площади иду в здание ЦК на Старой площади. Впервые за последние три дня есть какое-то время для размышлений. События обрушились на всех, как снежная лавина с гор, и не оставалось минуты, чтобы спокойно обдумать случившееся.

И самому как-то не верится, что Горбачева избрали генсеком, а по существу вершителем судьбы партии, народа, страны. От него теперь во многом зависит и могущество страны, и благосостояние людей. Вопрос, которым задавался я в тот день и позже, один: сможет ли справиться этот человек с тем грузом ответственности, какой ложился на его плечи? Серьезно об этом прежде никогда не думал. Не верилось, что изберут когда-то Горбачева на этот пост, да и не таким я представлял себе лидера страны. У него, как мне казалось, не хватало масштабности, основательности. Зато было много суеты, мелочности. Впрочем, положение меняет людей, есть время поднабраться опыта. А потом, пожалуй, главное — из кого выбирать. Мнение у меня уже сложилось о многих лидерах той поры. Из оставшихся в Политбюро даже по возрасту не было подходящих. Конечно, в следующих эшелонах были такие люди, но многие из них, как говорится, вещь в себе — малоизвестны. В общем, на безрыбье и рак рыба. Да и проходил Горбачев в генсеки с большим трудом.

На заседании 10 марта Политбюро не решило вопроса о преемнике Черненко. И это позволило ночь и до обеда следующего дня вести активную работу по вербовке сторонников Горбачева. Но, сколько ни агитируй местных руководителей, решающее слово за Громыко. К тому времени он остался по существу единственным широко известным в стране и уважаемым в народе лидером. Его слово решающее. Если он скажет — быть Горбачеву генсеком. Все поддержат, не осмелившись пойти на раскол в Политбюро. Значит, нужно договариваться с ним, обещать ему высокую должность Председателя Президиума Верховного Совета СССР. На этом посту его огромный опыт дипломата-международника, человека, знающего практически всех лидеров государств мира, пригодится. Тем более это важно, так как Михаил Сергеевич вопросами международной политики пока не очень владел. С таким предложением тайный посланник Горбачева и направился к Громыко. И скоро пришел ответ: для Андрея Андреевича представляет интерес заняться международными проблемами на новом уровне. Дело приобрело новый оборот, появилась реальная надежда на избрание генсеком Горбачева. Вслед за Е. К. Лигачевым и Н. И. Рыжковым Андрей Андреевич начал активно действовать в пользу Михаила Сергеевича.

Предстояло привлечь на свою сторону первых секретарей ЦК компартий союзных республик, крайкомов и обкомов, других членов ЦК. Хитроумный и осведомленный член Политбюро ЦК В. В. Щербицкий в этой неясной для него обстановке на Пленум не прибыл по формальной причине: в связи с командировкой в США. Хотя, по мнению авиаторов, успеть вернуться мог бы вполне. Правда, и Горбачев не очень-то хотел его возвращения, не зная, к кому примкнет первый секретарь ЦК КП Украины. Секретари ЦК будут решать судьбу генсека в зависимости от предложений Политбюро, но некоторые члены ЦК готовы выступить инициативно и предложить кандидатуру Горбачева независимо от мнения ареопага. Эти боевые штыки ждут команды, чтобы действовать и добиться избрания Михаила Сергеевича. Среди них назывался и Б. Н. Ельцин, первый секретарь Свердловского обкома КПСС. Но были и сомневающиеся в необходимости делать ставку на Горбачева. Это те, кто либо знал его личные качества или имел обиды, либо поддерживал позицию Н. А. Тихонова и некоторых других руководителей из правительства и министерств.

… И вот наступило 11 марта 1985 года. Утро и день напряжены до предела. В ЦК КПСС идет активная подготовка к Пленуму. Е. К. Лигачев и Н. И. Рыжков принимают членов ЦК, секретарей обкомов и крайкомов партии, хозяйственных руководителей. О предстоящих выборах Горбачева генсеком говорится открытым текстом: нужно успеть выяснить мнение участников Пленума до 15 часов, обеспечить поддержку молодому претенденту. В 15 часов в Кремле начнется заседание Политбюро. Вопрос повестки дня один — избрание генерального секретаря ЦК КПСС. Все подготовлено за кулисами, но теперь следует избежать неожиданностей. Слово на заседании попросил Громыко. Он старейший член Политбюро, наиболее уважаемый авторитет в партии и народе. В нем Горбачев не сомневается, после доверительных договоренностей согласие в поддержке от него получено. И А. А. Громыко держит обещание, называет кандидатуру М. С. Горбачева в качестве нового лидера партии и просит разрешения выступить первым на Пленуме ЦК. Эти слова Андрея Андреевича внесли перелом в настроения членов Политбюро ЦК. Предложение министра иностранных дел поддерживают практически все. С этим решением члены Политбюро и готовятся идти на Пленум.

А в это время в зале пленумов собираются члены ЦК. Многие его участники пришли задолго до начала заседания. Они прохаживаются по шикарному мраморному вестибюлю, собираются группами, толпятся за столами буфета. У всех один тревожный вопрос: что происходит на Политбюро, кого предложат для избрания. Накануне многие секретари обкомов встречались с секретарями ЦК. Настроение у большинства членов ЦК однозначное — невозможно больше избирать престарелых лидеров. В партийных организациях это не поймут, а придет время — и спросят. Нельзя избирать генсеков-однодневок, которые не в силах работать, — нужны твердые, решительные руководители.

Я слышу откровенные суждения. Многие называют Горбачева, но и противники есть. Да, человек способный, но умудренные жизнью секретари обкомов считают, что у Михаила Сергеевича нет достаточного опыта, поверхностное знакомство с экономикой, не знает производства, трудовые коллективы.

… Зал пленумов наполняется, гремят звонки, возвещая начало работы Пленума. Члены ЦК рассаживаются на свои места, присаживаюсь и я ближе к двери, откуда при необходимости можно быстро уйти. Становится все тише, и скоро зал замирает. Слева на сцене открывается дверь и, понурив голову, первым входит Горбачев, за ним по стажу в Политбюро и положению в партии и государстве идут другие руководители. Горбачев подходит к центру стола президиума, несколько мгновений молчит и говорит, что Политбюро поручило ему открыть внеочередной Пленум ЦК КПСС.

— Горестная весть настигла всех нас, — читает Горбачев по бумаге.

А я думаю, что эта фраза стала уже расхожей, и вести одна другой горше постигают партию, как будто в ней собрались люди, верящие в бессмертие престарелых и больных лидеров.

— Вчера в 19 часов 20 минут перестало биться сердце генерального секретаря ЦК нашей партии, Председателя Президиума Верховного Совета СССР, нашего друга и товарища Константина Устиновича Черненко, — глухим голосом продолжает читать Горбачев.

На лице его печаль и нечеловеческое страдание от невосполнимой утраты. Он рассказывает о пройденном Черненко жизненном пути, его заслугах в строительстве социализма…

— Потеря товарища, друга, руководителя, — продолжает Михаил Сергеевич, — обязывает нас еще теснее сплотить ряды, с еще большей энергией продолжать наше общее дело во имя великих целей Коммунистической партии, во имя блага и счастья советского народа и прочного мира на земле.

Минутой молчания зал почтил память К. У. Черненко.

— На повестке дня Пленума один вопрос, — громким голосом говорит Горбачев, — избрание генерального секретаря ЦК КПСС. Слово от имени Политбюро ЦК предоставляется А. А. Громыко.

Зал замер. В оглушающей тишине слышно лишь дыхание собравшихся. Тысячи вопросов роятся в головах участников Пленума. Почему слово предоставлено министру иностранных дел? Не произошел ли поворот в политике, не претендует ли Громыко на новую роль? А тем временем Андрей Андреевич энергичным шагом вышел на трибуну и, высоко подняв голову, не глядя в текст, заговорил тягучим голосом:

— Мне поручено внести на рассмотрение Пленума ЦК предложение по вопросу о кандидатуре генерального секретаря ЦК КПСС. Единодушно Политбюро высказалось за то, чтобы рекомендовать избрать генеральным секретарем ЦК Михаила Сергеевича Горбачева.

Он еще не закончил произносить последние слова, когда в зале раздались аплодисменты. Напряжение ночи и утра было для многих снято этими словами. Взоры членов ЦК устремились в президиум, и Горбачев, какое-то время сидевший опустив голову, поднял взгляд и сделал попытку остановить аплодисменты, но они вспыхнули от этого с новой силой.

Когда в зале стихло, А. А. Громыко начал пересказывать содержание обсуждения вопроса на Политбюро, говорил о той атмосфере, которая царила на заседании. Речь Громыко была необычной по форме, образной, с неожиданными эпитетами, нетрадиционными аргументами, логическими заходами. Андрей Андреевич утверждал, что Горбачев достоин избрания на этот пост, имеет огромный опыт партийной работы, бесценный дар руководителя — принципиальность, умение убеждать, обладает ленинской прямотой, владеет искусством анализа. А. А. Громыко перечисляет и другие достоинства нового генсека, его успехи в минувшем и настоящем. Все внимательно слушают.

Выступают другие члены Политбюро и ЦК. Смысл выступлений — решение правильное, Горбачев достойный продолжатель линии партии, дела Ленина. Наступает кульминационный момент Пленума — голосование. Выбирают единодушно, и после аплодисментов на трибуне новый генсек — Горбачев. Он подтверждает преемственность и неизменность стратегического курса XXVI съезда КПСС на ускорение социально-экономического развития страны, преобразование всех сторон жизни общества — материально-технической базы, общественных отношений на основе планового хозяйства, развитие демократии, повышение роли Советов, обязуется и впредь непоколебимо держать курс на сохранение мира, сотрудничество с коммунистическими и рабочими партиями, активное взаимодействие всех революционных сил. Он благодарит за доверие.

— Обещаю вам, товарищи, приложить все силы, чтобы верно служить нашей партии, нашему народу, великому ленинскому делу.

Этой речью новый генсек завершил тот знаменательный Пленум ЦК, который поставил точку на траурном этапе развитого социализма и открыл новый, разрушающий этап. Он поднялся на олимп партийной и государственной власти, чтобы служить народу, заботиться о процветании и могуществе Родины. И никто не думал тогда и вряд ли кто мог представить, что через несколько лет генсек_нарушит эту свою первую клятву.

Участники Пленума расходились, но каждый считал своим долгом еще раз лично поздравить нового генсека. М. С. Горбачев парил в ореоле лестных слов, восхитительных эпитетов. Я заглянул в приемную его кабинета и слышал, как, уже не таясь, каждый со всей прямотой говорил о большой удаче выбора, о новых планах и делах, о необходимости разогнать брежневских прихлебателей. В приемной ожидали секретари обкомов и крайкомов партии, чтобы еще раз пожать руку, сказать о поддержке, просить совета.

Я понял, что сегодня уже никому не нужен, и скоро ушел к себе. По-новому смотрел я на все происшедшее, и мне казалось, что я участвовал в какой-то невероятной буффонаде и лицедействе, где все играли заученные роли: поздравляли и славословили и те, кто внутренне ненавидел «выскочку». Конечно, приход молодого лидера на пост генсека — дело перспективное. Как минимум он оборвет гуляющий по Москве анекдот, что каждый член Политбюро решил умереть генсеком. Но это шутка. А главное в другом: справится ли Горбачев с обязанностями? Я знал многие его положительные качества, но были и серьезные недостатки. Это пустяки, что речь его пока косноязычна, засорена и представляет своеобразный суржик — смесь украинского с русским языком. Все это, может, и удастся преодолеть. А не удастся — не беда. Люди быстро привыкают к говору великих и, не замечая, сами начинают следовать их манере. Говорил же практически весь народ и даже некоторые дикторы радио и телевидения вслед за Хрущевым «коммунизьм». Ну, а почему нельзя перенять горбачевские новации — называть Азербайджан — Азебарджаном, ставить ударение в словах вкривь и вкось. Не в этом трагедия, не все лидеры достаточно грамотны, и практически все из первого поколения интеллигенции. Вопрос серьезнее — хватит ли характера, твердости, решительности. Вот в этом были сомнения уже тогда, хотя я и отгонял подобные мысли. И все же сомневался: не произошел ли 11 марта 1985 года исторический и политический фукс?

Но думать об этом поздно, да и зачем гадать. Тогда я ни за что бы не поверил, что к власти может прийти человек, оказавшийся духом слабее предшествующих лидеров и более четырех лет раскачивавший державный корабль из стороны в сторону.

…Я подходил к Старой площади, и первым, кого встретил, был А. Н. Яковлев. Мы поднялись в кабинет, заказали чаю и долго молчали.

— Вот только теперь и начнется работа, — наконец сказал Яковлев.  — До одурения. Я тебе не завидую.

— Что делать, сам впрягся в эту упряжку, потому что видел — катимся в пропасть, — отвечал я.  — Надо улучшать ситуацию в стране. Для этого сил жалеть не стоит. Не знаю только, что мне будет дозволено делать и что я смогу решать. Дорога предстоит дальняя и трудная, но работать буду на совесть.

— Сейчас идеи нужны добротные, будет линия — вытянем, иначе — беда. На старых концепциях далеко не уедешь, — размышлял Александр Николаевич.

Так завершился этот траурный этап развитого социализма. Страна вступила в новую, неизведанную полосу своего развития. Все говорили о лучшей доле, но добрыми помыслами, как известно, была вымощена дорога и в ад.