ИЗ АЛИНОГО ДНЕВНИКА О МУРЕ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ИЗ АЛИНОГО ДНЕВНИКА О МУРЕ

мур в чехии

Сперва — Мур в Волероссийской коляске (паучихе) — лысый, большеголовый, в чепчике. Большой круглый лоб, безбровые дуги над ярко-синими глазами, маленькие кулачки с трогательными пальчиками и еще более трогательными ноготками, похожими на крошечные листочки шиповника. Когда солнце Мур лежит в шелковой голубенькой распашонке, в коляске, во дворе. Я сижу на березовой скамейке и его сторожу. Иногда рядом сидит Лелик, и мы почтительным шепотом играем «в Катю и Гришу». Мур никогда не плачет, он очень торжественен и умен. Купали его раньше в тазу, а потом в страшном сером баке, к<оторо>го мама безумно боится, купают с подстилкой, с градусником, с губкой и каким-то особенным, очень легким на вес мылом, точно из пены. Купаться Мур любит, и в воде делает всякие неуравновешенные движения, брыкается и обдает всех присутствующих водой.

У Мура очень большое приданое, давали вещи знакомые, знакомые знакомых, знакомые знакомых знакомых, и незнакомые. У него шесть пеленок полосатых голубых, шесть полосатых серых, шесть белых двойных, три белых тройных, двенадцать разных, и даже одна моя, Московская. У него одно одеяло белое шерстяное, одно белое войлочное, одно розовое с амурами (М<аргариты> Н<иколаевны>), одно розовое с белыми полосками, и одно голубое с белыми полосками (NB! купленные мною наперед наугад: на мальчика и на девочку. Розовое д. с. п. живо, голубое, сделавшееся грязно-белым, исклочилось. 1933 г.) Да. Еще одно голубое, стёганое, подарок Валентины Чириковой, и голубая с кружевом подушечка. Потом около сотни распашонок, кофточек, теплых, холодных, полотняных, вязаных, кружевных, шелковых, и т. д. (И ни одних штанов. Я.) И всех цветов. Чепчиков уже меньше, около десяти. (Почти совсем их не носил. Я.) Два из них сшила А<лександра> З<ахаровна> из кружева моего старого платья. Она же сшила матрасики и два конверта. Нельзя не упомянуть восемь Тешковских свивальников, которые живы и поныне. И еще костюмчик, вязаный, голубой, с шапочкой, бывший Ирусин [154].

* * *

— Передайте Цветаевой и скажите ей, чтобы не <пропуск одного слова>, что — ношеное. Бабушка всю жизнь в чужом проходила!

(Передача от «бабушки» Брешко-Брешковской [155].)

Из Алиного чешского дневника

31-го марта 1925 г.

Барсику идет третий месяц. (Я: только завтра, после 12 ч., пойдет!) У него вот сколько имен: Барсик, Марсик, Зай, Баран, Максик, Гзак и маме еще хочется Димитрий, потом Мурз, Мурзак, Мурзик, и еще много, много. (Мое любимое было: Звер?бушек, — от Воробушек, но только — зверского.) Он очень, очень хорошенький (м. м. (NB! либо: «мое мнение», либо: «мамино мнение»)) у него голубые глаза, шелковые волосочки на затылке, верхняя губа — заячья (т. е. сильно выдающаяся) и явно-мамин носик. Плачет он довольно редко, всегда чист, и от него не пахнет этим затхлым детским запахом. Он спит в большой белой коляске, даже повозке, которую ему подарили Лебедевы. Он сегодня перешел на систему Черни, т. е. молоко, вода, мука и масло. Муку и масло жарят, и получается месиво вроде кофейной гущи. Потом к этому еще молоко с водой, и получается что-то вроде кофе с молоком. Я теперь допиваю остатки и нахожу их очень вкусными. Я теперь Барсикина молочная сестра.

Погода у нас сегодня теплая, но неустойчивая. Завтра наверное опять мороз, снег и дождь. Когда я <запись оборвана>

* * *

25-го апреля

Мурке уже около трех месяцев. Теперь весна устойчивая, — жара. Мы все давно без пальто, а в платьях, хотя еще не летних.

Мама и я возим коляску по верхнему шоссе, Мурка такие путешествия очень любит и спит. Но несмотря на весну жизнь у мамы ужасная: у ней нет ни минуточки времени, чтобы писать, но виной этого не Мурка, а всё вместе, весь быт. От примуса к Мурке, от Мурки за водой, от воды к уборке, и т. д., и т. д.

* * *

25-го апреля (продолжение)

Пасха прошла чудесно: мы с папой были у заутрени, когда вернулись — всё было мамой приготовлено. На постеленном белой скатертью столе стояли кулич и пасха, яйца всех цветов и мастей, ?жене мясо (солонина), масло, сыр и бутылка вина. Мама всё собственноручно убрала, завесила окно, подмела пол и вымыла посуду.

* * *

30 апреля

Мой день

Встаю часов в 8, в 81/2, убираю нашу с мамой и Муркину комнату, потом прихожу в другую. Там уже зажжен примус, мама мелет кофе, папа подметает. Накрываю на стол, моюсь, пьем. После этого стол очищается, на нем появляются

1-го мая

весы, мука, масло, сковородка и 7 или 8 бутылочек. Если папа дома, то иногда жарит «Черни» он, но большей частью мама. Он (т. е. Мурка) получает почти 1/2 1/8 (по-чешски: «осьминки») масла в день. Потом мама мне дает перевод по-французски, после окончания вожу Мурку по двору, 10 шагов наверх, 10 шагов вниз, 10 шагов наверх, 10 шагов вниз... В это время маме всё же не удается писать: на примусе варится суп, который то недокипает, то перекипает, то примус непрочищен, то слишком горит, и т. д., и т. д. Потом Мурка кушает и укладывается спать и мы обедаем. После обеда приходит прислуга, которая убирает, и мы в это время уходим с коляской по верхнему шоссе, если тепло, то довольно далеко, если холодно, то близко. Возвращаясь пьем чай, отпускаем прислугу и от 7-ми до 11-ти является Лове [156]. Ужинаем, моюсь, ложусь.

березовая беседка

Наверху двора, за загородкой — березовая беседка. В ней по утрам сторожу Мура и пишу. Почти весь Крысолов там написан. Одиночное заключение на воле. Покой и Wunschlosigkeit [157] тюрьмы. Всё, что надо: стол, тетрадь, Мур. Вместо железной решетки — березовая, с вьющейся зеленью, как рукою трогающей меня по (тогда совсем золотым еще и молодым!) волосам.

Ко мне сюда никто не ходит, я отсюда никуда не хожу — и не хочу.

Там же снята Мурина первая карточка — трехмесячная, где он весь сдвинутый, а я — улыбаюсь. Эту карточку я называю — Наклон.

(Запись 1933 г.)

записи об Ахилле

* * *

Ахилл: сын нереиды Фетиды (дочери Зевеса, значит — внук Зевеса) и героя Пелея. По ночам мать, желая ему дать бессмертье, держит его в небесном огне, чтобы выжечь всё смертное, имевшееся в нем от отца. Днем же залечивает ожоги амброзией.

Пелей подстерегает, вырывает ребенка, Фетида со стоном возвращается в Океан, Ахилл останется смертным.

(Младенчество)

* * *

II (Отрочество)

Воспитание Ахилла у кентавра Хирона. Вскармливает его медвежьим костным мозгом и печенью львов и кабанов. — Патрокл. —

Прозорливец Колхас, встретив его в лесу предсказывает о взятии им Трои и его, под стенами Трои, смерти.

Фетида, прослышав, подымается со дна морского по лестницам Пелеева дворца, переодевает Ахилла в девичьи одежды и отвозит его на остров Скирос, к царю Ликомеду.

* * *

III (Юность)

Ахилл за прялкой. Деидамия. Ранний союз. Колхас открывает местопребывание героя.

* * *

IV

Одиссей и Диомед у Ликомеда. — Девушки. — Звук боевой трубы. Все врассыпную, Ахилл хватается за копье и щит. Прощание с Деидамией.

* * *

V (Ифигения)

Агамемнон, предводитель греков, убивший на охоте Артемидину лань, узнает через прозорливца Колхаса, что гнев богини прекратится лишь тогда, когда Агамемнон принесет ей в жертву свою дочь Ифигению.

Письмо Агамемнона в Микены — Клитемнестре (жене) с приказом везти в Авлиду Ифигению для бракосочетания ее с Ахиллом.

Встреча Ахилла с Клитемнестрой. Изумление Ахилла. Разъяснение. Доверенный слуга раскрывает Клитемнестре замысел Агамемнона. Отчаяние и мольбы Клитемнестры. Врываются воины, требуют Ифигению, Ахилл встает на защиту, Ифигения отклоняет, любовь Ахилла растет. «Дитя Агамемнона, я ревную тебя к Греции <и> Грецию, которой ты обручена (обречена) к тебе». Ифигения идет на место жертвоприношения, Ахилл с обнаженным мечом становится в головах, чтобы в последнюю секунду ее спасти, но восхищенный ее <пропуск одного слова> в последнюю секунду бросает меч.

Ифигения восхищена на Олимп, вместо нее убита молодая лань.

Отчаяние Ахилла: — Моя невеста у меня все-таки ?тнята! Что мне до ее бессмертья!

* * *

(Девять лет войны)

* * *

VI

(Гнев Ахилла, Бриссеида)

Агамемнон, вернув жрецу Феба — Хризосу — его дочь Хризеиду, отнимает у Ахилла его любимую пленницу — Бриссеиду.

Ахилл, повинуясь Афине, не оспаривает своей добычи, но от дальнейшего участия в войне — отказывается.

Жалоба Ахиллеса на берегу морском. Ответ Фетиды: — Горе тебе, дитя мое, что я тебя родила! Так мало дано тебе веку и так много слез и обид! Но я сама подымусь к Громовержцу и испрошу для тебя помощи. Сейчас он на трапезе благочестивых эфиопов (= эфиопийцев), на берегу реки Океана, но через 12 дней — обещаю тебе умолить его. Пока же пребывай на своих кораблях и дли свой гнев на Агамемнона (Данайцев).

На двенадцатый день (Ахилл в палатке) Фетида подымается со дна морского на вершину островерхого (зубчатого) Олимпа. На высшей вершине, один, в стороне от других богов, восседает Зевес. Обняв левой его колена а правой, по обряду просящих, касаясь его подбородка, — Отец Зевес! Если я когда-нибудь чем-нибудь тебе послужила, почти моего сына Ахиллеса, обреченного на такую раннюю смерть (чье цветение — так коротко). — Рассказ. — Молчание Зевеса. Фетида настаивает. — Да или нет.

— «Не к добру твоя просьба и не к добру ты меня ссоришь с Герой, и без того уже во всем мне обратной. Беги скорее, пока она тебя не заметила. И да будет тебе достаточен кивок моей главы, равный самому непреложному обещанию». Тако реча, кивнул Зевес своей главою, и вершины Олимпа содрогнулись от сего кивка.

Фетида же, удовлетворенная, нырнула в свою морскую бездну.

* * *

VII Поражение Данайцев (Зевес держит слово)

С утра равновесие сил обоих борющихся станов. Но в полдень Зевес кладет на свои золотые весы два жребия. Жребий греков — к земле, жребий троянцев — к небу. Громовой удар. Молния. Ужас в рядах греков. Диомед на Гектора. Зевес, не желая победы греков, мечет ему (Д<иомеду>) под ноги молнию.

Греки бегут на корабли. Гера и Афина за греков. Спешат на Олимп, чтобы вымолить у Громовержца победы (пощады) грекам. Но Зевес неумолим. — «Не ранее успокоится Гектор, чем когда греки в последнем отчаянии будут загнаны на корабли и Ахилл выйдет из своего шатра. Такова воля Рока».

* * *

VIII Отказ Ахилла

Ночное собрание вождей. Трапеза. Агамемнон признает свою вину перед Ахиллом и предлагает дать ему, для его умиротворения: десять талантов золота, семь треножников, двадцать <пропуск одного слова>, двенадцать коней, семь цветущих жен, к<отор>ых он, Агамемнон, сам завоевал, — наконец, Бриссеиду. И, после взятия Трои, двадцать троянок, прекраснейших после Елены. И, по возвращении домой, собственную дочь в жены и семь городов.

* * *

Вожди у Ахилла. Ахилл в палатке играет на серебряной лире. Патрокл слушает. Радость Ахилла при виде Феникса и Одиссея. — Так люблю я вас, что радуюсь вам и во гневе.

Сам жарит гостям на вертеле барана, и козу, и кабана. — Трапеза. —

Одиссей вступает в переговоры, перечисляет Ахиллу все дары Агамемнона, передает его раскаяние, умоляет Ахилла положить гнев на милость.

— Агамемнон мне ненавистен как врата Аида. Раз он меня обманул — второй раз он меня не обманет.

Огорченные и негодующие вожди удаляются. Ахилл снова принимается за лиру. Патрокл, у ног, слушает.

* * *

IX

Второе поражение греков. Ахилл посылает Патрокла на разведку.

Нестор выносит из боя раненого Махаона. Беспокойство Ахилла: — Пойди, Патрокл, погляди, кого это выносит из боя Нестор. Странное сострадание к грекам шевелится в груди моей.

Нестор приглашает Патрокла сесть за трапезу. Патрокл: — «Нет, я только послан Ахиллом узнать кого это ранили». — Не все ли равно Ахиллу (обличительная речь). Нестор вспоминает Ахилла и Патрокла маленькими. — Ахилл был сильнее, но ты был старше и мудрее. — Просьба о воздействии. Дорогой Патрокл подымает и лечит раненого Еврифила. (NB! Ахилл и Патрокл вместе воспитывались у кентавра Хирона.)

* * *

Х

Смерть Патрокла

Посейдон становится на сторону греков. Гера, опоясанная любовным поясом Афродиты, убаюкивает на Олимпе Зевеса. Бегство победоносного Гектора. Надежда в рядах Данайцев.

Пробуждение и гнев Зевеса. — Посылает Ириду к Посейдону с приказом немедленно выступить из боя, Аполлону же повелевает вылечить и ободрить раненого Гектора. (Аполлон, с самого начала, за Трою.) Посейдон негодует, грозит, но повинуется. Аполлон утешает и обнадеживает Гектора (раненого Аяксом — камнем — в грудь).

Патрокл, видя поражение греков, бросает Махаона <сверху: Эврифила> и спешит к Ахиллу, надеясь умилостивить его.

Плачущий Патрокл у Ахилла. — Все лучшие пали или ранены. Ранен Диомед, ранены Одиссей и Агамемнон, ранен Эврифил. Не божественная мать и смертный отец тебя, Ахилл, породили, а морская бездна и каменный утес. Если сам не хочешь — дозволь мне.

Патрокл переодевается в облачение Ахилла — уже горят Гектором подожженные данайские корабли — шлем с конским хвостом, латы, щит, два копья — третьего, — подарок Пелею Хирона, из фессалийской Esche [158] (?) Патроклу не поднять —

Ахилл сам собирает своих верных Мирмидонцев — пьет из кубка, из которого, кроме него, никто не пил, во славу Зевеса — мольба Зевесу о победе греков — остережение Патроклу: — Только с одним не сражайся: Гектором, и одного бойся: Аполлона. Молитва Зевесу: о победе греков и о невредимости Патрокла. На первое Зевс кивает, на второе качает головой — оба незримо.

Страх в рядах Троянцев. Принимают Патрокла за Ахилла.

Патрокл убивает Сарпедона, смертного сына Зевеса. Троянцы бегут. Патрокл за ними — на собственную гибель.

Зевс, предрешивший гибель Патрокла, отнимает у него тело Сарпедона, но дарует ему, до его смерти, еще одну победу. Троя была бы взята, если бы не явление Аполлона, трижды заграждающего Патроклу путь. Патрокл, узнав бога, отступает.

Аполлон, в лице Азиоса, нашептывает Гектору о неминуемой победе над Патроклом. Гектор — снова в бой.

Патрокл убивает камнем брата Гектора, Кебриона. Троянцы отнимают тело. Патрокл, в ярости, убивает их трижды девять. Но тут в ряды троянцев вступает, облаченный в облако, Аполлон. Сзади наносит ему плашмя удар по голове — шлем со звоном катится в песок — разбивает в руке его копье, застилает ему глаза облаком. Троянец Эвфорбий сзади пронзает его копьем. Подбежавший Гектор вонзает ему копье в живот. — Что, Патрокл? Ты хотел обратить Трою в груду пепла (и т. д.)... Тебя же пожрут коршуны. Что — помог тебе твой Ахилл?

— Меня, до тебя, одолел — из богов Аполлон, из смертных — Эвфорб. Ты только снимаешь с меня доспех! Но одно тебе предрекаю: близка твоя смерть, и я знаю, от чьей руки ты падешь!

Хвастовство Гектора: — Сам уложу Ахилла! Бой над Патрокловым телом. Гектор облекается в доспех убитого. Зевс, горюя о близкой смерти храброго, дарует ему еще одну победу.

Плач коней Патрокла (Ахилла). Не движутся с места. Зевес ободряет коней (бессмертных, как и доспех).

Греки посылают Антилоха, сына Нестора, сообщить Ахиллу ужасную весть. — Пусть идет и возьмет хотя бы тело, с которого Гектор содрал его, Ахиллеса, доспех.

Аякс и Менелай бегут с телом Патрокла.

* * *

(Пока все своими словами, последующее — в 1933 г. — по Гнедичу.)

* * *

XI

Антилох сообщает Ахиллесу весть о смерти Патрокла. Исступленное горе Ахиллеса. Осыпает себе голову пеплом, рвет на себе волосы.

«Сам он, великий, пространство покрывши великое, в прахе — Молча простерся...» Плач невольниц над лежащим Ахиллом. Антилох, обливаясь слезами, держит руки Ахилла, чтобы он в отчаянии не перерезал себе горла.

Фетида, услышав страшный вой и плач сына, выходит из моря с сонмом Нереид, и обещает сыну бессмертное оружие от Гефеста. Отпустив Нереид домой, Фетида подымается на Олимп.

Ахейцы, отбив тело Патрокла, приносят его в шатер Ахиллеса при наступлении ночи, приближение которой ускоряет Гера, повелев солнцу закатиться до сроку.

Да! до этого Ахилл выходит на высоту рва, без оружия, и страшным видом и криком заставляет Гектора оставить тело Патрокла.

Ахейцы вместе с Ахиллесом оплакивают Патрокла, омывают тело его, умащают благовониями и полагают на погребальный одр.

* * *

Среброногая Фетида во дворце Гефеста. Застает божественного кузнеца за творением двадцати треножников сразу. (NB! Первый механик.) Приветствие, сочувствие, готовность служить — ибо Фетиде обязан жизнью: сброшенный надменной Герой с Олимпа за уродство, был принят Фетидой в морское лоно и девять лет провел под ее защитой в пещере, никем не зримый.

— Почему ты к нам, о божественная редкая гостья, под этим черным скорбным покрывалом?

Жалоба Фетиды: земнородный муж и, через него, смертный сын. Рассказ об обиде, гневе, утрате и отчаянии Ахиллеса.

Может быть сжалишься ты над моим

      краткожизненным сыном!

Просит у него бессмертный доспех взамен снятого с Патрокла Гектором.

...И когда все доспехи сковал Олимпийский

     художник

Взяв, пред Пелидовой матерью их положил

     он на землю.

И как ястреб, она, с осребренного снегом

     Олимпа

Бросилась, мча от Гефеста блестящие сыну

     доспехи.

* * *

XII

Ахилл      распрю с Агамемноном

С рассветом Фетида приносит от Гефеста доспехи Ахиллесу, столь ослепительные, что никто, кроме него, не может вынести их вида.

Ахилл готов в бой, но пуще судеб Ахейцев он печется о судьбе патроклова тела — да не тронет его тленье. Фетида обещает сохранить тело нетленным и вливает лежащему в ноздри нектар и амврозию, чтобы прекрасным лежал до погребения.

Ахилл и Ахейцы. Большинство ранено. Речь Ахилла Агамемнону. — Лучше бы мы раньше прекратили злосчастную распрю, лучше бы злосчастная Бриссеида была бы поражена артемидиной стрелою в день когда я ее избрал между пленниц. Тогда бы —

Столько Ахейских героев земли не глодало б

     зубами —

— Ахилл отказывается от гнева и горячит Ахейцев к битве.

Агамемнон предлагает Ахиллесу братскую трапезу, Ахилл отказывается: не время. Вручение примирительных даров. Равнодушие. («Думен восстал...») На Бриссеиду, стоившую ему Патрокла, смотрит с горечью.

Плач Бриссеиды над Патроклом, всегда бывшим ей верным другом, утешавшим ее в неволе и обещавшим брак с Ахиллесом.

Ахейцы вторично уговаривают Ахилла подкрепиться пищей. Ахилл, убиваясь по другу, отказывается. Воспоминания о счастливых совместных трапезах. Горюет о Патрокле сильнее, чем об отце — если бы его утратил, сильнее чем о сыне Неоптолеме, если бы его потерял.

Афина незримо умащает Ахилла нектаром и амврозией — прилив силы — облекает доспехи Гефеста — идет в бой. (Об отце:

...Помощи сына лишенный, тогда как в

        земле чужелюдной

Ради презренной Елены сражаюсь я с

        чадами Трои...)

* * *

XIII

Гибель Гектора

За Ахейцев:

Гера, Афина, Посейдон, Гермес, Гефест

За Троян:

Аполлон и Артемида, Арей, Киприда, Лета и Ксанф (Скамандр: река)

Гектор и Ахиллес, оба впереди воинств. Ахиллес убивает брата Гектора — Полидора и убил бы самого Гектора, если бы Аполлон не покрыл его облаком.

* * *

(Трижды могучий Пелид на него нападал,

       ударяя

Пикой огромной, и трижды вонзал ее в

       мрак лишь глубокий)

Аполлон, приняв вид Агенора, отвлекает Ахиллеса от стен Трои — равниной, покрытой пшеницей, чтобы дать Троянам укрыться внутри города. Издевательство Аполлона над Ахиллесом:

— Что ты меня, о Пелид, уповая на

       быстрые ноги

Смертный, преследуешь бога бессмертного?

       Или доселе

Бога во мне не узнал?..

Гневный ответ Ахиллеса:

Так обманул ты меня, о зловреднейший

       между богами!

Гектор, решивший несмотря на слезные мольбы Приама не скрываться в стенах и с оружием в руках ждущий Ахиллеса, увидев его — бросается в бегство. Ахиллес трижды гонит его вокруг града. Когда оба они в четвертый раз прибегают к ключам Скамандра, Зевес полагает на весы их жребии. Гекторов жребий преклоняется. Аполлон оставляет его. (Погоня:

«Словно во сне человек изловить человека

       не может,

Сей убежать, а другой уловить напрягается

       тщетно...»

NB! Ахилл и Гектор — уже призраки, уже собственные тени!)

Гектор предлагает Ахиллесу договор: кто бы из них ни пал — не бесчестить тела и вернуть его своим.

Ахилл, негодуя, отказывается.

Афина под видом гекторова брата Деифоба становится рядом с Гектором, якобы на его защиту. Гектор ударяет Ахиллеса копьем, но копье, отраженное щитом, отлетает далёко, Гектор просит у Деифоба нового и понимает обман Афины. (Рядом с ним — никого.)

— Возле меня — лишь смерть!

Гектор бросается на Ахиллеса с ножом (мечом), Ахиллес пронзает его в шею копьем.

Умирающий Гектор умоляет не отдавать его тела на поругание. (NB! Ахилл сражался с собственным доспехом: со своим — как бы — вторым телом, и убивая Гектора убивает себя.) Ответ Ахилла:

— Тщетно ты

<Оставлены незаполненными семь листов.>

Высокомерье — каста:

Чем недохват — отказ.

Что говорить: не часто!

В тысячелетье — раз.

Всё, что сказала — крайний

Крик (морякам знаком!)

А остальное — тайна:

Вырежут с языком.

* * *

16-го мая 1925 г.

(на прогулке)

* * *

Слава падает так, как слива:

Н? голову, в подол.

Быть красивой и быть счастливой?

(А неплохой глагол —

Быть? Без всякого приставного!

Быть и точка. За ней простор.)

Слава падает так, как слово

Милости на топор

Плахи...

* * *

...Быть счастливой и знаменитой?

* * *

Слава! Я тебя не хотела;

Я б тебя не сумела нести...

* * *

...Не пытать судьбы,

Собирать грибы...

* * *

(17-го мая 1925 г.)

* * *

Отъезды без приездов

* * *

Тележечка моя —

Тарахтелочка...

* * *

Орешинка моя —

Скороспелочка!

Тележечка моя —

Тарахтелочка...

* * *

...Повозочка моя —

Громыхалочка!

* * *

Записи:

Декольтэ и санкюлот. Французы выдумали женскую красоту и мужское безобразие.

* * *

Не будь души, тело бы не чувствовало боли. Для радости его достаточно.

* * *

И еще: — Не будь тела, душа, быть может, не чувствовала бы радости. (A «Freude, sch?ner G?tterfunken»? [159] И не шиллеровское — бетховенское!)

* * *

Вот уж не Психея! Непременно — глазами увидеть. Да я, наоборот, глаза закрываю!

* * *

Еве до познания добра и зла вовсе не было дела. Ей было важно сделать по-своему — преступить. Иначе бы не любопытство, а любознательность, т. е. не порок, а добродетель, не женский жест, а мужской. (Еву Библия делает Прометеем!)

Дальше: вовсе не примета божества — знать добро и зло. Привилегия божества — именно не знать, иначе — откуда бы счастье? Знают, т. е. страдают люди. Итак, я бы то древо переименовала в древо забвения добра и зла.

(18-го марта 1925 г.)

— И верно, и спорно, а в общем — не додумано.

(При переписке, авг<уст> 1933 г.)

* * *

Наслажденье я в жизни заменила наважденьем, т. е. первое в моих руках неминуемо превращалось во второе, не успев собою пробыть — ни мигу. Если наслаждение нечто без — хотя бы <пропуск одного-двух слов> — я никогда не наслаждалась.

* * *

Чревоточина тоски.

* * *

От родимых сел, сел!

— Наваждений! Новоявленностей!

Чтобы поезд шел, шел,

Никогда не останавливался,

Никуда не приходил!

— В      ! незастроенное! —

Чтобы ветер бил! бил!

Выбивалкою соломенною

         бы мозг, мозг!

Всё осевшее и плесенное!

Чтобы поезд нес, нес!

Быстрей лебедя, как в песеннике!

Сухопутный шквал, шквал!

                  !

Чтобы поезд мчал, мчал,

Чтобы только не задерживался

* * *

...Чтобы поезд — с рельс, с рельс!

* * *

...Чтобы только свист, свист

Над треклятою действительностью!

* * *

Говорящих птиц, рыб!

        ! Незахватанностей!

Чтобы поезд шиб, шиб!

Чтобы только не засматривался...

* * *

...Чтобы только не оглядывался

На родимых мест, мест

* * *

...Чтобы только не заслушивался...

             дремот, нот

Часа сонного, двенадцатого.

Чтоб как тысячами — мот

Перебрасывался насыпями.

Никогда не спать! Спать?!

Грех последний, неоправданнейший...

(Будет время и на кладбище ведь!)

Птиц, летящих вспять, вспять!

        деревьев падающих!

* * *

Этим поездом к тебе

Всё бы ехала и ехала бы...

* * *

(Хорошо бы — написать. Авг<уст> 1933 г.)

* * *

Дальше — Крысолов

...Целый мир грозятся стрескать!

...

— У нас — Библию: мол, дескать —

Кил сала на ней!

* * *

Строка:

Сад — замкнутый как тайна.

(NB! Чем меньше пишешь — тем хуже. Так у меня. То же о мысли. То же о любви.)

* * *

О Савинкове [160]:

21-го мая в соборе Св. Николая панихида по террористу — коммунисту — самоубийце Савинкову. — Как по-русски! — Любопытно: кто придет? Я бы пошла. Есть чувство — <пропуск одного слова> всех: взаимочувствие личностей, тайный уговор единиц против масс, каковы бы единицы, каковы бы эти массы ни были. И в каком-то смысле Борис Савинков мне — брат.

* * *

Строка:

       — ухом

Вытянутым, как слух.

* * *

III глава Крысолова «Напасть» кончена во Вшенорах, 28-го мая 1925 г.

(«Человек в зеленом — с дудочкой»)

* * *

Запись:

Есть чувства, которых бы не было на острове: гордость, например, жалость, например. Стало быть, два моих основных чувства не абсолютны. (Странно, что как раз эти два чувства — источник всех моих страданий.) Ряд чувств, возникающих из общежития: гордиться (перед кем-нибудь), жалеть (кого-нибудь) — чувства с приставкой. И только они, не абсолютные, и есть болевые. Ведь будь Христос на необитаемом острове — где бы вся Голгофа?

* * *

Гордиться, сердиться, ревновать, завидовать, жалеть, ЛЮБИТЬ... всё с людьми, от людей. А есть — самострасти?

* * *

Знаю только одно самочувство, одну самострасть: тоску. Везде, всегда, без ни кого, ни от <фраза не окончена>

* * *

Строки:

Серею в лице

* * *

...Пустые составы...

— Состав пустоты?

(Поезд)

* * *

Крысы разносят чуму. Мускусные кошки. Цикады. Пальмы. Манго. Кокосовые циновки.

* * *

Озеро: всякий находит в нем, что хотел.

Не ищите его на карте, —

Нету!..

* * *

Строки:

Жаль-Уныль.

* * *

Большак-большевик

* * *

Мур

31-го мая 1925 г., в воскресение, Мур весил 71/2 кило (4 месяца без одного дня).

7-го июня — 7 к. 70

14-го июня — 7 к. 80

21-го июня — 8 к. 10

28-го июня — 8 к. 25

5-го июля — 8 к. 65

* * *

Запись:

Я ровно настолько знаю быт, чтобы его ненавидеть. — Достаточно. —

* * *

Попытка IV гл<авы> — Увод.

NB! Всё любовное и женское, весь соблазн мужского — в «Озере». Здесь — соблазн чужого (там — Чужого).

* * *

...Мне Дидона внимала, Энея

Позабыв...      Пережив...

Мне внимала сама Суламифь,

Улыбалась сама Саломея...

* * *

Дальше, дальше — — —

Есть страна — — —

— Три, четыре, — — —

И она называется — Далью

* * *

Надпись на моем камне:

Le moule en est bris? [161]

(NB! хорошо, что именно на камне — пребывающем.)

* * *

...За предельный покой:

За отдельный покрой

* * *

...Ст?ит только — — —

Чтобы поезд — «только что отошел»...

Тщетен        и тщетен розыск:

Все паровозы тебя увозят...

* * *

Ни от одной женщины, в разговоре о башмаках, я еще не услышала: «п. ч. у меня низкий подъём». (Всегда — высокий!) Очевидно, это — позор, тайна, которую скрывают на смертном одре даже от духовника.

* * *

Предгрозовой вечер. Подвязываю в саду розовые кусты. Почтальон. В неурочный час. — Pani Cvetajeva. — Протягиваю руку: бандероль. И — почерк Пастернака — пространный, просторный, — вёрсты. Рука Пастернака. Книга прозы [162], которую я так тщетно (40 кр<он>!) мечтала купить на советской книжной выставке.

А до этого — сон, буйный и короткий — просто свалилась, сонная одурь, столбняк. Проснулась в грозу, <пропуск одного-двух слов> к роз<ам?> и получила — в раскрытую руку — Пастернака.

Да! Перед сном (столбняком) вздрогнула, т. е. уже заснув проснулась от ощущения себя на эстраде Полит<ехнического> Музея — и всех этих глаз на себе.

(10-го июня 1925 г., день Муриных крестин.)

* * *

крестины мура (вкратце)

Вчера, 10-го июня, в Духов день, в день рождения Пушкина и день семилетия с рукоположения о. Сергия [163] — стало быть в тройной, в сплошной Духов день — было крещение Георгия. Дня я не выбирала, как не выбирала дня его рождения (1-ое — воскресение — полдень) — вышло само. О. Сергий должен был приехать в Псы (Дольние Мокропсы) служить на реке молебен, и вот, заодно, окрестить Мура. Молебен на реке ввиду голых часов и, вообще, вульгарности пляжа (нарочно пишу через я) отменили, а Мур окрещен — был.

Увидав подлежащего крещению, о. Сергий, мне, с некоторым испугом: — А я с ним... справлюсь? — И я, с внутренней улыбкой, внешне же — задумчиво: — «А это уж я не знаю».

На мое предложение в начале обряда уйти, о. Сергий: — Собственно, родителям присутствовать не полагается, но если бы Вы попросили, я бы разрешил. И мое испуганное: «Нет, нет, не надо, сохрани Бог! — раз заведено. Зачем?!»

Чин крещения долгий, весь из заклинаний бесов, чувствуется их страшный напор — точно в младенца ломятся! — борьба за власть. И вот, церковь, упираясь обеими руками в толщу, в гущу, в эту живую стену: — Запрещаю — отойди — изыди! Весь чин крещения: кто — кого (и никогда заранее не известно, точно каждый раз — всё заново! точно окончательной победы еще не было — и быть не может. Ратоборство.) В одном месте, когда особенно выгоняют, навек запрещают («отрекись от ветхия прелести!») у меня выкатились две огромных слезы — точно это мне вход заступали в Мура. Одно Алино слово перед крестинами: — «Мама! а вдруг, когда он скажет: „дунь и плюнь“ Вы... исчезнете?» Робко, точно прося не исчезать. (Я потом, провожая с горы, рассказывала о. Сергию, слушал взволнованно, м. б. того же боялся, на то же, втайне надеялся?)

Мур, во время обряда, был прелестен. Я не видела, рассказывали. Улыбался свечам, слизнул с носу миро и заглотнул сразу: крестильную рубашку, ленту и крест. Одну ножку так помазать и не дал. (Ахиллесова пята язычества! Моя сплошная пята!) Временами, когда очень долго (был голоден) — подхныкивал, деликатно, от ком<ара> до фылина. С головой окунут не был — ни один из огромных чешских бельевых чанов по всему соседству не подошел. Этого мальчика с головой окунуть можно было только в море.

(4 мес. 10 дней)

* * *

10-го июня

муркины крестины

(из Алиного дневника)

Как только встали — уборка, мытье, передвиганье, переноска, вбиванье гвоздей, заготовленье и приготовленье еды, собиранье посуды со всего дома, у соседей, у хозяев, словом д?ла — по горло. Обедаем наскоро и вдруг — новая забота — купель! Как? Откуда? Какую?

У нас — Муркина очень маленькая и мелкая деревянная ванночка, потом глубокий жестяной, с тремя дырами, грязный и мрачный от долгого неупотребленья — бак. И есть еще несколько тазов куда Мура не то, что не окунешь с головой, но никаким образом не втиснешь даже и наполовину. У прислуги и у хозяйки ничего подходящего нет. Что делать?

Сперва приходят разные гости с посудой и помощью и общими силами додумываемся: бак вымыть, дыры заткнуть, накрыть бак простыней, и тогда будет хорошо.

Это исполняется, и купель готова. Теперь сдвигаются два стола, накрываются скатертями Ольги Елисеевны, и подается посуда и еда. Заместительница O. E., Александра Захаровна, принесла пирог с грибами, Myна Булгакова — пирог с миндалем. Лелик был поставлен часовым за ворота, смотреть когда пойдет о. Сергий. Он стоял словно какой-нибудь индеец, одной рукой опершись в бок, другой защищаясь от солнца, одну ногу выставив вперед, другую поставя на камень — и был очень доволен своим назначеньем.

Гости, которым надоело оставаться дома, почти все вышли во двор. Брэй-он и Брэй-она любовались видом коз, мама и Мур гуляли возле скамейки, А. З. о чем-то разговаривала с мамой, папа перетаскивал стулья, Катя Р<ейтлингер> любовалась (в подлиннике: руболавась) видом крестинной рубашечки и крестика. Вдруг Лель влетает в ворота. К маме: — Идет! К Брэям: — Идет! Домой: — Идет!

Выходим с папой встречать о. Сергия и Муну. Подходим под благословение. Когда возвращаемся, всё для переведения язычника в христианство готово (т. е. кипят котлы кипучие, точат ножи булатные, хотят козла зарезати). О. Сергий велит распеленывать невинного и голодного Мура. Мама говорит: — О. Сергий, я лучше выйду, правда? А он: — «Собственно, я бы Вам мог разрешить... если бы Вы попросили». И это он сказал с таким сомненьем — очевидно, он думал, что мама не может никогда ничего попросить. Заместитель крестного, Брэй, начал с того, что когда свечи еще не были зажжены, выкупался весь в воске. Крещенье началось. Булгаков всеми средствами изгонял бесов, Мурку обдувал, Мурку обвевал. Последний вел себя изумительно! Когда Мура мазали миром, он подставлял руки и ноги, смеялся, пытался о. Сергия поймать за волосы. Однако, когда его окунули три раза, тогда его настроение испортилось, так как он всегда после мытья сразу ест, а тут еще молитвы читают! На него накинули рубашечку и крестик, которые он мгновенно потянул в рот и принялся блаженно сосать. Отнять у него не было никакой возможности, он засасывал всё глубже и глубже, как настоящее болото! Теперь, после крестин, видно как он скучает об тех, бедных невинных изгнанных своих прежних хранителях.

Между прочим, о. Сергий никак не мог Муру волосы остричь — только ножницами щелкал!

Записка ко мне Али 1-го февр<аля> 1925 г. сразу после рождения Мура:

(на треугольном отрывке конверта, собственно на его закрышке, большими буквами, чернильным карандашом)

Дорогая Р<ысь> (переправлено:) Мама,

Очень рада, что Ваше желание сбылось. Мы назовем Борисом. Мне очень хочется Вас видеть, но сейчас нельзя.

Скоро приду. Я рада, что брат, а не сестра. Борис лучше чем Ксения.

Целую крепко. Поздравляю

Ваша Аля

* * *

Два письма Борису (себе в тетрадь)

Вшеноры, 14-го февраля 1925 г.

Дорогой Борис,

1-го февраля, в воскресение, в полдень, родился мой сын Георгий. Борисом он был 9 месяцев во мне и 10 дней на свете, но желание С. (не требованье) было назвать его Георгием — и я уступила. И после этого — облегчение. Знаете, какое чувство во мне работало? Смута, некоторая внутренняя неловкость: Вас, любовь, вводить в семью, приручать дикого зверя: любовь, обезвреживать барса (Барсик, так было — было бы! — уменьшительное. Ох, эти сослагательные!)

Отнимать его у своих, а Вас своим — отдавать. Делать Вас общим достоянием. Делать его в родном доме — чужим, Вас — в моем — своим. Что-то дикое (т. е. ручное) вроде племянника и дяди. Ясно и просто: назови я его Борисом, я бы навек потеряла право на <пропуск одного слова> Бориса, не право, а его самого. (Дв <пропуск нескольких слов>) Это было бы — отказ. Так, назвав этого Георгий, я сохраняю право на Бориса, т. е. на Вас и —. Борюшка, это не безумие, а самый точный расчет. (NB! Так говорят все сумасшедшие. 1933 г.)