Глава X ВО ГЛАВЕ ШКОЛЫ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава X

ВО ГЛАВЕ ШКОЛЫ

Говорят, что студентов С. И. Вавилова узнавали по их манере говорить не «в это время», а «об эту пору», вставлять в речь народные обороты.

— А в наше-то время об эту пору… — вспоминал Сергей Иванович какой-нибудь эпизод из прошлого. Или: — Тут тебе сирень цветет, а тут тебе архиерей сидит, зубами щелкает.

В подобной же манере старались выражаться и его юные ученики.

Молодежь обожала Вавилова. Он был идеальным педагогом и неизменно становился кумиром во всех высших учебных заведениях, где преподавал. Студенты любили его не только за увлекательные лекции о новейших идеях физики. Его любили за обаятельные черты характера, за то глубокое внимание, с которым он относился к каждому и всем помогал: непонятливым — разобраться в вопросе; стоящим на пути исканий — выбрать правильное направление.

— Вавилов, — говорил академик П. А. Ребиндер, много лет работавший рядом с Сергеем Ивановичем в области молекулярной физики, — был прекрасным товарищем и, несмотря на некоторую, иногда нарочитую грубоватость, отзывчивым человеком, с нежной душой, готовым всегда прийти на помощь в новых научных начинаниях, которые он умел остро и верно оценивать.

Есть люди, напоминающие кристаллы. Они цельны и гармоничны. Они вбирают в себя свет мира и сами излучают свет. Не всякий может стать таким, но всех манят такие люди, и все в них видят образец для подражания.

Похожим на кристалл был и Сергей Иванович Вавилов. Поэтому тянулась к нему молодость доверчиво и восхищенно.

Врожденный научный трибун и организатор, С. И. Вавилов еще в студенческие годы окружал себя пытливыми сверстниками, желавшими узнать о достижениях научной мысли больше, чем то можно было сделать на основе предусмотренного курса.

Неудовлетворенный новостями литературы, которые удавалось слышать на лебедевском семинаре, Сергей Иванович организовал группу студентов для изучения научной литературы, руководил созданным таким образом студенческим коллоквиумом и строго следил за активным участием каждого из его членов.

Ценное свидетельство о Вавилове того периода оставил в своих воспоминаниях покойный академик Г. С. Ландсберг.

«Я помню, — писал он, — как поражало нас, его товарищей, еще в студенческое время и в первые годы самостоятельной научной работы широкое знакомство С. И. Вавилова с текущей научной литературой, определявшееся его неисчерпаемым интересом к тому, что делается в физике. Сергей Иванович высоко ценил научные коллоквиумы и был душой их. Еще студентом он организовал такой коллоквиум по новой литературе для ближайших товарищей; он был самым активным докладчиком и участником дискуссий в коллоквиуме Института физики и биофизики, руководимом академиком П. П. Лазаревым; не ограничиваясь этим, он создал свой дополнительный коллоквиум, специально по вопросам оптики».[16]

По существу, это было уже началом организации научной школы. Когда Сергей Иванович демобилизовался и приступил к своей первой работе физика в условиях мирной обстановки, процесс создания им собственной физической школы резко усилился.

Некоторые из его учеников по научной работе были сперва его же студентами в одном из вузов, где он преподавал.

Педагогической работой в прямом смысле слова Сергей Иванович занимался не очень долго: четырнадцать лет, с 1918 по 1932 год. Он вел ее в Московском высшем техническом училище (МВТУ), в Московском высшем зоотехническом институте и в Московском государственном университете (МГУ).

В первый из перечисленных трех институтов Вавилова привлек его же научный руководитель П. П. Лазарев, который в начале революции был здесь профессором. Поступив сюда в восемнадцатом году, Сергей Иванович поначалу выполнял скромные функции преподавателя практикума и помогал Лазареву на лекциях.

Вавилов очень гордился этой своей работой и часто вспоминал о ней впоследствии. Он относился к ней с такой же серьезностью, как много лет спустя к обязанностям президента Академии наук. Сергей Иванович принял активное участие в полной реорганизации физического практикума, который в те времена был поставлен в училище из рук вон плохо. Сам опытный экспериментатор, он разработал много новых практических задач и составил к ним описание.

Вскоре он стал доцентом Высшего технического училища, затем и его профессором. В старейшем техническом вузе Москвы он читал курсы лекций по общей физике и теоретической светотехнике. Кроме того, он руководил там дипломным проектированием нескольких студентов, оканчивающих по специальности светотехники.

Работа крупного физика и в области теоретических физических исследований и одновременно по подготовке кадров инженеров прекрасно отражала дух молодой советской науки, ее связь с жизнью.

Любопытно, что как раз в то время, когда Вавилов обучал будущих станкостроителей и мостовиков, другой известный теоретик, профессор математики Геттингенского университета Давид Гильберт, выступая в Ганновере на конгрессе инженеров, заявил: «Приходится слышать разговоры о враждебности между учеными и инженерами. Я не верю в это. Я действительно твердо убежден в том, что это неправда. Ничего подобного и не может иметь место, потому что ни те, ни другие не имеют ничего общего между собой».

Вавилов говорил своим студентам нечто прямо противоположное. Свою позицию в вопросе о взаимоотношении науки и производства Сергей Иванович выразил однажды перед студентами словами древнего персидского поэта Саади:

— Кто учился наукам и не применяет их, похож на того, кто пахал, но не сеет.

Среди дипломников, которыми руководил Вавилов, один студент выполнял работу на тему: использование ультрафиолетового излучения ртутных ламп для получения видимого света при помощи люминесцирующих веществ. Интересно, что с этой именно работы начались исследования по разработке люминесцентных источников света. Широко развернувшиеся позднее в различных институтах Советского Союза под общим руководством Сергея Ивановича, они привели к созданию новых люминесцентных ламп.

Работа в МВТУ приносила Вавилову большое удовлетворение. Но первое свое профессорское звание он получил не там и не в университете, а в Московском зоотехническом институте. Это произошло осенью 1920 года.

Академик С. И. Вавилов на производственном объекте (1947 г.)

С. И. Вавилов (1946 г.).

Молодой зоотехнический институт был создан на базе Сельскохозяйственной школы — старинного московского среднего учебного заведения.

И здесь Сергей Иванович старался дать студентам максимум возможного. Правда, в этом институте приходилось значительно труднее, потому что физика у зоотехников считалась предметом вспомогательным. На нее отводилось ограниченное число часов. Более чем скромное оборудование физического кабинета, предназначенного для нужд средней школы, естественно, не могло удовлетворить требовательного преподавателя. В довершение всего, лекционного ассистента у Вавилова не было, и профессор должен был готовить сам демонстрации, возможные при наличных скудных средствах.

Но Сергей Иванович находит выход. Он не выбрасывает из программы сложных вопросов физики. Он рассказывает и зоотехникам о всех важнейших новых веяниях науки. Не забываются даже теория относительности и теория световых квантов. Для того же, чтобы лектора могли понять и неподготовленные слушатели, Сергей Иванович пользуется наглядными и доходчивыми образами, стараясь обходиться, где возможно, без громоздкого математического аппарата.

Не занятия ли в зоотехническом институте привили замечательному оптику вкус к популяризации научных знаний, послужили первым стимулом к созданию им блестящих произведений о физике, доступных всем?

На заре своей педагогической деятельности Вавилов стал применять тот изумительный метод передачи знаний, который, опираясь на высокое уважение к слушателю, превращает освоение материала из, так сказать, пассивной процедуры в высокоактивный, творческий процесс.

Делается это так. Лектор строит свою лекцию с расчетом, чтобы заставить каждого учащегося как бы самому открыть истину, прийти к ней до того, как педагог сделает должный вывод. Положительный эффект подобного приема всегда был потрясающим.

Гордое чувство удовлетворенного достоинства закрепляло в сознании студента «открытую им» истину навечно, а умный педагог спокойно переходил к следующему вопросу.

Кто пожелал бы ознакомиться с вавиловской системой преподавания сложнейших разделов физики в неподготовленной аудитории, должен прочитать изумительную работу Сергея Ивановича «Экспериментальные основания теории относительности». Написанная в 1927 году, в период его работы в зоотехническом институте, она представляет собою исключительное явление в мировой литературе.

«В этой книге, — пишет автор в предисловии, — нет изложения самой теории относительности и совсем не затронут вопрос о пространстве и времени». И в то же время ни одно произведение на русском языке не вводит неподготовленного читателя в мир релятивизма (принципа относительности Эйнштейна) глубже и быстрее указанной работы. Ставя перед собой сравнительно скромную цель — «выяснить насколько прочны эмпирические основания теории, а следовательно, и она сама», — книга Сергея Ивановича делает для познания теории относительности больше, чем обычные книги, те, которые не начинаются с опыта, как у Вавилова, а оканчиваются им (начинаются же с общих рассуждений).

На примере того, как легко усваивается это произведение Вавилова читателями, далекими от физики, можно лишний раз убедиться, что неискушенное сознание предпочитает путь «от конкретного к абстрактному» обратному пути. Направление «от абстрактного к конкретному» хорошо лишь там, когда налицо большая подготовка.

Следуя путем «от конкретного к абстрактному», объяснял своим студентам Сергей Иванович и квантовую теорию света и явление люминесценции. Рассуждения развивались примерно так:

— Представление о свете как о квантах, то есть о совокупности частиц, пришло в науку незваным гостем. Пытливая человеческая мысль ринулась в недра квантовой теории, отчаявшись понять несколько парадоксов оптики и термодинамики. Неожиданно оказалось, что новая теория пригодна не только для разъяснения этих парадоксов. С ее помощью удалось распутать ряд запутанных вопросов физики, разобраться в сущности явлений, представлявшихся веками странными и непостижимыми.

Среди них было и явление люминесценции. Его специфика, отличие от «обыкновенных» оптических процессов — отражения, преломления, рассеяния света и так далее — не только в том, что в нем проявляется квантовая структура света, но и в том, что в нем обнаруживается применимость квантовых законов к строению веществ. Зная квантовые законы, можно разобраться в явлении люминесценции.

Если б люди хорошо изучили раньше холодное свечение, оно могло бы послужить для них маяком в мире квантовых представлений. Век квантовой теории наступил бы не на рубеже столетий, а гораздо раньше.

Сергей Иванович с интересом и увлечением преподавал в МВТУ и зоотехническом институте. Но основной своей педагогической работой он все же считал работу в МГУ.

Поступив немедленно после демобилизации (одновременно с зачислением в МВТУ) преподавателем в общем физическом практикуме Московского университета, Вавилов уже весной 1919 года прочел пробную лекцию и сдал магистерские экзамены. Это дало ему должность приват-доцента и возможность вести самостоятельно лекционные курсы — сперва по фотохимии, затем по абсорбции и дисперсии света (дисперсия — рассеяние; теория дисперсии света старается установить зависимость показателя преломления вещества от частоты светового колебания).

Следуя примеру П. Н. Лебедева, Сергей Иванович обогащает содержание своих выступлений, широко используя оригинальную журнальную литературу. В каждой лекции он рассказывает о новых работах, знакомит студентов с последними важнейшими достижениями науки. Хорошее знание языков — а Вавилов свободно владел немецким, английским и французским языками и бегло объяснялся по-итальянски и по-польски, — позволяло ему широко и быстро знакомиться с иностранной научной литературой и облегчало задачу.

В 1929 году Сергей Иванович Вавилов был избран заведующим кафедрой общей физики Московского университета. Это событие в известном смысле явилось поворотным пунктом в его жизни. Он немедленно оставил свою работу в Институте физики и биофизики, а также в зоотехническом институте и с головой погрузился в университетские дела (от преподавания в Высшем техническом училище он отказался из-за перегруженности двумя годами раньше).

Прежде всего Вавилов принялся за организационные проблемы. Особо важно было поскорей составить точные программы и задания для занятий.

В те времена еще не существовало единых вузовских программ. Каждый преподаватель вел занятия по собственному плану и обладал большой свободой действий. Это относилось к профессорам, это относилось и к руководителям лабораторных и семинарных занятий.

В МГУ к тому же раньше не было отдельно организованной кафедры общей физики. Лекции по общей физике читали разные профессора, и все их курсы более или менее отличались друг от друга. Вавилов был первым заведующим первой созданной в университете кафедры общей физики.

Руководитель новой кафедры быстро подобрал хороший коллектив преподавателей и с его помощью разработал подробную программу. Он проводил регулярные заседания кафедры, на которых координировалась работа преподавателей. Расширилась деятельность физического кабинета, где Вавилов стал ставить новые демонстрации и заказывать новые приборы. Улучшилась работа физического практикума.

У Сергея Ивановича не возникало вопроса о том, что обязан уметь делать студент, освоивший и сдавший предмет общей физики, (включая общую и специальную физическую практику), преподававшийся на первых двух курсах. Такой студент должен был уметь: преподавать в средней школе; работать в качестве младшего научного сотрудника в заводской лаборатории; работать в той же должности в отраслевом исследовательском институте.

Таким образом, еще не кончив университета, не пройдя и половины его полного курса, студент-универсант приобретал важные навыки, практическую специальность. Это сознание окрыляло учащихся, наполняло их горделивым чувством. Получалось так, что на старших курсах студент усовершенствовал свою квалификацию, фундамент же он получал уже к началу третьего курса.

Избрание С.И. Вавилова профессором Московского университета совпало с первым годом первой пятилетки. Несмотря на свою молодость, Вавилов уже считался выдающимся физиком, а его постоянные выступления за связь теории и жизни были общеизвестны. Избрание Вавилова усиляло ряды талантливых, энергичных и прогрессивных профессоров, борющихся за то, чтобы университеты — эти некогда оторванные от производства организации — могли внести свой вклад в решение грандиозных задач пятилеток.

Требование — лучше знать жизнь, не отрываться от действительности, не «возноситься» над людьми только потому, что вызубрил несколько полезных и сложных формул, — с особой силой ворвалось тогда в высшие школы. Случайно или не случайно в те годы в Московском университете кто-то пустил занятную басню, отражавшую настроения, господствовавшие в его стенах.

— А ты физику изучал? — спросил ученый лодочника, перевозившего его на другой берег.

Лодочник ответил отрицательно.

— Тогда ты потерял полжизни, — сказал ученый.

Вдруг налетела буря, и лодка перевернулась. Физик и перевозчик оказались во власти разбушевавшейся стихии.

— Плавать-то ты умеешь? — спросил лодочник ученого.

— Нет, нет, не умею! — закричал ученый. — Спаси меня!

— Вот видишь, — заметил лодочник, подхватывая тонущего. — Не будь меня, ты потерял бы всю свою жизнь. Это тебе не физика.

Заведуя кафедрой в университете, Сергей Иванович получил широкую возможность привлекать к исследовательской работе наиболее способных студентов старших курсов. Многие из них стали потом известными физиками: И. М. Франк и Б. Я. Свешников, Е. М. Брумберг и В. В. Антонов-Романовский, В. С. Фурсов и А. А. Шишловский, некоторые другие.

Все они начинали свою научную деятельность в лаборатории Вавилова, под его руководством, с его участием. В университетский период Сергей Иванович выполнил вместе со своими молодыми помощниками ряд важных исследовательских работ. Со студентом И. М. Франком, ныне членом-корреспондентом Академии наук и лауреатом Нобелевской премии, он исследовал сферу действия процессов тушения в флуоресцирующих жидкостях. С А. А. Шишловским изучал длительность свечения органических фосфоров. С Е. М. Брумбергом занимался изучением броуновского движения и так далее.

Вавилов любил свой родной университет с особой нежностью и силой. И он сохранял с ним тесную связь в течение всей своей жизни. Но непосредственно преподавать в МГУ Сергею Ивановичу пришлось недолго — всего три года.

В 1931 году (31 января) Вавилова избрали членом-корреспондентом Академии наук СССР, а еще годом позже (29 марта 1932 года) — действительным ее членом. Второе избрание немедленно повлекло за собою важные последствия.

В том же 1932 году основатель и первый руководитель Государственного оптического института (ГОИ) в Ленинграде академик Д. С. Рождественский покинул свой пост в ГОИ и уговорил Сергея Ивановича взять на себя научное руководство этим большим и сложным по своей тематике институтом. Вавилов переехал в Ленинград, и педагогическая его работа с той поры навсегда закончилась. ГОИ требовал от своего научного руководителя огромного и напряженного внимания: ведь в этом институте, единственном в своем роде в мире, занимались почти всем относящимся к оптике, начиная от варки оптического стекла и расчета оптических приборов и кончая тонкими проблемами оптики как науки. Одновременно управлять таким большим, универсальным хозяйством и преподавать было невозможно.

Но, прекратив преподавание в высшей школе, Вавилов вовсе не оставил работы по выращиванию научных кадров. Более того, теперь эта работа у Сергея Ивановича получила еще больший размах.

Верный старым своим привязанностям, Вавилов прежде всего не оставил своих московских учеников. Он сохранил живую связь с Московским университетом и регулярно каждый месяц приезжал на несколько дней в Москву, чтобы продолжать руководить работами аспирантов и молодых научных сотрудников.

В Ленинграде же к нему присоединились новые ученики. Это тоже была талантливая молодежь, и многие из них тоже выросли в выдающихся ученых. Можно назвать такие имена, как П. А. Черенков и С. Н. Вернов, Н. А. Добротин и И. А. Хвостиков, Л. В. Грошев и А. Н. Севченко, некоторые другие. Позднее в лабораториях Вавилова начали работать П. П. Феофилов, Н. А. Толстой, А. М. Бонч-Бруевич и другие.

Многолетний помощник и товарищ Сергея Ивановича по работе, ныне известный специалист по люминесценции профессор Вадим Леонидович Левшин дает образное и широкое описание «системы Вавилова» по воспитанию научных кадров.

Вавилов использовал разные методы передачи своих богатых знаний ученикам и сотрудникам. Одним из важных методов были регулярные коллоквиумы, посвященные общим вопросам физики или специальным вопросам люминесценции.

Коллоквиумы по люминесценции как в Москве, так и в Ленинграде проводились Сергеем Ивановичем с большим блеском, на большой теоретической высоте. Особенное значение имели подробные заключения, которые делал руководитель по окончании докладов. Эти заключения выясняли для слушателей, а иногда и для самого докладчика достоверность и ценность сообщаемых результатов. Нередко значение доложенного представлялось после выступления Вавилова в совершенно ином свете.

Особенно следует отметить теплоту и благожелательность, с которыми Сергей Иванович относился к сообщениям молодых, начинающих работников.

Придавая очень большое значение установлению теснейшей связи Физического института Академии наук с физическим факультетом Московского университета, Вавилов организовал совместный коллоквиум обоих учреждений.

Коллоквиум проводился в Большой аудитории Физического института университета и посещался не только профессорами и сотрудниками различных научных учреждений Москвы, но и большим количеством студенческой молодежи. Сергей Иванович никогда не пропускал заседаний этого коллоквиума, руководил ими, постоянно выступал в прениях, делал доклады.

Однако Сергей Иванович не довольствовался общением с научными сотрудниками на коллоквиумах. Личные беседы с сотрудниками, непосредственный контакт с ними в лабораторной обстановке составляли важнейшую сторону его руководства. Предметом беседы были и темы новых работ, и соображения о методике проведения эксперимента, и длинные, подробные и всесторонние обсуждения проведенных исследований. В результате этих бесед мысли Вавилова претворялись в жизнь в работах его учеников.

Сергей Иванович прошел тернистый путь черновой лабораторной работы. Он с юмором вспоминал порой, как по старинке откачивал вакуумные системы, подымая и опуская бесчисленное число раз колбу с ртутью.

Сейчас ничего этого уже не требовалось от научных сотрудников. Все же Сергей Иванович был решительным противником привлечения лаборантов для помощи в работах начинающих сотрудников и аспирантов, если необходимость помощи не вызывалась характером работы. Он считал, что, прежде чем начать руководить, молодые сотрудники должны выучиться выполнять работу самостоятельно.

Вавилов был крайне осторожен при определении достоверности результатов, получаемых научными сотрудниками и аспирантами. Он настаивал на проведении ряда контрольных опытов, измерении одних и тех же величин различными методами, различными путями, и только после такой перекрестной проверки результатов Сергей Иванович признавал их правильность.

Иногда Вавилов не довольствовался одним описанием проведенного сотрудником опыта. Он сам садился за прибор и проверял полученные результаты, а в наиболее ответственных случаях проводил целые серии измерений.

Вавилов не любил частых публикаций. Он считал, что для научного сотрудника вполне достаточно в течение года выполнить одну научную работу, но работу высокого качества.

Вавилов высоко ценил научную инициативу или то, что он называл «научной фантазией», «научным воображением».

Смелость и свежесть мысли, терпение и настойчивость в проведении эксперимента — вот те черты, которые он считал особенно важными в научном работнике и которыми в высокой степени обладал сам.

— Общение с Сергеем Ивановичем Вавиловым, — говорил ученик Вавилова более позднего периода Никита Алексеевич Толстой, — производило глубокое впечатление на каждого, кому приходилось встречаться с ним в деловой обстановке или в домашнем кругу. Трудно решить, что именно составляло секрет его обаяния — ясность ли и глубина его ума, опиравшегося на феноменальную память, чуткость ли к малейшему зародышу плодотворной научной идеи, высказанной собеседником, поразительная ли энциклопедичность его знаний или угадываемая за несколько суровыми манерами глубокая доброта к людям. Пожалуй, секрет был в сочетании этих черт.

Сергей Иванович умел руководить людьми, малыми и большими лабораториями, институтами, десятками институтов, и в каждом случае по-особому.

Он умел ставить задачу очень широко, в ее общем виде, если сотрудник был изобретателен и мог сам найти пути к ее конкретному решению. Он предлагал сделать частный опыт с указанием мельчайших деталей, если сотрудник был начинающим или безынициативным работником.

Когда Вавилов излагал очередной «прожект», он обычно подвергал его самой суровой критике и совершенно точно сообщал его автору, кто и когда за последние тридцать или сорок лет пытался заниматься подобными вопросами, почему это не вышло тогда и отчего не выйдет сейчас, советовал сделать как-нибудь по-другому.

Три четверти «прожектов» после этой критики отвергались раньше, чем сотрудник успевал бесполезно затратить на них время.

Но если человек упорствовал и начинал исполнять задуманное, то Сергей Иванович никогда не пользовался своими правами начальника. Он терпеливо выжидал, пока не случалось одно из двух: либо он, Вавилов, оказывался прав, что было чаще, либо прав был автор «прожекта».

Во втором случае Сергей Иванович не только не проявлял недовольства, но, наоборот, заставлял сотрудника форсировать работу и доводить ее до конца.

* * *

У Сергея Ивановича были свои милые чудачества и на работе. Никита Алексеевич Толстой перечисляет некоторые из них. Например, Вавилов считал, что проявлять пластинки надо не с красным фонарем, а с папироской: гораздо удобнее. Малоформатная фотография — 24X36 миллиметров — ерунда и гадость: хороших увеличений сделать нельзя. Радий и его препараты безопасны, их бояться глупо…

Ученики Вавилова отлично знали эти чудачества. Иногда молодежь беззлобно подтрунивала над ними, но всем они страшно нравились.

Глава XI

Данный текст является ознакомительным фрагментом.