Глава II АНГЛИЙСКИЕ ДЕТСТВО И ЮНОСТЬ

Глава II

АНГЛИЙСКИЕ ДЕТСТВО И ЮНОСТЬ

К месту своей службы Семен Романович отправился с семьей 20 сентября 1783 года. Приехав в Венецию и приступив к посольским делам, он увидел, что в крошечной республике делать ему почти нечего. Бездельничать было не в его натуре, и он обратился в Петербург с просьбой перевести его на службу в другое место. Ему было предложено возглавить посольство в Париже или в Лондоне. Семен Романович выбрал Лондон.

Этот выбор был обусловлен тем, во-первых, что в 1760-е годы послом в Лондоне был брат Семена Романовича Александр Романович и там сохранились старые связи с английскими политическими деятелями. Во-вторых, во Франции назревали революционные события, а Семен Романович был противником кровавых общественных катаклизмов. В-третьих, он считал, что в сложившейся в Европе обстановке именно Англия, а не Франция, станет выгодным и надежным союзником России. И он верил, что сумеет содействовать сближению Англии и России. Наконец, он был убежден, что в Англии можно будет дать сыну и дочери наилучшее воспитание и образование.

Екатерина Алексеевна одобрила выбор супруга. Она обрадовалась, когда из Петербурга пришло сообщение, что указом Екатерины II Семен Романович назначен полномочным министром, то есть посланником, в Лондон. Но вскоре случилось непредвиденное. Зима 1783–1784 годов оказалась в Венеции необычно холодной, Екатерина Алексеевна простудилась, простуда быстро перешла в чахотку. Врачи оказались бессильны. 25 августа 1784 года Екатерина Алексеевна скончалась. Похоронили ее в Венеции.

Смерть нежно любимой супруги так потрясла Семена Романовича, что он тяжело заболел. Друзья опасались за его жизнь и рассудок. Но на руках у Семена Романовича были осиротевшие Миша и Катя. Ради них он превозмог горе и перенес на них свою нерастраченную любовь. Больше он не женился.

Семен Романович намеревался перевезти со временем прах супруги на родину. Он обратился с Александру Романовичу с просьбой, чтобы тот построил в Мурине церковь-усыпальницу. Проект церкви выполнил известный архитектор Н. А. Львов, которого связывали с братьями Воронцовыми давние дружеские отношения. Усыпальница была построена. Однако перезахоронение останков Екатерины Алексеевны не состоялось. А поэтому над церковью-усыпальницей была сооружена колокольня, а колокольню увенчала ротонда. В 1790 году церковь была освящена во имя Святой Великомученицы Екатерины. Двери этой церкви открыты для верующих и в наши дни.

В Лондон Семен Романович приехал 22 мая (2 июня) 1785 года. С этого времени Англия стала для Миши страной его детства и юности, а для Кати — новой родиной.

Вскоре по просьбе короля и королевы Англии Миша и Катя были им представлены. «Их величества, — писал Семен Романович, — остались довольны детьми моими и вчера отзывались мне о них с большою похвалою. Они находят, что Катенька миловиднее и забавнее, но что у Мишеньки более кроткое и интересное выражение лица: это совершенно верно, потому что действительно ребенок этот имеет в себе нечто, выказывающее доброту и разумность, что и делает его очень интересным»1.

Семен Романович решил наилучшим образом подготовить сына к служению на благо отечества, а дочь — к достойному исполнению обязанностей хозяйки дома. Он сам руководил их воспитанием и образованием. В первую очередь он позаботился, чтобы Миша и Катя владели родным языком и хорошо знали русскую литературу и историю. И в отличие от многих своих сверстников, которые предпочитали общаться по-французски, Миша говорил свободно не только по-французски и по-английски, но и по-русски.

В учебную программу Михаила входило изучение и классических языков — греческого и латыни. И много-много лет спустя, на склоне своего жизненного пути, Михаил Семенович любил читать в подлиннике Тита Ливия, Тацита, Юлия Цезаря, помнил наизусть стихи Горация и Вергилия.

В расписании занятий Михаила были математика, изучению которой отец придавал особое значение, естественные науки, архитектура, другие виды искусства. Михаил научился владеть разным оружием, стал неплохим наездником. Для расширения кругозора сына Семен Романович водил его на заседания парламента и светские собрания, осматривал с ним промышленные предприятия, бывали они и на русских военных кораблях, бросавших якорь в английских гаванях.

Семен Романович считал, что России не избежать революции, подобной той, какая произошла во Франции. Он писал Александру Романовичу, что это будет «война не на жизнь, а на смерть между теми, которые ничего не имеют, и владельцами собственности, а так как последних гораздо меньше, то, в конце концов, они погибнут». Мы революцию не увидим, но Михаил увидит, «а поэтому я решил обучить его какому-нибудь ремеслу, слесарному или столярному, чтобы, когда его крепостные скажут ему, что они его больше не хотят знать, а земли его разделят между собой, он мог зарабатывать себе на жизнь честным трудом и иметь возможность сделаться одним из членов будущего пензенского или дмитровского муниципалитета»2.

Как видим, Семен Романович не считал несправедливым, что российские крестьяне освободятся он крепостной зависимости и отберут у помещиков землю. Его заботило только то, чтобы в новой России сын мог трудом, хотя бы и ремесленным, зарабатывать себе и своей семье на кусок хлеба и чтобы заслужил право на участие в политической жизни страны.

Большую роль в духовном развитии Михаила сыграл священник посольства Яков Иванович Смирнов. Мальчик получил от него первые познания в православии вере, прислуживал ему в алтаре, пел на клиросе. Глубокая христианская вера Михаила Семеновича обуславливала его поведение и в важных, и в обыденных делах.

Причетником в посольской церкви был Николай Михайлович Лонгинов. Семен Романович заметил способности и деловитость дьячка и помог перейти на светскую должность здесь же в посольстве. Впоследствии, при содействии Семена Романовича, Николай Михайлович был определен в ведомство вдовствующей императрицы Марии Федоровны, а в 1812 году он стал секретарем императрицы Елизаветы Алексеевны, супруги Александра I. Дружеские отношения связывали Николая Михайловича с обоими Воронцовыми — с Семеном Романовичем и Михаилом Семеновичем — долгие годы. Сохранилась их переписка.

Как и многие мальчики, Михаил с удовольствием отвлекался от учебы и чтения книг на верховую езду и шахматы. Немалых успехов добился Михаил в игре на альте. Но настоящий восторг вызывали у него прогулки по морю на небольшой яхте. В любую погоду отправлялся он в плавание в одиночку или в компании простых рыбаков. Он даже мечтал стать моряком.

В гостях у русского посла бывали известные политические деятели, ученые, представители мира искусств Англии. Михаил присутствовал при беседах отца с гостями и узнавал немало интересного. С особым радушием принимали в доме посланцев далекой России. Таким желанным гостем стал в 1788 году двадцатипятилетний подпоручик лейб-гвардии Преображенского полка Федор Васильевич Ростопчин, путешествовавший по европейским странам для совершенствования своего образования. В грозном 1812 году генерал от инфантерии граф Ф. В. Ростопчин станет московским генерал-губернатором. Широкую известность получат выпускавшиеся им антифранцузские листовки («афишки»). И хотя Федор Васильевич был на двадцать лет моложе Семена Романовича, между ними установились дружеские отношения. Впоследствии такие же отношения установились и между Ростопчиным и Михаилом Семеновичем.

В 1790 году в доме Семена Романовича гостил молодой Николай Михайлович Карамзин, который прославится впоследствии как писатель и историограф. Возможно, что Карамзин привез рекомендательное письмо от А. Р. Воронцова или от кого-то из друзей Семена Романовича, а поэтому смог быстро сблизиться с хозяином дома. В своей книге «Письма русского путешественника» Карамзин рассказывает: «Но всего чаще обедаю у нашего посла, графа С. Р. Воронцова, человека умного, достойного, приветливого, который живет совершенно по-английски, любит англичан и любим ими. Всегда нахожу у него человек пять или шесть, по большей части иностранных министров. Обхождение графа приятно и ласково без всякой излишней короткости. Он истинный патриот, знает хорошо русскую историю, литературу и читал мне наизусть лучшие места из од Ломоносова. Такой посол не уронит своего двора; за то Питт и Гренвиль очень уважают его»3.

Результатом общения Карамзина с восьмилетним Мишей стало сочиненное им стихотворение «Мишеньке». Заканчивается оно такими словами:

В тот день, как ты родился,

Природа улыбалась:

Твоя душа любезна,

Подобно сей улыбке

Прекрасныя Природы,

Цвети, любезный отрок!

Люби добро всем сердцем,

Ты будешь щастлив в жизни;

Она подобна будет

Приятнейшей улыбке

Прекрасный Природы4.

Воспитание и обучение Михаила проходило на фоне важнейших исторических событий, которые в конце XVIII века потрясали Англию, Россию и Европу в целом. Юноша видел, как самоотверженно исполнял отец все более усложнявшиеся дипломатические обязанности, с каким достоинством вел себя в трудных обстоятельствах. Пример отца сыграл важнейшую роль в становлении Михаила как личности. В его плоть и кровь вошло убеждение, что служба на благо отечества — даже вопреки личному благу — является долгом каждого честного человека. Честь и достоинство стали для него важнейшими жизненными принципами.

Во время войны России с Турцией (с 1787 года) и Швецией (с 1788 года) Англия и ее союзники всячески противодействовали примирению воюющих сторон. Однако в 1790 году военный конфликт России и Швеции завершился Верельским мирным договором, а вскоре и Турция запросила мира.

Англия и Пруссия противились заключению выгодного для России мирного договора с Турцией. Особенно болезненно восприняли англичане согласие турок отдать России Очаков. Премьер-министр Англии Уильям Питт заявил в палате общин о разрыве дипломатических отношений с Россией и о начале военных приготовлений. Семен Романович, сообщая в Петербург о положении дел в Англии, рекомендовал не идти ни на какие уступки в переговорах с турецкой стороной. А англичане тем временем собирали эскадру, которая должна была отправиться к российским берегам, — 36 линейных кораблей, 12 фрегатов и столько же бригов и куттеров.

Несмотря на разрыв дипломатических отношений, ни английский, ни русский послы не были отозваны. Это дало возможность С. Р. Воронцову предпринять ряд мер для предотвращения надвигавшейся войны. Он несколько раз встречался с У. Питтом и говорил о пагубности для обеих стран военного конфликта. На словах британский премьер соглашался с Воронцовым, но военные приготовления не прекращались. И тогда Семен Романович решился на действия, которые далеко выходили за рамки протокола и норм международного права.

Он обратился за официальным разъяснением к статс-секретарю английского правительства. Тот подтвердил существование военных планов, направленных против России.

В ответ Семен Романович сказал: «Коль скоро министерство настолько ослеплено, что готово настаивать (под предлогом сохранения Очакова для Турции, что для Англии не имеет никакого значения) на продолжении бедственной войны, вредной для обеих сторон, то моя обязанность — устранить это зло <…> Поэтому я вам объявляю, господин герцог, что я всеми мерами буду стараться, чтоб нация узнала о ваших намерениях, столь противных ее интересам, и я слишком убежден в здравомыслии Английского народа, чтоб не надеяться, что громкий голос общественного мнения заставит вас отказаться от несправедливого предприятия»5.

Семен Романович встретился с лидерами оппозиции и добился от них понимания его точки зрения. Ему удалось убедить в своей правоте и ряд других членов парламента. Новый статс-секретарь лорд Гренвиль даже сказал ему, что он выступает как приверженец оппозиционной партии. Семен Романович ответил, что не принадлежит никакой партии, кроме партии своего отечества, что он русский и только русский. Одновременно он и все члены русской дипломатической миссии приступили к составлению записок, в которых доказывалось, что позиция английского правительства приведет к прекращению торговли с Россией, и это затронет интересы всего населения страны. Эти записки рассылались во все провинции и города Англии. В крупных мануфактурных центрах проводились митинги, участники которых требовали от правительства прекращения враждебных действий против России. В Лондоне на стенах домов появились надписи: «Не хотим войны с Россией». Газеты стали печатать статьи, осуждающие намерения правительства.

Предпринятая русским посольством кампания привела к значительному укреплению оппозиции в английском парламенте. Однако в Портсмуте продолжал стоять на якорях огромный флот, готовый к военным действиям. А в Петербург был послан курьер с нотой об объявлении войны России.

В российской столице в окружении Екатерины II росло число лиц, считавших что надо уступить англичанам. Принадлежал к ним и Г. А. Потемкин-Таврический. Но Семен Романович посылал депешу за депешей, по-прежнему убеждая не идти на уступки, и был поддержан Екатериной II. На одном из больших приемов императрица заявила, что Семен Романович мыслит так же, как и она.

В конце концов Питт вынужден был признать себя побежденным и отказаться от войны с Россией. Семен Романович сумел сделать почти невозможное — предотвратить казавшуюся почти неизбежной катастрофу в англо-русских отношениях. Екатерина II отметила его заслугу похвальным рескриптом, орденом Св. Владимира 1-й степени и увеличением содержания на 6 тысяч рублей. Были отмечены по достоинству и сотрудники посольства, наиболее потрудившиеся в кампании по предотвращению войны.

Однако было немало проблем, в которых Семен Романович расходился с мнением Екатерины II. Он не соглашался с ее оценкой вопроса о вооруженном нейтралитете. Не одобрял раздел Речи Посполитой (Польши). Три раздела, после которых польское государство исчезло с карты Европы, были, по его словам, противны идее справедливости.

В связи с тем, что присоединенные к России Новороссийский край и Крым были очень малолюдны, по предложению Г. А. Потемкина, одобренному Екатериной II, между Англией и Россией начались переговоры о переселении в Крым английских каторжников. Это предложение возмутило Семена Романовича. Он посчитал заселения русских земель каторжниками недостойным и оскорбительным для великой страны. И благодаря его настойчивости Крым был избавлен от появления там отбросов английского общества.

Недоволен был Семен Романович и засильем иностранцев на русской дипломатической службе в должностях посланников, поверенных в делах и консулов. Он считал, что назначение на эти должности выходцев из чужих стран, принимаемых на службу без всякой осторожности, не согласуется с государственными интересами. Наплыв иностранцев связывали с тем, что среди россиян было очень мало сведущих и образованных. Чтобы таковых стало больше, Семен Романович предложил открыть в Петербурге школу, где бы 25 или 30 бедных дворян обучались русскому и иностранным языкам, а затем на практике в Коллегии иностранных дел готовились к дипломатической службе.

Екатерина II, напуганная революционными событиями во Франции в 1789 и в последующих годах, все более ужесточала внутреннюю политику. После смерти в октябре 1791 года светлейшего князя Г. А. Потемкина-Таврического ее ближайшим помощником стал Платон Зубов. Последний фаворит стареющей императрицы сосредоточил в своих руках огромную власть. Не имея и сотой доли тех достоинств, какими обладал всесильный Потемкин, Зубов спешил превзойти светлейшего князя в обогащении и во вмешательстве в государственные дела. Честным людям служить становилось с каждым годом все труднее и труднее. Многие из них подумывали об отставке. Первым, в конце 1793 года, добился отставки А. Р. Воронцов. С того времени он поселился в Андреевском, родовом имении Воронцовых во Владимирской губернии. В 1794 году ушла в длительный отпуск княгиня Е. Р. Дашкова.

Не оставил Зубов без внимания и Семена Романовича. Он отправлял в Лондон распоряжение за распоряжением, которые, как считал посол, лишь компрометировали русский двор. А поэтому Семен Романович отказывался их исполнять. Тогда Зубов обвинил Воронцова в том, что тот более предан Англии, чем России. Посла стали обходить по службе и «оскорблять презрительными отзывами».

Екатерина II также изменила отношение к своему послу при английском дворе. «В России есть много генерал-губернаторских мест, как, например, вакантное в Москве, где он мог бы быть полезен военной и гражданской службе; однако ж, не к оным влечет его наклонность, а только быть в местах вне государства»6, — заявила она.

Семен Романович был не прочь последовать примеру брата и уйти в отставку. Он хотел покинуть Лондон и поселиться в окрестностях Бата, где жизнь была дешевле, чем в столице, и где можно было найти для сына учителя математики, науки, по его словам, необходимой везде, и которую сын изучал с особой охотой. Но Семен Романович смирил себя ради детей, и в первую очередь ради Михаила. «Любовь моя к сыну, — напишет он впоследствии, — превозмогла мое отвращение к службе, столь же несчастливой, сколько нелестной для меня, и я решился пожертвовать собою, остаться на моем месте еще четыре года, с целью окончить воспитание и научные занятия моего сына, служащего мне единственным утешением»7.

Семену Романовичу не пришлось выносить унижения все следующие четыре года. 6 ноября 1796 года Екатерина II скончалась, и началось царствование ее сына Павла Петровича. А всесилию Платона Зубова пришел, естественно, конец.

Павел I, помня о событиях 28 июня 1762 года, решил отомстить тем, кто помогал его матери взойти на престол и был, хоть и косвенно, виновен в убийстве Петра III, его отца. Из Воронцовых пострадала одна княгиня Е. Р. Дашкова, верная союзница Екатерины II. Сначала ей было приказано не покидать своего имения, а затем она была отправлена в ссылку и жила некоторое время в Новгородской губернии в глухой деревне Коротово, принадлежавшей ее сыну.

Тех же, кто остался верен Петру III, Павел Петрович постарался вознаградить. Среди таковых оказался и Семен Романович. Государь объявил его чрезвычайным и полномочным послом в Лондоне, пожаловал звание полного генерала — генерал-аншефа, наградил высшим российским орденом Св. Андрея Первозванного, подарил несколько имений, возвел Семена Романовича и его братьев в российское графское достоинство. (До этого Воронцовы были графами Священной Римской империи.)

В то время в английских портах находилась русская военная эскадра под командованием контр-адмирала М. К. Макарова. В связи с событиями во Франции и брожением умов в Англии Павел I высказал опасение, что якобинские идеи распространятся и среди русских моряков. И он приказал С. Р. Воронцову немедленно отправить эскадру в Россию. Но на английских военных судах вспыхнул бунт матросов. Бунтовщики завладели кораблями, арестовали офицеров и противились выходу флота в море. Англия оказалась беззащитной перед возможной высадкой на ее территорию французского десанта. В связи с этим английское правительство обратилось к Семену Романовичу с просьбой отложить отправку русской эскадры на родину.

Семен Романович оказался в затруднительном положении. С одной стороны, имелось прямое указание императора возвратить корабли на родину, а с другой, складывалась ситуация, когда союзница России Англия, оборона которой была ослаблена бунтом моряков, могла подвергнуться нападению противника. И Семен Романович решил откликнуться на просьбу англичан задержать эскадру. В связи с этим он написал начальнику эскадры контр-адмиралу М. К. Макарову: «Дружба и оборонительный союз между нашим двором и Английскою короною вашему превосходительству довольно известны, почему я никак не сомневаюсь, что вы не откажетесь подать помощь притесненному ныне союзнику нашего Государя Императора, будучи уверены, что ежели сии обстоятельства умедлят несколько возвращение ваше в российские порты, то Его Императорское Величество никак на вас не прогневается, но конечно похвалит, что послушать меня изволили. Я же с своей стороны не примину донести нашему двору о замедлении, которое может последовать от нынешней крейсировки, и что я на себя взял, зная утесненное состояние здешней земли и дружбу нашего Всемилостивейшего Государя к оной, советовать вашему превосходительству, дабы вы не отказали содействовать с адмиралом Дунканом».

Через три часа Семен Романович отправил с нарочным курьером еще одно послание контр-адмиралу. В нем он повторял, что берет на себя ответственность за задержку эскадры, и напоминал об ответственности М. К. Макарова, если он не поможет английской стороне. «Итак, послушаясь меня, вы не будете в ответе, — писал он, — и конечно будет негодовать на вас Государь, если от несоединения вашего с Дунканом последует какое ни есть несчастье слабому в силах английскому адмиралу. Всякое замедление может усугубить сие несчастье»8.

М. К. Макаров согласился с доводами Семена Романовича. Русская эскадра задержалась в английских водах. За три недели англичане справились с бунтом на своем флоте и могли не опасаться больше французского десанта.

Обо всем этом С. Р. Воронцов сообщил в Петербург, опасаясь за свою участь. В Коллегии иностранных дел, страшась гнева Павла I, не решались доложить ему о своеволии посла. Ведь и за незначительные прегрешения, а тем более за неисполнение распоряжений императора, следовало снятие с должности и даже отправка в Сибирь. Однако, когда Павел узнал об обстоятельствах, побудивших Семена Романовича нарушить его приказание, то, вопреки ожидаемому, не вспылил, а одобрил его действия.

С давних пор дружеские отношения связывали Семена Романовича с А. В. Суворовым. Они оба служили в армии у П. А. Румянцева-Задунайского во время Русско-турецкой войны 1768–1774 годов. Прославленный полководец, прослышав об успешной дипломатической деятельности своего друга и бывшего воина, написал ему: «Тактика ваша должна быть в кабинетах всех государств»9.

По обычаям того времени, когда Мише не исполнилось и четырех лет, он был зачислен на военную службу бомбардир-капралом в лейб-гвардии Преображенский полк. В 1786 году он уже был прапорщиком этого полка. Но друзья поспешили предупредить Семена Романовича, чтобы он ни в коем случае не отправлял сына в Россию. При Павле I военная служба, говорили они, стала несносной и непредсказуемой. Чтобы уберечь сына от неприятностей, Семен Романович обратился за содействием к А. А. Безбородко. Тот и при Павле Петровиче продолжал занимать высокое положение — был назначен сначала вице-канцлером, а потом и канцлером, то есть главой Коллегии иностранных дел страны.

А. А. Безбородко не отказался помочь своему давнему товарищу. При его содействии шестнадцатилетний Михаил Воронцов был переведен из прапорщиков в камергеры, минуя звание камер-юнкера. Таким образом, вместо военного чина юноша получил высокий придворный чин. При этом исполнение камергерских обязанностей при дворе императора было заменено ему службой в канцелярии посольства. А так как к тому времени у Семена Романовича ухудшилось зрение, то Михаил, который и прежде читал ему газеты и книги, стал писать под его диктовку письма и дипломатические донесения. Последнее в значительной степени расширило его кругозор и способствовало знакомству с международной политикой.

Годом раньше Семен Романович обратился к Павлу I с письмом, в котором высказал беспокойство тем, что «не может пристроить приличным образом» свою дочь. Он попросил императора поместить «сию сироту под покров И. В-ва Вашей любезной, добродетельной и толь Вас достойной супруги»10. Вскоре Екатерина Воронцова была «пристроена» — стала фрейлиной императрицы. И она также не должна была отправиться для исполнения своих обязанностей фрейлины в Петербург.

Ходили слухи, что Павел I хочет поручить Семену Романовичу воспитание своего сына Николая. К радости Семена Романовича, его родных и друзей, этот план не осуществился.

В сентябре 1798 года Семен Романович получил письмо Павла I. В нем говорилось, что канцлер А. А. Безбородко болеет и просит назначить ему помощника, «который бы мог облегчить труды его по дипломатической части». И он, император, надеется, что Семен Романович согласится занять пост вице-канцлера11.

Сославшись на свое здоровье и на то, что ему не вынести суровый климат Петербурга, Семен Романович не принял предложение Павла. «Два раза в жизнь мою, — писал он императору, — ~ я был уже в чахотке; на 56-м году я уже дряхл. Из года в год здоровье мое чувствительно упадает, зрение и память ослабевают. Наималейшая стужа мне делается чувствительно вредна»12.

21 февраля 1799 года Семен Романович стал кавалером ордена Св. Иоанна Иерусалимского большого креста. Орден был пожалован ему Павлом I. Император принял на себя звание великого магистра Мальтийского ордена Св. Иоанна Иерусалимского и щедро раздаривал командорские кресты. Это награждение явилось свидетельством того, что Павел Петрович не обиделся на Семена Романовича за его отказ стать вице-канцлером.

В конце 1798 года началась война между Францией и 2-й коалицией европейских государств — Австрии, Великобритании, Королевства обеих Сицилии, России и Турции. 6 февраля 1799 года в село Кончанское, где жил находившийся в опале А. В. Суворов, прискакал флигель-адъютант с рескриптом Павла I. По просьбе императора Священной Римской империи царь предлагал ему, Суворову, взять под свое командование русское войско, находившееся в Италии.

Через час А. В. Суворов уже мчался в Петербург. 9 февраля Павел I возложил на него орден Св. Иоанна Иерусалимского большого креста, а 15 февраля подписал указ — выдать А. В. Суворову 30 тысяч рублей по случаю его отъезда в армию и выдавать по тысяче рублей в месяц во все время кампании.

Семен Романович знал об исключительном полководческом таланте Александра Васильевича. А поэтому, когда до него дошло известие о прибытии Суворова в Вену, он обратился к английскому правительству с предложением, чтобы оно настояло на назначении русского полководца главнокомандующим всех союзных армий в Италии. Авторитет Семена Романовича сыграл свою роль, и по требованию Англии А. В. Суворов был назначен главнокомандующим армий союзников.

Первый период военных действий А. В. Суворова вошел в историю под названием Итальянского похода. Он начался разгромом французской армии под командованием генерала Моро на берегах реки Адда. Сражение продолжалось с 15 по 17 апреля 1799 года. Это было первое крупное поражение французской армии, которая считалась в то время лучшей армией в Европе. Французы потеряли 2500 человек убитыми и ранеными. 5000 французов сдались в плен.

В английских газетах было помещено подробное описание сражения на реке Адда. А затем стали появляться сообщения о новых и новых победах Суворова. Семен Романович и Михаил с волнением читали и перечитывали рассказы об успехах великого земляка.

Семен Романович возобновил переписку с Суворовым. Узнав о сражении на реке Треббия (6–8 июня 1799 года), он писал Александру Васильевичу: «Какое действие и восторг произвела славная сия победа Ваше Сиятельство из того заключить можете, что здесь, где никогда не палят из пушек, как токмо когда собственные их флоты либо войска одерживают над неприятелем победу, при сем случае против обычая, по приказу короля палили из пушек в крепости Тауэр и в королевском парке. Король, говоря мне с восхищением о храбрости войск Российских и о великих подвигах Вашего Сиятельства и называя Вас назидателем тишины и безопасности и согласия Европы, сказал мне, что ничто столько не доказывает здравый рассудок Вашего Сиятельства, глубокое знание и великую опытность в воинском знании, как то, что, не взирая на негодование и на крики многих, кои желали бы, чтобы Ваше Сиятельство занимались осадою Мантуи и других крепостей, Вы безостановочно продвигаетесь вперед и везде ослабляете неприятельские силы; и щасливые последствия оправдают справедливость Ваших правил, ибо, уничтожая везде вражий силы, крепости сдаются Вам одна за другою».

Король, распуская парламент, не пропустил возможности «отдать справедливость отличным Вашим талантам и подвигам». «Сие также учинено против здешних обыкновений и единственно от восхищения о сей победе, ибо здесь в Парламенте Король никогда не говорит об иностранных полководцах»13.

Вскоре Семен Романович отправил Суворову письмо, в котором рекомендовал четырех английских офицеров: «Все сии офицеры имеют крайнее желание служить под предводительством славнейшего в наши времена полководца»14.

Семен Романович написал Александру Васильевичу, что в Лондоне многие хотят иметь его портрет. «Что ж принадлежит до портрета моего, — ответил Суворов, — то, удовлетворяя только настоянию Вашего Сиятельства и желанию толь достойной нации, препровождаю его при сем по назначению Вашему через Вену»15.

В письме от 4 августа 1799 года Семен Романович сообщал Суворову, что во время представления в театре Бирмингема в его присутствии после исполнения песни «Правь Британия» были исполнены два куплета, в которых славились подвиги Суворова и воздавалась хвала его государю. «Вся публика изъявляла крайнее восхищение при пении сих стихов; плескали, кричали: Браво! Браво! и заставляли актеров пропеть оные два раза…»

Далее в письме говорилось, что во время смотра Кентской милиции король Георг III устроил торжественный обед, на котором провозгласил тост: «За здравие фельдмаршала Суворова!» «Во всей Англии, — добавлял Семен Романович, — за всеми столами после здравия королевского следует здравие Вашего Сиятельства»16.

По приказу, поступившему из Вены, в августе того же 1799 года А. В. Суворов перешел со своим войском в Швейцарию. Швейцарский поход начался взятием 13 сентября перевала Сен-Готард. 14 сентября был преодолен Чертов мост.

Семен Романович написал Александру Васильевичу, что намерен сделать медаль в честь его побед. Для подготовки медали срочно потребовался профильный портрет полководца. «С величайшим удовольствием, — ответил Суворов, — удовлетворю я желание Вашего Сиятельства доставлением к Вам портрета моего в профили назначаемым Вами путем, как скоро я отыщу живописца»17.

Живописец, видимо, не отыскался, и профильный портрет не был отправлен, но медаль увидела свет. На лицевой стороне медали была отчеканена копия портрета Суворова с измаильской медали, а на обороте — символические фигуры: воин в римском шлеме помогает подняться сидящей женщине и одновременно попирает ногой неприятеля. На медали была надпись: «Освободителю Италии».

Семен Романович писал своему брату Александру Романовичу в Андреевское: «Вы знаете о многочисленных победах маршала Суворова. Какое счастье для Европы и какая слава для России, что этот великий человек был использован как командующий. Вы не можете себе представить, как им восторгаются здесь. Он стал идолом нации, наравне с Нельсоном. За его здоровье пьют ежедневно и во дворцах, и в трактирах, и в хижинах»18.

Нетрудно представить, как восхищался победами А. В. Суворова Михаил и как гордился он своим отцом, которого великий полководец называл своим старым другом. А с каким волнением должен был читать юноша получаемые от Александра Васильевича письма! И он, конечно, помогал отцу писать ответы Суворову. И в театре Бирмингема, возможно, они были вместе. И в хлопотах по изготовлению медали он конечно же принял посильное участие.

Подозревал ли Михаил, что всего через несколько лет он пойдет по стопам А. В. Суворова — будет бесстрашно отстаивать на полях сражений интересы России?

В то время, когда из Италии и Швейцарии приходили радостные вести о победах, одержанных А. В. Суворовым, письма из Петербурга вселяли в сердце С. Р. Воронцова тревогу. В марте 1799 года Семен Романович получил от Павла I коротенькое письмо. В нем говорилось: «Крайность, в каковой я нахожусь по болезни князя Безбородки, заставляет меня опять прибегнуть к вам и просить вас, не только для меня, но и для государства и для всей Европы, принять на себя призыв мой, на что не ответа, а приезда вашего ожидая, есмь вашим искренним. Павел»19.

Император предложил Семену Романовичу должность канцлера.

Переезд в Россию по-прежнему ужасал Семена Романовича. Однако, уступив желанию Павла Петровича, он стал готовиться в дорогу. Он только попросил у императора разрешения остаться в Англии до мая на время лечения дочери морскими ваннами, а приезд в Петербург оформить как отпуск, чтобы проверить, справится ли он с должностью канцлера и вьщержит ли петербургский климат. «Без всякого притворства или ложного уничижения, — писал он, — я себя почитаю, как по крайней слабости моего здоровья, так и по весьма посредственным моим талантам, совершенно неспособным для всякого важного служения». А если чахотка снова будет мучить его, продолжает он, «в таком случае Ваша всемилосердная и человеколюбивая душа не позволит Вам держать старого, верного и Вам преданного слугу, аки осужденного на неизбежную смерть»20.

Император написал Семену Романовичу, что он считал свой выбор полезным. «Но коль скоро здоровье ваше полагает препоны к исполнению предложенного и желанного мною, и вы опасаетесь жестокостию здешнего климата подвергнуть себя совершенному расстроению здоровья вашего: то, желая соблюсти оное, теперь отдаю совершенно на волю вашу приезд сюда, уверен будучи, что вы в России и вне оной усердием и достоинствами вашими всегда ей полезны будете»21.

После смерти А. А. Безбородко, последовавшей 6 апреля 1799 года, так и не дождавшись приезда Семена Романовича, Павел I назначил Федора Васильевича Ростопчина первоприсутствующим в Коллегии иностранных дел. Таким образом, Ростопчин возглавил Коллегию, но звание канцлера он не получил. И до 1802 года Россия оставалась без канцлера.

Семен Романович писал брату, что как только в Европе будет заключен мир, он отправится в Россию, чтобы поблагодарить императора за его доброту и чтобы обнять Александра, своего любимого брата, и провести с ним несколько месяцев. В другом письме он пообещал, что в ближайший год пошлет к брату своего сына, который очень рад предстоящей поездке в Россию. Ведь он русский сердцем и душой. Однако, к счастью для Семена Романовича и Михаила, их поездки в Россию в тревожное время не состоялись.

Вскоре над головой Семена Романовича снова сгустились тучи. Чаша терпения Павла I переполнилась. Получив от Семена Романовича несколько отказов от предложенных ему высоких должностей, он решил отправить его в отставку. В письме Ф. В. Ростопчина от 4 апреля 1800 года говорилось: «Его Величество, усматривая из неоднократных ваших [писем] разные представления вопреки воле его, приказал вам сказать, что если исполнение оной вам в тягость, то невозбранно вам просить увольнения от службы»22. А от себя Федор Васильевич написал: «Сердце мое обливается кровью, соболезнуя вам. Орошаю слезами ваши руки. Будем плакать вместе. Делать нечего»23.

Предложение императора об увольнении со службы, которая якобы стала Семену Романовичу «в тягость», равнялось приказу. А поэтому 27 апреля 1800 года он отправил в Петербург прошение об отставке. 22 мая Павел I поставил подпись под рескриптом, в котором говорилось, что генерал от инфантерии граф Воронцов всемилостивейше увольнялся со службы с ношением мундира и с разрешением жить с сыном и дочерью там, где ему заблагорассудится. А через месяц император лишил Михаила Воронцова камергерского звания.

15 июня Семен Романович написал последнее письмо императору. Он остался доволен условиями своей отставки: «Припадая к стопам Вашего Императорского Величества, приношу Вам наинижайшую и глубочайшую мою благодарность»24. Кстати, вскоре и Ф. В. Ростопчин был освобожден императором от должности первоприсутствующего в Коллегии иностранных дел.

После выхода в отставку С. Р. Воронцову предстояло дождаться отзывной грамоты и прощального визита к королю. К августу 1800 года он освободился от всех посольских обязанностей и переехал с сыном и дочерью в Саутхемптон — небольшой рыбачий поселок в 80 милях к юго-западу от Лондона на берегу Ла-Манша.

В письмах к брату в Андреевское Семен Романович подробно рассказывал о своей жизни в Саутхемптоне. Встает он спозаранку. После завтрака гуляет по окрестностям поселка. Хозяин квартиры — книгопродавец. За небольшую плату у него можно брать книги на время. Книги легкого содержания, веселые он и дети читают вместе, а с серьезными сочинениями каждый знакомится в своей комнате. Вечерами музицируют, а иногда играют в карты. «Одним словом, — писал Семен Романович, — мы поживаем как нельзя приятнее, и я никогда не был столь доволен и спокоен, как теперь. Я и думать забыл о политике, что так долго не давала мне покоя, и даже отказался от получения лондонских газет, кроме небольшого каждодневного листка, который Миша или Катинька прочитывают мне за завтраком. Наш образ жизни, пожалуй, покажется однообразным, но в частностях он имеет весьма приятные видоизменения, и все мы спокойны и довольны»25.

Александр Романович предложил прислать брату 40 тысяч рублей. Но Семен Романович ответил, что при значительном уменьшении расходов он не нуждается в этих деньгах. Однако стал подумывать о том, чтобы отдать сына в обучение к моряку-торговцу, а для дочери подыскать место наставницы.

Семен Романович продолжал опасаться, что Павел I прикажет ему возвратиться в Россию. Но из Петербурга пришло иное распоряжение, не менее неприятное. В нем говорилось: «Его Императорское Величество высочайше указать соизволил: за недоплаченные Лондонскими банкирами Пишелем и Брогденом казне принадлежащие деньги 499 фунтов стерлингов, 14 шиллингов и 5 пенсов конфисковать на такую сумму имения генерала графа Воронцова; прочее же его имение за пребывание его в Англии взять в казенный секвестр»26.

Таким образом, Семен Романович оказался не только не у дел, но и без средств к существованию. Он вынужден был обратиться за кредитом к знакомым банкирам. Представители нескольких знатных английских фамилий также предложили свою поддержку бывшему российскому послу.

Семен Романович был, естественно, расстроен тем, что лишился имений. Особенно огорчало его то, что он не сможет завещать Мише и Кате приличное состояние. Но, поразмыслив, заключил: «Лишь бы сын мой и дочь моя были благовоспитаны и честны (чего я надеюсь достигнуть благодаря их добрым наклонностям и доброму нраву), это будет наилучшим наследством, какое я могу им оставить. Я видел очень богатых людей, всеми презираемых, не способных на какую-либо государственную службу. Я надеюсь, что этого не будет с моим сыном»27.

Семен Романович намеревался отправить Михаила в Россию по достижению им восемнадцати лет. Однако из-за обострившихся отношений с императором с отъездом пришлось повременить. 12 марта 1801 года Павел I был убит, и престол перешел к его старшему сыну Александру.

Вскоре в Саутхемптон прибыл курьер из Петербурга с сообщением, что Александр Павлович восстанавливает Семена Романовича в правах чрезвычайного и полномочного посла, что ему возвращаются все его имения. Кроме того, было увеличено содержание посла. Но Семен Романович отказался от увеличения своего оклада в пользу младших чинов посольства. В послании говорилось также, что за Михаилом Воронцовым сохраняется звание камергера. Теперь ничто не мешало поездке Михаила на родину, чтобы начать там службу на военном или гражданском поприще.

Семен Романович увез Мишу из Петербурга почти ничего не смыслящим младенцем. А теперь это был молодой человек, прекрасно образованный и воспитанный, честный и благородный, уважительно относившийся ко всем людям независимо от их общественного положения. В самостоятельной жизни Михаил намеревался неукоснительно следовать христианским заповедям. Ко времени возвращения на родину он имел уже устоявшиеся взгляды на то, каким должно быть общество, отвечающее духу христианства, и на свое место в этом обществе. Ф. В. Ростопчин так отозвался о молодом Михаиле: «Об воспитании его я давно дивился, и он в 20 лет многие вещи судит лучше батюшки»28.