17 Кто не рискует…

17

Кто не рискует…

Майор Тар Робертсон лично явился поздравить Чапмена с успехом фальшивой диверсии. Они сидели в гостиной дома 35 по Креспини-Роуд, пока Бэквелл и Тус возились на кухне, а Фрида, как всегда, отправилась на прогулку с Дианой. «Вы храбрец, — объявил Тар. — Особенно если учесть, что вы готовы отправиться обратно во Францию, чтобы работать на нас».

Среди многочисленных шпионов, прошедших через «лагерь 020», лишь немногие, очень немногие отличались истинным мужеством. По мнению майора, Чапмен был храбрейшим из них.

Затем Тар вкратце обрисовал Чапмену его будущую миссию. Как только Чапмен как следует выучит свою легенду, он вернется в оккупированную Францию в качестве стратегического агента контрразведки. Его основной целью будет сбор информации об абвере. Какое бы новое задание ни предложили ему немцы, он должен на него согласиться, после чего при первой возможности связаться с разведкой союзников. У Чапмена не будет радиопередатчика, который увеличивает риск провала; он также не будет связан ни с кем из британских агентов, действующих во Франции, так как он «слишком ценен, чтобы подвергать его риску подобных контактов». Ему предоставят возможность передавать сообщения британцам, однако он должен пользоваться своими каналами передачи данных лишь в случае, если получит по-настоящему срочную информацию и при этом будет уверен в том, что контакт полностью безопасен.

«Я вовсе не хочу, чтобы вы предпринимали во Франции какие-нибудь действия, которые могут создать вам проблемы с немецкими властями. Особенно прошу не устраивать никаких диверсионных авантюр», — объявил Робертсон. Об убийстве Гитлера никто уже не заговаривал.

Перебив Робертсона, Чапмен задал ему вопрос, тревоживший его с момента беседы с лордом Ротшильдом. Если он вернется с кем-то из сообщников, скажем, с Лео или Войхом — «людьми, которые ему чрезвычайно симпатичны», — он, вероятно, должен будет по прибытии передать их в руки полиции, «при этом зная, что эти люди будут обречены на смерть». Он не был уверен, что сможет сделать это. Он еще никогда не предавал своих сообщников. Тар ответил, что, хотя речь идет о требованиях закона, он «уверен, что мы сумеем сделать все необходимое, чтобы удовлетворить его пожелания». Эдди не придется передавать своих друзей в руки палача.

Тар подвел итог: «Сейчас мы готовим легенду — такую, чтобы она была как можно ближе к правде, чтобы даже на подробном перекрестном допросе у немцев вы могли говорить лишь то, что действительно было». Шеф подразделения, работавшего с двойными агентами, изучал немецкие техники проведения допросов, он знал, какие опасности будут подстерегать Чапмена, и даже подготовил для него список уловок, которые могли помочь выстоять: «Говорите медленно, это поможет, в случае необходимости, скрыть неуверенность; изображайте рассеянность; не пытайтесь казаться внимательным; делайте вид, что вы сбиты с толку, напуганы или просто глупы; симулируйте потерю ориентации или усталость до того, как они на самом деле наступят». Тар предупредил, что Чапмену могут грозить пытки, применение наркотиков или анестетиков, однако, как правило, немецкие следователи предпочитали получить результат, «сломив волю допрашиваемого… заставив человека чувствовать себя неуверенно, дискомфортно, глупо или смущенно, к примеру, раздевая его догола или наряжая в женское платье, заставляя стоять лицом к стене или сидеть на трехногом табурете, будучи вынужденным все время удерживать равновесие. Вполне вероятно, Чапмену предстоит встреча сразу с двумя следователями, один из которых будет груб, а второй — вежлив и обходителен». Главное, он должен строго придерживаться своей легенды и не лгать без крайней необходимости.

При этом, давая Чапмену советы, Робертсон отлично понимал, что, если Чапмен попадет в руки гестапо и там ему не поверят, его точно сломают. А затем — убьют.

Главной задачей было перебросить Чапмена за линию фронта. Однако абвер, казалось, вовсе не спешил его вызволять. Эдди просил вернуть его во Францию, однако, как сообщали «наиболее секретные источники», эта проблема даже не обсуждалась по ту сторону Ла-Манша. В ответ на вопрос о «предложениях» Чапмен отбил депешу: «FFFFF ЗАБЕРИТЕ ПОДВОДНОЙ ЛОДКОЙ ИЛИ БЫСТРОХОДНЫМ КАТЕРОМ. НАЙДУ ПОДХОДЯЩЕЕ МЕСТО НА ПОБЕРЕЖЬЕ. ПЫТАЮСЬ ДОСТАТЬ ДОКУМЕНТЫ ДЛЯ ПУТЕШЕСТВИЯ НА СУДНЕ. ЧИТАЙТЕ ПОСЛЕДНЮЮ СТРАНИЦУ DAILY EXPRESS 1 ФЕВРАЛЯ».

Ответ, полученный несколько дней спустя, был краток: «ПОДВОДНОЙ ЛОДКОЙ ЗАБРАТЬ НЕ МОЖЕМ». Вместо этого Чапмену предлагалось добираться «обычным» путем, иными словами — на судне через Лиссабон. Фон Грёнинг с самого начала считал этот путь наиболее подходящим. Однако поездку в нейтральную Португалию в разгар войны никак нельзя было назвать делом «обычным». «Это предложение было абсурдным, — утверждал Рид. — Зигзаг, которому было двадцать восемь лет, в распоряжении которого было лишь не лучшего качества фальшивое удостоверение личности и который не имел никакого дела в Португалии, никак не мог путешествовать в качестве пассажира». Вероятно, понимали это и немцы, так что их предложение было лишь уловкой, дабы с пользой для себя удержать его на месте. Было ясно, говорил Рид, что «любую попытку возвращения на оккупированную территорию Зигзагу придется предпринимать в одиночку». Эдди же, сообразно своему мировоззрению, был уверен, что отказ прислать за ним подлодку однозначно доказывает: его немецкие боссы не слишком-то торопятся выдать ему обещанные 15 тысяч фунтов.

Мастерман полагал, что немцы рано или поздно могли все же прислать за Чапменом субмарину, однако «не готов был оценить вероятность этого события» и осознавал, что ограждать Чапмена от неприятностей в ожидании этой туманной перспективы было «задачей трудной, практически невыполнимой». Итак, Зигзаг должен был самостоятельно добраться до Лиссабона при помощи МИ-5. Рид попросил одного из сотрудников МИ-5 в Ливерпуле разузнать, каким образом можно переправить человека в Португалию по фальшивым документам на одном из британских торговых судов, под видом одного из членов команды. По словам агента, эта задача была выполнимой «при условии, что этот человек будет выглядеть и вести себя как моряк».

Пока Рид готовил отправку Зигзага, Чапмен занимался собственными приготовлениями. В один прекрасный день на стол Тара легла написанная от руки записка, озаглавленная «Прошу вас это выполнить». Это была последняя воля Чапмена, его завещание. «Немцы заключили со мной контракт на сумму 15 тысяч фунтов, — писал он. — Этот контракт в настоящее время находится в Берлине. Я должен получить деньги после возвращения во Францию. Если со мной что-нибудь случится, я хочу, чтобы была выполнена моя воля относительно моей дочери Дианы Чапмен. Для этого я прошу двух моих друзей — Аллана и Лори (Туса и Маршалла) — проследить, чтобы все мои пожелания были выполнены в точности. Деньги, о которых я упоминал, Фрида Стевенсон должна поровну разделить между собой и нашей дочерью. Если я не смогу вывезти эти деньги из страны, то, надеюсь, когда союзники войдут в Германию, они заставят немцев выплатить эту сумму „любой ценой“. Я объяснил все это Ронни (Риду). Взамен я обещаю работать изо всех сил и выполнять все полученные инструкции».

Сумма 350 фунтов уже была выдана Чапмену из тех средств, которые были при нем по прибытии из Франции. Из этих денег он просил выплачивать Фриде еженедельное содержание в 5 фунтов и выражал надежду, что, когда деньги закончатся, МИ-5 сможет продолжать выплаты до тех пор, «пока я не буду в состоянии покрыть долг и продолжить выплачивать их самостоятельно». Если во Франции у него появятся дополнительные деньги, он постарается передать их Фриде через знакомого часовщика из Нанта, регулярно путешествовавшего в нейтральную Швейцарию, откуда деньги можно будет переслать в Британию.

«Зигзаг абсолютно уверен, что немцы ему заплатят, — писал Лори Маршалл. — Он не просит британские власти ни о каких выплатах ему самому или его наследникам».

Это было самым загадочным во всей истории для привыкших мыслить логически сотрудников МИ-5. Перед ними был алчный вор, который, однако, не выказывал никакого интереса к деньгам для себя лично. Бэквелл заметил, что «Зигзаг надеялся получить с немцев как можно больше денег, при этом совершенно не заботясь о финансовой стороне предприятия». Он скрупулезно оплачивал свою долю в общих расходах, а однажды с кривой улыбкой заметил, что деньгами, которые он привез в Британию, он уже «заплатил за свое проживание» на Креспини-Роуд.

Согласно «принципу щедрости» Мастермана, двойные агенты должны получать достойную компенсацию. Но насколько достойную? Лори Маршалл, в мирной жизни бывший бухгалтером, начал подсчитывать ценность Чапмена как агента в денежном выражении. Во-первых, следовало учесть «риск для его жизни, которому он подвергается, выполняя наши задания: он сделает все, чтобы не предать нас, однако, если о его предательстве узнают немцы, он поплатится головой». Еще одним фактором была ценность информации, которую он может добыть в будущем: «Если Зигзаг сумеет сохранить свое положение у немцев, он получит уникальную возможность поставлять нам информацию о действиях немецкой секретной службы во Франции — разумеется, если мы сумеем наладить с ним связь». Однако в соседней колонке этого баланса тоже было что указать: «Мы не можем быть абсолютно уверены, что Зигзаг, возвратившись к своим друзьям в Нант, останется на 100 процентов лояльным. Кроме того, мы не можем гарантировать, что он будет скрупулезно выполнять данное ему задание: вполне возможно, он будет заниматься теми задачами, которые сам сочтет необходимыми. Далеко не факт, что он предаст нас, однако нельзя и быть полностью уверенными в нем».

Итак, вот что получилось в итоге: в активе — жизнь Чапмена и ценность добытых им разведывательных данных, в пассиве — возможность того, что он окажется предателем, провалит свою миссию или ввяжется в какую-нибудь самодеятельную авантюру. Тщательно просуммировав итоги, бухгалтер выдал рекомендацию: «Зигзагу следует выплатить значительную сумму прямо сейчас, пообещав следующую крупную выплату после того, как он выполнит свою миссию, либо после получения нами информации о том, что, хотя он работал с полной отдачей и сохранил нам верность, его миссия не удалась, поскольку немцы стали его подозревать». Деньги должны были быть добавлены к тем, которые Чапмен уже успел получить, и, если Эдди не сможет вернуться, вся сумма должна была достаться Фриде и ее дочери. До этого момента они будут положены на сберегательный счет и инвестированы в трехпроцентный военный заем. Таким образом, человек, которого разыскивает британская полиция, работающий на две соперничающие секретные службы, сможет не только зарабатывать на войне, но и инвестировать в нее. Вклад должен был храниться в Лондонском кооперативном обществе. Чапмен всегда с интересом относился к этой организации — правда, лишь исходя из того, чем в ней можно поживиться, а отнюдь не благодаря прибыльности инвестиций.

Таким образом, дела двойного агента Зигзага шли гладко, в чем осторожный Рид видел повод для беспокойства: «Все было слишком хорошо, чтобы быть правдой. Было бы логичнее, если бы хоть что-то пошло не так». Чапмен соглашался: все шло «чересчур гладко». Фон Грёнинг, несомненно, будет ценить его еще больше, если он встретится хоть с какими-то проблемами. Слабым звеном должен был стать Джимми Хант — вернее, его выдуманный двойник.

Чапмен уже сообщил немцам, что привлек в сообщники Джимми Ханта и задолжал ему 15 тысяч фунтов за деятельное участие в диверсии на заводе «Де Хавилланд». Теперь, поскольку Чапмену предстояло вернуться в одиночестве, выдуманного Ханта следовало ликвидировать, причем желательно таким образом, чтобы нагнать страху на немцев.

Утром 9 февраля во время сеанса радиосвязи Чапмен и Рид умышленно прервали передачу на полпути, успев передать в эфир пять Р — условленный сигнал опасности. Однако немцы еще раз не заметили переданного предупреждения. Рид был в ярости: «Они так тщательно подготовили для Зигзага возможность дать знак о том, что по его следу идет полиция, — и вот, получив этот знак, они его прошляпили!» Ставки срочно следовало поднять.

На следующий день немцам была отправлена еще одна депеша: «FFFFF ОПАСНО ПРОДОЛЖАТЬ СЕАНСЫ РАДИОСВЯЗИ ЗДЕСЬ ВОЗНИКЛИ ПРОБЛЕМЫ. ДОЛЖЕН ВЕРНУТЬСЯ ВМЕСТЕ С ДЖИММИ. ДОСТАЛ ВАЖНЫЕ ДОКУМЕНТЫ. ТРУДНО ДОСТАТЬ СУДОВЫЕ БУМАГИ».

Чапмен собирался рассказать немцам следующую легенду: Джимми прочел депешу, в которой за ним отказывались прислать подводную лодку, и, заподозрив, что ему не заплатят, начал создавать проблемы, требуя, чтобы Чапмен взял его с собой во Францию. Сигнал опасности РРРРР был передан, поскольку Джимми заметил полицейскую машину, которая, как им показалось, походила на перехватчик радиосигналов.

И вновь ответ немцев оказался весьма наплевательским: никак не отреагировав на упомянутые Чапменом «проблемы», они просили прислать больше информации о взрыве на заводе. Чапмен послал короткое сообщение, сообщая, что подстанции на предприятии были «полностью уничтожены» с помощью «60 фунтов динамита, установленных под трансформаторами». В следующей депеше он сообщал, что, кажется, нашел способ добраться до Лиссабона, спрашивая, все ли готово к его возвращению. На это послание он не получил ответа. Немцам определенно следовало быть усидчивее и внимательнее.

12 февраля на первой полосе Evening Standard вышла заметка, озаглавленная «Следствие по делу о динамите»: «В полицейском участке Шефердз-Буш вчерашним вечером был допрошен подозреваемый по делу о хищении динамита». News Chronicle, также посвятившая статью этому событию, сообщала, что «в ходе вооруженного рейда в Хаммерсмите было задержано 185 человек». Обе заметки были, разумеется, фальшивками, размещенными в газетах по договоренности с редакторами.

После этого Чапмен отправил последнюю радиограмму: «FFFFF ДЖИММИ АРЕСТОВАН. ЧИТАЙТЕ ПЕРВУЮ ПОЛОСУ EVENING STANDARD ЗА 12 ФЕВРАЛЯ. ПРЕКРАЩАЮ ПЕРЕДАЧИ. ПОСТАРАЮСЬ ПРОБРАТЬСЯ В ЛИССАБОН. ФРИЦ». В записке для внутреннего пользования Рид писал: «По рации Зигзага больше не должно пройти ни одной передачи». Фальшивый Джимми Хант сделал свое дело и теперь мог быть ликвидирован. Радиообмен под кодом ZINC был окончен.

Последнее паническое сообщение Чапмена, кажется, возымело желаемый эффект. «Наиболее секретные источники» перехватили сообщение от озабоченного фон Грёнинга, требовавшего от радистов в Париже и Бордо продолжать прочесывать эфир в ожидании сообщений от его агента: действовать иначе, передавал фон Грёнинг, было бы «совершенно непростительным».

Итак, с помощью одной радиограммы МИ-5 убедила немцев, что их лучший агент находится в смертельной опасности, и убрала со сцены Джимми Ханта. Таким образом удалось выиграть еще немного времени на подготовку возвращения Чапмена в лоно абвера.

Целый месяц Чапмен, по словам Рида, «жил семейной жизнью с Фридой и их незаконным ребенком». Теперь время семейных радостей на Креспини-Роуд подошло к концу. Бэквелл и Тус сожалели об отъезде Фриды и Дианы почти так же сильно, как сам Чапмен. Это был странный, по-домашнему уютный мир, подобно кокону укрывавший их от ужасов войны. Тар Робертсон позволил Чапмену и Фриде провести их последнюю ночь не на Креспини-Роуд, а в гораздо более просторной спальне на улице Сент-Джеймс, в штаб-квартире организации.

В записи одной из бесед Чапмена с лордом Ротшильдом есть один особенно трогательный отрывок. Двое мужчин были поглощены профессиональной беседой о детонаторах, когда Ронни Рид перебил их:

— Виктор, ты не будешь возражать, если Эдди перекинется парой слов по телефону с Фридой?

— Нет, разумеется.

Когда Чапмен вышел из комнаты, Рид пояснил:

— Это ее последняя ночь в Лондоне, и мы решили, что ей неплохо будет провести ее здесь. Эдди попросил ее привезти с собой кое-какие вещи.

— Прекрасно, — ответил лорд Ротшильд.

Это и впрямь было прекрасно.

«Фрида вернулась домой, и мы всерьез занялись „допросами“», — написал Бэквелл в дневнике.

От того, насколько твердо Чапмен сможет придерживаться своей легенды, будет зависеть его жизнь. Час за часом, день за днем Чапмен заучивал каждую деталь истории, которую он должен был преподнести немцам, — от момента приземления до «ареста» Ханта. Через неделю тренировок служащий военной полиции по фамилии Хейл был приглашен на роль немецкого следователя. Он агрессивно набросился на Чапмена с вопросами: где он жил, кого видел, как достал взрывчатку, о чем узнал? Хейл раз за разом пытался сбить Чапмена с толку вопросами вроде: «Какие туфли носил Джимми Хант?» Он пытался блефовать, обвиняя Чапмена в шпионаже в пользу Британии и сообщая, что в ночь взрыва на заводе находился наблюдатель, которого Чапмену вскоре предъявят. Но последнего «ничто не могло вывести из себя». Когда Хейл потребовал рассказать, что стало с членами «банды динамитчиков», Чапмен не колебался ни секунды: «Фредди Сэмпсона, бедолагу, схватили после дезертирства из авиационной части. Томми Лей все еще мотает свои четыре года в Уондсворте, а Дарри — семь лет в Дартмуре. Не знаю, чем сейчас занимается Джордж Шеррард, — он живет в Килбурне и, кажется, связан с какими-то темными делами». Что касается Ханта, он, по легенде, был задержан по делу о взрывчатке, но отпущен под залог.

Рид, следивший за репетицией допроса, был весьма доволен тем, как Чапмен противостоит агрессивному напору следователя. Тот был прирожденным лжецом: «Мы можем положиться на его изобретательность по части мелких деталей и всяческих забавных историй, которые обычно заставляют верить в то, что вам рассказывают… Зигзага нелегко смутить во время допроса. Я полагаю, что он без проблем убедит немцев, что выполнил задание к их полному удовлетворению, — если только из какого-либо источника они не будут знать наверняка, что в Британии он работал на английскую разведку, однако такая возможность едва ли реальна».

Частью миссии Чапмена был сбор военной и иной информации. Чтобы убедить немцев в своей добросовестности, он должен был не только рассказать убедительную историю, но и принести с собой что-нибудь интересное. Эдди набросал список всего, что он видел и что могло представлять интерес для абвера. Рид вычеркнул из него все, что могло действительно пойти на пользу врагу, после чего они добавили еще некоторое количество данных — интересных, но совершенно безопасных — и, наконец, дополнили материалы вызывающей доверие дезинформацией, которая должна была заставить абвер поработать мозгами. Получившийся в итоге ничего не стоящий материал, слегка приправленный правдой, был одобрен «Комитетом „Двадцать“» и переписан на чистые белые листы спичками для тайнописи. Чапмен также изобразил некоторое количество опознавательных знаков британских дивизий — частью настоящих, частью выдуманных: «Синяя морская звезда с извивающимися щупальцами на желтом фоне», «синие руки и белые облака над щитом» и т. д. Он сообщил, что в Лландудно располагается офис Министерства налогов (который сама МИ-5 была бы рада видеть разрушенным бомбежкой) и что одно из подразделений Министерства сельского хозяйства размещается в Африка-Хаус на Кингзуэй. Он набросал карту военного аэродрома в Хендоне и описал точки противовоздушной обороны вокруг Грин-парка и Гайд-парка, в центре Лондона: «Зенитные пушки стоят в бетонных укрытиях и замаскированы. Несколько грузовиков, солдаты. Охранники, автоматическая система слежения, несколько укрытий. Рядом с деревьями четыре мачты, возможно, антенны радиосвязи. Примерно 24 ракеты и несколько пустых железобетонных хранилищ для боеприпасов». Рид посчитал, что эта информация достаточно интересна, чтобы убедить абвер в честности Чапмена, и достаточно подробна, чтобы доказать его добросовестность.

Между собой офицеры МИ-5 обсуждали, какую информацию Чапмен может выдать немцам, если они разоблачат его как двойного агента или, того хуже, он сам решит предать британцев. В «лагерь 020» и обратно его возили только ночью — равно как и в другие важные военные учреждения. Стефенс полагал, что Чапмен мог запомнить «имена кое-кого из офицеров или охранников», но ничего особо ценного. Робертсон также был настроен оптимистично: «Зигзаг не владеет информацией, которая, если он передаст ее немцам, могла бы хоть чем-то нам навредить», — писал он, впрочем, тут же добавляя: «Впрочем, мы не думаем, что он решит нас предать».

Был один секрет, который Чапмену ни в коем случае не полагалось знать. «Крайне важно, чтобы он ни в коем случае не узнал о „наиболее секретных источниках“», — писал Рид. Чапмен не имел ни малейшего представления о том, что коды абвера были взломаны. Проблема, однако, заключалась в исключительной ценности информации, которую предоставил сам Чапмен: он выдал ключи, с помощью которых, как он полагал, британцы смогут взломать эти коды — и действительно, если бы они не были расшифрованы ранее, их бы взломали при помощи этих данных. И если его заставят рассказать, что именно он выдал МИ-5, абвер может решить, что коды в опасности, и сменить их, добавив сотрудникам Блетчли-Парка головной боли. Чапмен должен был поверить, что коды абвера в безопасности, для чего перед ним следовало нарисовать «печальную картину неспособности наших расшифровщиков перехватывать и взламывать радиосообщения». Рид сообщил Чапмену, что МИ-5 может перехватывать радиообмен немецких станций, но с трудом способна отслеживать передачи немецких агентов в Британии и не способна взломать германские радиокоды без «значительного числа перехватов». Даже с помощью информации, предоставленной Чапменом, с грустью сообщил Рид, «расшифровка шифра должна занять очень много времени». Это было неправдой, однако Чапмен ответил, что слова Рида подтверждают сказанное фон Грёнингом: «Код, используемый станциями абвера, — один из самых сложных, его практически невозможно взломать». Таким образом, даже если его расколют, Чапмен поддержит веру абвера в надежности их системы радиопередач. Теперь «Ультра» была в безопасности: Зигзага, двойного агента и профессионального лжеца, удалось успешно обмануть.

Наконец, утомившись от многократных повторений своей легенды, Чапмен засел изучать список вопросов о тех данных, которые он мог добыть на оккупированной территории. Этот аспект подготовки также требовал тщательного контроля. Следователи МИ-5 получили много важной информации из пересказов подобных списков пойманными германскими шпионами: эти данные позволяли обнаружить пробелы в информированности абвера, а также сферы, наиболее интересующие вражескую разведку. Тар Робертсон настаивал: «Чапмен должен получить только такие инструкции, которые, в случае если он будет разоблачен и вынужден выдать их, не дадут врагу важной информации». Список, полученный Чапменом, был чрезвычайно обширен: он касался всех аспектов деятельности абвера, включая коды, персонал, занимаемые помещения, взаимоотношения с гестапо, излюбленные отели, а также планы на случай вторжения союзнических войск. Отдел специальных операций интересовала техника контрразведывательной работы, в особенности работа станции радиоперехвата под руководством Дернбаха — лысого контрразведчика из Анжера. Ротшильд попросил Чапмена, если у него будет такая возможность, сообщить о предполагаемых исполнителях диверсий на территории Британии, о взрывчатке, используемой диверсантами, а также о технике камуфляжа.

Чапмен брался выполнить все, включая невозможное, поскольку пребывал в отличнейшем настроении. Грядущие опасности действовали на него подобно наркотику. «В каком-то смысле он стал гораздо спокойнее, — писал по этому поводу Бэквелл. — Он, похоже, принадлежит к числу людей, которым опасность необходима». Робертсон, согласившись, заметил, что «его глубокая страсть к приключениям скорее была причиной его криминальной карьеры, нежели ее следствием».

Миссия Чапмена не была ограничена ни временем, ни содержанием. Как заметил лорд Ротшильд, «скорее всего, на месте перед вами откроется масса возможностей, которые сейчас скрыты за семью замками». Возможно, ему придется вернуться обратно с группой диверсантов, или отправиться в Америку, или взяться тренировать «пятую колонну», которой предстояло остаться во Франции в случае отступления немцев и прихода союзников. «Если он сможет контролировать подобную организацию, польза для союзников окажется огромной», — писал Рид. Чапмен должен будет сам проявлять инициативу. «Все зависит от тех возможностей, которые будут открыты перед вами по возвращении», — говорил ему Ротшильд. Вполне вероятно, к услугам Зигзага захочет прибегнуть МИ-6, действующая вне британской территории, однако руководить агентом по-прежнему будет МИ-5.

Команда В1А была уверена в том, что Чапмен не пойдет на предательство — по причинам как практического, так и личного характера, не в последнюю очередь — из-за вновь вспыхнувшей страсти к Фриде и любви к дочери. Вскоре после отъезда Фрида прислала Чапмену страстное письмо, которое МИ-5 перехватила и сняла копию, прежде чем передать его адресату. «Вы поймете, что у него есть очень сильный стимул вернуться в Британию», — заявил Рид, передавая письмо своему шефу. Не последним вопросом были деньги: Чапмену предстояло получить некоторую сумму от немцев, однако главным для него было обеспечить свою семью в Британии, а это всецело зависело от того, сохранит ли он лояльность этой стране. Однако главным доводом был характер Чапмена. Робертсон полагал, что он «движим истинно патриотическими чувствами». И хотя он был преступником, для разведки возможность нежданно-негаданно заполучить своего агента в сердце германской секретной службы была слишком заманчивой, чтобы оглядываться на требования традиционной морали. Тар пришел к заключению, что, «с учетом прекрасных личных отношений, сложившихся у Зигзага с рядом офицеров, было бы крайне ценной возможностью вернуть его в этот круг триумфатором, после успешного завершения миссии, выполненной от их имени». Рид выразился экспрессивнее: «Здесь его встретят как героя».

Ближе к дате отправки Рид заявил: Зигзаг полностью готов к заданию. «Зигзаг уверен, что сможет придерживаться своей легенды, его моральное состояние — отличное… И хотя допрос, который ему предстоит пройти в Берлине, будет тяжелым, после нескольких дней адаптации он без труда будет вести ту же самую жизнь, какую вел до отправки в Британию».

Если, по несчастной случайности, его сотрудничество с британцами будет раскрыто, он, возможно, сможет спасти свою жизнь, согласившись на роль тройного агента. Однако прежде ему придется объяснить, почему он с самого начала включал в свои радиограммы пять F — знак, что он действует свободно, не находясь под контролем врага. По словам Тара, «на случай крайней необходимости агенту важно иметь альтернативную легенду, содержащую удовлетворительное объяснение преднамеренной лжи, предложенной легендой номер один». Отличный выход предложил Рид: если Чапмен будет разоблачен, он должен сказать немцам, что МИ-5 взяла Фриду в заложники и заставила его вернуться во Францию, угрожая в противном случае «убить эту женщину». В доказательство своих попыток сообщить фон Грёнингу о том, что он работает под контролем британцев, Чапмен мог предъявить радиограмму, отправленную перед Рождеством, в которой сигнал FFFFF был пропущен. После этого, мог заявить Чапмен, британцы заметили пропуск и заставили его вставлять сигнал во все последующие сообщения. Рид признавал, что подобное объяснение было крайне рискованным и могло быть использовано лишь в качестве самого крайнего средства. Однако, если Чапмен окажется загнан в угол, «оно, возможно, поможет ему спасти свою жизнь».

Укрытие на Креспини-Роуд, обычный дом, где прошли три необычных месяца жизни Эдди, закрыл свои двери. Радиопередатчик был заперт в буфет — Чапмен собирался сказать фон Грёнингу, что сжег его, — вместе с фальшивыми удостоверениями личности и ядовитой пилюлей. Зигзаг церемонно пожал руку Полу Бэквеллу прежде, чем забраться в ожидавшую его тюремную карету вместе с Ридом и Тусом, которые должны были сопровождать его в Ливерпуль, к следующей стадии операции. Тар напутствовал его словами: «Если мы и рассчитываем на связь с вами, то, по крайней мере, не в самое ближайшее время — даже в чрезвычайных обстоятельствах». Тар не сказал того, что отлично осознавали оба мужчины: весьма вероятно, что после того, как Зигзаг покинет берега Англии, они больше никогда не услышат его.

Финальный рапорт по делу Зигзага, окончательно решивший вопрос о его отправке, выпало писать Стефенсу, и он расстарался, как мог, пустив в дело весь свой литературный дар. Оловянный Глаз писал с профессиональной гордостью и искренним восхищением, пышным, цветистым слогом:

«Истории большинства шпионов полны банальности и скуки. Беллетристике от них нет никакого толка. Как правило, их главный сюжет — поражение в жизни. Мотивы, двигающие героем, отвратительны. Им движет страх. Патриотизм ему неведом. Молчание — это не оружие смельчака, это лишь реакция на угрожающую ситуацию. В итоге великое приключение оказывается сплошной фикцией.

История Чапмена — совсем другого рода. Беллетрист отверг бы ее, посчитав невероятной. Ее герой — преступник, однако в этом качестве его никак не назовешь неудачником. Его криминальная карьера шла по нарастающей: сначала он дезертировал из армии, затем был обвинен в непристойном поведении, потом обманывал женщин, занимался шантажом и, наконец, занялся грабежами и взломом сейфов. Под конец он добывал своим ремеслом значительные деньги и, несомненно, презирал себя за жалкое начало карьеры. Человек по природе тщеславный, он достиг высокого положения, став, по собственной оценке, кем-то вроде принца преступного мира. Он не колебался, не испытывал угрызений совести и не останавливался ни перед чем. Он не идет на сделки с обществом, и деньги для него лишь средство для достижения цели. Он не ведает страха и несет в своем сердце глубоко укоренившуюся ненависть к немцам. Приключения необходимы ему, как воздух. Если судьба дарует ему приключение, у него хватит мужества достичь недостижимого. Его безрассудство служит ему серьезным подспорьем. Сегодня он — немецкий диверсант-парашютист; назавтра он вступает в смертельно опасную игру в роли двойного агента, ставя на кон свою жизнь. Без приключений его тянет к бунту, и в конце концов он непременно вернется к карьере преступника в поисках необычных ощущений. Работать с ним рискованно, но, пока есть шансы на успех, я полагаю, нам следует пойти на этот риск.

С Чапменом можно быть уверенным лишь в одном: чем грандиознее приключение, тем выше шансы на успех».