Окончание «второго раздела Германии»

Окончание «второго раздела Германии»

Однажды ночью я был снова разбужен «дежурным воспитателем», позвавшим меня к радиоприемнику. Он полагал, видимо, что я «был в курсе». Мы услышали, что немецкая армия «при известных условиях», как выразилась радиостанция, вступит в Австрию. Я ничего на самом деле об этом не знал; но и отца, находившегося в эти дни с прощальным визитом в Лондоне, события в определенном смысле застали врасплох. Интересный пример стиля работы Гитлера, всегда оставлявшего за собой окончательное решение и принимавшего его порой в такой момент, который даже в его ближайшем окружении не ожидал никто. Зачастую отсутствовала систематическая подготовка внешнеполитических шагов. Вместо этого принимались «ad hoc» — решения, с которыми, Гитлер полагал, он обязан реагировать на неожиданное развитие событий — как в данном случае на объявленное намерение австрийского канцлера Шушнига с помощью манипулируемого плебисцита увековечить разделение Австрии и Германии.

Тем не менее, ввиду создавшейся ситуации решительное действие, увенчавшееся, в конечном итоге, «аншлюсом» к рейху под ликование австрийского населения, являлось лишь логичным. Немецкой политике, принимая во внимание в первую очередь западные усилия по вооружению, в это время не оставалось ничего иного, как только укреплять немецкую позицию и приводить проблемы, стоявшие на очереди в Восточной Европе, к ускоренному решению. Невзирая на это, воодушевление по поводу «аншлюса» было в Австрии неподдельным. Нелепо утверждать сегодня обратное. Несомненно, имелись круги, которые, вероятно, не отказываясь от «аншлюса» принципиально, отвергали, однако, национал-социалистический режим. Требование присоединения Австрии к рейху поднималось, как уже упомянуто выше, в ноябре 1918 года Национальным собранием немецкой Австрии. Альпийская республика со времени ее основания определенно подразумевала себя в качестве части Германии. Плебисциты в федеральных землях Зальцбург и Тироль дали в итоге 99 %— и 97 %-ное согласие на присоединение к Германскому рейху. Последующие голосования запрещались странами-победительницами. Карл Реннер, бывший первым Федеральным президентом Австрии после 1945 года, обозначил в 1922 году Германию как государство, «к которому мы принадлежим по природе». Австрия называлась с 1918 года «Немецкой Австрией». Реннер являлся ее первым министром иностранных дел. Сен-Жерменским договором название «Немецкая Австрия» было запрещено. Реннер говорил в этой связи о «втором разделе Германии» после 1867 года, когда Австрия впервые покинула союз немецких государств, к которому принадлежала с его основания без малого тысячелетие. Объединение Австрии с рейхом означало, без сомнения, существенное усиление немецкой позиции. Отныне можно было лучше держать под контролем Чехословакию, «авианосец» франко-советского пакта. Отношение к Италии, немецкому союзнику, не омрачалось ничем, что послужило для Гитлера поводом чувствовать себя в будущем лично обязанным Муссолини, не всегда к выгоде немецкой позиции. Проблематика диктатуры Гитлера отныне затрагивала в полном объеме также и присоединенную Австрию. Время от времени, кстати, мы задавались в Наполе Ильфельде вопросом, какая, собственно, конституция рейха могла бы быть принята после Гитлера. Мы в принципе отдавали себе отчет, что абсолютная диктатура, подобная гитлеровской, может остаться лишь исключительным явлением, и были вполне готовы признать за Гитлером чрезвычайные полномочия, которых он требовал вследствие успехов в отношении положения рейха, достигнутых им к тому времени. В отдаленном будущем мы представляли себе, разумеется, довольно расплывчато, общество, организованное по сословному принципу.

Благодаря воспитателю, преподававшему в нашем классе английский язык, с английской Public School в Бате поддерживались отношения по обмену. Ежегодно 7-й класс из Ильфельда гостил несколько недель в Бате, в свою очередь, группа из Бата пребывала в Ильфельде. В мае 1938 года поездка в Бат полагалась нашему классу. Мне не терпелось узнать, как выглядит «нормальная» английская Public School, не опутанная традициями в такой степени, как Вестминстер. Меня, однако, особенно интересовала политическая атмосфера, которую я почувствую. Я покинул Англию в июле 1937 года, к тому времени, когда я вновь увидел ее, прошло три четверти года. Между тем политическая географическая карта Европы с вхождением Австрии в Германский рейх изменилась. Как это отразится в английской общественности?

Прежде чем поехать в Бат, мы ненадолго остановились в Лондоне. Разумеется, класс должен был познакомиться со столицей империи. К своему замешательству, я установил очень быстро, насколько политическая атмосфера в британской столице изменилась. Британская пропагандистская машина работала на полную силу. Плакаты в больших кинотеатрах возвещали о провокационных фильмах, направленных против Германии, их красная краска рождала впечатление расплывающейся крови; воинственного тамбурмажора в кино я уже упоминал. Британский истеблишмент всегда отлично понимал толк в пропаганде. Германский рейх должен был это почувствовать в Первую мировую войну, когда лорд Нортклифф и информационное бюро «Рейтер» снабжали весь мир сообщениями о немецких зверствах; достаточно, к примеру, напомнить о знаменитых «отрубленных детских руках в Бельгии», порожденных фантазией британского посла в США лорда Брюса. Бельгийский кардинал Меркир, так же, как и бельгийская комиссия по расследованию в 1922 году, не смогли подтвердить ни одного случая вмененных преступлений[174]. Ключевое понятие «гунн» поставил британской пропаганде, к сожалению, сам император Вильгельм II, воспользовавшийся неудачной формулировкой в речи на проводах морского батальона, отправленного в Китай на подавление «боксерского восстания». В 1936–1937 годах пропаганда была еще сдержанной, ограничиваясь несколькими листками, о которых было известно, что они разыгрывали антинемецкую партию. Ведение пропагандистской клеветнической войны против потенциальных или явных противников — твердая составная часть политики и потому является легитимным. Удивительно только, что пропагандистские акции наших противников зачастую попадают в Германии на плодородную почву и их лозунгам верят.

Однако в Бате мы были замечательно встречены и интегрированы в школьный процесс. У Бата не имелось такой традиции, как у Вестминстера, с ее подчас граничащими с гротескоритуалами. Но и в Бате разделялся принцип наибольшей самостоятельности учеников. Как и в Вестминстере, им доверялась организация спорта и многих других побочных дел и занятий на досуге. Мы включились в учебу и спорт, что подразумевало также регулярное посещение церкви, играющее в английских школах немаловажную роль.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.