Отставка Хейга

Отставка Хейга

В пятницу вечером, 25 июня, я встретился с Хейгом для передачи послания Брежнева Рейгану. Оно касалось продолжавшихся военных акций Израиля в Ливане.

Наша встреча состоялась в необычных условиях: спустя три часа после того, как Рейган объявил о принятии им отставки Хейга, и спустя час после заявления самого Хейга на пресс-конференции о своей отставке.

Надо сказать, что, как только получил указание из Москвы передать послание Брежнева, я, как обычно, сразу связался с Хейгом, который и назначил мне встречу с ним в тот же день, к вечеру. Судя по всему, в момент нашей утренней договоренности о встрече вопрос об отставке Хейга не стоял. Она последовала — по времени — после заседания днем в Белом доме Совета национальной безопасности, на котором были и Рейган, и Хейг, и основные помощники президента.

Однако Хейг не стал отменять встречу со мной.

Когда я вошел к нему, он был сильно возбужден.

Я передал ему послание Брежнева, в нем содержался призыв к США принять „необходимые меры, чтобы образумить Тель-Авив, заставить его встать на путь выполнения решений Совета Безопасности ООН". Хейг ограничился словами, что перешлет это послание президенту, который отбыл на отдых в Кэмп-Дэвид. Он был явно не расположен обсуждать деловые вопросы.

Затем он стал подробно говорить о причинах своей отставки, когда я поинтересовался, чем было вызвано это его неожиданное решение (встреча с ним была на этот раз один на один).

Хейг сказал, что решение подать в отставку он принял сам. Оно давно зрело у него, и сегодня он заявил об этом президенту (последний, видимо, неожиданно для Хейга согласился).

Свое решение Хейг объяснил, во-первых, усиливающимися расхождениями с Рейганом и его ближайшим (калифорнийским) окружением в Белом доме по разным вопросам внешней политики США. В их числе он назвал отношения между Востоком и Западом, Югом и Севером, предстоящие переговоры между СССР и США по сокращению стратегических вооружений, отдельные аспекты политики на Ближнем Востоке. Он однако, не уточнял, в чем конкретно заключались эти расхождения, заметив лишь, что в отношении американской позиции на открывающихся переговорах по стратегическим вооружениям ему пришлось выдержать длительный бой с „невеждами и саботажниками", которые отстаивали совершенно бесперспективную позицию. Сейчас эта позиция благодаря его усилиям ближе к реальной действительности, чем настаивали многие советники президента (можно себе представить, какова была их позиция, если даже Хейг считал ее неприемлемой).

Во-вторых, продолжал он, мне надоели постоянные подсиживания и дискредитирующие меня „утечки" в прессу одиозной информации, чем постоянно занимались ближайшие помощники президента, эти „пигмеи во внешней политике, но мастера закулисных интриг". Кроме того, они собирали всякого рода слухи и сплетни о якобы стремлении Хейга выставлять себя, а не президента в роли истинного руководителя внешней политики США. По его словам, они постоянно нашептывали президенту, что он готовится выставить свою кандидатуру на пост президента в 1984 году в противовес Рейгану, если тот решит баллотироваться вторично.

Хейг сказал, что у него не было таких намерений, но Рейган, видимо, верил всем этим наветам. Короче, заметил он, стало трудно иметь непосредственные и хорошие личные отношения с президентом, что необходимо для госсекретаря в плане уверенного ведения внешнеполитических сил.

На его место помощники президента предлагали министра обороны Уайнбергера, постоянного представителя США при ООН Джин Киркпатрик и даже Ростоу, руководителя Агентства по контролю над вооружениями и разоружению. („Нужно быть совсем сумасшедшим, чтобы предлагать подобные кандидатуры", — заметил Хейг.)

Однако, в конце концов, Рейган, по словам Хейга, сделал неплохой выбор, остановившись на Шульце. Хейг назвал Шульца своим старым другом, который имеет опыт в международных делах, а главное — далек от фантазирования и поспешной импровизации ради какого-то дешевого внешнего эффекта. Правда, он немного тяжелодум, но это тоже неплохо.

Продолжая, Хейг заявил, что крайне правые круги в США, составляющие основную опору нынешней администрации, всерьез считают его, Хейга, чуть ли не „голубем" во внешней политике, хотя это и звучит как шутка. С несколько большим основанием, чем меня, так можно было бы, пожалуй, назвать Шульца, хотя это тоже относительно, добавил Хейг.

В области советско-американских отношений Шульц, который был в СССР и лично знает немало советских деятелей, будет, по мнению Хейга, выражать умеренные взгляды внутри администрации. Во всяком случае, экстремизмом он никогда не отличался. Правда, Шульц очень осторожный человек и, не получив предварительного согласия президента, особенно в делах с СССР, сам ничего не будет делать.

Уход Хейга в отставку не вызвал сожаления в Москве. С его именем не было связано ничего позитивного в наших отношениях. Даже на посту госсекретаря по своему характеру и мышлению он оставался больше военным, чем дипломатом. Психология конфронтации, а не поиск компромисса, определяла его подход к различным международным вопросам. Впрочем, все это отвечало общему духу всей администрации Рейгана в тот период.

Тем временем возникли новые осложнения, на этот раз на Ближнем Востоке. 7 июля я вручил и.о. госсекретаря Стесселу для президента Рейгана текст еще одного послания Брежнева по Ближнему Востоку в связи с обострившейся обстановкой в Ливане, и особенно в Бейруте. Он призывал США сделать все от них зависящее, чтобы добиться прекращения огня и чтобы миссия американского эмиссара на Ближнем Востоке больше не служила ширмой для продолжения агрессии Израиля.

Однако подробного обсуждения этой проблемы не последовало. Вообще в период президентства Рейгана между Москвой и Вашингтоном не было серьезных дискуссий по Ближнему Востоку, хотя там и происходили такие события, как вторжение Израиля в Ливан. Обе стороны вообще не обменивались мнениями по ближневосточным делам. Белый дом четко сформулировал свой подход: позиции обеих столиц резко расходятся, что не дает оснований ожидать какой-либо договоренности.

В связи с моим отъездом в отпуск я встретился 9 июля со Стесселом. При обсуждении перспективы наших отношений при администрации Рейгана Стессел вновь дал понять, что каких-либо существенных сдвигов в ближайшем будущем ожидать не следует. Белый дом фактически не заинтересован в договоренностях и соглашениях, хотя бы для улучшения климата в отношениях с СССР.

Рейган, по словам Стессела, не очень-то воспринимает доводы, основанные на дипломатическом опыте. Он считает, что надо во что бы то ни стало добиваться того, что выгодно в первую очередь США, не обязательно что-то давая взамен оппоненту. Поэтому он считает, например, что СССР должен пойти на значительно большие сокращения ядерных вооружений (в компонентах, где у советской стороны есть преимущество), так как СССР, по его убеждению, больше заинтересован в таком соглашении с США. Соответственно он отвергает мысль о какой-либо „компенсации" СССР взамен его уступок.

Оценивая общий настрой президента, Стессел заметил от себя лично, что вопрос о встрече на высшем уровне более реально может стоять лишь в следующем году. Никак не раньше.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.