Мифы и жизнь

Мифы и жизнь

Что касается моральных аспектов того, что происходило в 1990-е годы… Есть мифы и есть жизнь. Мифы — что без бандитов было нельзя. Мифы — что была необходима жестокость. Ложь это. Трусливая ложь тех, кто не представляет себе другой жизни. Но «те» выбрали себе такую жизнь сами.

Мы никогда не имели дела с бандитами. Не требовалось, если хотите. Возможно, если пришлось бы, то пошел бы на контакт, но не пришлось.

Что получилось бы, если бы пришлось? Не знаю. Даже думать не хочу. Может быть, убили бы. Может быть, пришлось бы уехать. Может быть, сидел бы в Кремле. Или «на набережной»[58].

Проекты покупки заводов нам приносили сами директора, находившиеся в отчаянии из-за кучи свалившихся на них проблем. Мы сами не искали. Если директор был сильно против, мы не лезли в проект — зачем нам головная боль? Проектов в разы больше, чем мы были способны переварить.

Потом мы подписывали договоры. Официально. Стандартные. И если директор и его команда их выполняли, то кредит возвращался, мы зарабатывали и не было проблем.

Если директор хотел нас обмануть или очевидно не мог справиться, мы его официально меняли. При поддержке и губернаторов, и федеральной власти. Поскольку проблемы завода — это проблемы не только банка, но и области.

Причем честных директоров (типа директора «Апатита») мы, даже снимая, финансово обеспечивали и «на произвол судьбы» не бросали. То есть находили взаимоприемлемую форму обеспечения им пристойного дохода. Директор «Апатита» стал представителем предприятия в Москве (правда, вскоре ушел на работу к своим бывшим бизнес-партнерам), директор «Восточной нефтяной компании» стал начальником управления в ЮКОСе, директор ЮКОСа — председателем совета директоров ЮКОСа после приватизации, и т. д. А кому-то просто платили выходное пособие. Например, директору «Юганскнефтегаза» Парасюку.

Нечестных — просто увольняли. Бороться с нами? Как? Он же не справился. Все это видят.

Я никогда не боялся прийти в трудовой коллектив, провести «митинг», собрание. Возможно, я мог встретить «харизматика» сильнее меня. Среди директоров — не встретил. А встретил бы — моментально нашли бы общий язык и точки соприкосновения. Он сам бы за мной пошел. Таких людей не хватало.

Единственная опасность — «пиявки». Те, кто, присосавшись к телу гибнущего предприятия, высасывали из него последние соки. Местные бандиты. Могли попытаться «грохнуть».

Но милиция даже тогда умела работать, когда хотела. Причем не за взятки. Мы были заинтересованы в сильной милиции. Милиция хотела стать сильной. Общий интерес за счет интересов местных бандитов. Да и Москва могла бы помочь, но, по-моему, никогда не требовалось. Во всяком случае, на моем уровне.

Недаром Генпрокуратура, опрашивая всех «обиженных» нами директоров, не нашла ни одного, кто пришел бы в суд и сказал плохо. А хорошо — сказали. Чем я горжусь. Причем даже в первом процессе!

Было ли то, за что было стыдно? Тогда — нет. Сейчас, вспоминая, да. Но не за мифическое «присвоение общенародной собственности».

Я занимался объектами, которые рушились, и многие из тех, до которых у нас не дошли руки, рухнули. Люди оставались на улице. Мы запускали производство вновь, расширяли его, платили зарплату. Да, потом, продав свои акции, мы зарабатывали на разнице, но деньги мы не «уводили», а вкладывали в новые предприятия, производства.