ХАОС

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ХАОС

Октябрь - декабрь 1917 года. Пучина наконец-то разверзлась. Большевизм победил. Это было очень просто. Временное правительство и первый Всероссийский Совет (*52) были свержены так же легко, как и царский режим. Через свои военно-революционные комитеты большевики захватили контроль над воинскими частями. С помощью Петроградского Совета подчинили себе рабочий класс. Эти солдаты и петроградские рабочие захватили все автомобили на улицах, заняли Зимний дворец, Петропавловскую крепость, вокзалы, телефонные станции и почтамт. Чтобы уничтожить предыдущее правительство и образовать новое, потребовались всего лишь 24 часа (*53).

25 октября, несмотря не болезнь, я отправился к Зимнему дворцу, узнать новости. Добравшись до него, я обнаружил Зимний окруженным большевистскими отрядами. Было бы непростительной глупостью идти прямо к ним в лапы, я повернулся и пошел в Мариинский дворец в Совет Республики (*54). Там я узнал, что, в то время, как Керенский бежал на фронт за военной поддержкой, Коновалов и другие министры вместе с губернатором Петрограда Пальчинским забаррикадировались в Зимнем под охраной лишь батальона женщин-солдат и трех сотен кадетов (*55).

- Это возмутительно! - бушевал социал-демократический депутат. - Мы будем протестовать против такого насилия.

- Что? Мы собираемся родить еще одну резолюцию? - спросил я.

- Именем Петроградского Совета, Совета Республики и правительства мы обратимся к стране и мировой демократической общественности, - ответил он, обидевшись на мое "легкомыслие".

- И что это будет, как не еще одна резолюция? - поддразнил его я.

- Мы обратимся к вооруженным силам!

- Каким вооруженным силам?

- Офицеры и казаки еще верны правительству.

- То есть те, кого революционные демократы считали контрреволюционерами и реакционерами? - настаивал я. - Разве вы забыли, какой удар нанесли по ним, особенно после провала корниловского мятежа? После всего этого как вы представляете себе, хотят ли они защищать нас? Думаю, напротив, они даже будут весьма довольны, тем что должно произойти.

Осажденных в Зимнем министров после штурма дворца не убили, а бросили в Петропавловскую крепость к царским министрам (*56). Но судьба женского батальона была много хуже, чем мы можем себе представить. Большое количество защитниц Зимнего было убито, а тех, кто избежал смерти, зверски изнасиловали большевики. Некоторые не выдерживали этого и умирали в страшных мучениях. Некоторых чиновников Временного правительства также убили с садистской жестокостью (*57).

В редакции моей газеты я написал свою первую статью о победителях, клеймя их как убийц, насильников, бандитов и грабителей, и подписал ее полным именем, невзирая на протесты моих коллег и даже наборщиков (*58). "Пусть стоит, - сказал я, имея в виду подпись. - Мы все сейчас так или иначе смотрим в лицо смерти". Моя статья имела такой успех, что тираж этого выпуска нам пришлось увеличить в три раза против обычного. Мои друзья попросили меня не ночевать дома, и я решил последовать их совету. Кроме того, я согласился изменить свою внешность и перестал бриться. Многие поступали так же, брившиеся отращивали бороды, бородатые начинали брить лица.

Керенский потерпел поражение. Большевики захватили банки, государственные и частные, и моего друга Пятакова назначили комиссаром финансов. С фронта приходят новые леденящие душу новости. Генералиссимус Духонин убит вместе с сотнями других офицеров (*59). Наша армия превратилась в дикую, беспорядочно бегущую толпу, сметающую все на своем пути. Германское вторжение неизбежно.

Сегодня мой коллега Аргунов (*60), один из основателей партии эсеров, попался в лапы "кошке". Издание газеты теперь будет сопряжено с большими трудностями. Вторжения в редакционные помещения и типографии стали обычным делом. Большевистские солдаты уничтожают отпечатанные тиражи и даже печатные машины. Формально мы подчиняемся приказам о прекращении издания газеты, но каждый раз она немедленно появляется под несколько видоизмененным названием. "Воля народа", запрещенная вчера, сегодня появилась под названием "Воля", потом "Народ", затем "Желание народа" и т. д. Газета "День" появляется как "Утро", "Полдень", "Вечер", "Ночь", "Темная полночь", "Час ночи", "Два часа ночи". Важно то, что наши газеты продолжают выходить. Читатель, не доставший газету утром, прочитает ее вечером.

Сегодня опять я едва избежал ареста.

Наше домашнее меню стало, мягко говоря, экзотическим.

Нет хлеба, но вчера в маленькой лавке мы нашли несколько банок консервированных персиков. Вместо хлеба испекли "печенье" из картофельной кожуры, и оказалось, что это вполне можно прожевать. Да здравствует революция, стимулирующая изобретательность и заставляющая людей быть более скромными в своих аппетитах и желаниях!

Выборы в Учредительное собрание должны быть проведены по всей России. Эти выборы - ответ страны на большевистскую революцию. Если коммунисты правы, то они получат большинство голосов. Очень скоро мы узнаем вердикт России. Конечно, большевики делают все, что в их силах, чтобы помещать выборам, а все, на кого объявлена охота, делают все возможное, чтобы обмануть охотников и облегчить проведение выборов (*61). За последнюю неделю я выступал на двенадцати митингах (*62).

Опубликованы предварительные результаты выборов. Большевики проиграли. Вместе с левыми эсерами они далеко позади правого крыла эсеровской партии по числу мест в Учредительном собрании (*63). Я со своими товарищами набрал на выборах в Вологодской губернии около 90 % голосов (*64). Вчера вечером мы отметили это в высшей степени экстравагантным банкетом. Каждый съел кусочек хлеба, половинку сосиски, консервированные персики и выпил чай с сахаром.

Большевики потерпели явное поражение. И все же мы знаем, что они не намерены смириться с этим вердиктом. Пока надеялись на благоприятный исход голосования, большевики не возражали против Учредительного собрания. Теперь они попытаются запретить и разогнать его.

Тем временем я продолжаю играть роль мышки, убегающей от кошки. По закону все депутаты имеют иммунитет против ареста, но закон - это одно, а большевистская практика - другое. Все дороги ведут сейчас не в Рим, а в тюрьму. Я устал и измучен, частью напряженной работой, частью голодом.

27 ноября 1917 года. По закону сегодня должно открыться Учредительное собрание (*65). День выдался отличный. Прекрасное голубое небо, белый снег; на их фоне отлично смотрятся огромные лозунги и плакаты: "Да здравствует Учредительное собрание, хозяин России!" Толпы людей, несущие эти лозунги, приветствуют высшую власть в стране, настоящий голос народов России. Когда депутаты подошли к Таврическому дворцу, тысячи людей оглушительными криками приветствовали их. Но когда депутаты толкнулись в ворота дворца, они обнаружили их запертыми и охраняемыми вооруженными до зубов латышскими стрелками.

Надо было что-то немедленно предпринимать. Вскарабкавшись на железную ограду дворца, я обратился к народу, а другие депутаты в это время перелезали через ограду во двор. Им удалось отпереть ворота, и толпа ворвалась во двор. Ошеломленные дерзостью маневра, латышские стрелки колебались, и в результате двери дворца открылись, и мы вошли внутрь, сопровождаемые множеством горожан. В дворцовом зале провели заседание и призвали на нем российскую нацию защитить свое Учредительное собрание. Была принята резолюция, что невзирая на препятствия Учредительное собрание откроется 5 января (*66).

Чтобы оно не сорвалось, мы ежедневно проводили митинги на заводах и среди солдат. В то же время лидеры эсеров продолжали работать над подготовкой основных законов и декретов, процедур и т. д. Эти совещания обычно проходили у меня на квартире (*67).

Печать разрушения тяжело легла на Петроград. Вся деловая жизнь замерла. И ночью и днем мы слышали шум стрельбы. Безумие опустошения и грабежей захлестнуло города и даже сельские районы. Армия больше не существовала, и немцы могли идти куда угодно.

Сегодня последний день 1917 года. Я вспоминаю прошедший год с чувством горечи и разочарования.

На Новый год мы собрались вместе, депутаты и руководители партии эсеров. Глухая тоска, смешанная с мрачной решимостью умереть, сражаясь за свободу, сквозила в наших разговорах.

Этот нездоровый энтузиазм достиг апогея после слов, произнесенных моим другом К. (*68), когда мы слушали знаменитую арию из оперы Мусоргского "Хованщина":

        Ох ты, родная матушка Русь, нет тебе покоя, нет пути,

        грудью крепко стала ты за нас, да тебя ж, родимую, гнетут.

        Что гнетет тебя не ворог, знай, чужой, непрошеный,

        а гнетут тебя, родимую, все ж твои робята удалые;

        в неурядицах да в правежах ты жила, жила, стонала,

        кто ж теперь тебя, родимую, кто утешит, успокоит?.. (*69)

Эта ария потрясла нас до глубины души. И тогда К. сказал: "Мы не знаем, кто спасет Россию. Но как бы ни была тяжела сейчас твоя доля, дорогая Россия, ты не погибнешь. Восстанешь из пепла великой страной и великой нацией, самой могучей из всех держав на земле. Если для этого потребуется положить наши жизни, мы готовы".

Новогодний праздник закончился. Перспективы на 1918 год не ясны, но я верю в мою страну и ее историческую миссию.