Глава XIII. Сила созидания и творчества
Глава XIII. Сила созидания и творчества
Среди друзей
Весна 1918 года… Первая весна в истории Советского государства. Республика завоевала передышку, и эту передышку надо было всемерно использовать.
В Москве Ленин, Свердлов и другие члены правительства первоначально поселились в гостинице «Националь». Комнаты Ленина и Свердлова были расположены рядом. «Была весна, светило московское солнце, — вспоминала позже Крупская. — Около „Национала“ начинался Охотный ряд — базар, где шла уличная торговля; старая Москва с ее охотнорядскими лавочниками, резавшими когда-то студентов, красовалась вовсю».
Яков Михайлович устроил свою приемную во «Втором доме Советов» («Метрополь»). «Работники охраны безуспешно пытались убедить его в опасности такого решения, — вспоминает Е. Я. Драбкина. — Свердлов был непреклонен. Сам выбрал небольшой номер, велел выкинуть аляповатую мебель, поставить простой стол. Увидев, что этот стол поставили параллельно к окну, так, что свет падал на лицо посетителя, а его лицо оставалось в тени, Свердлов рассердился: „Разве может человек доверчиво разговаривать, когда вы его так усаживаете?“ И сам переставил стол боком к окну.
Неуклонное правило, которое он установил, гласило: „Ни один рабочий, ни один крестьянин не должен уйти с приема, не получив исчерпывающего решения по своему делу“.»
Вскоре после переезда в Москву Центральный Комитет поручил Свердлову выехать в Нижний Новгород с докладом об итогах VII съезда партии и задачах партийного и советского строительства. Только два дня пробыл он в Нижнем, который так был ему дорог… Здесь он родился, здесь прошли его детство и начиналась революционная юность. Жадно он всматривался в знакомые улицы Сормова и Канавина, встретился со старыми друзьями.
В семье старика отца все еще жили дети Свердлова — Андрей и Вера. Вместе с Яковом Михайловичем они вернулись в Москву.
В Москве между тем постепенно налаживалась работа центральных учреждений — Совета Народных Комиссаров.
Яков Михайлович и его жена Клавдия Тимофеевна с двумя детьми — Андреем и Верой — заняли в Кремле квартиру из четырех комнат. Двенадцать лет прожили они до революции, и из них только два года провели вместе в туруханской ссылке. Остальные годы были временем постоянных разлук и мимолетных свиданий в тюрьмах или на явочных квартирах. Арест, тюрьма, этап, ссылка, недолгие месяцы свободы, наполненные работой в подполье, — такова была их «семейная жизнь». «Впервые по своим документам, не опасаясь ареста, мы зажили только после Октября, — писала Клавдия Тимофеевна. — Но в первые месяцы Советской власти жили как на биваке. Сегодня Питер, Фурштадская, Таврический, завтра — Москва, „Националь“, Белый коридор (в Кремле). Мы с Яковом Михайловичем то в Питере, то в Москве, ребята у деда, в Нижнем. Семьи не было, да и не до семьи было. И наконец, мы все вместе. Безумная, нечеловеческая нагрузка не давала Якову Михайловичу возможности больше, чем на несколько часов в сутки появляться дома. Редко, очень редко он выкраивал какое-то воскресенье, чтобы немного отдохнуть».
И все же Яков Михайлович находил время для детей. Им безраздельно принадлежало утро. «В спальне у нас лежал большой пушистый ковер, — рассказывает Клавдия Тимофеевна, — и что только они на нем не вытворяли! То Яков Михайлович превращался в коня, становился на четвереньки и бегал по комнате, а ребята сидели на нем верхом, то начиналась „французская борьба“ с сыном, по всей квартире неслись воинственные возгласы, звенел смех».
После работы, которая кончалась иногда поздно ночью, Свердлов возвращался домой, но и тут еще часа два-три он сидел за бумагами и книгами. А зачастую его и дома ждали люди — знакомые и незнакомые… И усталость как бы улетучивалась, Свердлов оживлялся, каждый человек глубоко интересовал его, и он мог часами вести разговор — дружеский, интересный, раскрывающий характер собеседника. Такие встречи и беседы были для живого, общительного Якова Михайловича органической потребностью.
Свердлов не мог ограничиться разговором в официальной обстановке в своем кабинете. За чашкой чая, в непринужденной беседе, которая зачастую затягивалась за полночь, Свердлов требовал все новых и новых подробностей о положении на местах, о людях, их взаимоотношениях, их работе.
Рядом с его квартирой в Кремле были отведены две комнаты для приезжающих с мест товарищей. «Кто у нас только не бывал, — вспоминает Клавдия Тимофеевна, — кто не останавливался на день-другой, а то и неделю! Нередким гостем был Филипп Голощекин, работавший в 1918 году секретарем Уральского областкома партии. Бывал Маркел Сергушев, секретарь Нижегородского губкома в те годы, Борис Краевский, командовавший армией на каком-то из фронтов, Маркушка Минкин, председатель Пензенского губисполкома, Ваня Чугурин, Артем (Сергеев), А. Мясников, Н. Толмачев… Останавливались комиссары и политические работники, приезжавшие с фронтов гражданской войны; большевики-подпольщики с оккупированных немцами территорий и из районов, где свирепствовали орды белогвардейцев; партийные и советские работники из центральных областей страны, с Урала, из Поволжья. Немало было среди них старых боевых товарищей Якова Михайловича, сормовчан и уральцев, нарымчан, колпашевцев, туруханцев и питерцев. Но бывали и такие, с которыми ранее Свердлов не был знаком».
Абсолютное доверие, которое завоевал Свердлов в самых широких слоях советских и партийных работников, его постоянная доброжелательность, тот искренний и глубокий интерес к судьбе каждого из товарищей и их работе — все это располагало к полной откровенности и той непринужденности, когда человек раскрывает свою душу.
Посмотрим на Свердлова глазами его современников.
В. И. Ленин:
«Только ему (Свердлову. — Е. Г.) удалось завоевать такое положение, что достаточно было в громадном числе крупнейших и важнейших организационных практических вопросов, достаточно было одного его слова, чтобы непререкаемым образом, без всяких совещаний, без всяких формальных голосований, вопрос был решен раз навсегда, и у всех была полная уверенность в том, что вопрос решен на основании такого практического знания и такого организаторского чутья, что не только сотни и тысячи передовых рабочих, но и массы сочтут это решение за окончательное»[91].
А. В. Луначарский: «Мне кажется, что не только во всей деятельности Свердлова, но даже в его слегка как бы африканской наружности сказывался исключительно сильный темперамент. Внутреннего огня в нем, конечно, было очень много, но внешне этот человек был абсолютно ледяной. Когда он не был на трибуне, он говорил неизменно тихим голосом, тихо ходил, все жесты его были медленны, как будто каждую минуту он молча говорил окружающим: „спокойно, неторопливо, тут нужно самообладание“.
Луначарский о внешнем виде Свердлова:
„К этому времени он — вероятно, инстинктивно — подобрал себе и какой-то всей его наружности и внутреннему строю соответствующий костюм. Он стал ходить с ног до головы одетый в кожу…
Этот черный костюм, блестящий, как полированный лабрадор, придавал маленькой, спокойной фигуре Свердлова еще больше монументальности, простоты, солидности очертания“.
Л. А. Фотиева: „Меня поразила исключительная быстрота ориентировки, которой обладал Яков Михайлович… Он сразу схватывал суть вопроса, казалось, на лету, с полуслова понимал собеседника и тут же быстро и смело принимал решение. Ни один вопрос не оставался у него нерешенным, ни один документ без нужды не задерживался“.
С. Г. Уралов: „Яков Михайлович врезался мне в память не только как замечательный оратор, но и как прекрасный слушатель…
Во время беседы я часто ловил на себе прямой и внимательный взгляд его умных глаз. Разговаривать с ним было легко и приятно, так как он никогда не подчеркивал своего превосходства и высокого положения в партии и как главы Советской власти“.
В. Л. Панюшкин: „Люди верили ему, как самой правде. Даже когда он ругал… — все равно не обижались. Понимали, что ругает правильно, за дело. Он никогда не ругал свысока, и мне казалось, когда попадало от Якова Михайловича, что я провинился перед самой революцией…“
И. Антонов: „Суровая фигура, смуглое лицо, улыбавшееся юношеской улыбкой… Добрые глаза…“
В. Голионко: „Чарующая доброжелательность“.
И еще об улыбке Свердлова, о свердловском юморе рассказывает Е. Я. Драбкина: „Улыбка у него была быстрая и неожиданная. Речь образная — то промелькнет волжское бурлацкое словцо, то прозвучит сибирский говор, а то строка из Некрасова. Любил петь — больше всего песни революции и тюремные напевы. Любил и пошутить. Бывало, придет к нему какой-нибудь товарищ и начнет плести ерунду. Он послушает, послушает и скажет: совсем ты умный человек, а вот по пятницам такое мелешь, что уши вянут тебя слушать“.
М. Никулин (о лекциях Свердлова):
„Пенсне, черные волосы, в потертом осеннем пальто и заплатанных ботинках (это особенно врезалось), приходил он с точностью часового механизма в назначенный час…
Когда кончалась лекция, то невозмутимое, недоступное, казалось, лицо делалось таким добродушным, доверчивым“[92].
Жили трудно, в Москве было голодно. По инициативе Якова Михайловича в Кремле была организована столовая, в которой советские и партийные работники питались жидким супом, пшенной кашей и морковным чаем. В этой же столовой получал обеды Ленин. Дополнительное питание давали только детям и больным.
Приезжавшие с мест товарищи иногда привозили хлеб, масло, захваченный у интервентов трофейный шоколад и другие продукты. Все это передавалось в детские сады, в столовую или особо нуждавшимся семьям партийных работников.
Е. Д. Стасова — К. Т. Свердловой (из Петрограда в Москву, 9 апреля 1918 года): „…о галетах не слышно ничего, думаю, что они могут ко мне и не попасть, да это и не страшно, ибо я маленько наладила дело с питанием стариков, а сама прекрасно обхожусь рыбой и капустой. За заботу обо мне большое и сердечное спасибо“.
Она же 15 апреля 1918 года: „…За хлеб, привезенный Графовым, большое спасибо“.
16 мая 1918 года: „…Огромное Вам спасибо, как и Якову Михайловичу, за присылку шоколада и куртки, ибо первый весьма меня подбадривает при усталости, а вторая явилась как нельзя более кстати, так как у меня не было никакой одежки, кроме длинной кофты…“
Клавдия Тимофеевна рассказывает, как однажды она вместе с. Яковом Михайловичем навестила Дзержинского в его кабинете на Лубянке. Свердлова очень беспокоили утомленный вид Дзержинского, его землистый цвет лица, покрасневшие веки.
„…Феликс Эдмундович согнулся над бумагами. На столе перед ним полупустой стакан чаю, какого-то мутно-серого цвета, небольшой кусочек черного хлеба. В комнате холод. Часть кабинета отгорожена ширмой, за ширмой — кровать.
Увидев нас, Феликс Эдмундович с радостной улыбкой поднялся навстречу. С Яковом Михайловичем их связывала большая, горячая дружба. Мы сели к столу, причем я ясно видела кровать Дзержинского, покрытую простым суконным солдатским одеялом. Поверх одеяла была небрежно брошена шинель, подушка смята…“
Просидели у Дзержинского около часа. Яков Михайлович был сосредоточен и задумчив. Именно после этой беседы и возникла у него мысль о необходимости вывезти из Швейцарии семью Дзержинского, которая застряла там и не могла выехать в Советскую Россию. Осенью 1918 года Феликс Дзержинский нелегально выехал в Европу, совершил неслыханный по смелости и риску вояж в Швейцарию и повидался там с Софьей Сигизмундовной и сыном Ясиком. Вскоре они смогли приехать в Москву.
„Пока закон не отвердел…“
На первом же заседании Совнаркома после переезда в Москву Свердлов предложил обсудить вопрос „об общеминистерском кризисе“ в связи с уходом из правительства левых эсеров и некоторых „левых коммунистов“. В результате было принято решение о назначении народным комиссаром юстиции вместо эсера И. 3. Штейнберга старого большевика П. И. Стучки, членом Высшего военного Совета вместо эсера П. П. Прошьяна был назначен Н. И. Подвойский. Свердлову было дано поручение вступить в переговоры с членом ЦИК С. П. Середой о возможности его назначения заместителем народного комиссара земледелия. На пост комиссара торговли и промышленности было решено подыскать „хорошего инженера-практика“. Комиссариат по делам местного самоуправления решено было упразднить: процесс ликвидации старых дум и ведомств к этому времени в основном был завершен.
Стремительное развитие, быстрые темпы и крутые повороты революционных событий не давали возможности зафиксировать опыт государственного, экономического, военного и культурного строительства в едином конституционном акте. Конституционные документы, принятые II и III Всероссийскими съездами Советов, были уже явно недостаточны для дальнейшей плодотворной деятельности Советов.
Записать завоеванное — так Ленин определял главную задачу составителей Конституции. Вместе с тем Конституция должна была придать стройность и единство всей системе советских государственных органов, решить вопрос о месте и функциях различных центральных и местных органов власти. Это становилось особенно необходимым в свете возросших местнических и сепаратистских тенденций.
Свердлов был последовательным борцом против местничества и сепаратизма. В своем выступлении в конце 1918 года в Нижнем Новгороде Свердлов показал, какую огромную опасность для единства пролетарского государства несут с собой проявления местничества. Некоторые товарищи на местах, говорил Свердлов, „рассматривают все вопросы, всю работу государственного строительства с точки зрения местной колокольни. Все, что исходит из центра и если, паче чаяния, это идет якобы, по их мнению, вразрез с их строительством, то они начинают рассуждать о выгодности и невыгодности применения тех или иных мер, исходящих из центра“[93].
Местничество проявлялось иногда и в партийных организациях, например, при решении вопросов о перегруппировке кадров активных работников из одной области в другую. „Центр уже поставил перед собой вопрос, — говорил Свердлов, — об уничтожении „самостийности“, с одной стороны, и с другой — о выработке таких положений, которые не слишком бы нарушали права местных организаций. Местные организации должны раз навсегда уяснить себе, что распределением ответственных партийных работников в общероссийском масштабе ведает ЦК“.
В проведении финансовой, продовольственной, военной политики также наблюдались проявления децентрализма. Свердлов отметил: „Местничество заходит так далеко, что когда из центра был издан приказ о даче сведений об оружии, то многие места не дали этих сведений, а некоторые сознательно давали неточные сведения, руководствуясь при этом местными соображениями…“
На заседании ВЦИКа 15 апреля приводились разительные факты несоблюдения местными организациями общегосударственных интересов. Так, некоторые из них не считались с тем, что налоги, собираемые на местах, должны поступать в центральную государственную кассу на такие общегосударственные расходы, как транспорт, здравоохранение, просвещение и т. п.
Нефть, отправляемая из Баку в центр, на всем пути следования (в Царицыне, Самаре, Казани) облагалась налогами. Ялтинский Совет обложил налогами табак и лишил этим возможности нормального производства московские и петроградские папиросные фабрики. Особенно тяжелые последствия приносило проявление местничества в продовольственной политике. На заседании ВЦИКа народный комиссар продовольствия Цюрупа приводил факты, когда Советы, ссылаясь на местные условия, самовольно изменяли твердые цены на хлеб и этим самым подрывали государственную продовольственную политику, хлебную монополию.
Местничество находило свое отражение также и в политической области. Стремление отдельных губерний обособиться в „самостоятельные республики“, организация на местах вместо исполкомов совнаркомов — все это требовало не только осуждения, но и создания таких условий, при которых невозможно было бы подобное нарушение государственного единства. Всякое проявление недисциплинированности, сепаратизма, областничества использовалось врагами революции для борьбы с Советской республикой.
Свердлов ясно видел, что сепаратизм в политике при известных условиях может легко скатиться к контрреволюции. Так было в Мурманске, где руководители местного Совета под флагом борьбы с опасностью германского вторжения стали на путь сговора с англо-французскими интервентами. В мае 1918 года Свердлов телеграфировал Мурманскому краевому Совету: „Сепаратная политика недопустима, вредит общему делу“. Он прямо указал на то, что руководители Мурманского краевого Совета стали на сторону одной из империалистических коалиций.
Однако Свердлов всегда проводил определенную границу между областными советскими объединениями, как они сложились в ходе развития революции, и областничеством, как определенным политическим направлением, противостоящим пролетарскому централизму. Вот почему Свердлов не считал нужным торопиться с ликвидацией областных советских и партийных объединений, сыгравших крупную положительную роль в 1917 — начале 1918 года. „Хирургическое вмешательство“ потребовалось главным образом в Московской области. Борьба с „левыми коммунистами“, выступавшими под флагом областничества, вызвала необходимость ликвидации московского „Областного совнаркома“, который зачастую противопоставлял себя центральным органам власти. В других случаях ликвидация областных объединений была ускорена ходом военных действий, как это было на Урале, где областные органы были распущены после падения Перми.
Всякие проявления сепаратизма и нарушения пролетарского, революционного централизма волновали Свердлова. Но он прекрасно понимал, что различные проявления местничества и недоверия к центральной власти среди других причин объясняются и своеобразной реакцией на бюрократический централизм старой России.
Впоследствии он отметил, что „взаимоотношения местных учреждений с центральными… складывались только путем целого ряда разногласий, борьбы, столкновений, примирений; с другой стороны, центральная власть должна была непосредственно вмешиваться в те или иные отдельные конфликты и т. д…. Такое положение, когда у нас, по существу, уже более или менее сложился государственный советский аппарат, но не было еще строгого разграничения функций и труда между отдельными, созданными нами органами, такое хаотическое положение толкало нас к скорейшей работе по выработке конституции“.
Еще в январе 1918 года ВЦИК, избранный на III съезде Советов, образовал комиссию для выработки Конституции. Комиссия начала работу, но развернуть ее не смогла, так как вскоре началось германское наступление. Работа возобновилась во ВЦИКе четвертого созыва. В марте 1918 года Центральный Комитет партии решил учредить при ВЦИКе комиссию для выработки Советской Конституции и поручил Свердлову возглавить подготовку ее проекта. — ЦК обратил особое внимание на разработку в Конституции вопросов бюджета и административного управления.
Яков Михайлович немедленно приступил к выполнению этого решения. 1 апреля 1918 года Свердлов выступил на большевистской фракции ВЦИКа с докладом о задачах комиссии для выработки Конституции РСФСР. Фракция по докладу Свердлова приняла постановление о необходимости срочной разработки Советской Конституции и указала, что в задачу комиссии входит выработка основных положений Конституции и создание подкомиссий для подготовки отдельных ее разделов. Вечером 1 апреля Свердлов выступил на пленуме ВЦИКа. Он напомнил советскому парламенту о таких конституционных актах, как „Наказ — Конституция“, принятый ВЦИКом второго созыва, и „Декларация прав трудящегося и эксплуатируемого народа“, принятой III съездом Советов, Свердлов ясно видел необходимость более четко разграничить функции ВЦИКа и Совнаркома, местных Советов и их исполкомов. „Мы перенеслись в новый период, — сказал Свердлов, — в фазу строительства, и нам приходится наталкиваться на целый ряд вопросов в силу того, что точно зафиксированных положений [о взаимоотношениях] между целым рядом существующих органов у нас не существует в жизни, что и наталкивает нас к выработке более подробной Конституции Советской республики“.
Главная мысль Свердлова заключалась в том, что Советская Конституция должна ввести строгий порядок, стройность во всю систему советских государственных органов, вместе с тем должна стать могущественным стимулом дальнейшего развития советского демократизма, рычагом для вовлечения широких народных масс в управление государством. „Все мы великолепно сознаем, — говорил Свердлов, — что только благодаря самой тесной связи с широкими массами рабочих и крестьян нам удается проводить все те мероприятия, которые мы намечаем. Только постольку, поскольку нам удается выделить из массы достаточное количество активных сознательных работников, могущих практически проводить в жизнь все намечаемые мероприятия, поскольку мы имеем кадры таких товарищей, — мы можем сказать, что дело обеспечено… при разработке конституции необходимо построить Советскую власть таким образом, чтобы она не только давала возможность работы, но чтобы привлекала значительно более широкие круги трудового народа к непосредственному управлению страной“.
Конституция, как считал Свердлов, должна рассматривать все советские органы — от ВЦИКа до сельского Совета — как школы государственного строительства, школы государственного руководства.
В состав конституционной комиссии от большевиков вошли Я. М. Свердлов (председатель), В. А. Аванесов (секретарь), М. Н. Покровский, И. В. Сталин; от левых эсеров — А. А. Шрейдер, от эсеров-максималистов — Д. А. Магеровский. Кроме того, в состав комиссии были введены представители наркоматов — по национальным делам, внутренних дел, юстиции, финансов: М. Я. Лацис, М. А. Рейснер, Д. П. Боголепов и др. К работе конституционной комиссии был привлечен также ряд крупных специалистов.
Более трех месяцев напряженно работала комиссия. Все эти три месяца Свердлов почти ежедневно приходил в светлые комнаты угловой части „Метрополя“, где расположилась комиссия, изучал материалы, участвовал в заседаниях.
Здание это, украшенное сказочными фресками Врубеля, было к этому времени не гостиницей, а „Вторым домом Советов“. И в его стенах происходили поистине сказочные дела. Здесь был один из центров клокочущей революционной энергией России. Здесь собирался на свои заседания высший орган государственной власти — ВЦИК. Здесь обсуждались важнейшие вопросы государственной жизни Советской республики. Экономика, культура, военное строительство, национальные отношения… Что же было главным в этом потоке революционных свершений? Позднее, подводя итоги первых грозовых лет революции, Ленин выделил главное звено для 1918 года — создание Конституции, в которой отразился процесс превращения Советов в единую и стройную государственную систему.
Вхождение в конституционную комиссию эсеров и максималистов вносило некоторый разнобой в ее работу. Нужны были выдержка и целеустремленность Свердлова чтобы придать всей деятельности конституционной комиссии деловой характер и постоянно отбивать различного рода эсеровские, полуанархистские, синдикалистские атаки. „Экономный распределитель времени и своего и чужого, Свердлов умел переходить от одного дела к следующему, как хороший часовой механизм, заведенный революцией на многие годы, — вспоминает член комиссии М. А. Рейснер. — С первой минуты заседания он втягивал всех в быструю, точную работу, отбрасывая все ненужное, лишнее, мешающее делу“. М. А. Рейснер отмечает, что материал, накопившийся в комиссии, „был до смущения разнообразным“. Одни приносили на заседание комиссии священные книги буржуазной науки — толстые тома таких государствоведов, как Еллинек. Другие думали создать в виде Советов федерацию трудовых синдикатов, нечто вроде анархического союза профессиональных объединений…» «Трудно здесь и перечислить, — пишет далее М. А. Рейснер, — все различие мнений, которые, с одной стороны, явно цеплялись за испытанный буржуазный демократический шаблон, а с другой стороны — столь же явно впадали в утопию…
Я. М. Свердлов был председателем комиссии. И, по правде сказать, лишь он один был в состоянии вывести комиссию из ее многоразличных разноречий и дать форму, которая точно отражала существующее и вместе с тем открывала пути и ставила вехи для грядущего».
Задачи работы комиссии ее участниками были поняты далеко не сразу. М. Н. Покровский, который в это время еще не избавился от своих «левокоммунистических» заблуждений, предлагал начать с определения структуры и функций местных, особенно областных Советов. Он утверждал, что в основу Конституции должен быть положен принцип суверенитета местных Советов, и предлагал начать составление Конституции, так сказать, «снизу». Покровский сам называл себя сторонником «областной точки зрения». Свердлов сразу же придал этому вопросу принципиальное значение. Предложение М. Н. Покровского, поддержанное левыми эсерами, означало, что Конституция должна закрепить децентралистские, сепаратистские тенденции. Свердлов решительно выступил против этой попытки узаконить «областничество» и местничество. В ряде своих выступлений он указал, что путь, предлагаемый Покровским и некоторыми другими, приведет к тому, что комиссия «запутается в трех соснах» и не сможет взять правильного направления. Свердлов отметил, что жизнь «выдвигает в первую очередь [вопрос] не о том, как строить областные Советы, а вопросы о взаимоотношениях между существующими центральными, областными и местными Советами».
В печати и на заседаниях комиссии развернулась дискуссия по общим положениям Конституции. Свердлов неуклонно требовал, чтобы члены комиссии при подготовке Конституции исходили не из тех или иных абстрактных положений, а из непосредственной советской практики. Позже Свердлов отметил, что комиссия собрала огромный материал о деятельности различных советских органов, тщательно изучала и проверяла этот материал, «чтобы на основании пе одного какого-нибудь примера, а на основании широкой практики наметить правильное положение, правильную мысль о том, каково должно быть отношение одних частей к другим».
Свердлов добивался, чтобы Конституция как можно более точно, реально отражала прежде всего факт существования диктатуры пролетариата в ее конкретной форме — в форме Советского государства.
В работу над Конституцией Свердлов вкладывал всю свою энергию, весь свой опыт и знания. Материалы конституционной комиссии показывают, как тщательно изучал Яков Михайлович все то, что в Советской республике находилось в постоянном движении, развитии, выделяя из этого процесса то, что отстоялось, сформировалось и могло служить образцом.
В конституционной комиссии подвергся обсуждению и национальный вопрос. Проект, представленный М. А. Рейснером, отличался нигилистическим игнорированием национального вопроса. Федерацию Рейснер понимал как союз различных профессиональных организаций трудящихся, политических, классовых и т. д. Эти организации объединялись, по Рейснеру, в коммуны, коммуны, в свою очередь, — в областные республики. Федерацию по национальному принципу проект Рейснера не предусматривал. В проекте не оставалось места и для Советов как государственной формы диктатуры пролетариата. Свердлов показал, что проект Рейснера «совершенно не пригоден», «совершенно не подходит в качестве вводной части, в качестве общих положений». Он подчеркнул, что в этом проекте нет, по существу, основного принципа Советской Конституции, то есть нет диктатуры пролетариата.
Основной недостаток проекта Рейснера, отметил Свердлов, заключался в том, что он не включал формулировки задач, целей Советского государства. Свердлов считал, что Конституция, которая принимается в самом начале пути советского общества, не может не включать программных моментов. Только включив в Конституцию наряду со статьями, отражающими современное состояние Советского государства, и задачи построения бесклассового социалистического общества, ликвидации эксплуатации человека человеком, можно было превратить Конституцию в знамя борьбы миллионов трудящихся.
После принятия общих положений Конституции (составленных И. В. Сталиным) комиссия под руководством Свердлова приступила к разработке отдельных разделов. По предложению Свердлова комиссия коренным образом переработала раздел о Советах — сельских, волостных, уездных, городских и губернских. Комиссия отклонила предложение о куриальном разделении избирателей и уточнила категорию лиц, лишаемых избирательных прав.
Свердлов уделил большое внимание вопросу о функциях и структуре ВЦИКа и Совнаркома. Он решительно отклонил предложения о ликвидации Совета Народных Комиссаров и сосредоточении всех правительственных функций во ВЦИКе. В то же время Свердлов считал необходимым ликвидировать те отделы ВЦИКа, работа которых развивалась параллельно деятельности отдельных народных комиссариатов, рассматривая самые народные комиссариаты как отделы ВЦИКа. Он исходил при этом из необходимости установить самую тесную связь между всеми советскими учреждениями, начиная от центральных и до уездных и волостных..
«В этом отношении — вспоминал М. А. Рейснер, — он действовал вполне в согласии с Лениным, который впоследствии, при обсуждении проекта Конституции в комиссии ЦК, определенно принял сторону проекта Якова Михайловича, так как был вообще противником правовых определений и предпочитал лучше семь раз примерить, чем бесповоротно резать конституционными ножницами живую ткань советского роста».
Яков Михайлович требовал от членов комиссии глубокого изучения процесса советского строительства в его постоянном движении. Он решительно отбрасывал в сторону левацкое преклонение перед процессом разрушения, упоение пафосом разрушения, так же как и слепое почитание различных форм буржуазной демократии и подражание уже известным «классическим» конституционным актам.
Ленин много работал над проектом Конституции, направлял работу конституционной комиссии. Сохранились изменения и поправки, внесенные Лениным, его заметки на протоколах комиссии. Некоторые разделы Конституции были написаны им заново. По предложению Ленина в Конституцию была полностью включена «Декларация прав трудящегося и эксплуатируемого народа». Окончательное редактирование текста было поручено комиссии Центрального Комитета партии.
Комиссия ЦК при активном участии Свердлова к V съезду Советов завершила работу над проектом Конституции. Заново были составлены главы о Совете Народных Комиссаров, о вопросах, подлежащих ведению Всероссийского съезда Советов и ВЦИКа, о производстве выборов делегатов, о праве отзыва и др. 5 июля 1918 года проект Конституции был опубликован в «Известиях».
Впервые в истории человечества Конституция не только декларировала, но и гарантировала трудящимся избирательные права, свободу выражения мнений, свободу печати, собраний, митингов, шествий. В ее статьях были определены обязанности граждан, прежде всего обязанность вносить свой труд в труд республики, защищать социалистическую революцию с оружием в руках.
Конец «партии истеричных»
Каждый шаг развития революции после заключения Брестского договора проводился в жестокой борьбе с левыми эсерами. Особенно яростное сопротивление левых эсеров вызвало развертывание социалистической революции в деревне, деятельность комбедов, изгнание правых эсеров и меньшевиков из ВЦИКа и местных Советов. Естественно, что и подготовка к V съезду Советов проходила в напряженной борьбе с левыми эсерами.
Особенно острая борьба развернулась по продовольственному вопросу. В деятельности Центрального Комитета партии большевиков, ВЦИКа и Совнаркома борьба за хлеб занимала центральное место. 9 мая 1918 года Совнарком по предложению Ленина принял декрет об установлении продовольственной диктатуры. В тот же день этот декрет был рассмотрен, а 13 мая утвержден на заседании ВЦИКа. Весной 1918 года по инициативе Свердлова на заседании ВЦИКа несколько раз обсуждался продовольственный вопрос. С докладами выступали руководители продовольственного отдела — Цюрупа, Брюханов, Мануильский, Свидерский. Все ближе подходило пролетарское государство к необходимости подавить сопротивление деревенской буржуазии. Постепенно все более отчетливо вырисовывалось, что борьба за хлеб превращается в гражданскую войну с кулаком.
За вопросом о хлебе стоял целый комплекс сложных проблем классовой борьбы, организации сил трудящихся крестьян и прежде всего бедноты.
20 мая Свердлов выступил на заседании ВЦИКа с докладом о работе в деревне. Он говорил о том, что единственная серьезная сила, способная противостоять Советской власти, — деревенская буржуазия. Только организация бедноты против кулачества может создать прочную пролетарскую опору в деревне.
8 июня 1918 года в Совнаркоме обсуждался проект декрета «Об организации и снабжении деревенской бедноты», подготовленный А. Д. Цюрупой. Решено было внести проект декрета на утверждение ВЦИКа.
В понедельник 10 июня еще до начала заседания ВЦИКа левые эсеры настойчиво потребовали от Свердлова отложить обсуждение декрета «хотя бы на один день». Свердлов сообщил об этом запиской Ленину и добавил, что он и Цюрупа считают возможным согласиться с этим предложением, так как совещание большевистской фракции затянулось, а заседание ВЦИКа еще не началось.
Ленин ответил телефонограммой: «Цюрупе обещано, чтобы во вторник было в печати. Решайте с Цюрупой сами. Я левым эсерам совсем теперь не доверяю»[94].
По предложению Свердлова обсуждение декрета об организации деревенской бедноты состоялось 11 июня. При отчаянном сопротивлении левых эсеров декрет был принят и на следующий день опубликован за подписями Ленина и Свердлова.
Организация комбедов, посылка рабочих отрядов в деревню, «крестовый поход» за хлебом, провозглашенный Лениным, — все это было началом нового этапа, этапа развертывания социалистической революции в деревне.
Летом 1918 года Свердлов вместе с Лениным подписывают исторические декреты пролетарской революции по продовольственному делу, предписания местным Советам о создании военных комиссариатов, положение о революционном трибунале при ВЦИКе, наставления ВЦИКа и СНК местным Советам, как поступать в случае нашествия неприятеля, и другие важнейшие государственные акты.
Опора на деревенскую бедноту могла быть прочной при условии, если не нарушались интересы среднего крестьянства.
Свердлов строго следил за тем, чтобы в продовольственной политике не нарушались принципы большевистской партии по отношению к крестьянству. Когда летом 1918 года Курский губисполком обязал всех крестьян в десятидневный срок сдать урожай с поделенных помещичьих земель, Свердлов немедленно вмешался, назвал это постановление глубокой ошибкой, которая ослабляет ряды рабоче-крестьянского фронта, и потребовал отмены этого постановления.
Руководя по-прежнему Секретариатом ЦК, направляя работу ВЦИКа, его отделов и комиссий, Свердлов вместе с тем крепко держал в своих руках нити, ведущие к губернским и уездным съездам Советов, проходившим накануне V съезда. Повсюду на этих съездах вспыхивали жаркие бои с эсерами, и повсюду левые эсеры терпели поражение. Особое внимание левые эсеры обратили на Кубань, Поволжье, Центрально-Черноземную область. Сюда они направили свои отборные силы, однако и в этих районах съезды Советов прошли под большевистским руководством. Надежды левых эсеров захватить руководство съездами Советов в Орловской, Воронежской, Рязанской, Тамбовской и других губерниях потерпели крах. Накануне V съезда Советов в 21 губернском Совете Центральной России было более 70 процентов коммунистов и только 26 процентов левых эсеров.
Таким образом, потерпели крах надежды левых эсеров получить большинство на V съезде Советов. Отчаяние и присущий этой мелкобуржуазной партии авантюризм толкнули ее на политическое самоубийство. 24 июня ЦК партии левых эсеров принял решение организовать антисоветский мятеж, свергнуть Советское правительство и захватить власть. Затем по безумному плану левых эсеров они должны были развернуть борьбу против большевиков в деревне, сорвать хлебную монополию, разогнать комбеды. Этот план предусматривал также разрыв Брестского мирного договора, союз с белочехами и Антантой, войну с Германией.
Выступление партии левых эсеров оказалось частью общего антисоветского плана. По этому плану готовился мятеж в ряде городов Центрального Поволжья, на Восточном фронте, где командовал левый эсер Муравьев, в так называемой «нейтральной зоне», граничащей с Украиной. Задолго до V съезда Советов левые эсеры стали осуществлять свой план. То тут, то там возникали кулацкие мятежи, подвергались нападениям продотряды рабочих, вызывались провокационные конфликты в пограничных районах Украины и Белоруссии.
После выхода из Советского правительства в марте 1918 года левые эсеры тем не менее все еще оставались в коллегиях ряда наркоматов, в ВЧК, в некоторых штабах Красной Армии. Они использовали советские учреждения для антисоветской работы и подготовки мятежа.
Но решающий удар они замыслили нанести во время работы V съезда Советов. Заговорщики намеревались арестовать президиум съезда, захватить правительственные учреждения, телеграф, вокзалы и декларировать переход власти в руки левых эсеров. Все эти планы хранились в глубокой тайне от рядовых членов партии левых эсеров. Однако многие признаки говорили о том, что левые эсеры готовят какую-то авантюру. Свердлов внимательно наблюдал за всеми их действиями.
Когда левые эсеры стали настойчиво добиваться, чтобы им поручили охрану Большого театра, где должны были проходить заседания съезда, Яков Михайлович не показал и вида, что у него возникло подозрение. С того времени, как Ленин сказал, что он теперь совсем не доверяет левым эсерам, прошло около месяца, и за это время накопилось достаточно данных для укрепления этого недоверия. Свердлов принял необходимые меры предосторожности. Часть постов внутри Большого театра заняла левоэсеровская охрана. Около каждого левоэсеровского поста были поставлены надежные боевые группы, которые не спускали глаз с «часовых». Вокруг театра и на прилегающих улицах были выставлены боевые посты из красноармейских частей под руководством коммунистов. Все было подготовлено к отпору и немедленному контрудару в случае какого-либо авантюрного выступления левых эсеров.
И вот наступил день 4 июля 1918 года. В четыре часа дня Яков Михайлович открыл V съезд Советов. Из 1035 делегатов с решающим голосом большевиков было 678 (65,4 процента), левых эсеров 259 (25 процентов). Такой состав съезда служил наглядным доказательством победы политики большевиков. Неуклонно от съезда к съезду росло влияние большевистской партии в массах.
Первое слово свое при открытии съезда Свердлов посвятил товарищам, павшим в борьбе за власть Советов на фронтах и в тылу. Съезд почтил память героев вставанием.
Работа съезда проходила при беспрерывных яростных атаках левых эсеров. Выступивший 4 июля с приветствием от крестьянского съезда на Украине левый эсер Александров использовал свое слово для демагогических и провокационных выпадов против Брестского мирного договора. Играя на глубоком сочувствии трудящихся Советской республики к борьбе украинского народа против немецких оккупантов, Александров призывал немедленно оказать помощь Украине оружием, формированием частей и закончил прямым призывом к возобновлению войны с Германией. Делегаты съезда от души приветствовали борьбу украинского народа. Весь народ Советской республики активно содействовал этой борьбе. Но Свердлов не мог сказать об этом открыто. Он бросил короткую фразу: «Мы считаем несомненным, что наше сочувствие борющимся там выражается кое-чем более реальным, и товарищи, работающие на Украине, ведущие там активную работу, — они своим отношением, своим полным доверием к нам говорят о том, что доверие крепнет, растет и ничем не может быть нарушено».
Свердлов предоставил слово представителю оккупированной Латвии Карлу Данишевскому. Еще накануне открытия съезда Ленин и Свердлов предупреждали Данишевского, что левые эсеры готовят на съезде авантюру. И вот представитель Латвии говорит о страданиях Латвии, о зверствах немецких банд и местных баронов.
— Но мы отлично понимаем, — говорил Данишевский, — что эта жертва необходима, чтобы дать возможность рабоче-крестьянской России покончить с разрухой и контрреволюцией и собрать силы для продолжения борьбы с империализмом. Нельзя вести безрассудную игру ва-банк, вести революцию к неизбежному поражению — так ответил авантюристам Данишевский.
Первая атака левых эсеров была отбита, и все же обстановка продолжала накаляться. Левые эсеры все время пытались использовать трибуну съезда для обструкций, нападок на Советское правительство. Но твердая рука председателя не дает им возможности увести съезд от решения главных вопросов. По предложению Свердлова в повестку дня включаются отчеты ВЦИКа и СНК, продовольственный вопрос, вопросы организации Красной Армии, утверждение Конституции.
Во время заседания на одном из ярусов зала Большого театра взорвалась граната. Началось волнение, но абсолютное спокойствие Свердлова, его слова: «Заседание продолжается», покрывающие шум в зале, дали возможность быстро навести порядок. Работа съезда продолжалась.
Отчетные доклады ВЦИКа и СНК были в центре внимания съезда. Ленин вышел на трибуну, встреченный бурными приветствиями представителей трудового народа. Со времени IV съезда, говорил Ленин, полностью была доказана абсолютная правильность большевистской политики завоевания передышки, политики, поддержанной подавляющим большинством народа. За это короткое время партия большевиков, Советская власть провели решающие социалистические преобразования в стране. «Прошли и для России, я уверен, безвозвратно прошли, те времена, когда спорили о социалистических программах по книжкам. Ныне о социализме можно говорить только по опыту»[95], — говорил Ленин.
Социалистические преобразования в экономике и культуре страны Ленин считал главным содержанием, главной ценностью прошедшего периода. Большое внимание Ленин уделил вопросу борьбы с голодом. Он показал, что тяжелый продовольственный кризис не чисто русское явление, а порожден империалистической войной. Но в России продовольственный кризис используется контрреволюцией для борьбы с. Советской властью. Продовольственный вопрос — это прежде всего вопрос борьбы за социализм. «Распределить хлеб правильно и равномерно — вот в чем основа социализма сегодня, — заявил Ленин под аплодисменты съезда. — …теперь мы на вопросе о хлебе переживаем самую сущность всего социалистического устройства и должны взять этот вопрос в руки и решить его практически»[96]. На примере продовольственной политики Ленин показывает всю глубину падения левых эсеров и закономерность их перехода в лагерь контрреволюции: «Те социалисты, которые уходят в такую минуту, когда десятки и тысячи людей гибнут от голода, в то время как другие имеют такие большие излишки хлеба, что не продали их до августа прошлого года, когда удвоили твердые цены на хлеб, против чего вся демократия восставала; кто знает, что народ терпит несказанные муки голода, но не хочет продавать хлеб по ценам, по которым продают средние крестьяне, те — враги народа, губят революцию и поддерживают насилие, те — друзья капиталистов! Война им и война беспощадная!»[97].
Весь доклад Ленина — это обвинительный акт против партии левых эсеров, это суровый приговор той партии, которая уже вступила на путь борьбы с Советской властью.
Отчетный доклад Свердлова раскрыл подрывную работу левых эсеров во всех областях государственной жизни. Попытка левых эсеров вызвать своим уходом из СНК хаос в работе полностью провалилась. Внутри ВЦИКа дело обстояло иначе: там левые эсеры оставались, и не было ни одного крупного вопроса, который бы решался во ВЦИКе без острой борьбы и сопротивления левых эсеров, объединившихся с правыми эсерами, меньшевиками.
Свердлов говорил об основных событиях, происшедших со времени IV съезда Советов. Это время отмечено контрреволюционными заговорами, обострением продовольственного вопроса. Контрреволюционная деятельность правых эсеров и меньшевиков вызвала постановление ВЦИКа об исключении представителей этих партий из Советов.
Свердлов выделил из всех главных событий одно — организацию и деятельность комитетов бедноты в деревне. К этому времени комбеды уже начали свою работу. В их деятельности Свердлов видел главное условие развертывания социалистической революции в деревне. И великой гордостью прозвучали его слова: «Мы знаем, что единственным представителем бедноты, только одной бедноты и рабочего класса, является одна наша партия, партия коммунистов-большевиков».
Вопреки бесконечным выпадам и провокациям левых эсеров съезд подавляющим большинством голосов принял предложенную Свердловым от имени фракции коммунистов резолюцию, одобряющую внешнюю и внутреннюю политику ВЦИКа и СНК. Съезд отметил, что продовольственный вопрос представляет главный вопрос внутренней жизни.
Вечером 4 июля, когда поражение левых эсеров на съезде полностью обнаружилось, на узком совещании Центрального Комитета этой партии был намечен срок мятежного выступления. Началом выступления должно было послужить убийство германского посла в Москве графа Мирбаха.
Днем 6 июля левые эсеры Блюмкин и Андреев пробрались с фальшивыми документами в здание германского посольства в Москве и смертельно ранили посла. Вслед за этим выступил эсеровский отряд Попова, который захватил район Покровских ворот и телеграф. В этом районе мятежники сосредоточили около 1300 штыков.
Утром 6 июля начался также белогвардейский мятеж в Ярославле. Левые эсеры смыкались с самой оголтелой контрреволюцией.