Глава шестая Смоленское сражение

Глава шестая

Смоленское сражение

К концу первой декады июля враг несколько конкретизировал свои планы. Так, 8 июля 1941 г. на совещании в ставке Гитлера были поставлены ближайшие задачи группам армий.

Группа армий Север должна была силами 4-й танковой группы, не дожидаясь подхода пехотного эшелона, продолжать наступление на Ленинград с целью отрезать его сильным правым крылом танковой группы с востока и юго-востока. Одновременно с этим войска группы армий должны были продвигаться вдоль восточного берега Чудского озера на Нарву, чтобы отрезать пути отхода советских войск из Эстонии.

На группу армий Центр возлагалась задача — двусторонним охватом своих сильных внешних флангов окружить и ликвидировать действующую перед ее фронтом группировку советских войск и, сломив, таким образом, их последнее, как выражался Гитлер, организованное сопротивление, открыть себе путь на Москву.

Группа армий Юг должна была продвинуть войска своего левого крыла на Киев и продолжать операцию с целью окружения советских войск на Правобережной Украине.

Финская армия получила приказ начать 10 июля наступление по обе стороны Ладожского озера.

По выполнении этих задач гитлеровское командование планировало дальнейшие операции следующим образом. После выхода группы армий Центр в район восточнее Смоленска пехотными дивизиями продолжать наступление на Москву; 3-ю танковую группу направить в зависимости от обстановки или для поддержки группы армий Север, или же для охвата и окружения Москвы; 2-ю танковую группу из района Смоленска направить на юг или юго-восток, восточнее Днепра, для поддержки наступления группы армий Юг. Общей целью последующих операций ставилось овладение всей территорией до Волги, после чего рейдами подвижных соединений и авиацией уничтожить оставшиеся в наших руках промышленные центры. Это были лишь предварительные наметки планов, по которым длительное время не было достигнуто единого мнения среди гитлеровского генералитета.

На совещании Гитлер объявил о своем людоедском решении сравнять с землей Москву и Ленинград, чтобы полностью избавиться от населения этих городов и не кормить его в течение зимы. Задача уничтожения городов возлагалась на авиацию без участия танков.

Боясь советских людей, оставшихся на оккупированной территории, волю которых к сопротивлению немецко-фашистские захватчики не могли сломить никакими репрессиями, Гитлер приказал при оккупации территории Советского Союза располагать войска в специально построенных зимних бараках вне населенных пунктов, чтобы можно было в любой момент произвести бомбардировку населенных пунктов с воздуха в случае возникновения в них беспорядков{1}.

Гитлер был настолько уверен в переходе войны в самое ближайшее время из фазы борьбы с Красной Армией в фазу экономического подавления СССР, что 8 июля заявил о своем желании оставить в Германии все новые танки, выпускаемые заводами, с целью сохранить в тайне сделанные усовершенствования в танкостроении, и дал указания не возмещать в широком масштабе понесенные на фронте потери в танках, а из ослабленных танковых дивизий создавать сводные соединения. Освободившийся при этом личный состав танковых специалистов направлять в Германию для укомплектования экипажами вновь формируемых и вооружаемых новыми танками соединений{2}.

Положение на фронте оставалось для нас по-прежнему неблагоприятным. Враг продолжал наступать на Витебском, Смоленском и Могилевском направлениях.

Командующий фронтом направил меня на участок 19-й армии, которой командовал генерал-лейтенант И. С. Конев{3}. Армия была переброшена с Юго-Западного фронта. Она должна была сосредоточиться в районе Яновичи, Лиозно, Понизовье, а затем развернуться на стыке 22-й и 20-й армий и не допустить захвата Витебска.

В состав 19-й армии входили шесть стрелковых дивизий и 23-й механизированный корпус. Из этих соединений к 9 июля в назначенный район прибыли лишь управления армии и трех корпусов, 220-я мотострелковая дивизия, два полка 134-й стрелковой дивизии, один полк 162-й и некоторые части 158-й стрелковых дивизий.

К исходу 9 июля на стыке 22-й и 20-й армий нависла реальная угроза противник захватил Витебск и мог легко выйти в тыл главным силам Западного фронта.

Катастрофы можно было избежать лишь введя в бой второй эшелон фронта. Но резервов в связи с преждевременным и неудачным контрударом механизированных корпусов по существу уже не имелось. Оставалось бросить в бой еще не закончившую сосредоточения и не развернувшуюся 19-ю армию.

Командование фронта приняло решение нанести контрудар на Витебском направлении, для чего привлечь наличные силы 19-й армии и часть сил правофлангового корпуса 20-й армии.

Командующий 19-й армией генерал-лейтенант И. С. Конев пытался организовать контрудар 10–11 июля. Он ввел в бой 220-ю мотострелковую дивизию с полком 229-й стрелковой дивизии 20-й армии, но так как противник значительно превосходил нас в силах, эти части 12 июля отошли на восток. Однако их действия сыграли свою положительную роль, так как они отбросили назад к Витебску передовые части противника и задержали на некоторое время наступление его главных сил в направлении Витебск — Рудня, Витебск — Сураж-Витебский.

11 и 12 июля противник силами 7-й и 20-й танковых дивизий и других частей при поддержке значительных сил авиации, главным образом пикирующих бомбардировщиков, продолжал оказывать давление на участке 19-й армии, нанося сильный удар по двум направлениям — Витебск — Демидов и Витебск — Рудня.

В это время я и прибыл в штаб 19-й армии, который находился в лесу севернее Рудни, и застал там генерал-лейтенанта И. С. Конева, члена Военного совета армии дивизионного комиссара И. П. Шекланова и начальника штаба генерал-майора П. Н. Рубцова.

Мы с командующим армией выехали в передовые части. Он — под Витебск, я на правый фланг, под Сураж, где действовала одна стрелковая дивизия. Связи с этой дивизией уже не имелось, так как она вела бой в окружении. В районе Колышки я встретил стрелковый и артиллерийский полки другой дивизии, которые имели приказ выдвинуться на Сураж. Гитлеровцы тем временем уже захватили этот населенный пункт, продвинулись к городу Велиж и заняли его. Правый фланг 19-й армии оказался открытым. Я приказал стрелковому и артиллерийскому полкам прикрыть рубеж Понизовье, Колышки, чтобы не допустить удара противника по открытому флангу армии, сам же вернулся в штаб, чтобы выяснить, как подходят войска.

Генерал-майор Рубцов доложил мне, что получен приказ, в котором для развертывания 19-й армии указывался новый рубеж, отнесенный вглубь на 50–60 км. Приказ вносил страшную путаницу в управление войсками, так как некоторые дивизии уже вступили в бой, а теперь их нужно было отводить.

Я был удручен этим непонятным решением. Без всяких на то оснований врагу оставлялась территория в 50–60 км глубиной.

Телефонной связи со штабом фронта не было, и я, не медля ни секунды, выехал туда. Еще не взошло солнце, как я уже был у маршала Тимошенко. Он только что лег спать, но я его разбудил и доложил о странном приказе.

— Андрей Иванович, — сказал маршал, — видимо, произошло какое-то досадное недоразумение, прошу вас, поезжайте быстрее обратно и восстановите положение.

Я немедленно выехал в район Рудни. Средства управления состояли всего из двух адъютантов, Хирных и Пархоменко, и двух офицеров связи на автомашинах. По дороге я задержал 10 мотоциклистов и оставил их при себе в качестве связных.

Передвижение штабов, да частично и войск, происходило главным образом по магистрали Витебск — Смоленск, поэтому перехватывать части было легко.

Однако штаб 34-го стрелкового корпуса мы перехватить не сумели. Командир корпуса, оставив части под Витебском, отошел со штабом на 60 км, как и было приказано.

Мы выбрали свой передовой командный пункт в одном километре северо-западнее Рудни, в 150 м от шоссейной дороги на Витебск. Оперативная группа 19-й армии находилась в сторону Смоленска на удалении 18–19 км.

Противник наносил удар в двух направлениях: Витебск — Велиж и Витебск Демидов. У него было много танков, а 19-я армия их почти не имела. Наши войска не имели достаточного опыта борьбы с танками. Тяжелая артиллерия оказалась неповоротливой и также не имела опыта борьбы с танками. Пехота и кавалерия при появлении танков чаще всего уходили в недосягаемые для танков районы — в леса и болота.

В мирное время мы учили наши стрелковые войска укрываться от танков в противотанковые районы или в противотанковые щели и окопы, если они отрыты, и пропускать танки, чтобы затем с ними расправились противотанковая артиллерия, наши танки и другие средства. Пехота же должна лишь отсекать от танков вражескую пехоту и уничтожать ее. В результате такой учебы пехота оказалась недостаточно подготовленной к активной борьбе с танками. Получив сигнал о появлении танков врага, наши роты, батальоны, полки иногда метались в поисках укрытий, нарушали боевые порядки, скапливались в противотанковых районах. Авиация противника, которая почти беспрерывно висела над полем боя и, активно взаимодействуя со своими наземными войсками, засекала места скопления нашей пехоты, наносила по ним сильнейшие удары. Все это приводило к тому, что наши части лишались маневренности, боеспособность их падала, нарушались управление, связь и взаимодействие.

Уже в те дни я пришел к выводу о необходимости широко применять активные методы борьбы с танками. Пехота на любом рубеже, как только заняла его, немедленно должна отрыть щели и никуда не отходить. В случае появления танков и авиации противника укрываться в щели и вести самую активную борьбу с танками врага, применяя гранаты, бутылки с горючей жидкостью (КС), стреляя по смотровым щелям танков. Вся артиллерия и минометы должны вести огонь по танкам. Против танков противника немедленно направляется штурмовая авиация.

Правда, незадолго до войны мы начали осваивать подобные методы борьбы с танками противника, но они еще не дошли до войск. Не удивительно, что активная борьба с танками имела успех даже тогда, когда обстановка ей не благоприятствовала.

…Солнце уже стояло совсем низко над горизонтом, когда в районе Рудни появились немецкие танки. Шли они по дороге в направлении города, вблизи которого был мой командный пункт. Услыхав стрельбу, не похожую на стрельбу полевой артиллерии, я послал офицера связи на легковой машине вперед, чтобы выяснить, что там происходит. В 3 км от моего командного пункта на повороте шоссе он столкнулся в упор с немецкой танковой колонной, впереди которой на легковой машине ехали три фашистских офицера.

Офицер связи, будучи находчивым человеком, выскочил из машины, бросил ручную гранату в машину фашистов и, нырнув в высокую рожь, бегом направился обратно, чтобы предупредить нас об опасности.

Танки противника на некоторое время задержались возле подбитой машины, затем снова двинулись на Рудню.

Пока офицер связи добрался до нас, вражеские танки вышли в район командного пункта. Они обстреливали дорогу и обочины. Над нашими головами то и дело проносились немецкие самолеты, бомбившие и обстреливавшие местность, лежащую на пути движения танков.

Мы находились в густом кустарнике в ложбине, в стороне от дороги. Машины и люди были отлично укрыты густой рожью, а выезд с командного пункта на шоссе был сделан далеко в стороне.

Когда вражеские танки оказались в полукилометре от Рудни, из города навстречу танкам, не подозревая об опасности, выехали две военные легковые машины. Сидевшие в них люди, заметив танки, вышли из машин и подбежали к позициям противотанковой батареи, расположенным на подступах к городу. Несколько пушек немедленно открыли огонь по танкам. Головной танк остановился, следовавшие за пим танки стали разворачиваться вправо и влево, открыв огонь по нашей батарее, но она продолжала стрелять, задерживая их продвижение. Люди, организовавшие борьбу артиллерии с танками, сели в машины и, свернув с шоссе, поехали по проселочной дороге.

Позже выяснилось, что в машинах ехали командующий 19-и армией генерал-лейтенант И. С. Конев и начальник политотдела армии бригадный комиссар А. М. Шустип, который был в этом бою ранен. Они направлялись в передовые части, попутно предполагая заехать и на наш командный пункт. Выехав из города и неожиданно натолкнувшись на вражеские танки, И. С. Конев быстро организовал отпор танкам.

На подступах к Рудне головные танки вновь задержались, открыв прицельный огонь по станции и городу. Остановилась и развернулась следовавшая за танками колонна мотопехоты. Заработали станковые пулеметы. Немецкие автоматчики двигались прямо на нас.

Оставалась единственная возможность: выбраться на север. Впереди было открытое пространство метров в 150–200. Я сказал шоферу Демьянову, чтобы он сделал несколько резких поворотов в сторону, пока мы не въедем в рожь. Со мной сели Хирных и Пархоменко, остальные тоже приготовились к отходу, кто на машинах, кто на мотоциклах, кто пешком.

Фашисты никак не думали, что у них под носом находится командный пункт заместителя командующего фронтом. Орудия танков и пулеметы не были повернуты в нашу сторону, и наш маневр удался. Вслед нам раздалось несколько автоматных очередей. Спаслись все. Генерал Конев, считая меня погибшим, донес об этом в штаб фронта.

Из-под Рудни наш КП перешел в район сосредоточения и развертывания 16-й армии, которой командовал генерал-лейтенант М. Ф. Лукин. Это было близ совхоза Жуковка в 12 км севернее Смоленска на магистрали Минск — Москва. КП располагался в леске, на небольшой возвышенности, с которой открывался хороший обзор местности, лежавшей в западном направлении.

Начальник штаба армии полковник Шалин вручил мне записку маршала Тимошенко.

Лично.

Тов. Еременко А. И.

Штаб фронта переходит в район Ярцево. Вам надлежит остаться в районе Смоленска для увязки действий 16, 20 и 19-й армий и оказания им помощи.

Тимошенко{4}.

В связи с этими указаниями мы организовали рядом со штабом армии свой КП. На нем находилось всего четыре офицера (адъютант, порученец и два оперативных работника) и несколько связных на мотоциклах. Техническими средствами связи мы пользовались через штаб армии.

Я получил возможность близко познакомиться с этой замечательной армией, сыгравшей существенную роль в обороне Смоленска, и прежде всего с ее командиром Михаилом Федоровичем Лукиным. Ему было за пятьдесят. Открытый взгляд, выразительное волевое лицо. Трудолюбием, тягой к знаниям, а также незаурядной храбростью зарекомендовал он себя еще в первую мировую войну, когда ему было присвоено офицерское звание и доверено командование ротой. В период гражданской войны он сражался в рядах Красной Армии. В мирные годы занимал должности начальника Управления кадров РККА, военного коменданта Москвы, начальника штаба Сибирского военного округа.

16-я армия была сформирована Лукиным в Забайкалье летом 1940 г. Здесь она прошла хорошую закалку, так как дислоцировалась в очень суровых условиях.

В самом конце мая армия получила приказ передислоцироваться. Первоначальным местом назначения было Закавказье близ иранской границы, однако еще в пути следования произошли изменения и армию направили сначала в Орловский военный округ, а затем в Киевский особый военный округ. Пункта ми дислокации соединений армии были назначены Житомир, Винница, Бердичев, Проскуров, Шепетовка, Изяслав, Старо-Константинов.

Командарм 16-й прибыл в десятых числах июня в Киев к командующему войсками Киевского особого военного округа генерал-полковнику М. П. Кирпоносу. Здесь состоялся обмен мнениями по поводу обстановки на Западе. Оба считали, что война неизбежна.

М. П. Кирпонос в телефонном разговоре с Москвой просил разрешения занять укрепленные районы и сосредоточить войска округа согласно плану прикрытия государственной границы, а также вернуть с полигонов соединения, артиллерию, часть связи и саперов. Однако получил решительный отказ и заверения, что никакой войны не будет. Когда же неделей позже поступил приказ о движении войск округа к границе, то им пришлось уходить без достаточного количества боеприпасов, забирая с собой учебное и мелкокалиберное оружие, учебные пособия, сейфы, лагерное имущество и т. п., а боеприпасы остались на местах прежней дислокации. Командиры частей и соединений не были ориентированы в обстановке. Когда же началась война, части и соединения округа вынуждены были направить свои скудные транспортные средства (они были в штатах мирного времени) за патронами и снарядами, за остальным боевым имуществом на зимние квартиры.

К началу войны, когда враг был в непосредственной близости, передовые части и соединения 16-п армии — 5-й механизированный корпус (около 1300 танков), отдельная танковая бригада (300 танков), 32-й стрелковый корпус начали сосредоточиваться в указанных выше районах. Командарма 16-й война застала в Виннице. Днем 22 июня командир корпуса принес ему приказ наркома обороны, в котором говорилось: Немцы провоцируют нас на войну. Сегодня утром бомбили наши города, в ряде мест перешли нашу границу, приказываю: зарвавшегося противника выбить с нашей территории, границу не переходить.

В последних числах июня от прибывшего на Украину начальника Генерального штаба Красной Армии генерала армии Г. К. Жукова был получен приказ (16-я армия находилась в распоряжении Ставки) такого содержания: противник быстро продвигается на Ленинград и Москву. В г. Ровно в окружении сражаются два корпуса — механизированный и стрелковый, состояние их неизвестно. Задача 16-й армии: закончив сосредоточение, двигаться на Запад через Шепетовку, Острог, Ровно и далее. Из Владимир-Волынска двинется с той же задачей 9-й механизированный корпус К. К. Рокоссовского и еще одно соединение южнее 16-й армии…

Генералу Лукину, однако, вскоре стало известно, что части его армии грузятся вновь. Ставка, минуя штаб 16-й армии, дала указания тем частям, которые уже прибыли в район сосредоточения, погрузиться вновь, а эшелоны, которые были в пути, повернуть в другом направлении. В это время погрузка войск шла уже полным ходом. Лукин очень жалел, что Ставка не вовремя вмешалась и ему не удалось начать выполнение предыдущего приказа. Возможно, что хорошо вооруженная, укомплектованная сибиряками 16-я армия, имея 1600 танков, стрелковый корпус, механизированный корпус Рокоссовского, хотя и малочисленный, и еще одно соединение южнее, встречая и собирая на своем пути потрепанные авиацией и танками противника наши части, сумела бы нанести серьезный урон противнику.

Прибыв в Шепетовку, где в это время вел погрузку 5-й механизированный корпус, Лукин увидел там тяжелую картину. После одного из налетов авиации противника в центре и в районе вокзала началась ружейная и автоматная стрельба. На вокзале скопились сотни мобилизованных офицеров запаса, разыскивающих свои части. Из этих военнослужащих под командой офицеров механизированного корпуса он организовал отряды для прочесывания улиц и вылавливания автоматчиков. Было взято 17 автоматчиков. Все они оказались украинскими националистами из Западной Украины и были вооружены немецкими автоматами. К этому времени к Шепетовке подошли разведывательные части противника. Зная, что в Шепетовке находятся склады всех видов боевого снабжения, командарм 16-й не мог уехать с эшелонами своей армии и оставить Шепетовку без боя противнику. Никаких других частей в Шепетовке не было, поэтому было принято решение не погружать 109-ю мотострелковую дивизию и один танковый полк 5-го механизированного корпуса и их силами не допустить противника в Шепетовку. Командарм с армейским интендантом полковником Маланкиным, двумя офицерами штаба и двумя офицерами политотдела остались в Шепетовке.

Западная Украина была уже в руках врага, а эшелоны, груженные сельскохозяйственными машинами, пшеницей, шли через Шепетовку в направлении Львова и других городов Западной Украины по довоенному графику. Командарм приказал начальнику станции остановить этот поток, но это оказалось невозможным, так как были бы забиты все железнодорожные пути и негде было бы принимать воинские эшелоны. Таким образом, товарные поезда двигались на Запад, в сторону противника.

Командир 109-й механизированной дивизии донес, что неприятель сильными мотомехчастями занял г. Острог (20 км западнее Шепетовки) и ведет наступление на Шепетовку. Лукин приказал выбить противника из Острога и одновременно безуспешно пытался связаться с командующим фронтом М. П. Кирпоносом. Наконец удается установить связь с заместителем командующего генерал-лейтенантом В. Ф. Яковлевым, который находился в Киеве. Командарм доложил обстановку. Яковлев ответил, что захват противником Шепетовки оставит войска фронта без боеприпасов.

109-я мотострелковая дивизия вела упорные бои с превосходящими силами противника, неся огромные потери. Командиры полков и командир дивизии лично водили свои части в контратаки. Командир дивизии был тяжело ранен, в командование вступил его заместитель. Командарм лично выехал в дивизию, в период особенно напряженных боев командовал ею. В это время через Шепетовку походным порядком проходила второочередная только что отмобилизованная стрелковая дивизия, которая направлялась в 5-ю армию, но местоположения 5-й армии никто не знал. Командарм подчинил эту дивизию себе, поставив задачу оборонять Шепетовку. Положение на некоторое время стало менее напряженным: налицо были две дивизии, кроме того, командиры импровизированного штаба доложили, что в лесу севернее Шепетовки собираются выходящие из окружения наши части и что уже собрано около двух полков пехоты из разных частей и до трех дивизионов артиллерии.

Лукин организовал их в части и соединения, недостающих командиров назначил из числа офицеров запаса, находящихся на станции Шепетовка. Таким образом, имелась уже армия, правда, не сколоченная, но это уже были готовые войсковые части и подразделения со всеми присущими им атрибутами. У командарма не было штаба, средств связи, шифра, кода, его командный пункт располагался в кабинете начальника станции Шепетовка. Связь с войсками осуществлялась по железнодорожным и обычным проводам. Штаб состоял из только что мобилизованных командиров, которые на автомашинах беспрерывно бывали в частях. Лукин через них управлял своей армией.

Командарм 16-й фактически становится уже не командармом, а командующим оперативной группы, которая фигурировала в сводках фронта и Ставки как оперативная группа генерал-лейтенанта Лукина.

Командир оперативной группы держал связь с генерал-лейтенантом Яковлевым и требовал средств связи, шифр, код, людей и офицера, способного возглавить штаб оперативной группы.

После одного особенно ожесточенного боя, когда на неоднократные атаки противника оперативная группа ответила контратаками, враг понес очень большие потери в людях и технике. Наши потери были тоже весьма ощутимы. Так, из двух танковых полков осталось немногим более одного, но особенно велики были потери офицерского состава. За 5–6 дней боев выбыли почти все командиры рот, три четверти командиров батальонов, пять командиров полков и один командир дивизии. Части быстро укомплектовывались мобилизованными офицерами. Хуже обстояло дело с сержантским составом: его укомплектовали из числа рядовых.

Атаки противника приостановились. Надо было собраться с мыслями, оценить обстановку, разобраться, сколько времени войска еще могут продержаться, что будет, если противник усилится.

К исходу дня произошел эпизод, с особой силой подчеркнувший необходимость наличия кода и шифра для связи. Связь между частями осуществлялась по железнодорожным проводам, открытым текстом, и провода в сторону противника, по-видимому, не были обрублены. Противник, подслушав переговоры, отдал приказ от имени командира оперативной группы командиру дивизии оставить занятый им рубеж и сосредоточиться на южной окраине Шепетовки.

Когда генерал Лукин выяснил обстоятельства дела, то командир дивизии получил контрприказ немедленно занять оставленный им рубеж. Надо полагать, что враг не ожидал такого быстрого выполнения своего приказа или, неся большие потери, был не в состоянии занять оставленные позиции и перейти в наступление. Если бы он сделал это — участь Шепетовки была бы решена в пользу неприятеля. Командир дивизии, быстро оценив создавшуюся обстановку, к утру следующего дня занял прежнее положение.

В последующие два дня противник снова перешел в наступление, введя свежие силы, и несколько оттеснил части опергруппы. Так как фланги оперативной группы были открыты, генерал-лейтенант Лукин создал четыре мотоотряда, силою до батальона пехоты, 2–3 батареи артиллерии, 15–20 танков. Эти отряды сыграли роль подвижных резервов, которые не позволили противнику обойти фланги и зайти в тыл опергруппы. Зная, что западнее Шепетовки есть укрепленный район, генерал-лейтенант Лукин с самого начала обороны Шепетовки пытался связаться с частями укрепленного района, но оказалось, что огневые точки разоружены. Все же, когда обескровленные, отходящие части опергруппы заняли огневые точки укрепленного района, они в течение нескольких суток отражали бешеные атаки противника и наносили врагу большой урон в живой силе и технике.

Противник подбрасывал на Шепетовское направление все новые части, а опергруппа таяла с каждым днем, не имея возможности пополнить свои войска. Генерал-лейтенант Лукин доложил командующему фронтом, что ни отвага, ни самопожертвование войск не смогут дольше удерживать шепетовский узел, если не будет дано сильное подкрепление. Наконец, было получено сообщение, что прибывает 7-й стрелковый корпус из Днепропетровска под командованием генерал-майора Добросердова, который принял командование этим боевым участком, а Лукину было приказано отправиться в 16-ю армию.

Генерал Лукин прибыл в Смоленск 5 июля и нашел здесь только две стрелковые дивизии своей армии — 46-ю и 152-ю, все остальные соединения армии были переданы в 20-ю армию

Членом Военного совета 16-й армии был бригадный комиссар А. А. Лобачев, опытный и хорошо подготовленный политработник, прошедший в Красной Армии немалый путь.

Начальником штаба 16-й армии был полковник М. А. Шалин, участник гражданской войны, в мирное время получивший академическое образование и накопивший ценный опыт штабной работы. Под Смоленском Шалин оказался первым из командования армии, а потому неплохо знал обстановку.

Когда я прибыл в 16-ю армию, ее дивизии располагались следующим образом: 152-я находилась на рубеже перекресток дорог Орша — Витебск, р. Каспля, ст. Гусино. Дивизия в основном состояла из уральцев и была сколоченным и боеспособным соединением. Ее командир полковник Петр Николаевич Чернышев, старый командир-коммунист, участник гражданской войны, показал себя волевым, умеющим быстро оценить обстановку командиром{5}.

Чернышева хорошо характеризовал следующий эпизод. Незадолго до отправки армии из Забайкалья он был назначен на солидную должность в управление округа, но когда узнал, что дивизия едет на новое место, возможно, для участия в боях, он добился, чтобы его возвратили на прежнюю должность.

Особое удовлетворение вызывало то, что дивизия за короткие дни пребывания на своем участке сумела хорошо подготовить его в инженерном отношении, обеспечить танкоопасные направления.

46-я стрелковая дивизия обороняла рубеж Холм, Сыр, Липки. Командовал дивизией генерал-майор А. А. Филатов{6}.

В беседе с товарищами я поделился своим опытом организации боя и взаимодействия, в частности, порекомендовал создавать подвижные отряды типа действовавшего под Городком на участке 22-й армии. В такие отряды должны были входить стрелковые подразделения, артиллеристы, танки или бронемашины, минометчики. При слабости нашей обороны и отсутствии эшелонирования такой метод укреплял оборону и позволял предпринимать короткие контратаки. В свою очередь генерал Лукин поделился своим опытом, полученным под Шепетовкой. Он, в частности, считал очень важным подчинение себе тех сил, которые разрозненными группами выходили из окружения.

К 10 июля было создано Западное направление, главнокомандующим которого стал маршал Тимошенко, я был назначен заместителем главнокомандующего{7}.

Главнокомандованию войск Западного направления были подчинены войска Западного и Резервного фронтов.

Войска Западного фронта продолжали сосредоточение и развертывание на рубеже Себеж, Улла, Орша, Шклов вдоль Днепра по линии Жлобин, Калинковичи. Господство авиации врага не позволило завершить переброску войск, а тем более их развертывание к назначенному сроку.

Всего к этому времени были развернуты: 31 стрелковая, семь танковых и четыре моторизованных дивизии, что составляло более половины сил, предназначенных для фронта.

К 10 июля в состав фронта входило семь общевойсковых армий (22, 20, 13, 21, 16, 4, 19-я), из них в первый оперативный эшелон были выделены 22, 20, 13, 21-я армии{8}.

Во втором эшелоне в районе Кричев, Новозыбков собирались остатки 4-й армии, приводившей себя в порядок после тяжелых боев. В районе Смоленска начала сосредоточение 16-я армия.

Одновременно шла подготовка к развертыванию Резервного фронта на рубеже Осташков, Селижарово, р. Днепр, Дорогобуж. Ельня, р. Десна, Жуковка, а также на линии Калинин, Волоколамск, Малоярославец.

В первом эшелоне Западного фронта имелось всего 145 танков, 1200 орудий калибра 76-мм и выше, около 1700 минометов и 380 исправных самолетов.

Рассмотрим несколько подробнее положение войск фронта. О правофланговой 22-й армии мы уже говорили выше.

Левее 22-й армии занимала оборону 20-я армия, которой командовал генерал-лейтенант П. А. Курочкпн{9}.

Эта армия находилась в лучшем положении по сравнению с другими армиями, так как была своевременно сосредоточена и более полно укомплектована личным составом. Оперативная плотность в полосе армии также была удовлетворительной 10–12 км на дивизию.

На участке армии наступали моторизованные и танковые войска противника. Их удары на узком фронте приходились по флангам. Это создавало угрозу охвата и окружения армии, но вместе с тем и давало возможность маневрировать по внутренним линиям, снимая части с неатакованных направлений.

Южнее 20-й армии на фронте Шклов, Могилев, Быхов занимала оборону 13-я армия (61-й, 45-й стрелковый, 20-й механизированный корпуса) в составе восьми стрелковых, двух танковых и одной мотострелковой дивизий. Командовал армией генерал-лейтенант Ф. Н. Ремезов, а с 14 июля — генерал-лейтенант В. Ф. Герасименко. Ширина полосы обороны армии равнялась 90 км.

Общевойсковые соединения 13-й армии были в основном укомплектованы. Но в 20-м механизированном корпусе не имелось танков, вследствие чего он использовался как стрелковое соединение.

К 10 июля сосредоточились и заняли оборону только четыре дивизии этой армии. Оперативное построение армия имела в один эшелон, а плотность составляла 20–25 км на дивизию.

Войска армии вели упорные бои в районе южнее Шклова с 10-й танковой дивизией и в районе Быхова — с переправившимся через Днепр 24-м танковым корпусом противника.

И, наконец, на левом крыле фронта в полосе (иск.) Быхов, Рогачев, Речица занимала оборону 21-я армия в составе трех стрелковых корпусов (63, 66 и 67-го). Командовал армией генерал-полковник Ф. И. Кузнецов. Армия обороняла полосу шириной 140 км, имея оперативное построение в два эшелона. Ее укомплектованность была примерно такой же, как и у 22, 20 и 13-й армий. Оперативная плотность составляла 19,5 км на дивизию.

Перед правым флангом армии в полосе примерно 60 км действовали передовые части 2-й немецкой армии (две дивизии).

Все общевойсковые армии первого эшелона Западного фронта были укомплектованы удовлетворительно: 8 — 10 тыс. человек в дивизии. Однако минометов, 76-мм пушек и 122-мм гаубиц было недостаточно. Противотанковая оборона состояла в основном из 45-мм пушек.

К описываемому периоду армии развернулись лишь на 50–60 %, и их оперативное построение не имело необходимой глубины. Вторые эшелоны и резервы существовали лишь номинально, выделенные в них соединения либо еще только сосредоточивались, либо были небоеспособны.

Оборона занималась поспешно и потому была недостаточно подготовлена в инженерном отношении, исключая район Могилева. Особенно плохо обстояло дело с обеспечением стыков между армиями.

Средств радиосвязи почти не имелось, поэтому осуществить устойчивое и достаточно оперативное управление войсками в условиях беспрестанно меняющейся обстановки было невозможно.

Недостаток зенитной артиллерии, а также недостаток в истребительной авиации не позволяли организовать сколько-нибудь удовлетворительной противовоздушной обороны войск.

Перечисленным войскам Западного фронта предстояло отразить наступление группы армий Центр, значительно превосходившей наши войска в силах и средствах. Против развернувшихся к этому времени 40 дивизий Западного фронта действовало 55 немецких дивизий. По живой силе противник превосходил нас в 2,4 раза, по орудиям и минометам — в 2,4 раза, в воздухе господствовала вражеская авиация.

Гитлеровцы наносили одновременно несколько сильных ударов на широком фронте от Идрицы до Быхова. Это заставляло нас распылять и без того слабые резервы, а врагу давало широкий простор для маневра сильными танковыми кулаками на узких участках фронта при одновременном массировании всех сил и средств, особенно авиации. Так, 2-я танковая группа наступала на фронте 190 км, а удары наносила на двух участках общим протяжением 70 км.

В полосе главных ударов плотность танков противника достигала 30 единиц на 1 км, в результате чего на избранных направлениях враг добивался подавляющего превосходства в силах.

Так, 10 июля в Полосе наступления 10-й, 18-й танковых и 29-й моторизованной дивизий (37 км) противник сосредоточил до 350 танков. В противостоящих же им наших 18-й, 53-й и 110-й стрелковых дивизиях танков вообще не было.

13 — 14 июля продолжались напряженные бои.

22-я армия отходила на восток под угрозой глубоких фланговых ударов противника. Дальнейшее продвижение 3-й танковой группы врага на велижском направлении и севернее все более отрывало 22-ю армию от левого соседа — 20-й армии. Овладение Велижем и районом севернее Демидова позволило двум танковым дивизиям 3-й танковой группы выйти в тыл войскам 20-й и 16-й армий. 12-я танковая дивизия вклинилась в оборону 69-го стрелкового корпуса 20-й армии, однако усилиями армии прорыв вскоре был закрыт.

В это же время тяжелая обстановка создалась на стыке 20-й и 13-й армий. Танковая группа Гудериана, нанеся здесь удар, прорвала оборону этих армий. Наши части, по которым пришелся удар, отошли и загнули свои фланги. В результате этого между 13-й и 20-й армиями образовался разрыв. Противник немедленно использовал его и развил наступление в направлении на Горки Красное. Вот когда пригодились бы для нанесения контрудара механизированные корпуса!

Правда, 21-я армия в это время несколько продвинулась вперед в направлении Бобруйска.

В этой обстановке по настоянию Ставки был отдан приказ о наступлении. Войска получили задачу: Отрезать прорвавшегося противника от его тыла на участках Городок — Витебск и Орша — Шклов с закреплением устойчивого фронта. Активными действиями отбросить велижскую группировку и разгромить группировку мехвойск противника в районе Горки, Мстиславль и Шклов{10}.

22-й армии приказывалось нанести удар в направлении Городок, Витебск. 19-я армия должна была овладеть к исходу 16 июля городом Витебском. 20-й армии к этому же сроку надлежало ликвидировать прорыв на фронте Орша, Шклов, а в ночь на 15 июля нанести удар на Горки и отрезать прорвавшиеся туда танковые части противника. Эти действия с рубежа р. Бася должна была поддерживать 13-я армия. Предусматривался ввод в сражение 4-й и 16-й армий, которым предстояло содействовать разгрому горкинской группировки противника. 16-й армии, кроме того, было приказано двумя дивизиями встретить выход противника на дорогу Смоленск — Ярцево.

С утра 15 июля некоторые наши соединения контратаковали противника, однако не добились реального успеха. Лишь 1-я мотострелковая дивизия 20-й армии несколько потеснила 18-ю танковую дивизию в 20 км восточное Орши. Действия же 69-го стрелкового и 5-го механизированного корпусов оказались безуспешными.

Войска 4-й и 13-й армий, за исключением 61-го стрелкового корпуса, не только не смогли принять участия в контрударе, но, втянутые в тяжелые оборонительные бои на некоторых участках, вынуждены были отойти за реки Бася и Сож, где их объединили под общим командованием командующего 13-й армией генерал-лейтенанта В. Ф. Герасименко.

К исходу дня 15 июля противник силами 2-й и 3-й танковых групп и 9-й полевой армии стремился ударами по сходящимся направлениям завершить окружение 20, 19 и 16-й армий, захватить Смоленск и открыть путь на Москву. Для обеспечения этой операции с юга враг наступал на Ельню, Дорогобуж.

19-я армия частью сил отходила на Смоленск, Ярцево, другие ее соединения сосредоточивались восточнее Смоленска.

План гитлеровцев разгромить нашу группировку в районе Смоленска имел целью устроить здесь для наших войск новые Канны. Для этого противник наносил сильные удары с Витебского направления танковыми войсками Гота на Духовщину Ярцево, с юга, с фронта Красное — Горки, в направлении Смоленск — Заборье танковыми частями Гудериана.

Оперативное положение наших войск в районе Смоленска было крайне невыгодным, но, несмотря на это, они проявили много смелости, маневренности, упорства и не дали врагу осуществить его замысел.

20-я армия, наиболее укомплектованная и имевшая в наличии все свои соединения, при развертывании вела упорные бои западнее Смоленска с сильно загнутыми флангами.

16-я армия сосредоточивалась в районе Смоленска. К 15 июля туда из ее состава прибыли и вступили в сражение только три дивизии, в том числе одна танковая.

К исходу 15 июля 7-я танковая дивизия 3-й танковой группы противника при сильной поддержке авиации вышла с севера к Ярцево и перерезала шоссе Смоленск — Москва. В тот же район враг выбросил и воздушный десант. Теперь наши войска в районе Смоленска были глубоко охвачены с востока и отрезаны от основной артерии снабжения.

В руках нашего командования в этом районе не имелось каких-либо резервов, чтобы нанести контрудары и укрепить оборону и таким образом предотвратить развитие наступления противника на Смоленск или Вязьму.

16 июля главнокомандующий Западным направлением донес в Ставку: Подготовленных в достаточном количестве сил, прикрывающих направление Ярцево, Вязьма, Москва, у нас нет. Главное — нет танков

Закончив свои дела в районе 16-й армии, я направился в Ярцево, еще не зная, что оно находится под угрозой захвата противником, чтобы доложить маршалу Тимошенко о положении дел. Едва я успел проскочить на рассвете 16 июля автостраду, как ее перерезали вражеские танки, наступавшие со стороны Духовщины. Штаб фронта уже перебазировался из Ярцево в район Вязьмы. Я передал донесение с офицером связи, а сам занялся организацией контратаки. Командиру 44-го стрелкового корпуса генерал-майору В. А. Юшкевичу, находившемуся в районе Ярцево (фактически здесь было до трех полков пехоты и столько же артиллерийских полков), была поставлена задача создать оборону на правом берегу р. Вопь. Одновременно были собраны остатки 38-й стрелковой дивизии и других частей в группу под командованием комбрига А. В. Горбатова, а в районе Смоленска из двух батальонов и нескольких танков создана группа под командованием начальника охраны тыла 20-й армии комбрига П. И. Киселева. Этим группам удалось отбросить врага от автострады.

Ожидать более существенных результатов от действий этих малочисленных частей, наспех вооруженных и сведенных воедино из разрозненных соединений, не приходилось. Я запросил у главнокомандующего направлением подкреплений и получил разрешение взять из состава 16-й армии 110-ю мотострелковую дивизию. Кроме того, Резервный фронт выделил нам еще 69-ю танковую дивизию, но для подхода этих соединений требовалось время, а враг стремился развить достигнутый успех.

К исходу 16 июля вражеские танки, ворвавшиеся в Смоленск с юга, овладели южной частью города. В тот же день 7-я танковая дивизия противника полностью захватила Ярцево. Теперь 20-я и 16-я армии, боевыми действиями которых мне было поручено руководить, а также 19-я армия были отрезаны от основных коммуникаций и оказались в полуокружении. Связь с тылом можно было поддерживать лишь по лесисто-болотистой местности южнее Ярцево через Соловьево.

110-я мотострелковая и 69-я танковая дивизии получили задачу с рассветом 18 июля нанести удар на Духовщину, разгромить 7-ю танковую дивизию противника и выйти к Смоленску. Эту задачу дивизии не выполнили, так как их действия по ряду причин начались разновременно и с опозданием. Само собой разумеется, что враг продолжал развивать свой успех.

Попутно стоит рассказать здесь об одном весьма интересном случае, который относится к первой половине июля (к сожалению, далеко не все его детали сохранились в моей памяти).

Из Ставки была получена телефонограмма следующего содержания:

Предполагается широко применить в борьбе против фашистов эресы и в связи с этим испробовать их в бою. Вам выделяется один дивизион М-8. Испытайте его и доложите свое заключение.

Долго я размышлял после этого, что это за эресы. Никто из окружающих меня командиров тоже никогда не слышал такого странного слова. И лишь когда прибыл дивизион этих эресов, я узнал, что это за оружие. Незадолго до войны, будучи председателем государственной комиссии по испытанию новых видов оружия, я видел эти эресы, правда, в то время их не называли еще ни эресами, ни катюшами. Они прибыли к нам с минами осколочно-фугасного действия.

Новое оружие мы испытали под Рудней. 15 июля 1941 г. во второй половине дня непривычный рев реактивных мин потряс воздух. Как краснохвостые кометы, метнулись мины вверх. Частые и мощные разрывы поразили слух и зрение сильным грохотом и ослепительным блеском.

Эффект одновременного разрыва 320 мин в течение 10 секунд превзошел все ожидания. Солдаты противника в панике бросились бежать. Попятились назад и наши солдаты, находившиеся на переднем крае вблизи разрывов (в целях сохранения тайны никто не был предупрежден об испытаниях).

Это было одно из первых боевых испытаний эресов. После опыта я послал донесение в Ставку с подробным описанием результатов. Фронтовики дали самую высокую оценку нашему новому оружию.

Захват южной части Смоленска 16 июля 1941 г. был связан с тем, что мы в то время не научились еще организовывать оборону крупных населенных пунктов малыми силами, в частности, расположенными в них гарнизонами. В условиях второй мировой войны при минимальной подготовке города могли быть превращены в прочные опорные пункты, которые нелегко было бы преодолеть противнику, даже с помощью крупных сил авиации, танков и артиллерии.

Наличие в городах каменных сооружений с подвалами, возможность баррикадирования и противотанкового укрепления улиц, особенно в центральных кварталах, где они представляют собой узкие дефиле, и другие подобные мероприятия позволяют сковывать крупные силы врага.

Надо сказать, что партийная организация области во главе с первым секретарем Смоленского обкома Д. М. Поповым проделала значительную работу по эвакуации промышленного оборудования, ценностей, гражданского населения. Неплохо была налажена ПВО в городе, вопросами которой занимался председатель Смоленского городского совета депутатов трудящихся Вахтеров.

Однако, несмотря на эти усилия, непосредственная подготовка к обороне города со стороны городских и областных организаций оказалась недостаточной. Это же можно сказать и относительно мер, предпринятых начальником гарнизона полковником Малышевым, который формировал в городе дивизию, но успел создать лишь слабую бригаду. Причина нашей неудачи заключалась главным образом в отсутствии опыта в обороне городов. Условия, если бы подготовка началась своевременно, позволяли организовать сопротивление врагу, нужно было привлечь силы милиции, войск НКВД, а также рабочих и служащих.

Основной костяк войск, действовавших в районе Смоленска, составляли, как известно, силы 16-й армии (46-я и 152-я стрелковые дивизии). За несколько дней до захвата Смоленска, поскольку левый фланг 152-й стрелковой дивизии был открыт, Лукин сформировал подвижной мотоотряд: один батальон пехоты, две саперные роты, дивизион 76-мм пушек, дивизион 122-мм гаубиц — и выдвинул его юго-западнее Смоленска под Красным. Отрядом командовал подполковник П. И. Буняшин, комиссаром был батальонный комиссар И. И. Панченко. На линию Воскресенск — Ополье с целью занятия обороны была направлена бригада полковника Малышева, состоящая из батальона милиции и трех батальонов добровольцев из Смоленска.

Для проведения рекогносцировки и организации обороны с отрядом Буняшина и бригадой Малышева выехал начальник артиллерии армии генерал-майор Т. Л. Власов.

Отряд Буняшина 9 июля вступил в бой под Красным с мотоциклетным полком 29-й мотодивизии противника. Мотоциклетный полк попал в засаду на походе и почти весь был уничтожен. Были взяты пленные и около 100 мотоциклов. Пленные показали, что им было приказано занять Смоленск и было сказано, что там советских войск нет. Остальные полки этой дивизии вступили в бой северо-западнее Красного с 57-й танковой дивизией 20-й армии. Если бы под Красное не был выдвинут мотоотряд, то мотоциклисты ворвались бы в Смоленск 9 июля, что создало бы угрожающее положение для 16, 20 и 19-й армий. В бою с мотоциклетным полком был убит начальник артиллерии армии генерал-майор Т. Л. Власов.