Глава восьмая Враг устремляется на Москву

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава восьмая

Враг устремляется на Москву

События, происходившие с 14 августа по 30 сентября, составили первый период боевых действий Брянского фронта. С 1 октября начался второй период. К этому времени немецко-фашистское командование, выполнив свою задачу на южном участке советско-германского фронта — заполучив в свои руки Киев, — нашло возможным все силы группы армий Центр, значительно усиленной к этому времени, бросить на московское направление.

Нельзя хотя бы кратко не рассказать о поистине трагическом финале действий нашего соседа, Юго-Западного фронта, ибо он имел самое непосредственное влияние на то, что произошло затем в районе Орла и Брянска.

Еще к концу августа 1941 г. явно обозначилось намерение противника нанести сильные удары на флангах Юго-Западного фронта. Начальник штаба этого фронта генерал-майор Тупиков со знанием дела проанализировал сложившуюся обстановку и внес единственно правильное предложение о немедленном отводе войск фронта. Оно встретило, однако, резкие возражения со стороны Сталина, и Военный совет фронта вынужден был отклонить его. Генерал Тупиков считал, что меры, принятые главкомом Юго-Западного направления южнее Кременчуга с целью ликвидации плацдарма противника, не принесли успеха. Противник расширял плацдарм и выходил непосредственно к Кременчугу, распространяясь на север. Отчетливо выявился замысел противника ударом с севера на Конотоп, Ромны и далее на юг и ударом с юга от Кременчуга на север в направлении Лубны выйти в глубокий тыл фронта.

Чтобы противодействовать ударным группам противника, по мнению начальника шгаба, требовался ввод крупных противотанковых резервов, живой силы и массированное воздействие авиации. Этих средств в распоряжении командования фронта не было. Небольшие силы (две — три стрелковые дивизии, два — три артиллерийских полка) могли быть сэкономлены за счет дальнейшего ослабления войск в районе Киева и южнее. Эти силы могли задержать дальнейшее продвижение ударных групп неприятеля лишь на 5–6 дней, но отнюдь не локализовать удар.

Начальник штаба Юго-Западного фронта предлагал, усилив фланги выводом сюда нескольких стрелковых дивизий и артиллерийских полков, начать отвод основных сил фронта на рубеж р. Сула и р. Псел. В процессе отхода могло быть выведено в резерв еще несколько стрелковых и артиллерийских соединений и частей, и эти меры могли предотвратить окружение, так как войска фронта, измотанные в предшествующих двухмесячных боях, кроме низкой боеспособности с точки зрения численности и вооружения, были морально ослаблены, их сопротивление в окружении не могло быть длительным. Предложение генерал-майора Тупикова было отклонено на заседании Военного совета фронта под давлением Ставки.

При этом член Военного совета фронта М. А. Бурмистенко сказал, что Киев ни в коем случае оставлять нельзя. Испанцы, не имевшие армии, сумели удержать Мадрид свыше года. Мы имеем все возможности отстоять Киев и, если войска фронта попадут в окружение, будем оборонять Киев в окружении.

Сталин в данном случае пренебрег одним из главных принципов военной стратегии о необходимости сберечь армию, даже рискуя потерять территорию. Когда возникает дилемма — удержать территорию или отводить войска, сохраняя их боеспособность, как правило, следует идти на сохранение армии, жертвуя территорией.

Командующий Юго-Западным фронтом генерал-полковник М. П. Кирпонос под давлением Сталина не смог принять своевременно мер для спасения своих армий, хотя и знал, что угроза окружения стала неизбежной.

В первые дни, когда окружение стало свершившимся фактом, быть может, не исключена была возможность для удара по противнику, вышедшему на тылы, с задачей прорыва кольца окружения и выхода на новые рубежи, т. е. удара с перевернутым фронтом. В самом начале окружения вражеский фронт едва ли был повсеместно прочным, поэтому при организованном ударе он мог и не устоять. Однако Сталин разрешил отход из Киева слишком поздно.

Тяжелым итогом этого явилось то, что значительное количество войск Юго-Западного фронта, попавших в окружение, погибло или было пленено. Эту участь разделило и командование фронта. У меня имеются довольно подробные сведения об этом, почерпнутые из рассказов очевидцев подполковника Бородина, майора Жадовского, старшего лейтенанта Кривича. Их свидетельства показывают незаурядную личную храбрость руководителей войск фронта, обреченных на гибель недальновидными действиями Сталина.

Восстановлю кратко ход событий на Юго-Западном фронте.

В первые дни сентября 1941 г. гитлеровские войска, форсировав в нескольких местах Днепр, быстро развивали успех. С севера стремительно двигалась танковая группа Гудериана, а от Кременчуга — танковая группа Клейста. Они замкнули кольцо в районе города Лубны. Все коммуникации были перехвачены врагом. Противник быстро распространялся от Чернигова к Остру, Козельцу, Пирятину.

16 сентября 1941 г. командный пункт Юго-Западного фронта находился возле г. Пирятин в с. Верхояровка. Здесь Военный совет фронта принял решение об отходе за р. Сула и далее на р. Псел. Но дороги в этом направлении уже были перехвачены пехотой и танками противника. Попытки совершить обход также не дали нужных результатов. Город Лохвицу враг захватил еще 13 сентября. Военному совету пришлось отходить на Куреньки, Пески, Городище.

К 17–18 сентября связь Военного совета со Ставкой и главкомом Юго-Западного направления была прервана. 18 сентября в Городище было принято решение отходить на Вороньки.

К этому моменту при Военном совете и штабе Юго-Западного фронта находилось приблизительно 3 тыс. военнослужащих. Кроме Военного совета, штаба фронта и Военного совета 5-й армии, политуправления и особого отдела фронта, было еще несколько отдельных воинских частей, тылы 37-й армии, подразделения пограничников и др.

19 сентября, находясь в Городище, Военный совет фронта сделал еще одну попытку выйти из окружения и создал ударную группу для прорыва вражеского кольца. Командиром группы был назначен генерал-майор И. X. Баграмян начальник оперативного отдела штаба фронта. Вслед за группой Баграмяна, которая должна была пробить проход через боевые порядки гитлеровцев, предстояло выйти из окружения Военному совету и штабу Юго-Западного фронта и всем примкнувшим к ним штабам и тылам.

Группа Баграмяна дала врагу жестокий бой, прорвала кольцо, вышла из окружения и впоследствии соединилась с основными силами Красной Армии. Но едва ударные подразделения Баграмяна вырвались из кольца, как гитлеровцы его вновь замкнули. У Военного совета уже не было сил и средств, чтобы сразу повторить попытку прорыва.

К рассвету 20 сентября 1941 г. колонна Военного совета Юго-Западного фронта сосредоточилась около рощи Шумейково, находящейся возле хутора Дрюковщина Сенчанского района Полтавской области (от Шумейково до г. Лохвица 12 км).

В колонне Военного совета фронта имелось пять — семь бронемашин роты охраны штаба фронта, четыре противотанковых орудия и пять счетверенных пулеметов. Танков не было.

Людей в колонне насчитывалось около 800 человек, преимущественно офицеров. Из руководящего состава в колонне находились: командующий войсками Юго-Западного фронта Герой Советского Союза генерал-полковник М. П. Кирпонос, члены Военного совета фронта дивизионный комиссар Е. П. Рыков и секретарь ЦК Компартии Украины М. А. Бурмистенко, начальник штаба фронта генерал-майор В. И. Тупиков, командующий войсками 5-й армии генерал-майор танковых войск М. И. Потапов, члены Военного совета армии дивизионный комиссар М. С. Никишев и бригадный комиссар Е. М. Кальченко и др.

С каждым часом положение окруженных осложнялось. Брезжил рассвет. Надо было где-то укрыться до наступления ночи. Роща Шумейково имела в ширину не более 100–150 м и в длину 1–1,5 км. В роще росли старые липы, дубы, клены и густой кустарник. Протекал родник. Здесь-то и решено было укрыться от врага до вечера.

Ранним утром 20 сентября туман плотно окутал рощу. Личный состав стал готовиться к предстоящему бою. Жители близлежащего хутора Дрюковщина поделились с воинами продовольствием.

Часов в 9 — 10 утра туман рассеялся, выглянуло солнце, стало теплее. Было принято решение днем не двигаться, а продолжать движение только с наступлением темноты, так как впереди была открытая местность. Одновременно была организована оборона, выставлено наблюдение и выслана разведка. Разведка установила, что все дороги вокруг Шумейково заняты гитлеровцами и дальнейшее движение невозможно. Но наши люди не пали духом, продолжая готовиться к бою. В эти часы опасности многие командиры и бойцы вспоминали своих родных, близких. Они знали, что, быть может, их ждет гибель, но смело смотрели в глаза смерти. Об этом рассказывают колхозники, к которым заходили бойцы и командиры, вырвавшиеся из Шумейково после боя 20 сентября.

К 10.00 20 сентября с востока и северо-востока перед рощей появилась группа танков врага, развернувшись в боевой порядок. Она с ходу открыла огонь по роще. Вслед за танками шли автоматчики. Затем гитлеровцы начали стрелять из минометов. Бойцы и командиры, вооруженные винтовками и автоматами, во главе с командующим фронтом заняли круговую оборону по опушке рощи. Противотанковые орудия и бронемашины начали обстрел вражеских танков.

Контратаки окруженных следовали одна за другой. Враг продвигался вперед, но очень медленно. Раненые бойцы и командиры, способные держать оружие, продолжали борьбу, тяжелораненых относили в глубь рощи и к копнам хлеба.

Во время одной из контратак, когда дело дошло до рукопашной, гитлеровцы дрогнули. Но быстро оправились. В это время командующий фронтом Кирпонос был ранен пулей в левую ногу и с трудом спустился в долину.

Вражеские танки обтекали Шумейково. Огонь артиллерии и минометов все усиливался. В 18.00–18.30 Кирпонос, Бурмистенко с группой командиров отошли в глубь рощи к роднику. В непосредственной близости от них разорвалась вражеская мина. Осколки мины попали командующему фронтом в грудь и голову. Раны оказались смертельными. Через несколько минут М. П. Кирпонос умер.

После гибели командующего член Военного совета Бурмистенко, посмотрев на часы, сказал: Через 40–50 минут наступит темнота, мы будем спасены, соберем группу командиров, в 9 часов вечера выступим и прорвемся к своим…

Старший политрук Жадовский — ныне майор, бывший порученец члена Военного совета Юго-Западного фронта дивизионного комиссара Рыкова, вспоминает: Вечером 20 сентября я с майором Гненным, адъютантом Кирпоноса, пришел в условленное место, но Бурмистенко там не оказалось. С тех пор неизвестно, где он, удалось ли ему выбраться из рощи или нет.

До сих пор ничего не известно и о другом члене Военного совета фронта Рыкове. В последний раз его видели в 16.00 на опушке рощи Шумейково со стороны дороги Исковцы — Мелехи.

Уже через несколько часов после начала атаки гитлеровцы вывели из строя все бронемашины, противотанковые орудия, пулеметы. У защищавшихся в роще остались лишь автоматы, пистолеты, гранаты. С наступлением темноты враг, полностью окружив рощу, закрыл все выходы и продолжал обстрел осажденных из орудий и минометов. Ряды наших воинов редели. Но это не заставило их сложить оружие и сдаться в плен. Некоторые офицеры Красной Армии, будучи тяжелоранеными и неспособными самостоятельно передвигаться, сами стреляли в себя, но в плен не сдавались. Большинство из находившихся в роще погибло в неравном бою. Небольшому числу людей удалось выйти из окружения и соединиться с частями Красной Армии. Только очень немногие были пленены.

Наступила ночь на 21 сентября. Гитлеровцы непрерывно освещали рощу ракетами. Вели яростный огонь. Вдруг воцарилась тишина. Послышались стоны раненых. Фашисты, видимо, умышленно прекратили стрельбу, ибо сразу же раздался громкий голос: Русс, сдавайсь, жить будешь, кушать будешь. Затем опять начался обстрел. Через некоторое время снова наступила тишина. Кто-то закричал на чистом русском языке: Выходите, немцы в пленных не стреляют. В другом конце рощи также кто-то крикнул, что немецкое командование предлагает сдаться, обещая жизнь и свободу.

Почти всю ночь с 20 на 21 сентября гитлеровцы жестоко обстреливали находившихся в роще. Разозленные тем, что обреченные на гибель советские воины не сдаются, гитлеровцы открыли ураганный огонь из орудий, танков и минометов, почти непрерывно бросали в рощу гранаты. По осажденные продолжали отстреливаться, хотя с каждым часом их огонь становился все слабее и слабее.

На рассвете 21 сентября майор Гненный и старший политрук Жадовский подползли к трупу командующего фронтом Кирпоноса, сняли с него шинель и Звезду Героя Советского Союза, срезали с кителя петлицы со знаками различия. Труп командующего укрыли в кустах, тщательно замаскировав его ветвями и листьями.

Под покровом ночи на 21 сентября, когда неприятель полностью окружил рощу, группа наших командиров попыталась вырваться из вражеского кольца или погибнуть в неравном бою с врагом. Эту группу возглавлял генерал-майор Тупиков. Группа сделала попытку прорваться к хутору Авдеевка, что в 3 км от рощи Шумейково. На пути к этому хутору имеется глубокий овраг, поросший дубами, липами, кустарником. Но попытка, по-видимому, не удалась. Враг плотным кольцом охватил рощу. Лишь отдельным командирам удалось добраться до хутора Авдеевка и спастись.

Житель этого хутора П. А. Примоленный рассказывал, что в ночь на 21 сентября к нему постучался, а затем вошел в хату молодой командир. Он рассказал Примоленному, что вышел из рощи Шумейково с большим начальником. Они пробирались под сильным огнем противника. Условились передвигаться по очереди, ползти 20 м, а затем сигналом Вперед! давать о себе знать. Но когда до лесочка осталось метров 150–200, рассказывал молодой командир колхознику Примоленному, большой начальник на условленный сигнал не откликнулся, значит погиб.

На поле, в нескошенном горохе, невдалеке от лесочка, через несколько дней колхозники хутора Авдеевка Нецко, Мокиенко, Гринько и др. нашли труп генерал-майора Тупикова и похоронили его здесь же. Вероятно, это и был большой начальник, о котором колхознику рассказывал молодой командир.

Сопротивление советских воинов, находящихся в роще, продолжалось до 22 сентября.

23 — 24 сентября колхозники села Исковцы, хуторов Дрюковщина, Авдеевка пришли в рощу Шумейково. Они увидели много убитых воинов Красной Армии, главным образом командиров. Эти колхозники, хоронившие командиров, вспоминали, что руки многих убитых сжимали пистолеты. В них не было ни одного патрона.

— Бились до последнего, последняя пуля — себе, — говорят колхозники.

В газете Лохвицкое слово, издававшейся гитлеровцами, в номере от 3 декабря 1941 г. была помещена заметка В долине смерти, в которой говорилось, что в Шумейково попали почти 500 высших командиров Красной Армии, они пытались своими силами найти выход из окружения. Среди этой группы генералов, комиссаров дивизий и корпусов были известный генерал танковых войск Потапов, комиссар корпуса Борисович-Муратов — автор ценных научных работ. Попытки генералов вырваться темной ночью были напрасными….

В роще Шумейково и близ нее насчитывается 32 братские могилы, в которых похоронено около 300 человек. Колхозники чтят память геройски погибших воинов Красной Армии. 30 мая 1943 г. тайком от фашистов жители ряда сел и хуторов пришли в рощу Шумейково и устроили импровизированный траурный митинг.

Еще во время похорон убитых в Шумейково, в сентябре 1941 г. колхозница Сердюк (Антоненко) из сельхозартели Вторая пятилетка села Исковцы положила знамя одного из артиллерийских полков в братскую могилу. Спустя два года это знамя было извлечено и доставлено в Москву. Знамя хорошо сохранилось.

В одной из могил были найдены два партбилета на имя Николая Николаевича Цветкова (№ 2659048) и Александра Афанасьевича Сайкина (№ 3911004).

Спустя два года, когда эта территория была освобождена, многое еще напоминало о трагических событиях, которые разыгрались в роще Шумейково в сентябре 1941 г. Здесь лежали сожженные бронемашины, разбитые автомобили, счетверенные пулеметы, неразорвавшиеся снаряды, патроны, гильзы.

Товарищи, фамилии которых я привел выше, в течение месяца с помощью местных жителей разыскивали трупы генералов и других командиров, погибших 20 сентября 1941 г. в роще Шумейково. Им удалось найти труп генерал-полковника Кирпоноса, генерал-майора Тупикова.

Трупы генералов Кирпоноса и Тупикова были доставлены с места первоначального погребения на станцию Сенча, а отсюда специальным поездом в Киев, где 18–19 декабря 1943 г. были похоронены с воинскими почестями.

К таким катастрофическим итогам привело грубое попрание Сталиным азбучных истин военной стратегии. Но на этом дело не ограничилось. Враг, реализовав план по оккупации значительной части Украины, обеспечив свой южный фланг, завладев ресурсами богатейших областей нашей страны, получил свободу рук для удара в сердце советской державы, по ее столице Москве.

Замысел гитлеровского командования в запланированном им комплексе операций, целью которых было овладение Москвой, сводился к следующему: ударами сильных группировок из Духовщины, Рославля и Шостки в восточном и северо-восточном направлениях расчленить фронт обороны наших войск, окружить и уничтожить войска Западного и Брянского фронтов в районе Вязьмы и Брянска, не допустив их отхода к Москве. В дальнейшем мощные подвижные клинья должны были охватить Москву с севера и юга и во взаимодействии с наступавшими на Москву с запада и юго-запада 9, 4 и 2-й армиями овладеть советской столицей.

Директива гитлеровской ставки на осуществление этой решающей операции, получившей кодовое наименование Тайфун, была издана 16 сентября.

Подготовка к операции заняла около двух недель. Они ушли на перегруппировку и щедрое пополнение войск группы армий Центр. Если на 15 сентября в ней насчитывалось 58 дивизии, при этом на московском направлении действовало 46 дивизий, то на конец сентября на Западном направлении против трех наших фронтов — Западного, Резервного и Брянского — было уже 77 дивизий (в том числе четырнадцать танковых и восемь моторизованных), что составляло 38 % всех пехотных и 64 % всех танковых и моторизованных дивизий, находившихся на Восточном фронте. К этому же времени все дивизии были пополнены, их численность, за редким исключением, почти равнялась штатной. Наступление группы армий Центр поддерживалось 2-м воздушным флотом, насчитывавшим 950 самолетов. В результате противник получил превосходство над нашими войсками по личному составу в 1,4 раза, по танкам — в 2,2 раза, по орудиям и минометам — в 2 раза и по самолетам — более чем в 2,5 раза.

Как явствует из сказанного, одним из главных трамплинов для взятия советской столицы враг считал район Брянск, Орел.

Чтобы овладеть как можно скорее этим районом, наступавшая здесь 2-я танковая группа под командованием Гудериана была тоже пополнена и состояла теперь из семи пехотных, пяти танковых, четырех моторизованных, одной кавалерийской дивизий и одной моторизованной бригады.

На рославльском направлении цротив 50-й и 3-й армий действовали три армейских корпуса 2-й гитлеровской армии.

На 30 сентября положение войск танковой группы (с 6 октября 2-я танковая армия) Гудериана, по его собственному свидетельству, было следующее:

48-й танковый корпус выступил из района Гадяч, Штеповка и направился через Недригайлов на Путивль…

24-й танковый корпус выступил из Глухова на Севск, Орел, имея впереди 3-ю и 4-ю танковые дивизии, за которыми следовала 10-я мотодивизия.

47-й танковый корпус (18-я и 17-я танковые дивизии) выступил из Ямполя, продвигаясь своим правым флангом в направлении на Севск.

29-я мотодивизия должна была следовать уступом влево на Середина Буда.

Оба корпуса (35-й и 34-й армейские корпуса. — А. Е.), на которые была возложена задача обеспечения флангов, выступили, двигаясь частью сил через Костобобр, частью через Ромны, 1-я кавалерийская дивизия располагалась на западном берегу реки Судость в районе севернее и южнее Погар{2}.

Таким образом, на брянском направлении противник превосходил нас по численности больше чем в два раза, а по танкам — больше чем в 10 раз. На направлении главного удара превосходство было еще более значительным.

Общее наступление на Москву началось 30 сентября. Противник, используя свое громадное превосходство в силах, нанес свой первый удар на левом крыле нашего фронта, на недавно прирезанном фронту участке, в стык 13-й армии и группы генерал-майора Ермакова. Главный удар наносили 47-й и 24-й танковые корпуса. Спустя два дня был нанесен мощный удар и по войскам двух других фронтов, оборонявших московское направление.

Части 13-й армии и группа генерала Ермакова, получившие еще 28 сентября приказ о переходе к обороне{3}, завязали напряженные бои. Вражеская группировка превосходила войска 13-й армии и группы Ермакова по людям в 2,6 раза, по артиллерии и минометам в 4,5 раза, превосходство в танках было абсолютным, так как танков у нас здесь почти не было. К исходу 30 сентября войска 13-й армии вели упорные бои с мотопехотой и танками противника, наступавшими в направлении Севск, Суземка. Особенно сильное давление противник оказывал на левый фронт 13-й армии.

Группа генерала Ермакова к исходу дня вынуждена была отойти на восток. Связь с ней нарушилась.

Танковые и моторизованные части врага, развивая наступление, к вечеру 1 октября на участке 13-й армии уже заняли Середину Буду, а 25–30 танков прорвались на ст. Комаричи.

На участке группы Ермакова 24-й танковый корпус своими мотомехчастями и пехотой при поддержке 150 танков и 30–40 самолетов 1 октября в 13.00 занял город Севск, отрезав группу Ермакова от 13-й армии. Вместе с тем создалась угроза охвата всего левого крыла Брянского фронта крупными силами танковых и механизированных соединений противника. Здесь действовало со стороны врага около 500 танков. Из района Севска 24-й танковый корпус развил наступление на Орел, 47-й танковый корпус — на Карачев, Брянск, а 29-я моторизованная дивизия, усиленная пехотой и пулеметными подразделениями, развернула наступление во фланг 13-й армии, стремясь сломать ее фронт. Этот фланговый удар был направлен в самое больное место 13-й армии. Он был самым опасным и для всего нашего фронта, так как угрожал ему полным окружением.

2 октября обстановка на фронте стала еще более напряженной. 2-й гитлеровская армия, перейдя в наступление, прорвала оборону в полосе правого соседа — 43-й армии Резервного фронта. Развив успех на стыке 43-й и 50-й армий, противник 5 октября захватил Жиздру, поставив под угрозу правый фланг и тыл 50-й армии. Было ясно, что части 2-й армии стремятся соединиться восточнее Брянска с войсками Гудериана и окружить всю нашу брянскую группировку. На левом крыле фронта противник продолжал развивать наступление. Отразив в районе Хутора Михайловского контрудар соединений 13-й армии, части 47-го и 24-го танковых корпусов противника 3 октября овладели Орлом, глубоко охватив войска Брянского фронта с востока.

Здесь следует сказать несколько слов об Орле. В тылу Брянского фронта, на расстоянии 200–250 км от переднего края, в Орле находился штаб Орловского военного округа. Командующим войсками округа был генерал-лейтенант А. А. Тюрин. Он часто приезжал к нам для ознакомления с положением дел на фронте и в свою очередь информировал нас о мероприятиях по организации обороны города.

Таким образом, Тюрин отлично знал, что происходит на фронте, а мы имели основание считать, что знаем положение в глубоком тылу фронта. Орел находился за пределами района, отведенного Брянскому фронту. Ответственность за оборону Орла была возложена на Военный совет Орловского военного округа. 30 сентября, когда на левом крыле фронта противник прорвал нашу оборону, я сообщил об этом начальнику штаба Орловского округа (Тюрина в это время в городе не было). Одновременно дал ряд практических советов об использовании сил и средств, имевшихся в распоряжении округа, для организации обороны города. Я знал, что в это время в Орле было четыре артиллерийских противотанковых полка. Кроме того, в районе Орла сосредоточился гаубичный артиллерийский полк, который должен был перейти в подчинение фронта, но так как он был далеко от линии фронта и не успел прибыть к определенному сроку, я передал его Орловскому военному округу для усиления обороны города. В распоряжении штаба округа имелось также несколько пехотных частей, находившихся в самом городе.

Начальник штаба округа ответил мне по телефону, что обстановка им понятна и что оборону Орла они организуют как следует. Он заверил меня даже, что Орел ни в коем случае не будет сдан врагу.

Ясно, что длительная оборона города при наличии пяти артиллерийских полков, которые смогли бы отразить лишь первоначальный удар танков противника, была невозможной. Правда, части Орловского гарнизона получили около 10 тыс. бутылок с горючей смесью для борьбы с танками противника, о чем мне говорил Тюрин. Это несколько улучшало положение. Во всяком случае, можно было надеяться, что, организовав оборону, штаб округа задержит продвижение противника, что позволило бы эвакуировать мирное население и наиболее ценное имущество, взорвать важные оборонные объекты, прежде всего разрушить железнодорожный узел, угнать или уничтожить подвижной состав и т. д.

На самом деле получилось иначе. 3 октября в Орел ворвались танки врага. Когда гитлеровцы вошли в город, то, по свидетельству Гудериана, там ходили трамваи. В руки врага попал без боя важный административный центр, крупный узел железнодорожных и шоссейных дорог, ставший базой для дальнейших действий немецко-фашистских войск. Враг получил также возможность использовать отличную шоссейную дорогу.

4 октября 47-й танковый корпус противника занял Локоть и развил наступление на направлении Навля, Свень. Одновременно соединения противника повели наступление на Карачев. К утру 6 октября войска Брянского фронта, продолжавшие удерживать на западе свои оборонительные рубежи, оказались обойденными с тыла. Противник занял все главнейшие коммуникации и отрезал войскам фронта все пути к его тылам. Для обороны Карачевского района с тыла командованием фронта была создана группа войск в составе 108-й танковой дивизии (20 танков) и 194-й стрелковой дивизии под командованием моего заместителя по тылу генерал-лейтенанта М. А. Рейтера{4} и члена Военного совета по тылу бригадного комиссара В. Е. Макарова.

Так руководителям тыла пришлось заниматься не только снабжением войск фронта, но и организовывать войска и руководить боем.

Следовало бы остановиться несколько более подробно на деятельности наших тылов в начальный период войны.

Управление оперативным тылом в условиях общего отхода наших войск и неоднократного нарушения коммуникаций сопровождалось многими трудностями. Вследствие ряда причин и прежде всего нарушения проводной связи и отсутствия более надежных ее средств (радио, самолетов) сложность управления тылом, таким образом, состояла в том, что у его руководителей нередко отсутствовали данные об оперативной обстановке.

Командование фронтов и армий в той сложной обстановке зачастую не имело возможности конкретно руководить тылом.

Действительное положение тылов Западного и Брянского фронтов оказалось в резком противоречии с тем порядком, который был разработан для тылов в мирное время. Ряд баз снабжения оказался в непосредственной близости от линии фронта. Вследствие этого базы выходили из строя при первых успехах наступающего противника. Так произошло в районе Вязьмы на Западном фронте и частично в районе Карачева на Брянском фронте.

Надо сказать, что к концу октября сложилось такое положение, когда все тыловые учреждения Москвы и Московской зоны были переданы Западному фронту, начальник тыла которого оказывался во главе всей системы материального обеспечения войск в районе столицы. Это не могло не повлиять отрицательно на снабжение войск других фронтов Московского стратегического района, в том числе и Брянского фронта. На работу военного тыла продолжала отрицательно влиять незакончившаяся перестройка экономики страны на военный лад.

В системе военного тыла шла организационная перестройка. На наиболее ответственные участки работы были назначены коммунисты, а на должности комиссаров органов и служб тыла прибыли опытные партийные работники, бывшие секретари обкомов, горкомов, райкомов партии, хорошо знающие народное хозяйство и оказавшие, благодаря этому, неоценимую помощь кадровым военным хозяйственникам в таких вопросах, как сплочение личного состава тыла, широкое использование в интересах войск местных ресурсов и производственной базы. Политические органы и партийные организации всей системы тыла практически, личным примером показывали образцы беззаветного служения народу, заботясь о том, чтобы раненым были созданы благоприятные условия для лечения, чтобы на фронт своевременно подвозилось все необходимое для жизни и боя.

В те дни продолжалась эвакуация на восток заводов, фабрик, рабочих и их семей, советских учреждений, учебных заведений, различного оборудования, огромных запасов хлеба, скота, сельхозмашин и других народнохозяйственных ценностей. На органы тыла Красной Армии была возложена задача всемерно содействовать этой эвакуации, предоставляя вагоны, автомобили, рабочую силу и др.

Москва и Московский промышленный район были главной и решающей базой, поставляющей войскам вооружение, боеприпасы, горючее, продовольствие, теплое обмундирование и принимавшей основные потоки раненых.

Железнодорожное базирование фронта к началу октября 1941 г. опиралось на железнодорожные участки: Верховье — Орел — Брянск (22 пары поездов); Льгов Брянск (18 пар поездов); Хутор Михайловский — Навля (16 пар поездов); Брянск Людиново (16 пар поездов); Брянск — Зикеево (12 пар поездов); Киров — Брянск Навля — Льгов (до 14 пар поездов); Канютино — Вадино — Дурово — Дорогобуж (10 пар поездов).

Протяженность железных дорог в границах Брянского фронта составляла около 700 км с пропускной способностью до 22-х пар поездов. Фронт имел две фронтовые распорядительные станции — Верховье и Орел в 200–250 км от линии фронта.

Армейские базы снабжения на Брянском фронте находились в 80 — 100 км

Ввиду сложности обстановки, связанной с отходом наших войск, доставка материальных средств на армейские склады часто прерывалась.

Автомобильные перевозки имели существенное значение в звене армия дивизия.

Большого внимания со стороны тыла потребовали к себе войска, выходившие из окружения. Их положение в санитарном отношении было более трудным, чем других войск. Для них были отведены специальные районы с обмывочно-дезинфекционными средствами, бельем и госпиталями Наиболее ослабевшие, с признаками дистрофии, получали специальное лечение и питание. Вскоре все, вышедшие из окружения, могли возвратиться в строй.

В снабжении войск нам серьезно помогало гражданское население. Так, с помощью гражданских организаций на местных предприятиях изготавливалось большое количество кухонь, ведер, термосов и т. д., были сшиты ватные чехлы, благодаря которым пища сохранялась в горячем виде в течение 4–5 часов.

Успешному переходу войск Московского направления на зимнее обмундирование содействовали трудящиеся Москвы, Московской, Тульской, Калининской и других прифронтовых областей.

После освобождения г. Калинина от немецко-фашистских захватчиков М. И. Калинин, выступая на партийном активе г. Калинина, особо подчеркнул значение того факта, что наша армия была хорошо одета, обута и накормлена. Он говорил: Возьмем и такой факт, как то, что наша Красная Армия прекрасно одета и обута и неплохо питается. Это засвидетельствованный всем миром факт, что наша страна сумела одеть и обуть свою армию лучше, чем немцы. А это на весах войны имеет очень большое значение{5}.

Известно, что гитлеровское командование, планируя молниеносную войну, вовсе не подготовилось к зимней кампании, и это дорого обошлось фашистским захватчикам.

Германское командование, — говорил Калинин, — совершенно не подготовило для своей армии зимнего обмундирования, что, несомненно, обошлось фашистским войскам в 200–300 тысяч замерзшими, не считая обмороженных{6}.

Обмороженных было больше, чем пострадавших от огня противника, — заявляет в своей Истории второй мировой ройны К. Типпельскирх{7}.

В период операций зимы 1941/42 г. советские войска вели весьма активные действия, вынудили врага выйти из теплых бункеров, с насиженных мест в населенных пунктах на заснеженные поля России и вести бой в суровых зимних условиях. Мы сами, как правило, передвигались по глубокому снегу и лежали в сугробах, но и противника заставляли это делать.

Наша армия в зимних условиях боевой деятельности оказалась значительно более подготовленной, чем фашистская. В этом главное.

Наши люди тоже могли обмораживаться. Человек — есть человек, русский или немец, украинец или поляк. Все могли обмораживаться в равной степени. Это зависело не от национальности, а от организованных мероприятий и управления войсками, от того, какие созданы условия войскам для зимних боевых действий, их подготовки и обеспечения.

Немецко-фашистские солдаты встретили первую русскую зиму в белье и рукавицах из бумаги, в эрзац-валенках на деревянной подошве, в соломенных ботах, в женских платках, отнятых у советских граждан, в пилотках и т. п.

Вернемся, однако, к отводу тыловых учреждений Брянского фронта в начале и особенно в середине октября. Он происходил в крайне сложных условиях. Движение войск Гудериана в северо-восточном направлении из района Хутора Михайловского отрезало тылы фронта. Оказавшись в изоляции, они вынуждены были вести бои, отходя на Мценск и Тулу. В этих условиях генерал М. А. Рейтер и был временно поставлен во главе боевого участка в районе Карачев.

Наступая на Карачев со стороны Орла, танковая группа противника вначале успеха не имела. Тогда она повернула на юг и двинулась лесными дорогами на Брянск.

Обстановка осложнялась с каждым часом на обоих флангах фронта: справа, под давлением противника, отходила 43-я армия Резервного фронта, и противник уже вышел во фланг и тыл нашей 50-й армии. На левом фланге, где я находился 3, 4 и 5 октября, положение было еще более тяжелым. Здесь совершенно нечем было сдерживать напор нескольких танковых, моторизованных и пехотных дивизий, развивавших стремительный удар в наш глубокий тыл и одновременно большой группой войск охватывавших с фланга 13-ю и 3-ю армии.

Еще ночью 2 октября я докладывал Б. М. Шапошникову о наметке плана действий войск фронта. При переговорах присутствовали член Военного совета фронта П. И. Мазепов, начальник штаба фронта Г. Ф. Захаров, начальник политуправления фронта А. П. Пигурнов и недавно прибывший начальник оперативного отдела штаба Л. М. Сандалов. К исходу 2 октября мы установили уже направление главного удара противника, ибо он ясно обозначился продвижением в глубину нашей обороны. Я коротко ознакомил Бориса Михайловича с обстановкой, которая складывалась очень невыгодно для войск Брянского фронта, так как противник нанес охватывающие удары. Нужно сказать, что командование и штаб фронта сделали серьезные выводы из того горького урока, который нам был преподан врагом в сентябре. При повороте группы Гудериана на север мы очень чутко следили за изменениями обстановки и стремились не допустить, чтобы враг использовал элемент внезапности. Теперь маневр врага был нами своевременно разгадан, и сразу же был сформулирован замысел необходимых контрмероприятий. Об этом я и докладывал начальнику Генерального штаба, чтобы получить его одобрение, без которого мы не имели права осуществлять какие-либо принципиальные изменения в действиях войск. Наш план состоял в том, чтобы в случае выхода противника в наши тылы немедленно начать отвод войск и нанести удар по врагу, прикрываясь с фронта небольшими заслонами, используя для этого четвертую или третью часть войск, и выйти на новые рубежи, указанные Ставкой.

На это предложение Б. М. Шапошников с присущей ему вежливостью ответил, что в Ставке придерживаются другого мнения, что следует не маневрировать, а прочно удерживать занимаемые рубежи. Я знал, что возражать бесполезно. Нужно было принимать меры к удержанию занимаемых рубежей. Тяжелая ответственность за безопасность столицы легла на наши плечи. С невеселыми думами после этого разговора выехали мы на машинах на левое крыло фронта по маршруту Карачев Севск, чтобы остановить развитие удара противника на левом фланге 13-й армии. Здесь мы приняли все меры, чтобы ликвидировать прорвавшуюся группировку неприятеля ударом левого фланга 13-й армии с севера и группы Ермакова с юга.

В течение четырех суток (2, 3, 4 и 5 октября) шли ожесточенные бои. Войска проявили большое упорство и храбрость, хотя продвинуться вперед и не смогли. Силы были слишком неравными. Но, тем не менее, 13-я армия не сдала своих позиций, ведя бой на месте. Уже это было большой победой. Мы выиграли время и пространство, столь необходимые для организации последующего контрудара с перевернутым фронтом. Группа генерала Ермакова, отрезанная от 13-й армии, под давлением танковых дивизий вынуждена была отойти в направлении Амони.

Следует особо отметить действия 42-й танковой бригады и 287-й стрелковой дивизии. Они показали чудеса храбрости и решительности в ходе контратак 3, 4 и 5 октября. Я и член Военного совета Мазепов находились в этих соединениях и помогали их командирам в организации боя. 5 октября танки противника все же вклинились в наши боевые порядки и прижали ВПУ (временный пункт управления) к болоту. Машины, на которых мы приехали, и рация застряли в трясине. Мы с членом Военного совета и офицерами оперативного отдела штаба оказались пешими и без связи. Обстановка же требовала немедленных переговоров с Москвой и принятия ряда других мер по упорядочению управления войсками и их перегруппировке. Переправившись вброд через реку и отыскав грузовую машину, добрались до г. Локоть, оттуда на самолете По-2 полетели в штаб фронта. Этот полет по прифронтовой полосе был далеко не безопасным, учитывая господство противника в воздухе и то, что в самолете, рассчитанном на одного пассажира, мы оказались вдвоем с Мазеповым. Добравшись до аэродрома под Брянском, к вечеру 5 октября мы вернулись на КП фронта в районе ст. Свень.

На КП фронта я выслушал доклад начальника штаба фронта Захарова об изменениях, которые произошли в положении фронта за время нашего отсутствия, и тут же доложил об обстановке в Генеральный штаб.

Теперь еще более отчетливо обозначилось оперативное окружение войск фронта. Я вновь изложил наш замысел, настаивая на скорейшем решении Ставки. Б. М. Шапошников на сей раз отнесся внимательно к моему докладу и обещал поставить о нем в известность Верховного Главнокомандующего, решение которого незамедлительно передать нам.

В ожидании ответа из Ставки прошла томительная ночь с 5 на 6 октября. В 9 часов утра я прилег немножко отдохнуть. Поднявшись, спросил о приказе из Москвы; его не было; выслушал по телефону доклады о положении армий. Связь имелась со всеми армиями, кроме группы Ермакова. Еще накануне вечером я узнал из доклада одного командира-танкиста, что противник уже ворвался на южную окраину Карачева, но северная и западная окраины города еще удерживались нашими войсками. Мост в городе был взорван, и противник не мог проникнуть по Брянскому шоссе из Карачева на Брянск. Тогда же я отдал приказание начальнику штаба фронта выслать дополнительно разведку в район проселочной дороги, идущей параллельно Брянскому шоссе из Карачева на Брянск.

В 14.30 6 октября танки и мотопехота 17-й танковой дивизии противника, двигаясь лесными дорогами южнее и юго-западнее Брянского шоссе, вышли на командный пункт штаба фронта, опередив нашу разведку и опрокинув прикрытие.

В маневренных условиях войны подвижные средства борьбы — танки, мотопехота и авиационные десанты — могут быстро проникать в глубину боевых порядков противника и осуществлять обход, охват и окружение. Поэтому совершенно не исключена возможность нападения противника на крупные штабы, даже на штабы армий и фронтов. Так получилось и с нашим штабом. Танки противника, двигаясь по лесной дороге колонной и ведя периодически огонь вправо и влево, вышли, как я уже сказал, на командный пункт штаба фронта.

Командный пункт штаба располагался в районе ст. Свень в густом сосняке в двух домах. В одном из них размещался Военный совет фронта, а в другом политическое управление. Остальные отделы и управления находились в землянках. Враг не знал точного местонахождения штаба и полагал, по-видимому, что он расположен ближе к Брянску или в самом городе. Поэтому, простреливая дорогу и лес по сторонам, танки противника проходили по сути дела через КП фронта, не замечая его. Их беспорядочным огнем было разбито лишь несколько штабных автомашин.

Я знакомился с последними данными обстановки, нанесенными на карту, когда оперативный дежурный, быстро войдя ко мне, доложил: Товарищ командующий, танки противника идут прямо на КП и уже находятся в 200 метрах от нас. Я выскочил на крыльцо домика и увидел, что танки подходят к КП.

Начальник штаба и член Военного совета, также уведомленные об опасности помощником оперативного дежурного, поспешно выехали на запасной КП фронта в районе Белева, где оказались к утру 7 октября. Отсюда они донесли в Ставку Верховного Главнокомандования, что командующий Брянским фронтом погиб на командном пункте фронта при ударе танков врага 6 октября около 16 часов.

Когда фашисты подошли к КП фронта, то он был, что называется, на полном ходу: имелась связь по прямому проводу с Москвой и со всеми штабами армий. Все было организовано, как полагается во фронтовом штабе, и работа шла своим чередом. Многие оперативные документы, еще не отправленные на новый командный пункт, находились здесь же. Захват их противником нанес бы большой вред. Необходимо было спасти документы. Это было крайне сложно под носом у противника, танки которого проходили совсем рядом, громыхая и лязгая гусеницами и ведя беспорядочную стрельбу.

Я возглавил личный состав штаба и охраны. Мы вступили в бой с мотопехотой врага, следовавшей за танками на автомашинах. Противник был ошеломлен и понес потери. На помощь нам подошли три танка, а затем два артиллерийских дивизиона и 300 бойцов мотострелкового подразделения танковой бригады. Тем временем аппаратура связи была снята и вывезена на новый КП, все оперативные документы спасены.

Отдав распоряжение об отходе начальнику охраны штаба полковнику Панкину, я выехал в штаб 3-й армии.

С приездом в 3-ю армию я получил возможность лично и письменно отдать приказ о повороте фронта и руководить его осуществлением в 3-й и 13-й армиях. В 50-ю армию приказ был послан шифром. Таким образом, управление войсками не прекращалось. Лишь на несколько часов выключилась связь, когда я переезжал с КП фронта в 3-ю армию.

Вражеское командование решило, что с выходом 47-го танкового корпуса к Брянску окружение армий нашего фронта завершено и первоначальные задачи 2-й танковой армии выполнены. Исходя из такой оценки обстановки, 7 октября оно поставило задачу продолжать наступление. Суть сводилась к тому, чтобы при первой возможности наступать на Тулу и далее на Коломну, Каширу, Серпухов, а первоначально на южном фланге захватить Курск.

К утру 6 октября войска Брянского фронта прочно удерживали занимаемый рубеж с запада, отражая яростные атаки противника, пытавшегося прорвать нашу оборону. Одновременно войскам фронта пришлось прикрываться и с тыла. В течение дня противник проник в тыл 50-й армии и ударом по лесной дороге Карачев Свень — Брянск овладел Брянском.

Заняв Жиздру, Карачев, Орел, Кромы, Дмитровск-Орловский, Севск, Локоть, Навлю и Брянск, противник перерезал главные коммуникации Брянского фронта, чем и поставил наши войска в условия оперативного окружения. Развивая наступление с тыла, гитлеровцы стремились рассечь наши боевые порядки и уничтожить войска фронта по частям.

Успеху противника способствовало отсутствие у Брянского фронта достаточных резервов для того, чтобы отразить мощные удары с флангов и тыла, а также то, что наша оборона в глубоком тылу в районе Орла не была организована. Поэтому гитлеровцы, повернув на запад, не боялись удара по своему тылу с востока. Сыграло роль и огромное превосходство противника в силах, его успехи на соседних фронтах.

Итак, 7 октября рано утром я отдал предварительные распоряжения, переговорив лично с командующими 13-й и 3-й армиями, а в 14.00 этого же дня отдал общий приказ о повороте фронта на 180°.

Войскам Брянского фронта предстояло нанести удар по противнику, вышедшему в тылы фронта, прорвать оперативное окружение и организовать борьбу с врагом на новых рубежах. Для этого нужно было произвести перегруппировку сил и подготовить их для контрудара по войскам неприятеля, действовавшим на флангах и в тылу. Одновременно с нанесением контрудара на восток и юго-восток необходимо было вести маневренную борьбу с запада, с севера и юга.

В Журнале боевых действий Брянского фронта за октябрь 1941 г. мой приказ о повороте фронта записан полностью:

Командующий Брянским фронтом генерал-полковник Еременко, находясь в штарме 3, с утра 7.10 отдал армиям фронта предварительное распоряжение и в 14.00 приказ о бое с противником с перевернутым фронтом:

Командующим 50, 3 и 13-й армий. Группам Ермакова и Рейтера. 7.10.41. 14.00.

1. Противник мотомеханизированными частями ударом в направлении Севск, Орел, Киров, Жиздра, Льгов перерезал коммуникацию фронта и создал явное окружение.

2. Армиям фронта строго организованным порядком, нанося удары противнику, пробиться и отходить за линию ст. ст. Ворошилово, Поныри, Льгов по рубежам:

1) Нехочи, Борщево, Суземка к исходу 9.10.