О смерти

О смерти

Приехав в Рим, Бенвенуто бросился к доброму кардиналу Медичи. Он поблагодарил его за письмо и попросил спасти его от ареста, а также, если можно, избавить от пени — штрафа. Тут выяснилось, что «большой друг» нотариус Бенедетто не умер, а выздоравливает, но, узнав о скором приезде Бенвенуто, заявил, что желает умереть, лишь бы досадить этому негодяю. Посмеялись…

— Для нашего и твоего приличия, — сказал затем кардинал, — потерпи дня четыре или пять и не показывайся на Банки. Потом ходи где хочешь, а полоумные пусть умирают, если им так нравится.

Бенвенуто последовал совету и активно принялся за работу, выполняя для папы мелкие заказы, но больше всего времени отдавая медали с изображением понтифика и женщины, изображающей Мир. В апреле медаль была выполнена в золоте, серебре и латуни, и он понес ее во дворец. Папа тут же принял Бенвенуто. От его работы он пришел в восторг: «Никогда у древних не было таких больших и красивых медалей!» Это была лучшая похвала, «древние» были знаком качества. Все присутствующие с интересом рассматривали и медали, и чеканы, а Бенвенуто «смиреннейше» произнес речь:

«— Если бы над властью моих зловредных звезд не было еще большей власти, которая помешала им в том, что они насильно чуть было не явили, ваше святейшество без своей и моей вины лишились бы верного и любящего слуги. А между тем, всеблаженный отче, в таких делах, где идешь на все, не будет ошибкой поступать так, как говорят некоторые бедные простые люди, когда они говорят, что надо семь раз примерить и раз отрезать. Если недобрый лживый язык одного моего злейшего противника, который так легко разгневал ваше святейшество, что он пришел в такую ярость, велев губернатору, чтобы, как только поймает, он меня повесил; то увидев потом такое неудобство, причинив самому себе великий вред, чтобы лишить себя слуги, о котором ваше святейшество само говорит, каков он, я думаю, наверное, что и перед Богом, и перед людьми ваше святейшество испытывало потом немалое угрызение…»

Это не вся речь, Бенвенуто дал папе «поученьице» на целую страницу и даже, по его утверждению, вогнал понтифика в краску, а потом сам же «отвел этот стыд», поменяв тему разговора. Папа заказал еще одну медаль со своим изображением, но с другим оборотом, на котором Моисей выбивал бы воду из скалы. Этим Бенвенуто и занялся. Помпео, узнав, что Бенвенуто в городе, нанял неаполитанских солдат то ли для защиты, то ли для нападения, а может быть, и для убийства своего врага, так что Бенвенуто без кольчуги и наручей из дому не выходил.

А папа Климент VII еще больше занемог, и врачи считали, что болезнь его очень опасна. Бенвенуто он принял ласково, принесенной медали с Моисеем очень обрадовался, хотя уже не мог оценить ее по достоинству. Даже в очках он плохо видел. «Он начал щупать их слегка пальцами; поделав так немного, он испустил великий вздох и сказал некоторым там, что ему меня жаль, но что если Бог вернет ему здоровье, он все устроит. Три дня спустя папа умер…» Это случилось 25 сентября 1534 года.

Все это как-то очень вдруг! В нашей литературе так не умирают. Мы гораздо бережнее и внимательнее относимся к моменту ухода человека из жизни. У нас уж умирают, так умирают, вспомните Льва Николаевича — смерть старого князя Безухова или смерть Андрея Болконского. А здесь — раз! И нет человека. Стендаль, который очень любил бытописание Челлини и ссылается на него несчетное количество раз в «Истории живописи в Италии» и в письмах, говорил, что Челлини оказал большое влияние на его прозу. В «Пармской обители», когда человек в одном абзаце пошел погулять, подрался, бежал, потом угодил в тюрьму, это особенно чувствуется.

В этой краткости изложения своя сила. После этой фразы — «Три дня спустя папа умер…» — создается ощущение, что в споре с Бенвенуто папа вел себя более достойно и вообще выиграл эту моральную тяжбу, хотя сам автор «Жизни…» все оценивает наоборот: мол, ишь какой я смелый и независимый! Папа тихо и достойно ушел со сцены, а Бенвенуто остался с неоплаченными долгами. Климент VII так хорошо к нему относился, а Бенвенуто и ковчежец не сделал, и с чашей затеял невообразимую бузу, и врал напропалую. Фраза Бенвенуто имеет окончание: «Три дня спустя папа умер, и я, хоть мои труды и пропали, не упал духом и сказал себе, что благодаря этим медалям я сделал себя настолько известным, что всяким папой, который придет, буду применен, быть может, с большей удачей».

Да, Бенвенуто не пал духом и, «похерив раз навсегда великие обиды, которые мне учинил Помпео; и вооружившись с ног до головы, пошел в Сан-Петро, поцеловал ноги покойному папе не без слез, потом вернулся в Банки поглядеть на великую сумятицу, которая наступает в таких случаях».

Дальше нельзя понять, в тот ли это было день или какое-то время спустя он сидел со своими друзьями, когда мимо проходил недруг-ювелир Помпео. Он шел с группой отлично вооруженных солдат, числом около десяти. Увидев Бенвенуто, он остановился и с наглым, вызывающим видом уставился на него. Друзья все обратили взоры к Бенвенуто, они готовы были в любой момент ввязаться в драку, но тот подал знак — нет! Это была его забота, и он не хотел, чтобы пострадали невинные люди. «Постояв эдак с две авемарии», то есть время для двух молитв, малое время, Помпео расхохотался и гоголем пошел прочь. Вся его компания тоже с хохотом последовала за ним. Все, кто окружал Бенвенуто, пришли в бешенство.

— Свои дела я сам улажу, и мне никто не нужен храбрее, чем я сам, — остудил он их пыл.

Друзья, хоть и понимали, что не трусость и не малодушие руководят Бенвенуто, «ушли ворча», а он сам направился следом за своим врагом. По дороге Помпео хвастал, какую «острастку» он задал Бенвенуто. На перекрестке ювелир зашел к аптекарю, а когда вышел, тут Бенвенуто и подоспел. Он так стремительно направился к Помпео, что его вооруженные молодцы невольно расступились. Дальнейшее произошло очень быстро. «Маленький колючий кинжальчик» в руке… жесткое объятие левой рукой. Помпео только и успел, что отвернуть голову, как получил удар под самое ухо, потом туда же еще раз… На втором ударе «он выпал у меня из рук мертвецом, что вовсе не было моим намерением, но, как говорится, бьешь не по уговору». Бенвенуто левой рукой выдернул кинжал из шеи поверженного, а правой выхватил шпагу, но никто не хотел на него нападать, все бросились к Помпео.

Бенвенуто медленно пошел прочь, размышляя, где бы укрыться, ясно, что домой в Банки идти нельзя. У него всегда находились друзья, которые с готовностью предлагали свой кров. Случилось так и на этот раз. А дальше — «двадцать тыщ курьеров», «явилась знать банкинской молодежи всех наций, кроме миланцев; и все мне предлагали отдать свою жизнь ради спасения моей жизни».

Понятно, что место пребывания Бенвенуто вскоре стало известно. Утром за ним явились вооруженные солдаты. Это был еще не арест, солдаты должны были препроводить Бенвенуто в дом кардинала Корнаро. Этот кардинал служил верой и правдой папе Клименту VII, к Бенвенуто он относился вполне благосклонно. Бенвенуто вели по улице, а следом шла молодежь Банки, все это напоминало не конвой, а триумфальное шествие.

Понятно, что родственники убитого Помпео стали искать на убийцу управу. Страсти разгорались. Кардинал Медичи сказал: «Постарайтесь отыскать моего Бенвенуто и приведите его сюда ко мне, потому что я хочу помочь ему и защитить его, а кто пойдет против него, тот пойдет против меня». Кардинал Корнаро обращался с Бенвенуто с величайшей учтивостью. Все словно раздумывали, что с ним делать.

13 октября, то есть на восемнадцатый день после смерти Климента VII, был избран новый папа. Им под именем Павла III стал шестидесятишестилетний Алессандро Фарнезе. Среди важных дел новый папа нашел время, чтобы справиться, какую там скандальную историю рассказывают про Бенвенуто Челлини. И получил ответ: «Этот Бенвенуто пребывает в бегах из-за убийства ювелира Помпео».

— Я не знал о смерти Помпео, — сказал папа, — но хорошо знал основания Бенвенуто. Так что пусть ему выправят охранный лист, с ним он будет вполне безопасен.

Такое решение папы не всем понравилось. Убийство есть убийство, и секретарь папы, миланец (Бенвенуто не жаловал жителей этого города) мессер Амбруоджо, заметил, что не стоит-де в первые дни своего папства оказывать милости убийцам. На это папа ответил:

— Знайте, что такие люди, как Бенвенуто, единственные в своем художестве, не могут подчиняться общему закону.

Вскоре Бенвенуто получил охранный лист и приготовился служить Павлу III. Папа поручил ему чеканить новые монеты. Похоже, что предсказания и надежды Бенвенуто сбывались, но враги его и недоброжелатели, а их было много, тоже не сидели сложа руки. Он заикнулся было, что хотел бы вернуть себе должность чеканщика монетного двора, но нашлись люди, которые посоветовали папе, кстати вполне резонно, до времени этого не делать. Человек, находящийся под следствием, не мог исправлять государственную должность, а получить прощение за убийство можно было только определенным образом. По обычаю в августе, в День святых Марий, по постановлению римских капориони (старшин) городских районов двенадцать осужденных получали прощение. Август — это когда еще будет, а до августа надо жить и жить!

Тут новая напасть. После убийства Помпео у Бенвенуто появился новый враг, куда более сильный и коварный. Это был внебрачный сын папы Павла III Пьеро Луиджи Фарнезе, отменный негодяй, интриган и развратник, он еще не раз появится на этих страницах. Кажется, зачем синьору Пьеро Луиджи Бенвенуто? Сам он, описывая всю интригу, явно что-то недоговаривает. У покойного Помпео была дочь, отец оставил дочери наследство в 3 тысячи дукатов — очень значительную по тем временам сумму. А у Луиджи был любимый слуга, молодой парень. Синьор решил женить слугу на богатой наследнице, а деньги, если не все, то значительную их часть, прикарманить. Но невеста требовала мести за отца и тянула со свадьбой.

Пьеро Луиджи подослал к Бенвенуто убийцу-корсиканца, предприятие сорвалось. Тогда он решил засадить Бенвенуто в тюрьму, но папе Павлу III нужны были новые монеты и медали руки Бенвенуто. Прошло два месяца или около того, благоволение папы к своему ювелиру несколько поубавилось, просто было не до него, и Луиджи отдал приказ об аресте. Друзья сообщили Бенвенуто день и час ареста. Здесь он понял, что, как сейчас говорят, «пора делать ноги». За два часа до назначенного срока Бенвенуто оставил Рим и направился во Флоренцию, которой правил «вечный и наследный герцог» Алессандро Медичи.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.